31 июня
Назойливый писк и стук капель — первое, что слышит Ким Тэхён, очнувшись от искусственного и явно отвратительного сна. Второе — ощущение жжения на руках и раскалывающаяся по швам голова. Разлепляя по очереди веки, парень старается рассмотреть очертания помещения, но ничего, кроме железной двери в кромешной темноте, не цепляется за глаз. Во рту пустыня Сахара без авиабилетов, а достаточно моргнуть, как в висках разлетаются искры звезд. Стоит парню принять сидячее положение, как цепь звенит, взвинчивая его черепную коробку. Сквозь застывшую кровь свежая просачивается, обжигая кожу лица. Ничто в камере намека на время года, дня или недели не имеет. Сколько я в отключке? У сознание спрашивает, но в ответ лишь скрежетание зубов крысы. Заметив грызуна, в ужасе отскакивает, натягивая железный поводок. Дверь скрепит по неровному полу, освещая маленькую комнату искусственным светом. Художник щурится, привыкшие к темноте глаза от света мелкими точками покрываются. Сквозь образы вошедших не узнает, но этот запах дешевых поддельных духов и табака узнать несложно. — Шин… — сухо с губ слетает. — Кровь тебе к лицу, Тэхён, — смеется, ударяя по плечу второго зашедшего, у того осанка прямая и взгляд холодный, — а ещё тебе к лицу отчаяние. — Снова хлопает, а мужчина, стиснув зубы, шаг влево делает. Несдержанность Шина мужчину раздражала. К Тэхёну орел осознания прилетает, роняя на голову топор. Он, заимев опасные знакомства, совсем забыл о своих проблемах: не оплачивал долг уже почти полтора месяца. Тэхён и раньше от Шина бегал, но от силы недели две не решался дольше. Каким бы посредственным преступником он ни был, злить его было себе дороже. Шин грузным телом возле него оказывается, притягивая к себе лицо жирными пальцами. Стиснув зубы, Ким морщится, но выплеснуться что-то едкое опасается. Радовало лишь то, что он не был зол, наоборот — довольно рассматривал черты точеного лица. Сквозь писк раскалывающейся головы Тэхён не думает о том, что радость на его лице может быть хуже злости. — Знаешь… — издалека начинает, растягивая слова, — я уже не молодею, и бегать за тобой утомительно, — ты просто толстеешь, идиот, ответил бы Тэхён, будь в его языке сила, копать себе могилу раньше времени — опасное занятие. — Так что я решил связаться с нашими старыми друзьями… В свете лампы новый силуэт появляется, роняя тень на лицо парня. Ким жмуриться не в состоянии, его рассмотреть, а грузные пальцы требовательно возвращают внимание на лицо напротив. Жир на его коже даже в темноте блестит, отчего Ви косо усмехается. — Мы так не договаривались, он побит, — голос под стать осанке: пустой и высокомерный. Мужчина говорит отрешенно, лишь в окончаниях слов можно услышать слабый акцент. — Ой… — театрально выдыхает, поднимаясь с пола. — На этом пацане всё как на собаке заживает, через пару дней будет как новенький. — Парень силится сквозь ноги коллектора третьего рассмотреть, но лишь напряженно моргает. — Ты же сам знаешь, Ифань. Мерзкий ком к горлу подступает — ещё пару секунд, и Тэхёна вывернет на бетонный пол. Нет, нет, нет, только не он. Шин, увидев ужас в глазах художника, наконец шаг в сторону делает. Лицо Ифаня залито светом только наполовину, тот вглубь камеры пройти не решился. Затягиваясь дымом, он с вожделением царапал взглядом кожу Кима. Обладатель идеальной осанки, к курящему, высокомерным, молчаливым взглядом обратился, перекрестив руки на груди. Тот кивнул довольно, потушив сигарету об косяк двери. Пальцы огнем обжег, лишь для того, чтобы прочувствовать этот момент. Я искал тебя, падший ангел. Так долго искал, что думал, уже всю ярость растерял, но мне хватило увидеть твоё лицо, как она новыми красками вспыхнула. — Ты его знаешь? — Да, когда на Ли работал, он нам много проблем доставил, — слюну на пол сплевывает. — Ты пытаешься втюхать мне проблемный товар за 25 миллионов, так ещё и требуешь процент с продаж, Квон Шин? — надменно бровь вскидывает, а Шину хочется его высокомерие по стене размазать. — У Ифань, он стоит столько? — Он стоит больше, — тьма его тело окутывает, Тэхён в стену вжимается, не в силах сквозь неё пройти. — Давно не виделись, Энджел. Они его так ещё в первый день прозвали: из-за внешности и наркотической пыли, что по венам в ненормальных дозировках пускали. Ангельская пыль — излюбленный вариант для низших сутенеров: дешево и действенно. От близости китайца по венам ползут жуки, задевая