***
Неплохо устроившись у подвернувшихся добрых людей, я уже неделю веселилась в оккупированном городе. Ежедневная рутина включала в себя, необходимость постоянно избегать немцев, хотя это плохо получалось. Видя в толпе относительно европейское, по местным стандартам лицо, они обязательно из любопытства тормозили меня для проверки документов. Также мне приходилось ходить на работу в газетный цех, так как неработающие люди вызывали подозрение. Ну и мне нужны были деньги, потому что я и так уже сидела на шее у добрых самаритян. Я нашла пристанище у одного старого немца-профессора. Который переехал в Китай много лет назад, привлеченный богатой историей и культурой страны. Так он сам говорил, но я подозревала что дело тут нечисто. Нормальные люди по собственной воле просто так из Германии в китайские дебри не уезжают. Прятался наверное от кого-то. Он преподавал философию в местном Ланьчжоуском университете основанном в 1909, в котором, в основном, учились дети таких же европейских иммигрантов и небольшое количество детей зажиточных китайцев. В первые дни после взятия города, еще можно было просочиться сквозь систему и мне сделали документы. Это потом, тайная полиция перекрыла кислород и начала отсеивать несогласных. Теперь я была британкой Энн Питерс. И хрен с ним что акцента британского у меня не было. Тут уже не до жиру, лишь бы не попасться в руки гестапо. Я пыталась перед зеркалом тренироваться, но без нужных знаний не могла выстроить речевой аппарат, и вся тренировка сводилась к изменению интонации и громкости голоса, а это не тоже самое что и акцент. В Китай я прибыла якобы с миссией Красного Креста. Лечить немощных, вытаскивать с поля боя раненых, обучать грамоте, кормить больных деток с ложечки — Господи, понятия не имею, что они там обычно делают в этом Кресте. Я очень надеялась, что меня никто из немцев не станет более подробно расспрашивать. С отличным китайским и являясь по сути привилегированным, белым человеком я еще неплохо устроилась. В том же Германском Рейхе меня бы уже заставили мотыгой на поле тюкать. Будильник зазвенел, я проклиная всё на свете выползла из-под одеяла. Нужно одеваться и идти на работу. Я в безопасности, только до тех пор пока не выпадаю из общей картины, маленький рабочий муравей идущий по своим делам. Гестапо не дремлет. В принципе, можно было конечно попытаться прорваться к своим, но я ведь приехала в Китай искать Клауса. А я точно не найду его среди советских солдат. Сегодня пора перехватывать инициативу и идти к немцам знакомиться и получать информацию. Нужно попробовать разузнать что-нибудь про местонахождение Клауса. Вечером я собиралась накраситься и заглянуть в какой-нибудь кабак, оккупированный немчурой. Во-первых, нужно платье посимпатичнее, во-вторых, деньги. А ничего этого у меня не было. Как не было ни туфель, ни косметики. Профессор выдал мне кое-что из одежды своей покойной жены. Дико порадовавшись, что теперь буду ходить в обносках усопшего человека, я все-таки переоделась и зарыла свою советскую форму, стоило только первым немцам промаршировать по улицам города. Выглядела я мягко говоря не очень возбуждающе. И хотя днем на улицах города, это было мне на руку, иногда возникают в жизни женщины ситуации, когда только сверкнув глубоким декольте, можно добиться конкретной цели. Я как бы снимала у профессора комнату, и по идее, как только заработаю деньги должна была заплатить за аренду. Я жалобно ему рассказала, что оказалась отрезанной от своих немцами, но в принципе возвращаться к себе не горела желанием. Суровый Совок он такой, отбивает всякое желание там жить. С умным видом поцокав языком, профессор сказал, что понимает, почему я не хочу возвращаться в рассадник коммуняк и дал мне рассрочку на пару месяцев. Он также предупредил меня, что если меня схватят, он скажет что понятия не имел, что я русская и помощи от него ждать не стоило. Немцы начали вести себя как немцы почти сразу. И я очень удивилась когда поняла что в первую очередь они ударили по немногочисленному проценту образованных, белых европейцев в городе. Интеллигенция, ученые, в общем люди способные в отличии от забитых, необразованных китайских фермеров дать отпор и придать мировой огласке происходящее вокруг. Достаточно было одного косого взгляда на немецкого офицера, одного неосторожно высказанного намека на недовольство новой властью, чтобы тебя уволокли на допрос в гестапо. И оттуда практически никогда не возвращались. Немцы полностью правили на захваченных землях Китая. Если в Европе им еще приходилось считаться с общепринятыми нормами и вести себя по отношению к европейскому местному населению относительно нормально, то в Китае руки у них были развязаны. Повсюду на китайском заливали речи о том, что немецкий господин будет хорошо обходится с китайцами, что