***
POV Автор Иосиф Виссарионович Сталин проснулся в отличном расположении духа. Ещё бы! Его самый главный и страшный враг мёртв. И как же вовремя он умер. Сталин был не слеп, и разведка ещё с 1940 года докладывала несколько раз о подготовке немецкой армии к вторжению. Он понимал, что катастрофа неизбежна, но, как страус, предпочитал прятать голову в песок. Красная Армия приводилась в состояние боевой готовности. Вёлся выпуск новой военной техники. Разрабатывалось новое оружие, и усовершенствовались имеющиеся образцы, но офицерский кадровый состав не так-то просто обучить. Они не успевали. Просто не успевали. Сталин продолжал надеялся, что время ещё есть. Что Германский Рейх не нападёт, пока не завоюет Британию. Нужно быть полным идиотом, чтобы объявить новую войну, не победив в предыдущей. Впрочем, Сталин сильно сомневался в интеллекте Гитлера и потому практически потерял сон. Когда ему сообщили о смерти Гитлера, он впервые за долгое время вздохнул свободно и ощутил надежду. Теперь время есть! Теперь точно успеют! Между СССР и Германским Рейхом были тайно проведены переговоры, которые были гораздо более успешными, чем переговоры Риббентропа и Молотова в ноябре 1940 года. Пришлось пойти на серьёзные уступки, но лучше так, чем война. Сталин пережил немало стресса, наблюдая, как Германский Рейх перебрасывал Вермахт к его границе в июне 1941 года. Армия Германского Рейха была самой сильной в мире в тот момент, и он понимал, что второго шанса удача может уже не дать Советскому Союзу. Требования, выдвинутые обеими странами были тщательно рассмотрены, обе стороны долго торговались. В итоге шаткое взаимопонимание было достигнуто. Сколько оно продержится ни одна сторона не знала. Оставшаяся Восточная Европа, в том числе с так интересовавшими Сталина, Финляндией, Болгарией и Югославией переходила под контроль Германского Рейха. Переговоры о Иране и Ираке зашли в тупик, это значило что, Германский Рейх планировал в скором будущем захватить эти богатые нефтью земли. Удалось договориться о соблюдение прав представителей славянских народов. Сталин твёрдо дал понять, что не потерпит плохого обращения с представителями южных славян — болгар, сербов, хорватов, боснийцев, македонцев, словенцев, черногорцев. Осознав, что СССР будет защищать братские народы любой ценой, вплоть до войны, немцы пошли на уступки, пообещав не притеснять местное население, кроме евреев, конечно. Сталин вздохнул. Это был полный провал. Он пошёл на невообразимые уступки. Если бы Гитлер ещё жил, он ни за что, не стал бы идти на такой унизительный и невыгодный для Союза компромисс с этим зарвавшимся расистом. Но испортить отношения с новым, кажущимся более адекватным правителем в лице Гиммлера он ещё успеет. СССР не был готов к войне, а нацисты уже показали свою готовность, и провоцировать их сейчас было неразумно. Наибольшего успеха удалось достигнуть в экономическом плане, где Германский Рейх и СССР договорились о сотрудничестве. Военная разведка сообщала очень тревожные вещи о техническом прорыве немецких ученых, но данные были настолько обрывочны и туманны, что единственное, что можно было предпринять в данный момент, это выжидать. В Ленинграде полным ходом шла очень многообещающая разработка нового оружия.***
POV Анна Мы вернулись в Берлин. Я заполнила свои дни изучением немецкого, танцев и этикета и использовала любую возможность для пассивно-агрессивного бунтарства. После наших стычек он с особым рвением овладевал мною по ночам, вынуждая умолять его остановиться или наоборот не останавливаться. Ему нравилось ломать моё сопротивление, а я стремилась доказать себе и ему, что всё ещё хозяйка своей судьбы. Прошло три месяца, наступил март 1942 года. Германия вторглась в Турцию. Не люблю радоваться чужим бедам, но я не могла не вздохнуть с облегчением поняв, что СССР временно оставлен