клешнями кожу изнутри. Тэхён мычит что-то отдаленно напоминающее человеческую речь, вся присущая ему пылкость — одной лишь цепью на руках выжглась. — Что такое? — за металлический поводок к себе тянет, а тот на пол животом падает. — Думал, я тебя не найду? Нам с Сарой из-за твоей выходки пиздецке досталось! — Каблуком между лопаток давит — ребра впиваются в бетон, сдавливая грудную клетку. — Ифань, — безымянный устало рукой машет, — не порть товар. — Да знаю я, — разочарованно тянет, выпуская цепь из рук, что вблизи лица Тэхёна приземляется. — Дай хоть страданиями наслажусь. — У тебя ещё будет время, — китаец, приподняв подбородок, голову вправо склоняет, дабы лицо рассмотреть. Он и правда стоит больше. — Значит, сделки быть, Лань Ху! — в ладоши хлопает, удовлетворенно улыбаясь. — Она явно невыгодная, но я давно не видел Ифаню таким довольным, — мужчина фыркает, — так что да, — выходя из тьмы, он руки в замок за спиной складывает. — Решим все вопросы в моём кабинете. Недолго посмотрев на У, добавляет: — У тебя есть пять минут. Ким отдышаться не успел, как, дернув за цепь, Ифань отбрасывает его тело к стене. Железный выступ впивается в лопатку, отчего он хрипло вскрикивает. Каблук глухо у его щеки приземляется, прижимая прядь волос к стене подошвой. Теперь, когда лицо мучителя оказывается непозволительно близко, он замечает уродливый шрам, растянувшийся от губы до уха. — Нравится? — злобно интересуется. — Твоих рук дело, между прочим, — причмокнув, сигарету поджигает. Тэхён в этом шраме прошлое видит. У Ифань раньше был похож на безумного пса, теперь же статный мучитель с уродливым резцом. Сжимая кулак, он ощущает в руке ту самую ручку, ставшую ключом к его новой жизни. В тот день они отправили его в алую комнату слишком рано, дешевый вариант ангельской пыли так и не смог пожрать его мозг. Не смог сломить до конца. Ощущая на себе тяжесть тела, он как никто другой ощутил трезвость. Сквозь едкую эйфорию бросился в угол кровати, схватив лампу, а после ручку. Осколки стекла больно в плечи впились, а взбешенный насильник взвыл, окончательно потеряв контроль. Не успев схватить ангела, он ощутил, как продолговатый предмет порвал ему щеку, упершись в глотку. Выжил бы Тэхён, если бы комната не находилась на втором этаже? Навряд ли. Но в тот день он явно подписал свой первый договор с Фортуной, лишившись навсегда удачи. Он до сих пор помнит ошалевший взгляд Намджуна, что рассматривал оголенные участки его тела, кровь и лицо, перекошенное в ядовитой эйфории. В кошмарах Тэхёну снилось, что в тот день умер он, — потому весь мир серый и справедливости в нем нет. Всё это — его персональный ад за то, что он хотел жить. Шипение бумаги над ухом из воспоминаний вырывает: Тэхён никогда на его лице такой чистой и живой ярости не видел. — Хотел бы я твоё лицо подпортить, но дорого, — пальцами за подбородок хватает. — Не волнуйся, как только свою красоту потеряешь, я к тебе приду, вдоволь насладившись страданиями, — с их методами У Ифаню и год ждать не придётся. — Блять, — сквозь зубы рычит. — Лучше убей меня, ты же не хочешь ещё один шрам, — единственный козырь в лицо кидает. — Размечтался, — он как никто другой знает остроту языка этого парня. Я больше к тебе не притронусь, возможности оттянуть неизбежное не дам. Цепь отпускает, а парень на пол падает, чуть ли не выплевывая органы. Сырость пола в порванную кожу на запястьях въедается, отчего он болезненно щурится. Так и от заражения умереть недолго. Правда, умереть от гангрены куда соблазнительнее, чем прожить в этом притоне. Лихорадка, боль по всему телу, выкручивающая извилины, — всё это лучше, чем каждый день тонуть в пучине унижения. От заражения крови умираешь быстро, от моральной — гниешь изнутри без возможности умереть. — Клан Лань, в отличие от придатков медведей, качественную пыль использует, — хмыкает, ненависти в глазах, — Даже ты за пару приёмов сломаешься. А Тэхёну стыдно признаться, что он уже сломался. Лучше сойти с ума, жить безвольной куклой, умирать каждый день, чем жить жизнью, где каждая тварь хочет тебя сломать. Пыль раньше его в черной комнате закрывала — он не желал ничего, потому в темноте план побега строил. Теперь же ему есть, что хотеть, есть, что видеть, и есть, что желать. И это хуже смерти. Тэхён наивно полагал, что мертвые не умирают, влюбившись в некроманта.Ангельская пыль способна сломать человека, желающего дьявола.