они друзья и блаблабла. Я понимала, что эта пропаганда подала на благодатную почву. Китайцы верили, что теперь заживут лучше чем раньше. Город был завален листовками о плохих русских и хороших немцах. Нацисты раздавали бесплатно еду всем нуждающимся и находили работу безработным. Китайцам было не привыкать работать за еду. Выловив и расстреляв рядом с городом немногочисленных евреев и кучу неугодных людей под этот же шумок, нацисты начали закрывать и разгонять образовательные организации, радиостанции, издательства. В общем, полностью уничтожали информационную и социальную инфраструктуру. Уничтожали все места, где собирались бы готовые бороться за свободу люди. Все рестораны и кафе были закрыты кроме тех, что выбрали для своего отдыха немцы. Приведя себя в порядок, я поползла на работу в газетный цех. По дороге мне попался Чарльз. Он тоже работал в газете, писал статьи. Выходец из Штатов, он был против оккупации Китая немцами, и постоянно норовил влезть в неприятности. Мне он не нравился. Типичный американец, с огромным самомнением, думающий что ему все дозволено, потому что он гражданин великой страны. Мало того, что он поливал грязью коммунизм в частности и весь Союз в целом, так еще и пялился на мою грудь, когда думал я не вижу. Нет, обычно мне было глубоко фиолетово когда мужчины тайно рассматривали мою грудь, привыкла, с одиннадцати лет «наслаждаюсь» таким вниманием, спасибо пубертатному периоду за сиськи четвертого размера, но именно в его случае меня это бесило. А еще я его боялась, хоть он и сказал что переехал в Китай в раннем возрасте, но не мог же американец не заметить что у меня нет акцента? На всякий случай я придумывала отмазки и не ссорилась с ним. — Энн, доброе утро! Он как всегда полез обниматься. Сдерживая видимое отвращение я обняла его в ответ. Мы двинулись в сторону работы. — Как ты сегодня? Настроение боевое? — Угу. — Пойду сегодня поговорю с оккупантами. Накопилось несколько претензий. Все от ужаса во мне замерло. Как бы этот идиот не брякнул что-нибудь про меня, когда гестапо его претензии будет выслушивать, поглаживая его утюгом. И вообще газете не нужно было такое внимание. Нас и так вот-вот закроют. Задницей чувствую, не видать мне моей недельной зарплаты. Ума не приложу, почему Чарльза еще до сих пор не арестовали. Мы проходили мимо недавно открытого дома терпимости. Маленькие китаянки толпились у дверей и выглядывали в окно своими белыми размалеванными личиками. Почему-то все это казалось мне мерзким. В отличии от борделей в Европе, у этих девушек было совсем мало выбора. Как еще заработать элементарно на еду? Да и немцы, лицемерно кричащие о чистоте крови буквально за пару дней оккупации города спровоцировали небывалый рост таких заведений. Спрос рождает предложение. Чарльз тоже неодобрительно покачал головой. Я выкатила глаза, в его случае, он скорей всего был расстроен что не может себе позволить за чашку риса иметь китаянок. Вошедшая в город армия, резко подняла цены на секс. Немцы не жадничали, купаясь в деньгах. И китаянки тоже стали требовать больше за свои услуги. Так что таким как Чарльз оставалось или дрочить или идти к совсем уж опустившимся, старым, уродливым проституткам. — Рассадники болезней. — мудро изрекла я, поглядывая на него. — Да, закрыть их все надо. — поддакнул он. — Мне кажется или сегодня какое-то повышенное количество немецких солдат на улицах города? — спросила я. Их действительно было очень много. На каждом перекрестке кордоны, досмотровые мероприятия проводились с небывалым рвением, шмонали каждого второго. Везде грузовики с солдатами и бронетранспортеры. — Какая-то крупная немецкая шишка приехала вчера вроде. Вот и повысили безопасность. Мы дошли до издательства. Я там была на побегушках. Делала любую работу какую скажут от складывания едущих по конвейеру свеженапечатанных газет до редкой проверки мелких статеек, которые мне доверяли. Присев за стол, я стала думать рискнуть ли поклянчить зарплату пораньше, мотивировав это тем, что денег нет. Наверное нет. Неделю только отработала, а уже денег хочу. Еще вышибут меня на улицу и будут правы. Я уже готова была идти нарушать закон: что-нибудь где-нибудь стащив, но пока не могла придумать что и где, так чтобы меня при этом не поймали. Да и дело должно быть прибыльным, если уж рисковать то по-крупному. Вообще попаданство много нового мне о себе дало осознать. Оказавшись впервые в жизни без денег, без крыши над головой, без людей, которые всегда помогут, с пустым желудком и нависшей угрозой ареста, даже без сменной пары трусов, вынуждающей меня ходить через день с голой задницей, я осознала что от законопослушного гражданина до преступника один шаг. Потому что меня останавливал только страх быть пойманной. Но стоит только газете закрыться или профессору вдруг