в покое. Впрочем я понимала, что время отведённое моей стране стремительно утекает. Немцы изучат мои девайсы, изобретут страшное оружие и поставят весь мир на колени, а виновата в этом я. Надежда на то, что не получится у них сразу перепрыгнуть к сверхмощному оружию, во мне ещё жила. Может, ещё есть несколько лет или десятков лет? Настроение было мерзкое. Рейнхард не ночевал дома последние две ночи. Я знала, что он не воздерживается. Скорей всего опять проводил «инспекции» в борделе. Я кипела, думая над тем, как же с ним тяжело. В первый раз, когда он пришёл домой, пахнущий чужими духами и со следами помады на воротнике, я чуть было не устроила истерику, но вовремя сдержалась. Я знала, на что шла, знала, что у него дома жена с детьми. Он никогда ничего мне не обещал и ничего мне не должен. Он давал, а я брала то, что предлагали. Я была в чужом, опасном мире без средств к существованию. Мне некуда и не к кому было бежать. Я совершала элементарные ошибки, оговаривалась, делала высказывания, которые ни один человек из сороковых годов не сделал бы. Гейдрих слушал с улыбкой, иногда объяснял, почему так, а не иначе, и словно в очередной раз убеждался, что меня нельзя выпускать на волю. Единственный раз, когда я увидела на его лице что-то отдалённо напоминающее уважение, это когда не закатила истерику в тот вечер. Он ожидал ссоры, а я удивила его. Между нами установилось хрупкое взаимопонимание. Границы были чётко очерчены, и я не переступала через них. Мне следовало быть признательной, что меня не убили и не пытали. Я до сих пор не понимала, почему так. Видимо, сыграло свою роль спасение его жизни. Плюс Рейнхард был аморальным человеком, которому чертовски нравился тотальный контроль надо мной. С момента возвращения в Берлин он приходил со службы раздражённым. Фюрер Гиммлер хотел сделать его рейхсфюрером. Что в принципе было логично, и Гейдрих был не против большей власти, но категорически не согласен с постоянным переездом в Берлин. Слишком молодой, в общем-то, для своей должности тридцатисемилетний мужчина тяготился своей чисто административной работы. Ему хотелось приключений и боевой славы. Он верил, что идеальный офицер СС не только сидит за рабочим столом, но и участвует в боевых действиях. Однажды вернувшись из кабака вдрызг пьяный, он по секрету сообщил мне, что обязательно получит Железный крест за отвагу. Тогда я отмахнулась от его слов. В тот прохладный мартовский день я сидела в саду, кутаясь в плед, и читала книгу. Точнее выписывала незнакомые слова. Мой немецкий всё ещё был слаб, но я старалась, несмотря на минимальную практику. У Рейнхарда практически не было на меня времени. Ничто не предвещало беды, когда двери в сад распахнулись, и вошли два военных. Один в фельдграу форме попроще, а второй в кожаном плаще и чёрной форме гестапо. Я никогда прежде его не видела и сильно напряглась. «С каких это пор по дому Гейдриха гуляют непонятные эсэсовцы?» — мелькнула страшная мысль, что он устал от меня и решил избавиться. Гестаповец стоял скрестив руки за спиной и разглядывал меня. Назвать его красивым было сложно. Круглые голубые глаза, тёмно-русые волосы, едва заметные из-под фуражки, и естественно прилизанные гелем. Форма очень ему шла, делала почти что красивым, если долго не приглядываться и не анализировать черты лица. А вот если приглядываться, то можно было заметить под глазами слишком тёмные круги, слишком женственные губы, немного пухловатое лицо и множество маленьких родинок. Солдат обратился ко мне на сносном русском, но с сильным акцентом. — Анна Плотникова? Пройдемте с нами, пожалуйста, — после его слов земля ушла у меня из-под ног. — Вы здесь по поручению Гейдриха? Солдат что-то перевёл офицеру. Он посмотрел на меня с плохо скрываемым раздражением и грубо что-то сказал по-немецки. Судя по тому, что солдат не перевёл, это