Цугцванг

      - А, - во рту пересыхает так, что язык прилипает к нёбу. Питер чувствует себя придурком, - а-алё, - боже, дай мне по роже, воет он про себя, - это я, это...       - Том, - голос Барнса не меняет интонации. Он узнал его, он узнал его по одному слову, Питер сейчас выплюнет гланды.       - Д-да, я...       - Я сейчас занят, это срочно? - его голос проползает заразным червём в горло, ни проглотить, ни выплюнуть, стоит комом.       - Мне хотят отрезать пальцы, - паникуя, выкрикивает Питер, внезапно смотря в расширившиеся глаза полицейских. Теперь они точно считают его тупицей. Он и сам себя сейчас считает тупицей, если честно.       Питер всё ещё смотрит на полицейских. У них напряженные позы. Они выжидают. Они кинули тушу оленя в клетку к гризли и наблюдают. Маячащая возможность повышения стоит у них перед глазами, и они не видят Питера, Питер им не нужен, им нужно сшить дело, Питер всего лишь инструмент.       Они смотрят, как Питер кивает, а потом спохватывается. Это же телефон.       - Они сказали что-то про тебя и мексиканскую границу, Джеймс... - смотрят, как Питера обрывают. Как он разжимает руку, сжатую на колене. Как тихо говорит: - я в Нью-Йорке, да, - говорит, - да, хорошо.       Как зажмуривается, складывая допотопный телефон и откидывает на стол.       - Он сейчас в Лос-Анджелесе, - Питеру неприятно. Кажется, ещё немного, и с их подбородков закапает слюна, - сказал, чтобы я приехал на базу к Старку.       - Тони Старку?       Нет, блядь, к другому Старку, у нас же так много Старков с оружейными базами. Питер кивает. Телефон вибрирует. Джеймс прислал данные машины, которая должна его отвезти, и номер водителя.       Питер не самый конфликтный человек — иногда — но через пять минут он уже ругается с полицейскими:       - Я не поеду на ёбаную базу Старка в прослушке, - он размахивает руками и орёт на весь кабинет, - меня вздрючат! Мне выпустят кишки и засунут в жопу одну из его ракет или дробовик.       Полицейские сдаются. Телефон приходится взять с собой.       Через десять — он звонит водителю, попутно уходя от участка как можно дальше, одной рукой держа телефон, другой — несчастную голову Антиноя, ох, ты и так трагически погиб, теперь тебя ещё таскают не пойми кто не пойми где. Через одиннадцать — разблокировывает номер Уэйда.       Входящий звонок. Как ожидаемо.       - Ты перестанешь поступать, как полный мудак, Питер? - сразу влетает ему в ухо, и Питер даже убирает экран от уха на сантиметр, - сходил в полицию? - ехидно продолжает Уэйд, - доволен собой?       - Да, сходил.       Питеру хочется закурить, но он не курит. Что за жизнь.       - А ты в курсе, что я узнал, кто были эти ребята, и можно было обойтись без легавых? - грудную клетку Питера потихоньку обхватывает чем-то, он пока не может понять чем. Как будто тонкие паучьи лапы пока что просто трогают его, но потом паук выпустит ядовитые клыки и вопьётся ему в сонную артерию, - конечно, нет, ведь ты решил, что дохуя у нас самостоятельный, - Уэйд повышает голос. Питер понимает его. Желудок ухает вниз.       Опять. Он сделал это опять.       Понадеялся на себя и вылетел в ещё низшее дно.       - Уэйд, я...       - Ты в полном дерьме, Питер, ты знаешь?       - Догадываюсь, - губы отказываются слушаться, - я сейчас еду на базу Старка, - он уже видит чёрную ауди с нужными номерами.       - Тони Старка?! - ой блядь, - какого хрена, Питер? Просто объясни мне к...       - Нет времени, - ауди тормозит рядом с Питером, чистая и глянцевая настолько, что Питер видит в ней своё дурацкое отражение вместе с дурацкой белой головой в руках, фиолетовым от удара под глазами и кровоподтёком на переносице.       Грузный водитель, явно имеющий дела поважнее, молча забирает у него голову и открывает заднюю дверь. Едут они также в полном молчании. Питер иногда смотрит на него в зеркало. У него лицо в форме груши и залысины. Его бороду уже тронула седина. На его пальце нет кольца.       