прикрыть аттракцион щедрости, как выбор у меня будет между тем чтобы идти к тем китаяночкам торговать своим вареником или тащить всё что не прибито к полу. Китайские тюрьмы были страшным местом, а наказания очень болезненными и изощренными так что я всячески старалась придумать как срубить денег без лишнего риска. — Сладкий пирожочек для сладкой крошки. — гнусавый голос отвлек меня от преступных мыслей. Надо мной стоя Чарльз, в одной руке у него были два маленьких стаканчика с дымящимся кофе, а в другой завернутые в кондитерскую бумагу пирожки. Блин, как же хотелось отправить его в далекое эротическое путешествие. Но нищие не могут выпендриваться, а сладкие пирожочки на дороге не валяются. Чувствуя как во рту скапливается слюна, я притворно засмеялась, будто его шутка мне ой как понравилась. — Это мне? — Конечно, ты же не видишь тут еще сладких крошек. Су-у-у-ка! Мило хлопая ресницами я взяла пирожок и кофе. — Знаешь я тут подумал. А ты не хочешь со мной пойти сегодня на открытую лекцию в университет? Там будут рассказывать про философию 17 века, обещает быть очень интересным. — Тащиться с ним мне не хотелось. — я молчала, делая вид что обдумываю. — Пойдем, будет весело, а на обратном пути зайдет в ресторан. Вот это уже интересней. Немцы по любому будут в кабаке. Только у меня по-прежнему не было платья и денег. — Чарльз, я бы с удовольствием, но ты же знаешь, я сейчас в тяжелом положении. Немцы разбомбили поезд на котором ехала моя миссия Красного Креста, я потеряла все вещи. Мне не в чем идти в ресторан да и с деньгами туго. Впрочем я не жалуюсь, хорошо хоть выжила и не осталась инвалидом. — я опустила ресницы, и вспомнив всех своих питомцев, когда-либо почивших с миром, смогла выдавить пару слезинок. Он заулыбался: — Не беда, я тебе помогу. Давай после работы зайдем в магазин и выберем тебе платье. Заманчиво, но нет. Быть у него в должниках совсем не хотелось. — Чарльз, я очень тебе благодарна, но не могу принять такую щедрость. Надеюсь ты поймешь. Он поджал губы, но настаивать не стал. Чувствуя, что я его разозлила, я добавила. — Давай все же сходим на лекцию? Его компания была мне неприятна, но сидеть в комнате и ждать манны небесной не было смысла. Авось что-нибудь интересное подвернётся по пути. Может подработка какая. — Отлично, тогда после работы. — Хорошо.***
Спокойно доработав до трех часов дня, я как могла расчесала волосы, единственное доступное мне в данный момент украшение. Длинные, достающие до ягодиц, с крупными волнами, шоколадного цвета — они были моей второй гордостью после груди. Надеюсь этого будет достаточно, чтобы затмить ужасное, старомодное платье в котором я вынуждена была существовать. Интересно как далеко немцы отогнали советскую армию от города? Может мне проскочить к своим, собрать вещи и деньги и вернуться? Мы с Чарльзом пошли в университет. Я мотала головой с интересом разглядывая все вокруг. Ланьчжоу уникальный город. Я очень расстроилась, что нашим не удалось его захватить. Столица провинции Ганьсу, он расположен на реке Хуанхэ, неподалеку от Великой китайской стены. Рядом с Ланьчжоу находится гора Белой пагоды. Притоки Хуанхэ делят город на несколько частей, а сама Желтая река протекает прямо через Ланьчжоу. Уже 5000 лет назад люди жили на нынешней территории Ланьчжоу. Расположенный в верховьях реки Хуанхэ, Ланьчжоу был очень важным культурным центром на протяжении тысяч лет из-за коридора Хэси — в этой области зародилась китайская цивилизация. Купцы и торговцы, путешествующие из Сианя в Центральную Азию, а затем и Римскую империю, останавливались в Ланьчжоу. В прошлом, город назывался Цзиньчэн, что означает «сильный форт». Благодаря Шелковому пути Ланьчжоу постепенно стал важным торговым центром. Позже город играл доминирующую роль в продвижении экономических и культурных взаимодействий между Китаем и западными странами. Во время японо-китайской войны, Ланьчжоу был использован в качестве перевалочного пункта для поставок вооружений из Советского Союза в Китай. Из-за этого город часто бомбили японские войска. В планах правительства было построить железную дорогу. Да, жаль что мы не успели захватить этот важный транспортный и промышленный узел, расположенный на северо-западе Китая. Мы дошли до университета, нашли нужную аудиторию. Я потянула нас на первый ряд. Всегда садилась на первый ряд, если только не планировала списывать. А какой смысл приходить на мероприятие или урок и потом прятаться в задних рядах? Люди потихоньку начали наполнять зал, рассаживаясь. В основном это были молодые, европейские мужчины и женщины. Минимум китайцев. Ну да, они-то работают наверное. Нет времени посещать лекции не о чем. Чарльз, довольно что-то щебетал. Моё терпение подходило к концу. Я физически больше не могла притворяться что он мне нравится.