POV Гейдрих
Ухмыляясь, я сидел в за столом и ждал. Кроме меня ожидали ещё пять офицеров, прибывших со мной из Берлина для разбора полетов. Я точно знал, что как минимум трое из них были ставленниками Гиммлера и доложат всё произошедшее в этой комнате ему слово в слово. Мне уже сообщили, что Клаус вернулся. А также, что был угнан советский танк из гаража, на котором теперь, видимо, прорывались военнопленные из лагеря. Да уж, щенку совсем не везло. Я ещё ничего даже не сделал, а его голова уже на плахе. Положение Клауса не могло быть отчаяннее.
Я вовсе не испытывал к мальчишке какой-либо личной ненависти, даже несмотря на соперничество из-за женщины. Да, он обошёл меня, но после нашей драки я начал испытывать к нему некое чувство уважения. Он оказался способным офицером и смелым солдатом. За прошедший год высоко забрался, несмотря на подножку, которую я ему поставил в самом начале пути. Жаль, что придётся его убить. Канарис поставил меня в положение, в котором я обязан был провести показательную казнь. Ягер и Анна должны умереть, чтобы мою верность Гиммлеру никто не мог поставить под сомнение. От меня ждали безукоризненного поведения, тщательного взвешивания своих поступков.
Справа от меня сидел довольный комендант лагеря, оберштурмбаннфюрер Шлецер. Неприятный тип, и так открыто радовался неудаче, постигнувшей Клауса. Наверное, этот молодой талантливый штандартенфюрер у него, как кость в горле. Впрочем, мне было всё равно. В данный момент наши цели совпадали.
Клаус Ягер вошёл в кабинет. С ним был штандартенфюрер СД Ганс Ланда и гауптштурмфюрер СС Тилике. Они заняли свои места за столом. Ланда будет биться за Ягера до конца. Не знаю, чем вызвана такая любовь к мальчишке, но обычно осторожный и хладнокровный Ганс, не задумываясь, вставал на его защиту в прошлом.
Поздоровавшись со всеми присутствующими, Ягер обратился ко мне и Шлецеру. Видимо, знал, что именно мы являемся главными противниками в этой комнате, которых нужно обезвредить. Все остальные были лишь наблюдателями.
— Обергруппенфюрер, герр Шлецер, думаю, вам будет интересно узнать, что я нейтрализовал диверсионную группу врага и возвратил чертежи.
Клаус смело встретил мой взгляд. Ни один из нас не хотел первым отводить глаза.
— Поздравляю. Но имеются некоторые моменты, которые нужно прояснить. Штандартенфюрер Клаус Ягер, вы обвиняетесь в поведении, недостойном офицера СС. Обвинителем выступает оберштурмбаннфюрер Шлецер. Он довёл до нашего сведения, что вы вступили в недопустимую связь с женщиной, представительницей низшей расы. Её имя, — я сделал вид, что ищу в документе. — Анна. Вы поселили её на территории лагеря. Ваши действия, сами по себе являющиеся позором для арийца и тем более офицера СС, привели к проникновению врага на территорию секретной военной базы. Что можете сказать в своё оправдание?
— Я отрицаю свою вину в чём-либо. Я не испытываю никаких запретных чувств к остарбайтерше по имени Анна. Свидетелей, которые могли бы подтвердить факт наличия порочащей меня связи нет. Более того, у меня есть неопровержимые улики того, что это оберштурмбаннфюрер Шлецер допустил проникновение шпионов на военную базу.
«Какую игру затеял этот хитрый мальчишка?» — когда Ягер достал из мешка карту, я напрягся.
— Узнаёте, герр Шлецер? — с ядовитой усмешкой спросил он. — Это ваша личная карта тоннелей под Йонашталем. Найдена была на территории военной базы. Используя эту карту, диверсанты смогли незаметно пробраться на базу, минуя патрули.
— Нет, постойте! Я ниче…
— Из-за вашего непрофессионализма враг чуть не выкрал секреты важнейшего оружия. К счастью, я вовремя вмешался и спас ситуацию.
С видом фокусника Ягер достал чертежи и положил на стол. Мысленно я аплодировал его самообладанию и изворотливости.