Водитель надевает солнцезащитные очки, выходит и открывает дверь, достаёт голову. Питер выходит следом.       Питер знал, что базы Старка огромны, но чтобы настолько.       Когда его жизнь успела превратиться из обложки глянцевого журнала в худший полубоевик в истории кинематографа? Он, ссутулившись, идёт за необъятной спиной водителя, пытаясь засунуть руки в карманы, но тщетно. Приходится выпрямиться. Привычка. Питер, даже если бы захотел, не смог бы долго ходить, как подросток. Во-первых, он не подросток, во-вторых, балет по воскресеньям это вам не шубу в трусы заправлять. Открывается тяжёлая дверь. Они долго идут по стеклянному коридору, осматривая огороженную зеленую территорию, прежде чем автоматические двери распахнутся перед ними. Первое, что бросается в глаза — полосы от солнечного света, пробивающегося сквозь плотные шторы. Всё помещение больше похоже на пустой зал, чем на оружейную базу или хоть какую-то базу, связанную со Старком.       - О, - Тони Старк, выглаженный, вылизанный, сияющий как новенький цент, раскидывает руки в стороны и идёт Питеру навстречу, как будто они старые друзья, а ведь Питер до этого видел его только в восьмичасовых новостях, - Миа Уоллес собственной персоной, - он улыбается, как голливудская суперзвезда, его зубы настолько белые, что могли бы осветить всё здесь вместо ламп и ещё бы на улицу посвечивало, - а это что, - спрашивает он у водителя, кивая на голову.       - Антиной, - робко говорит Питер, - точнее его... г-голова, это...       - Любовник римского императора, - казалось бы, улыбаться ещё шире нельзя, но Тони Старк смог, - Хэппи, ты знал?       Водитель качает головой.       - А, - машет Старк рукой, - ни черта ты не знаешь, - и снова поворачивается к Питеру, - ну что, Уоллес, давно вы с Барнсом? - он проходит в более тёмную зону, Питер плетётся за ним. Там стоит низкий стол и два кожаных дивана. То есть, это не оружейная база. Скорее всего, ведь они даже не выезжали за пределы города. Питер замечает, там, где ещё более темно, подиум и шест.       На диване сидит красивая блондинка. Она, конечно, не совсем блондинка, её волосы скорее цвета тёмного золота, с рыжиной, и она выглядит очень свежей, с этим румянцем на щеках и носу, хрупкими плечами и атласным платьем. Она поворачивается, когда подходит Питер. Её улыбка чуть менее широкая, чем у Тони, но у Питера немного теплеет на душе что ли.       Становится спокойнее.       Нет никакой полиции. Нет никаких амбалов, которые ломают ему нос. Нет Уэйда, который а-я-тебе-говорил и нет тёти Мэй, с которой вообще всё непонятно.       Он возвращается к вопросу Старка.       - Д-два дня.       - О! - восклицает тот, - да это намёк на серьёзные отношения, Пепс, я смотрю, - они с женщиной смеются, - Уоллес, это Пеппер, моя жена.       Пеппер прикрывает улыбающийся рот ладонью.       - Почему Уоллес, Тони? - она не сводит взгляд с Питера. У неё сияющие тёмные глаза, у Старка потрясающий вкус.       Он наливает себе что-то в рокс и говорит:       - Ходят одинаково, - Пеппер закусывает нижнюю губу и легко кивает. Загорелая рука берёт рокс, - будешь? - спрашивает Старк у Питера. Питер только собирается качать головой, как Хэппи, но он продолжает: - пина колада? Мохито? Кокаин. Твист танцуешь?       Питер моргает.       - Белый русский, если можно.       - Какой вопрос, садись.       От Пеппер пахнет чем-то ненавязчивым и цветочным, и она вся похожа на фею, на эфемерную русалку, моргни, и она исчезнет, останется только пена. Старк щёлкает пальцами, одновременно поднимая трубку сотового, расстёгивает единственную застёгнутую пуговицу на кофейном пиджаке, ходит и говорит, говорит, говорит.       Через полминуты чьи-то руки уже ставят перед Питером низкий стаканчик с коктейлем.       Старк садится напротив. Питер двумя пальцами придерживает трубочку и обхватывает губами. Рука на стакане леденеет.       - А вы давно знакомы? - Питер, как любопытный щенок. Старк двумя пальцами, большим и указательным, приглаживает и так идеальную тёмную бородку, вспоминает.       - С Барнсом? Давно. В двухтысячном в сизо вместе сидели, я первый раз загремел по мелкому, он был трудным подростком, - он отпивает свой наверняка виски из рокса, - такой ушастый, длинный, как сейчас помню, вечно синяки под глазами, аж чёрные, ни разу не видел, как он спал. Потом его в реабилитацию быстро сунули, мне условный дали, - он допивает и смотрит сквозь донышко, - если бы не это его «сука, или стой на месте, или завалю, твою мать», как только я зашёл в камеру, может, и не познакомились бы.       Питер нервно усмехается. Стакан скользит в пальцах.       - Он заберёт тебя как только вернётся из Эл-Эй, - говорит Старк, наливая себе снова.       Разве он не поедет в Сан-Диего?       Но Питер молчит.       Питеру ни к чему задавать много вопросов. Больше вопросов — больше знаний, которыми он должен делиться с полицией. А так, можно сказать, мол, я не я и лошадь не моя, ничего не слышал, и не соврать.       - Не переживай, - Пеппер наклоняется за мартини. В её бокале много оливок. Штуки три, не меньше, Питер не успевает сосчитать, - здесь безопаснее, чем где-либо в этом дрянном городе.       Она говорит, как диктор на радио. Не сказать, что американка.       - Ты похожа на молодую Гвинет Пэлтроу, - говорит Питер, проглатывая весь коктейль. Во рту немного горчит, но больше холодно. Пеппер смотрит куда-то в угол, и Питеру меняют стакан на новый, полный.       - Это комплимент, мальчик? - на её коже не видно ни одной поры.       - Да, - честно отвечает Питер.       Пеппер поднимает бокал. Питер берёт свой и бесшумно прикладывает к нему. Старк присоединяется к ним.       - Ну что, - он снова пробегает пальцами по бородке. Может, если б у Питера была такая бородка, он бы тоже делал этот пафосный жест, чтобы быть, ну, ещё более пафосным, вы понимаете, - за любовь. Не ч...       - Тони, - тон Пеппер намеренно осуждающий, но только для вида. Её глаза улыбаются.       От Лос-Анджелеса до Нью-Йорка лететь девять часов. В макушке начинает зудеть. Маленькие спиральки вкручиваются прямо в череп и грызут, грызут. Питер впивается верхними зубами во внутреннюю часть губы, скользкую, мягкую, не прокалывает, зажимает, водит туда-сюда. Верхнюю челюсть вперёд, нижнюю — назад. Наоборот. Наоборот.       Через час Питер выпивает достаточно, чтобы смеяться над шутками Старка.       Через два они с Пеппер танцуют босиком. Не твист, конечно, но Питер правда старается.       Через три Питер не может собрать свою долбаную голову, она размазывается над шеей, она давит, она тянет всё тело к полу. Через четыре он забывает, где его куртка, где оба его телефона и где он сам, чёрт его возьми. Через пять его куда-то везут, а он пытается вылезть в окно по пояс, но его тошнит, и Пеппер приходится затащить его обратно в машину, а Питер смеётся, вытирая рот. Через шесть с половиной, почти семь, он лежит на ковре дома Тони Старка в Атлантик-Сити и смотрит в потолок, водя руками над головой. Если пошевелить длинными пальцами, они расплываются. Кажется, что пальцев больше, чем есть на самом деле.       Играет какая-то музыка, но Питер не разбирает, что именно. Что-то жутко знакомое и дико ироничное. Что-то мелодичное, он уже слышал это. Гитары, мужской голос, совсем немного клавишных. Он слышит обрывки слов, но не может уловить суть, хватается за отдельные буквы и слоги, но картинка не складывается. Он куда-то проваливается, снова и снова.       Он чувствует, как воздух касается его босых ступней и щиколоток, не прикрытых короткими для питеровых ног штанами Пеппер, голых рук без закатанной до локтя рубашки Тони, которая ему велика.       Он неосознанно подпевает, но не понимает, какие слова произносит его рот.       