3 июля
Настоящее время.
Устало отсчитывая минуты до приземления в кресло, брюнет рукой свои волосы лохматит. Чонгук уже пару дней низшими вопросами Семьи занимался, лишив себя такой привилегии, как сон и еда. Оказывается, монстры ночью не спят не из-за охоты и попыток ублажить Смерть, а из-за обязанностей. Преступность — такой же бизнес, как и строительство: стоит тебе отвернуться, тебя за жопу конкуренты схватят. И как отец всё успевал? А как Хосок? В дверях замирает, рассматривая стройные ноги, закинутые на его стол. Девушка одними губами улыбается, листая ленту в телефоне, но глаз на него не поднимает. Какого черта тебе нужно? Но вместо претензии парень сдавленный выдох выпускает, скрещивая руки на груди. — Что тебе надо, Дженни Ким? — ей лучше сразу ответить, а не играть с нервами Чона, что руку рядом с рукоятью держит. Я уже однажды нарушил закон. Её появление здесь было делом времени. Дженни не кровожадна, но в них всех гордости больше, чем предубеждений. Не он её пытал, но точно след на теле оставил и в руки мучителя скинул. Будь Дженни чуть глупее и вспыльчивее, она бы вынесла бы этот вопрос на Собрание Семей, но не стала. Взгляд Пак Тэхо на себе поймала, но только лукаво улыбнулась его недоверию. Никто так и не сказал, что к её похищению причастен Чон Чонгук. — Для того, кто обязан мне, ты слишком груб, — из-за стола встает, убирая телефон в карман кожаной куртки. Он за каждым её движением следит, даже за тем, как, вздымается грудь, обтянутая белой майкой, как запрыгивая на его стол, она закидывает ногу на ногу в рваных колготках. Дженни Ким одета откровение обычного. У служителей Церкви дресс-код другой — они не одевались в рясу, но и не могли носить такие короткие шорты и облегающие вещи. Ты так на гончую похожа. Чонгук, на самом деле, много об их мире знает. Потому спрашивать, как она сюда попала, не стал. У служителей есть право «проникновения на территорию без преследования». Оно выделяется раз в год, даря им возможность застать кого угодно врасплох. Фыркает себе под нос, огибая прелестное тело. Она встала с его места лишь для того, чтобы позволить почувствовать свою власть, сама и не заметила, как нашла место повыше, игриво заглядывая в глаза того, кто был виновен в её боли. Дженни даже неосознанно людьми манипулирует, только вряд ли сейчас это было неосознанно. — Не сдавать меня — глупый ход, — защиту её обесценивает, стараясь переиграть опытного игрока. — Жалость — смертельное чувство. — Ой… Чон, ты же сам понимаешь, что это не жалость, — пальцем его подбородок подхватывает. — Кем бы ты ни был, но в долгу оставаться не в твоем стиле. Чонгук смеется, ускользая из её пальцев. Кожаное кресло проседает от тяжести его напряженной спины. Расслабляется, чувствуя власть, но на деле как голый младенец в её лисьих когтях. — С чего ты решила, что я просто не убью тебя? — глаза открывает сквозь пальцы, а она всё также неизменна: смела и высокомерна. — Потому что ты лучше, чем кажешься, — играть с ним даже интереснее, чем с Чеён, он хотя бы не видит все её манипуляции. — С чего ты решила? — Собака, — в стену смотрит, позволяя тому незаметно сглотнуть — осознать, что всё-таки он допустил ошибку. — Ты решил пострелять по стенам, а не убить мою собаку, — взгляд на него возвращает, приподнимая подбородок. — Разве это не доказывает, что у тебя есть свои убеждения? — То, что ты не бессердечный кровожадный монстр. Ведь даже Розэ нужна причина для жестокости. Нефть его глаз, встречаясь с карамелью, переливается через границы радужек. В этом коктейле проигравший захлебнется сладко-едкой жижей, навсегда застыв в одной позе. Тьма выпускает из склепа оголодавшую росомаху, что, облизываясь, смотрит в узкие зрачки лисы. Та даже клыки не обнажает, лишь слабо виляет хвостом, лежа на ветках сакуры. Чонгук ей ответить хочет, но её голос пронзителен в мертвой тишине. — И то, что ты, вероятно, знал, что