было совсем уж грубо. Он лишь показал рукой на выход из сада. — Никуда я не пойду с вами, — взвизгнула я. Пока я не узнаю точно, что Рейнхард от меня избавляется, ещё стоит побороться. А вот если лишусь единственного покровителя, то всё, конец. Офицер СС не привык, что ему отказывали. Психанув, он попытался схватить меня, но я увернулась и бросила в него плед. Солдат двинулся было помочь своему командиру, но мои испуганные крики о том, что Гейдрих им головы поотрывает, остановили его. Он застыл на месте, неуверенно переводя взгляд с меня на гестаповца. А тот времени даром не терял. Скинув с себя плед, бросился на меня. Я выплеснула ему в лицо стакан молока и бросила тарелку с печеньем. Просто из вредности. В итоге он выволок меня из сада и дотащил до машины. Когда мы оба оказались на заднем сидении, машина тронулась. Он смотрел на меня с яростью и пытался платком очистить себя от крошек печенья. Я довольно улыбалась. Но хоть как-то перед смертью им насолю. Мы приехали к ресторану в центре Берлина. Я удивилась. Место совсем не было похоже на то, куда тебя затаскивают, чтобы больше уже никогда не выпустить живым. — Сама пойдешь или устроишь концерт? Предупреждаю, будет хуже, если мне придётся тебя тащить. Я смерила его величественным взглядом и процедила: — Пойду. Ох, надеюсь Гейдрих не причастен к этой поездочке и вот-вот вмешается, чтобы меня спасти, иначе этот чувак припомнит мне и молоко, и печеньки. Мы вошли в ресторан и прошли мимо столиков. Больше половины людей в ресторане были немецкие офицеры, вторая половина богато одетые женщины и мужчины. В отдельной комнате за столом сидел сам Генрих Гиммлер и какая-то красивая женщина. Его сложно было не узнать, он выглядел прямо как на фотографиях. В пенсне, чёрной форме СС, пухломордый и, прямо скажем, не красавчик. Но я помнила о том, что он был далеко не дурак, и старательно спрятала и свою неприязнь к нему, как к врагу СССР, и отвращение к его личности. Я напряглась, но напомнила себе, что вряд ли он знает что-то плохое обо мне. Рейнхард прятал меня ото всех. Да и война с СССР не началась, так что имею право находится в Берлине. Я улыбнулась и вежливо склонила голову, здороваясь. Он так и не встал, но на лице не было откровенного приговора мне. Может фюрер и не должен вставать при виде женщины? Гиммлер заговорил на немецком, а дама переводила для меня на русский. — Добрый день, фройляйн Анна. Спасибо, что приняли моё приглашение. Я скосила глаза на «приглашение», стоящее рядом со мной, всё ещё с крошками печенья на груди, и злобно подумала, что не мешало бы ему по яйцам двинуть. — Добрый день, господин фюрер. Для меня большая честь с вами познакомиться. — Вы уже познакомились с штурмбаннфюрером Хельштром? Майор мило улыбнулся, как будто мы только что не бросались в друг друга едой, щёлкнул каблуками сапог и представился. — Мой фюрер, я не успел представиться даме. Штурмбаннфюрер СС Дитер Хельштром к вашим услугам. Он подошёл и поцеловал мою руку, а потом отодвинул для меня стул, приглашая сесть. Вот лицемерная свинья! Но у меня в тот момент были проблемы посерьёзнее. Я выжидательно посмотрела на Гиммлера, отмечая на редкость умные глаза, прячущиеся за бликами пенсне. При взгляде на этого пухловатого мужчину с еврейским лицом и глупой растительностью на лице легко было недооценить его. Я напомнила себе, что именно он принял на работу Гейдриха, а не наоборот. Именно он начинал подъём к власти вместе с Гитлером и закладывал фундамент отрядов СС. Он не был глуп, хоть и выглядел таковым. Я не стану совершать ошибку, недооценивая этого смертельно опасного человека с видом простофили. — Это фрау Эльза Бауэр. Она будет для нас переводить, — женщина кивнула мне и улыбнулась без особого подобострастия, но и без неприязни. — Я хотел встретиться с женщиной, которая увлекла моего самого незаменимого