— Оберштурмбаннфюрер, это очень серьёзное обвинение. Что можете сказать в своё оправдание? Каким образом ваши вещи оказались у диверсантов?
— Это всё она! Его шлюха! Она выкрала, а теперь они вместе пытаются свалить всё на меня. Герр обергруппенфюрер, вы должны мне поверить. Допросите её и сами услышите.
— У меня есть несколько десятков свидетелей нахождения карты на базе. Вам не удастся обвинить в этом меня. Я прибыл туда одновременно с подкреплением, и улика уже была на месте преступления, — Ягер спокойно отбивал нападки Шлецера.
Мне совершенно не хотелось допрашивать Анну на глазах свидетелей. Загнанная в угол, она вполне могла рассказать, как я убрал Гитлера. Покосившись на внимательно слушающих офицеров СС, я вздохнул.
— Штандартенфюрер, вы отрицаете наличие сексуальных отношений с остарбайтером Анной, находящейся в этом лагере на принудительных работах?
— Отрицаю.
— Значит, вы не будете против, если её немедленно расстреляют?
Ни один мускул не дрогнул на его лице. Мы смотрели друг на друга. Каждый думал, что другой не выдержит и выскажется против казни. Оба молчали.
— Нет, конечно, не буду. Я готов сам отдать приказ.
«Он меня на слабо берёт? — я посмотрел на него сузившимися глазами. — Думает, я не смогу отдать приказ её казнить?»
Я посмотрел на офицеров, сидящих вокруг стола, внимательно следящих за мной. Желание посмотреть, как далеко зайдёт Ягер в попытке выгородить себя, распаляло интерес. Неужели это конец для Анны? Сердце кольнула грусть. Давно я не испытывал жалости. Может, оно и к лучшему. В Берлине её ждали бы пытки и мучительная смерть. Кроме того, каждая прожитая ею минута ставила меня в опасность. Если её заберут из моих рук и лишат возможности провести допрос, она может рассказать много интересно. Расстрел — не самая болезненная смерть, а учитывая, что её ждёт в подвалах гестапо, даже гуманная.
«Прости, малышка, но я ничего не могу больше для тебя сделать».
Глухая пустота заполнила грудь. Я старался не думать об этом, сфокусировавшись на том, что нужно сделать, а не на эмоциях.
— Штандартенфюрер Ланда, гауптштурмфюрер Тилике, — они встали. — Можете ли вы поддержать слова оберштурмбаннфюрера Шлецера о том, что штандартенфюрер Ягер был замечен в связях с заключённой из этого лагеря? — оба офицера покачали головой.
— Никак нет, герр обергруппенфюрер, — Тилике заговорил. — Я был со штандартенфюрером с самого приезда в SIII и могу добавить, что комендант лагеря сразу выразил раздражение нашим визитом. Как будто боялся, что мы что-то заметим, или ему не понравилось присутствие вышестоящего офицера в его лагере.
Клаус добавил:
— Эту девушку поселил в лагере сам герр Шлецер, а теперь утверждает, что я как-то к этому причастен, да ещё и обвиняет меня в связях с ней. — Клаус выглядел почти триумфально. — Мы всё ещё не слышали адекватного объяснения, каким образом его карта оказалась у диверсантов.
Сейчас я сотру радость из его глаз. Раз и навсегда. Жаль только, что во мне тоже что-то умрёт вместе с ней. Я обратился к собравшимся офицерам из Берлина:
— Господа, ситуация, конечно, некрасивая, но давайте отбросим эмоции и взглянем на факты. Карта оберштурмбаннфюрера Шлецера была найдена на месте кражи чертежей. Именно с её помощью диверсанты пробрались на базу. Это факт. Репутация штандартенфюрера Ягера до момента обвинения его оберштурмбанфюрером Шлецером в непристойной поведении была кристально чистая. Это тоже факт. Можем ли мы верить человеку, самому находящемуся под подозрением в передачи карты, когда он подвергает сомнению честь другого офицера с незапятнанной репутацией? Я считаю нет, не можем. Никаких улик, кроме устных показаний, нам не было предоставлено. Теперь же он ещё и пытается переложить вину за украденную карту с себя на штандартенфюрера. Я считаю абсолютно недопустимым ставить честь офицера СС под сомнение без веских улик. Посему считаю уместным закрыть вопрос.