они меня спасут. Перебитый Чон смысл своей реплики теряет, тупя в её рыжие волосы. Точно душу продала, нельзя быть настолько проницательной. Проблемы, навалившиеся на его голову, плеткой бьют — жестокость. На злобу требуется слишком много энергии, потому он прикрывает глаза. Легко смерть ублажать, когда из проблем у тебя лишь твоя кровожадность. Легко о власти думать, когда тебе восемнадцать и отец тебе всё позволяет. Сложно, когда брат тебе часть Семьи отдает и ненавидеть его уже не за что. Потому что управлять Семьей — это не светить смазливым лицом и людей убивать, а очень много думать. Думать даже над тем, какой звук изо рта выпустить. — Что тебе нужно? — её последние слова без внимания оставляет, не опровергает и не подтверждает. — Информация, конечно, — этот секрет ты можешь себе оставить, заслужил за сдержанность. — Какая? — Недавно был похищен мальчишка — Ким Тэхён. — Я не понимаю, о чем ты, — честно отвечает, сжимая пальцы на подлокотнике. — Тебе стоит быть предельно честным, Чонгук, он важен… — в задумчивом молчании Чон влет понимает, кому он важен. — Драконам… В любом случае, тебе ли не знать, что это значит? Дженни своей властью упивалась, Чон лишь сильнее сжимал зубы. У него не было времени с последствиями шага против Церкви разобраться, а она намекает на то, что он уже пошёл в атаку. Я, по твоему мнению, совсем идиот? Неважно, кто он, но тот, кто тронул что-то интересное гончей, — покойник. И не имеет значения, носит ли эта гончая имя: Розэ или Ди. Они оба порвут душу и тело на мелкие кусочки, развеяв по миру. «Ты жив лишь потому, что я — часть твоей Семьи, Чон». — Ты всё чаще из церкви выходишь, — время себе выигрывает, наблюдая за тем, подастся ли она на его манипуляцию или нет, — не боишься? — Чего мне бояться, Чонгук? — Дженни пальцем по его столу проводит, скучающе рассматривая отсутствие грязи. — Не замечаешь, как всё старшее поколение мрёт? — А она не поддалась, она в его рану соль насыпала. Не стоит пытаться переиграть того, кто раньше тебя манипуляцию познал. — Потрясающая хладнокровность… — из глотки смешок выпускает, но внутри: ледяная тоска ребра режет. — От кого из своих сторожевых псов научилась? Губы в тонкую полосу растягивает. Смог всё-таки задеть. Чону, кажется, что он заметил в её глазах токсичный лиловый отблеск, напоминающий злость. Но она, отвернувшись, лишь презрительно фыркнула. Будь Чонгук менееТик-так…
31 мая
Мысленно часы на гайки разбирает, отстукивая по подлокотнику нервный такт. Что за наглость? Ещё никогда и никто не смел приглашать его к себе, а после опаздывать. Хосок на собственной шкуре узнал, насколько мелкие кланы от рук отбились. Думаешь, трущобами Сеула управляешь, и тебе всё можно? Воздух носом втягивает, расправляя скованные мышцы плеч. — Чон Хосок? — вскрикивает удивленно гость, прерывая тишину. Не знал, что ты с высшей лигой водишься, Ху. Мужчина, завидев тигра, раздраженно отвёл от его фигуры глаза. Совсем о его существовании забыл. Как много нарушителей спокойствия! Лань Ху выделялся своим высокомерием среди всех кланов. Единственный, кто «почти» до звания Семьи дотянулся. На деле ему до этого звания ещё лет десять топать. Тот был настолько высокомерен, что клан своим именем назвал. Такие в их мире долго не живут: гордости должно быть в меру и к месту. Шин, продающий мальчишку, не надеялся в кабинете лани встретить тигра. Как много сюрпризов таит этот день. Поддержка Семьи никогда лишней не будет, особенно когда его товарищ так с высока на него смотрит. Уже думает сладкими речами Чона уважить, но выходит лишь: — Я Квон Шин, мы как-то встре… — Мне всё равно, — Чон даже не удосужился на него посмотреть. Больше Квон не решился рот открыть — жить и без крыши можно. — Лань Ху, ты играешь с огнем, притаскивая на нашу встречу левых людей, — Со стула встает. Лань недовольно откидывает свои волосы, убранные в тонкий хвост. Цепочка в виде