сотрудника. Гейдрих ничего про вас не рассказывает, как будто вас не существует, но пить по кабакам с адъютантами он стал гораздо реже. Это навело меня на мысль, что он прячет что-то дома, и я был прав. Так расскажите же мне, прелестная фройляйн, почему Рейнхард вас прячет? Майор рядом со мной затаил дыхание, наблюдая за мной. Надеялся что у меня будут проблемы? Не дождётся. — Что вы, господин фюрер, в моей скромной персоне нет ничего загадочного. Просто дело в супруге Рейнхарда. Мы лишь стараемся соблюсти нормы приличия. POV Автор Генрих смотрел на русскую девушку перед ним и не мог понять, что Рейнхард в ней нашёл. То, что она его зацепила, было очевидно любому, кто его знал. Он изменился, стал вести себя странно, и это не могло не пугать Гиммлера. Он не мог лишиться такого ценного кадра и близкого друга. Не считая ярко выраженных монголоидных черт лица, не было в её внешности никаких серьёзных изъянов. Её можно было даже с натяжкой назвать красивой, но на любителя, а любителем азиатов Гиммлер не являлся. Милое личико сердечком, в меру пухлые губы, высокие скулы, высокий лоб, прямой нос, аккуратный подбородок — Гиммлер придирчиво изучал девушку, как селекционер лошадь. И чем больше он видел, тем в больший шок приходил. О чём только думал Гейдрих? Ему и так уже сыпались обвинения в еврействе, которые не подтвердились после серьёзной проверки родословной уважаемым генеологом. Его близко посаженные монголоидные глаза не раз со злорадством использовались, как аргумент о его расовой нечистоте. Гиммлер не одобрял смешение арийской расы с азиатами, а тут такое прямо под самым носом. Шеф Тайной полиции, глава РСХА спит с женщиной низшей расы. Генрих ничего не имел против интрижек на стороне, даже наоборот продвигал полигамию и планировал узаконить двоеженство. Но то между немцами и арийками для рождения большего числа истинных арийцев, а не с русскими. Нужно было срочно положить конец этому позору, но Гиммлер боялся злить Гейдриха. Он, в принципе, его боялся. Когда он его нанимал много лет назад, этот высокий, долговязый молодой мужчина сразу понравился ему острым умом и стратегическими навыками. Гитлер после первой встречи сказал, что он очень талантлив и очень опасен. И теперь Гиммлер осознал, что вырастил слишком уж могущественного зверя. Нет, он не чувствовал опасности захвата власти, но Гейдрих вертел им как хотел. Блестящий оратор в лаконичном военном стиле. Он всегда бил в точку, не теряя своего лоска. Порой после разговоров с ним Гиммлер был ошеломлён, настолько умело он всегда излагал своё видение вопросов и их решение, не позволяя возразить. Он начинал с краткого описания, затем приводил аргументы, плавно подводящие к главному козырю, который Гейдрих выкладывал на стол последним, и, наконец, выводы, против которых невозможно было ничего возразить. Иногда Гиммлер приходил в себя лишь после его ухода и тогда посылал ему свой контрприказ, делая вид, что тот якобы исходит от фюрера. Гейдрих, столкнувшись даже со слабым сопротивлением рейхсфюрера всегда отступал, таким образом между мужчинами никогда не портились отношения, но теперь Гитлера не стало и Гиммлеру было сложней отбиваться. Гейдрих с его железной логикой, иногда просто обезоруживал Гиммлера и тот злился. При этом отношения у них были действительно тёплые, и Генрих искренне переживал за друга. Лишь поэтому он позволил себе влезть в личные дела Гейдриха. Рейнхард однажды уже лишился карьеры из-за любви и похоти, в результате оказавшись на пороге дома Гиммлера в поисках работы. Молодой двадцатисемилетний мужчина произвёл неизгладимое впечатление за двадцать минут, набросав примерное устройство задуманного Гиммлером отдела. Шеф СС инстинктивно почувствовал, что случай привёл к нему прирождённого контрразведчика, обладавшего здравым умом. Гейдрих обладал всеми свойствами начальника