Штандартенфюрер Ягер, — он посмотрел на меня. — немедленно отдайте приказ о расстреле остарбайтера по имени Анна.
Я встал из-за стола. Упускать такую отличную возможность опустить концы в воду, было нельзя.
— Властью, данной мне нашим фюрером, я приговариваю вас, оберштурмбаннфюрер Шлецер, к смертной казни через расстрел, — оберштурмбаннфюрер побледнел и начал протестующе орать. — Приказ привести в исполнение немедленно, — Его выволокли из кабинета.
У Ягера дёрнулся глаз, но он спокойно отдал приказ расстрелять Анну. Его адъютант Тилике подскочил и вышел из кабинета, сказав, что немедленно проследит за приведением обоих приказов в исполнение. Я не понимал, что происходит. Ягер что совсем её не любит? Но тогда зачем держал её подле себя всё это время, рискуя навлечь то, что в итоге и случилось?
Я внимательно наблюдал за ним. Одной проблемой у меня было меньше. Канарис подумает, что я устранил её, и не сможет шантажировать. Даже если он всё расскажет Гиммлеру о том, что она всё это время была жива и даже пробралась к военной базе, я здесь не при чём. Это Клаус Ягер её пригрел в лагере SIII.
Ситуация разрешилась. Девчонка мертва, чертежи возвращены без последствий. Худшее, в чём меня можно было обвинить, это то, что когда-то я спал с потенциальной русской шпионкой, которую практически сам же и казнил, как только узнал правду. Но какое-то гадкое чувство внутри меня говорило, что меня переиграли.
— А теперь вынужден откланяться, герр обергруппенфюрер, — Ягер поднялся из-за стола. — Мне всё ещё нужно поймать и уничтожить экипаж сбежавшего танка.
— Конечно. Есть какие-то идеи, куда они могут направиться? Какой они национальности?
— Я предполагаю, что они направляются к границе с СССР. У них просто нет другого выхода. Так как вся остальная часть Европы под контролем нашей великой страны.
— Отлично, там мы их и перехватим.
— Мы? — Клаус выглядел удивлённым.
— Да, я присоединюсь к вашей охоте. Разомну затёкшие мышцы.
Ягер выглядел недовольным, но никаких аргументов против привести не смог.
***
POV Автор
Ланда, Ягер и Тилике вышли из здания главного корпуса.
— Чёрт, пощекотали нервы, — выдохнул Тилике.
Теперь, когда они были не под лупой, он позволил себе выпустить напряжение. Клаус мысленно согласился с ним.
— Клаус, ещё не всё закончилось. Тебе нужно поймать и уничтожить экипаж танка. Анна сказала мне, что передала им карту. Если их возьмут живыми, под пытками они расскажут всё.
— Понял. Живыми они не уйдут. Ты уверен, что она в безопасности?
— Я же сказал тебе, что да. Сконцентрируйся на главном. Если Гейдрих осмотрит труп, то поймёт, что его провели, и будет рвать и метать. Улик, позволяющих обвинить тебя хоть в чём-либо, не должно остаться. Сегодня он не стал тебя валить, лишь что испугался, что его собственные грешки могут вскрыться.
— Иди, чем быстрее они подохнут, тем быстрее вся эта история закончится, — влез Тилике. — Я останусь здесь и замету следы.
Клаус обнял Тилике. Без слов. Они были излишни. Он уже собирался уходить, как из здания вышел Рейнхард и направился к нему.
— Пройдёмся?
Со вздохом пришлось согласиться. Они медленно брели по дорожке, никто не хотел первым говорить. Наконец, Гейдрих начал.
— По вашим радостным лицам, я так понимаю, меня провели? Что-то ты подозрительно спокойный для мужчины, только что убившего свою возлюбленную. Или ты её не любишь?
— Не понимаю, о чём вы, герр обергруппенфюрер, — ответил Клаус громко и чётко, но встретившись глазами с ним, позволил себе победную усмешку. — Я солдат и служу Рейху, эмоции для меня не имеют значения.
Пришла очередь Рейнхарду вздыхать.