Как на нём оказалась эта одежда? Хуй его знает.       Питера куда-то несёт.       Неясно, играет одна и та же песня, или они просто все смешались у него в голове в непрерывный поток нот и голосов.       - Вы что, издеваетесь? - первое, что говорит Джеймс, когда переступает порог дома Тони. Питер даже не поворачивает головы, он играет пальцами, сгибает их, потом кисть, потом локоть. И заново, - это песня из Криминального чтива?       Тони довольно кивает, откинувшись на спинку дивана. Пеппер хихикает в бутылку минералки, закинув ноги на низкий столик.       Джеймс расстёгивает верхнюю пуговицу своей рубашки и, придерживая брюки выше колен, присаживается рядом с Питером на корточки.       - Том, - он едва касается уставшей рукой плеча Питера. Костяшки саднит. Особенно у мизинца. Он смотрит на засохшую корку от раны на носу Питера. Жалко. Питер опускает ресницы, чтобы перевести мутный взгляд на него. Его глаза огромные, его радужка сочного цвета чёрного шоколада, горького, с перцем, его зрачки мерцают, отражают блики, как зеркало.       - Можно ли считать любовь к себе гейством? - его язык заплетается, а полные губы еле двигаются. Джеймс видит, как поднимается его грудь под свободной белой тканью, поднимается каждая складка. От него пахнет спиртным и старковским кондиционером для белья, этот запах никогда не перебивают духи, Джеймс всегда его чувствует, - я же парень.       - Нам пора, - тихо говорит Джеймс.       Питер смотрит прямо в его лицо, но как будто сквозь. Веки слипаются.       - Я сказал Мэй, что люблю тебя, - Джеймс сводит брови. Рука пару мгновений не двигается на плече Питера. Что-то тяжелое опускается на обе ключицы и стекает внутрь, в углубления за ними, - потому что боялся разбить ей сердце, - он шепчет так доверительно, как ребёнок. Джеймс запоздало понимает, что не знает его возраста. Он вообще о нём ничего не знает. Кто такая Мэй? Его подружка? Девушка?       Только его юное белое лицо, только эти кудри, эти длинные ноги в...       - Вы что с ним сделали? - поднимает он голову к звёздной чете, - где его одежда?       Тони неопределённо машет рукой, мол, неважно, бери, что есть, или уезжай, и не было мальчика.       Все десять или около того часов Джеймсу казалось, что он что-то не учёл, что-то упустил из виду. Теперь всё встало на свои места. Тони Старк — абсолютно безответственный алкоголик. Вот, что он упустил.       Джеймс аккуратно поднимает Питера, обхватив руками подмышками так, что лицо Питера лежит у него на груди, а его собственные ладони вжимаются под его лопатки. Его ноги заплетаются, он становится носочками на кожаные туфли Джеймса и выдыхает под яремную впадину.       - Твою мать, Тони, это что, так сложно, не угробить пацана?       - А ла гер ком а ла гер, мистер Джеймс. До встречи, Миа Уоллес, - тянет Тони на манер американского гимна. Пеппер машет рукой из-за бильца дивана:       - Пока, мальчик.       А мальчик, надо сказать, конкретно отъехал.       Джеймс вытаскивает сонно мычащего Питера из дома на парковку. Старковский водитель выносит ему замшевую куртку Питера и... гипсовую голову? Да что здесь происходит.       Зубы сжимаются.       Джеймс привык всё контролировать. Ни одна муха не могла пролететь без его ведома, ни одна мышь не могла пискнуть, а это... дерьмо. Просто взяло и случилось. И сейчас, конкретно, в этот самый момент, Джеймс ничего не контролирует. Ни Питера, который сползает щекой по спинке сидения, ни себя, потому что замлевшие руки так и сжимаются на руле, и хочется надавить лбом на сигнал, чтобы это недоразумение очнулось, проснулось, объяснило, какого хера здесь творится, почему, вашу мать-перемать, с ним на переднем теперь едет ебучая голова, или назвало хоть одну причину таскаться с ним, а не бросить у ближайшего же фонаря вместо того, чтобы везти к себе домой.       Кого он вообще везёт к себе домой? Шлюху?       Браво, Джеймс. Ты превзошёл сам себя.