секретной службы: аналитическим умом, склонностями к математике, безжалостностью к врагу, отсутствием моральных принципов, умением строить развёрнутую агентурную сеть и способностью видеть людей насквозь. Обладая шестым чувством, он был способен предугадывать ходы противников. Гейдрих разработал плотную систему контроля за людьми, проживающими на территории Германского Рейха и оккупированных земель, которая должна была обеспечить тотальное господство НСДАП и вестись под его руководством. Ранее полиция вступала в дело лишь при возникновении реальной опасности и ограничивалась задержанием государственных преступников. Гестапо Гейдриха должно было работать на опережение и арестовывать несогласных с режимом ещё до того, как они сами осознавали свою оппозиционность и нанесли вред правящей партии. С некоторым удивлением Гиммлер наблюдал за развернувшим активную деятельность подчинённым. Он с удовольствием поощрял все его начинания, и Гейдрих стремительно перепрыгивал с одной ступеньки служебной лестницы на другую. И вот блестящий взлёт опять под угрозой. — Анна, когда вы планируете вернуться к себе на Родину? Я мог бы поспособствовать вам. Думаю, вам следует вернуться на территорию СССР. Наверняка вы соскучились по дому и близким? Лицо девушки на мгновение перекосило от такой нескрываемой демонстрации того, что ей не рады в Берлине. Эмоции она не умела скрывать от слова совсем. Она обиделась и расстроилась и всё это было написано на её лице. Ещё одна причина, почему ей не место рядом с шефом СД. — Я собираюсь в ближайшие две недели вернуться домой. Точных дат пока нет, но родные меня заждались. — Отлично. Если желаете, я могу обеспечить вам сопровождение до границы с СССР. Времена сейчас неспокойные. Не хотелось бы, что бы с вами что-то случилось в дороге. Рейнхарду предстоит отправиться на территорию Турции, как только война закончится. У него не будет на вас времени. Право, это в ваших же интересах, вернуться домой, предупреждение повисло в воздухе. — А теперь, к сожалению, вынужден прервать наше приятное знакомство. Много дел. Она понимающе кивнула. Вид у неё был, как у щенка, которого пнули. Увы, но чистота расы требует жертв. POV Анна Новый фюрер ушёл, а я осталась сидеть, морально раздавленная. Никогда прежде в жизни мне не приходилось испытать на своей шкуре расизм. Россия многонациональная страна, в которой вообще никого не притесняют, и я никогда даже не задумывалась, какого это — жить в другой стране и ежедневно терпеть оскорбительное отношение. Пришло осознание, что именно за то, чтобы я жила так беспечно и свободно, и отдал свою жизнь мой дед. Конечно, иногда у нас отпускают шуточки про темнокожих, про евреев, про выходцев из бывших Советских Социалистических Республик и даже про геев, но это всё без зла. Нет в русских сердцах той ядовитой, опасной ненависти, что бурлит у народов других стран по отношению к отличным от них. Гордость за Россию послужила немалым утешением в тот момент, но всё равно было обидно. Ещё и от того что всё им, пока, сойдет с рук. Я задумалась и, лишь заметив движение слева, поняла, что Дитер всё ещё сидел рядом. В чёрном кожаном плаще с сигаретой в руках он склонил голову на один бок и изучал меня. Без особой надежды, что меня поймут, я сказала на английском: — Эти штуки очень вредные. Они тебя убивают. Он вздёрнул брови с удивлением. Ответил насмешливо на более хорошем английском, чем был у меня: — Какая трогательная забота о моём здоровье. — Что же ты сразу не заговорил со мной на английском? Зачем нужно было водителя просить переводить? — Мы в сердце Великого Германского Рейха. Не считаю нужным использовать примитивный язык янки. Скоро весь мир будет учить немецкий. Больше он ничего не сказал. Мы посидели в тишине. — А ты должен мне десерт. — Вот почему ты не пошла по-хорошему? Можно же было вести себя как