— Можешь не переживать, я тебя сейчас не записываю.
Клаус не собирался верить ему. Даже если это правда, лучше не расслабляться.
— Я найду её. Теперь, когда я знаю, что она жива, я найду её.
— В прошлый раз не смогли, — поддел Клаус.
— В прошлом году она пряталась у тебя?
Глядя в льдистые глаза, Ягер увидел что-то отдалённо напоминающее неуверенность и боль и сжалился. Отличная возможность ранить противника в самое сердце, но природное благородство ещё не полностью вытеснилось из него службой в СС. Он покачал головой отрицательно. Гейдрих усмехнулся.
— Ты правда настолько наивен, что думаешь, это была случайность, что она нашла тебя?
«Я не позволю ему вбить клин между нами», — подумал Клаус.
Он молчал, помня о том, что его могли записывать. Не дождавшись ответа, Рейнхард посмотрел на него с жалостью.
— Ты даже не знаешь, кто она и откуда. Где она родилась? Сколько ей лет? Кто её родители?
Клаус глянул на него.
— Извините, обергруппенфюрер, мне ещё нужно поймать вражеский танк, — он повернулся, чтобы уходить.
— Осторожнее на тропе войны, штандартенфюрер. Будет очень жаль, если с вами что-нибудь случится. Уверен, ваша семья ужасно расстроится. Как, впрочем, и вы расстроились бы, случись с ними какая-нибудь неожиданная беда.
Резко посмотрев в глаза Гейдриху, подивился собственной глупости. Он-то почти начал испытывать сочувствие и толику уважения к мужчине после их драки. Но Рейнхард напомнил ему, что такие, как он, в сочувствие не нуждаются, а уважению предпочитают страх.
— Это угроза?
— Ну что вы, герр Ягер. У меня нет причин желать вашей семье и друзьям зла. Пока.
Клаус мысленно порадовался, что Анна уже в безопасности, и как только он закончит со сбежавшим экипажем, они воссоединятся.
***
Теодор с грустью, но внешне невозмутимым видом наблюдал, как Шлецера и Ярцеву готовили к расстрелу. Шлецер давно заткнулся, осознав всю тщетность попыток спастись. Хоть он и был неприятным типом, но умереть с достоинством был способен, а вот полячка рыдала без остановки. Настолько жалобно, что даже сердце Тилике, безжалостного к врагам Рейха офицера СС, дрогнуло. Чёрт подери, он ничего не мог сделать, чтобы её спасти. Бедняжка станет ещё одной жертвой на совести этой изворотливой русской.
Шлецера расстреляли. Ярцева заголосила ещё громче, падая на колени и отказываясь идти к стене. Тилике вздохнул. Ему хотелось, чтобы это поскорее закончилось. Хотел как можно быстрее вычеркнуть из памяти эту вынужденную жестокость.
Внезапно во дворик для расстрелов вошёл Гейдрих. Тилике весь подобрался, чувствуя, как затряслись поджилки. Он не сомневался, что после сегодняшнего отпора и он, и Ланда и, конечно, Клаус были в числе первых людей, которых Гейдрих будет стремиться уничтожить.
По Германскому Рейху ходили легенды о мстительности Рейнхарда. Люди шептались о том, как он уничтожал своих врагов. Людей арестовывали по реальным или фальсифицированным обвинениям. Или они просто исчезали с улиц, и больше никто их живыми не видел. Даже адмирал флота Редер жил в страхе, постоянно оглядываясь через плечо, ожидая пакости от шефа СД. Да что там говорить, ходили слухи, что шеф военной разведки Канарис боялся Гейдриха. Люди в штабе самого Гиммлера боялись его, потому что он всех видел, как потенциальных соперников в борьбе за влияние на фюрера. Они никогда не знали, к каким средствам он прибегнет, какие ловушки расставит.
Глядя на приближающегося Рейнхарда, Тилике сглотнул, чувствуя себя, как кролик, к которому подползал удав. Ему пришлось совсем не по вкусу ощутить себя в роли жертвы. Обычно, ужас наводил он.
Высокий, худощавый, светловолосый — крайнее выражение нордического типа — Рейнхард обладал лицом, по которому крайне сложно было угадать его настроение или тем более прочитать мысли.
— Гауптштурмфюрер Тилике, а вы уверены, что расстреливаете именно ту девушку, которую и положено?
— Да, обергруппенфюрер.
— Хм. А не должны ли её волосы быть темнее?
— Никак нет, обергруппенфюрер. Остарбайтер Анна Ярцева, приговорённая к расстрелу.
— А нет ли в лагере ещё одной девушки с этим именем? — взгляд у Гейдриха был недобрый.
— Насколько мне известно, нет, обергруппенфюрер.
— Странно, могу поклясться, я её видел. И вы абсолютно уверены, что мимо вас такая девушка не проскочила бы? Лагерь большой, может, вы не всех в лицо знаете? — Рейнхард откровенно забавлялся.
— Нет, больше в лагере остарбайтеров переводчиков не было, — глядя прямо ему в глаза, ответил Теодор.
Гейдрих не рассердился на откровенную ложь. Он лишь пожал плечами и сказал с усмешкой, подчёркивавшей его намёк:
— Что же, я вас понял.
Тилике снова сглотнул. Всё, теперь шеф СД будет пытаться его прикончить и, скорей всего, не самым безболезненным способом.
— Вынужден признать, я в вас разочарован.
— Мне очень горько это слышать, обергруппенфюрер. Позвольте узнать, каким образом я вас подвёл?
— Штандартенфюрер занимался важной работой, можно понять, почему он допустил такой беспорядок у себя под носом, а вот вам прощения нет. Как адъютант вы должны прикрывать своего офицера и помогать ему с решением всех мелких вопросов. Заключённые спокойно крадут танк с полным боекомплектом и сбегают. Остарбайтеры не знают своего места. Комендант лагеря замешан в тёмных делишках. И всё это проходит мимо вашего внимания.
Ярцева упиралась, солдаты тащили её к стене. Раздражённый Рейнхард поднял голос:
— В чём заминка, солдаты? — он подошёл поближе к борющейся троице.
— Не хочет идти, обергруппенфюрер.
Спокойно вытащив табельный пистолет с поясной кобуры, Гейдрих протянул его одному из солдат. Поняв намёк, тот немного трясущимися руками взял оружие, прицелился в голову истерящей Ярцевой и выстрелил. Секундная заминка присутствовала в его движениях, но ничего такого, за что его можно было бы официально упрекнуть в жалости к врагу. Забрав пистолет Рейнхард вернулся к Тилике.
— Я действительно подвёл наш Великий Рейх. Впредь буду внимательнее и ответственнее относится к своему долгу.
— А вы так уверены, что следующий раз будет, гауптштурмфюрер? — всё с той же слабой полуулыбкой спросил Рейнхард.
Угроза повисла в воздухе. Тилике не нашёлся, что ему ответить. Гейдрих двинулся вперёд осматривая согнанных за колючей проволокой людей, вынужденных наблюдать за казнью.
— Всё? Вы считаете этого достаточно?
— Никак нет, обергруппенфюрер, — Теодор осторожно ответил.
— Дисциплина в лагере хромает. Нужно что-то сделать по этому поводу. Ваши предложения?
— Казнить каждого тридцатого?
— Каждого десятого, — поправил Гейдрих.
Отойдя немного в сторону, он с благодушной улыбкой смотрел, как Тилике приказал поставить всех заключённых на колени. После чего несколько офицеров прошли по рядам, считая до десяти. Каждого десятого заключённого шлёпали перчаткой по голове и идущий вслед за офицером солдат, стрелял ему в голову.
Когда Тилике закончил обход своего ряда и поднял голову посмотреть на реакцию Гейдриха, его во дворе уже не было. Он появился неожиданно, залил двор лагеря кровью невинных и пошёл дальше рыскать в поисках следующих жертв. Типичное для него появление. Террор и смерть следовали по пятам за ним повсюду. Тилике со страхом думал, что будет дальше, и боялся больше не за себя, а за Клауса. Хотя за себя тоже боялся.
«Пора валить в Китай», — может, хоть там Бог Смерти* до него не дотянется.
__________
* Бог Смерти — одно из прозвищ Гейдриха.