воспитанная женщина, — вспомнив о покрытой крошками форме, он принялся отряхиваться с помощью белых кружевных салфеток. — А ты мог бы и повежливей ко мне обратиться. Сам напросился. — Да, когда устраивался на работу в гестапо, в списке моих должностных обязанностей числилась вежливость, — какой колючий! — Так что насчёт десерта? — Твоя взяла, но не здесь, — он встал и подал мне руку. — Слишком уж помпезное место. Я получше знаю. — Ты же не думаешь, что я с с тобой, куда-то пойду? — э-э-э нет, никуда я с ним не пойду. — Не бойся, ничего я тебе не сделаю. Фюрер дал тебе срок убраться из Берлина, да и попадать на плохой счёт у Гейдриха я не хочу. — Я и не боюсь! Не надо меня на слабо брать. Думаешь я совсем дурочка? Он лишь улыбнулся и пошёл прочь. Постояв пару мгновений, я двинулась следом. Никуда я с ним не пойду. Обойдусь без печенья. Выйдя на улицу, я осмотрела его чёрный Мерседес. Он стоял возле машины и курил. — Я сама доберусь до дома. — Исключено, я тебя довезу без приключений. — Слушай, ты и так уже в моём списке засранцев. Не усугубляй, — я скорчила слёзное лицо, и забормотала: — Он… он был очень груб и тащил меня за руку. У меня точно будут синяки, Рейнхард. Он наговорил мне много грубостей. Накажи его, любимый. Вместо того, чтобы испугаться, он откинул голову назад и расхохотался: — Начинаю понимать, что Рейнхард в тебе видит. Ну и бесишь же ты меня, русская дикарка. Я и сама уже не могла сдержать улыбку и двинулась вдоль по тротуару. Он пошёл в ногу со мной. Через пять минут он спросил: — Ты знаешь, что идёшь не в ту сторону? — Я просто гуляю. Осматриваю Берлин, — ни за что не признаюсь, что не знаю куда идти. Гейдрих рано или поздно меня сам найдет, или я просто подойду к первому попавшемуся офицеру и скажу отвезти меня к обергруппенфюреру. — Хочешь, расскажу что-нибудь о Берлине? Экскурсию, так сказать, проведу. О, как это мило. Покажет мне, где они тут пытают людей и бывшую собственность евреев, которых отправили на смерть. — Лучше расскажи про своего начальника. Какой он? — он метнул на меня острый взгляд, из-под козырька фуражки. — Да не бойся, плохого можешь не рассказывать. — Плохого и нечего рассказывать. «Вот жополиз», — я выкатила глаза. — Расскажи то, что можешь рассказать без последствий. Дитер подумал и начал рассказ: — Он спортсмен. Увлекается различными видами спорта. Гейдрих, шутя, с наивысшими баллами выполняет все необходимые нормативы спортивного значка СС. Более того, он превосходный всадник и один из сильнейших фехтовальщиков Германского Рейха. Думаю, это не случайно. Острое внимание к действиям противника и немедленное парирование его выпадов, молниеносная реакция на непредвиденные ситуации являются второй натурой обергруппенфюрера. Он также отличный пилот, — я кивнула, так как это я уже знала. — Когда я его впервые увидела, подумала, что он на моряка больше похож, — невинная, в общем-то, фраза вызвала странную реакцию у майора, но он ничего не сказал и продолжил говорить. — Ещё он любит кататься на лыжах. Я улыбнулась, представив себе долговязого Рейнхарда на лыжах, но улыбка сошла с моего лица, и я застыла. В двух метрах от меня стоял Клаус. Он был всё так же красив, фуражка Вермахта очень шла его лицу. Я радостно бросилась к нему навстречу, забыв о майоре. Подлетев к нему, я повисла на шее. Он слабо улыбнулся и обнял в ответ. — Анежка! Слава Богу ты в порядке. Я так переживал за тебя. Когда тебя увезли, я пытался разузнать, что и как, но натыкался на непробиваемую стену гестапо. После двух месяцев поисков меня вызвали в отдел и прямо сказали, что у меня будут проблемы, если я не успокоюсь. Господи, как же я рада была его видеть! Грудь затопило тёплое, радостное чувство. Одного взгляда его лазурных глаз хватило, чтобы я встрепенулась, а все невзгоды отступили. Друг. У меня есть друг в этой враждебной, подлой и опасной стране. Я совсем забыла про греющего уши штурмбаннфюрера. Мы заметили спутников друг друга одновременно. Я — молодого, но всё равно легко узнаваемого Николая Ивушкина собственной персоной, стоящего за спиной Клауса. А Клаус — Дитера, и сразу напрягся. Мда, неловко вышло. Шестерёнки сразу же закрутились в моей голове. Первый русский человек, которого я встретила в этом времени. Да ещё и такой, которому можно доверять, истинный патриот. Смартфон лежал у меня в кармане брюк, дожидаясь своего часа. Рейнхард опрометчиво отдал его мне, поверив, что я использую словарь немецкого для изучения. Словарь в телефоне действительно был установлен, но до попадания в 41 год я никогда его не использовала для немецкого языка. Я неуклюже попыталась представить их друг другу. — Клаус, это майор Дитер — Штурмбаннфюрер Дитер Хельштром, — поправил меня Дитер. Он опять нацепил маску грубияна и смотрел на Клауса с некоторой толикой пренебрежения. — Гауптман Клаус Ягер, — Клаус бросил приветствие и отдал честь. — А это мой коллега, младший лейтенант Николай Ивушкин из СССР. Здесь по программе обмена опытом и для военных учений. По-немецки не говорит, прикомандирован ко мне. — Очень приятно познакомиться, соотечественник. Мне очень нужно было понравиться Николаю и передать ему смартфон. Я протянула руку Николаю, он аккуратно пожал её. — Коля… кхм… Младший лейтенант Николай Ивушкин. — Анна Плотникова. Проездом в Германии. А вы из Москвы? — Да. — Я тоже. Земляки стало быть. Клаус слушал нашу русскую речь, не понимая ничего, но улавливая знакомые слова. Например «Москва» и «Анна», но я лишь глазами дала ему понять, что не время и не место для вопросов. — Дитер, благодарю за экскурсию, но в вашем сопровождении больше не нуждаюсь. Герр Ягер меня проводит домой, только адрес ему скажите. Штурмбаннфюрер возразил на немецком. Не знаю, о чём они с Клаусом препирались, но в итоге Ягер победил. Мы же с Ивушкиным стояли молча, ожидая, пока немчура закончит лаять. Николай смотрел на меня недоверчиво, видно было, что ему не терпелось завалить меня вопросами. Я сама была в шоке. Русский танкист в центре Берлина. Насколько я понимала, состояние между СССР и Германией в тот момент напоминало холодную войну. Может быть именно поэтому Ивушкин и приехал в Берлин? Был ли он в составе делегации, цель которой продемонстрировать мощь СССР? Я вспомнила, что перед войной тоже был парад на Красной площади, и высшие немецкие чины присутствовали на нём. Дитер посмотрел на меня. — Тебе придётся объясняться с обергруппенфюрером, впрочем, это не мои проблемы. Удачи, русская! — бросил в сторону Клауса: — Приближаешь свои похороны, гауптман, Гейдрих это так не оставит. Он сел в свою машину, которая всё это время следовала за нами. Клаус проводил его взглядом. Ой, я совсем забыла, что под колпаком у Гейдриха, и он обязательно узнает о тёплой встрече и обнимашках с Ягером. Втроем мы медленно пошли в противоположном направлении. Клаус вёл меня домой. Дитер ему сказал, что я живу с Гейдрихом, но по каменному лицу невозможно было прочитать его реакцию. — А давайте зайдём в ресторанчик? Я думаю, нам есть, что обсудить. Никто не возражал и скоро мы нашли симпатичное местечко. Дождавшись, пока мужчины помогли мне сесть и сели сами, я выпалила: — Мне нужно помыть руки, — подскочив, как ужаленная, я убежала в сторону дамской комнаты, не дав им времени на возражения. Жестами выпросив у официанта листок и карандаш, быстро набросала записку Николаю. Завернув её и телефон в салфетку, я убрала их обратно в карман. Теперь осталось только незаметно передать её Николаю и убедить, что мне можно верить. Ну и с Клаусом пофлиртовать. Моё сердце скакало, как безумное, и я не знала от чего сильнее — от возбуждения, что я вот-вот воткну нож в спину Гейдриху, передав СССР телефон, или от неожиданной встречи с Клаусом.