месяца тихо звенит, путаясь в черных локонах. — Остынь, Чон, он мой выгодный поставщик, — надменно фыркает, опрокидывая в себя стакан с виски. — Его сделка важнее, чем ваш клан. Врёт, но из принципов свою браваду показывает. — Семья. — Какая разница? — вот почему тебе до этого звания ещё шагать и шагать, твоя спесь полная безвкусица. — Мы на улицах с одного дня. — Ты ходишь по краю, Лань, — ряд ровных зубов оголяет, а Шин, наблюдавший за этой картиной, шаг в сторону делает. Ощущение не карманов, набитых деньгами, а пули в виске заставляет в панике глотать образующуюся слюну. — И что ты сделаешь, Чон? Убьёшь? Я приближен к Собранию и отвечаю за мелкие группировки, — недовольно граненый стакан на стол ставит. — Ваш папочка не разрешал меня трогать. Дураку понятно, что за папочкой не Чон Ёнсу прячется, а Пак Тэхо. Лань не один иерархию презирал, но единственный делал это безумно открыто. Всегда холодный и грациозный глава клана готов был слюной плеваться, лишь завидев хвост тигра. Черная зависть делала его похожим на сгорбившуюся гарпию с желтым блеском узких глаз. Шину хочется под землю провалиться, потому что аура Чон Хосока пугающая — не такая как в их первую встречу. В Квоне серого вещества было не так много, но даже он понимал, что Лань играет с огнём в угоду своего высокомерия. Все знали, что, если бы не жестокость тигров, китайцы смогли бы занять место Чонов. Только вот Чон Мина, зубами у них клубы вырвала, откатив старания на годы. Квон Шин за этим со стороны наблюдал — никогда не хотел выше головы прыгнуть. Потому знал, что клан О свою смертельную ошибку допустил, доверившись Ланю. Именно он был тем, кто надоумил их на матушку тигров напасть. Знай об этом Чон Хосок, вряд ли бы так спокойно в его кабинете стоял. Даже низшие кланы могут знать больше, чем боги. Коллектор своим мыслям безумно улыбается. — В любом случае, не смею Вас больше задерживать, — улыбается отвратительно грязно, — я позвал Вас сюда для того, чтобы лично вручить приглашение на открытие нашего клуба «Dark-lan», — взбесив тигра, вспомнил о приличиях, — Вас ждёт: лучшие девочки, лучшие парни, лучшая пыль и лучший алкоголь, — карточку из ящика стола достает, протягивая Чону, — а то было бы неуважительно по почте выслать. Чон чокает, без энтузиазма принимая пригласительный с золотой тесьмой. Убить бы тебя по-тихому, только пули тратить жалко. На самом деле Пак Тэхо и не заметил бы, слети с плеч этого китайца голова. На место Лань пришли бы другие. Кто-кто, но он точно не был незаменим. Раздраженный до побелевших костяшек, за дверь выходит, поджигая успокоительную сигарету. Когда-нибудь эта дрянь меня убьёт, а пока он, прищурив глаз, по строчкам пробегается:Господин «Тигр» Чон Хосок
Приглашаем Вас на торжественное открытие клуба DARK.
3 июля 2023 г. в 20:20.
Лань Ху, глава клана Лань.
Что за безвкусица? Под нос себе фыркает, отрываясь от чтения из-за непонятного грохота в глубине коридора. Картина, представшая перед его глазами, отвратительная: парня, покрытого грязью и кровью, к стене прижимают, с разворота вмазывая пощечину. Тот, стиснув зубы, мычит, падая на пол. Сдавленный лихорадочный кашель в мозгу главы раздражительным саундтреком играет. Чону хочется хмыкнуть, но он продолжает наблюдать за излюбленным способом Ланя по приручению, но, замечая то, как профессионально быстро взгляд цепляется за мелкие татуировки. Хосок сам не осознает, как узнает в артхаусных рисунках парня, чей взгляд его до колик в животе бесит. Двумя пальцами китайцу прощание посылает — равнодушно проходя мимо. Говорил же, твоя дерзость тебе аукнется. Этот парень — совершенно не его проблема. И, быть может, лучше оставить всё как есть, но дерзость Ху тоже имеет свойство аукнуться. Телефон в руке крутит, рассматривая безвкусный пригласительный. Интересно, какого цвета кровь того, кто притворяется богом?Так много власти в клыках тигра ещё никогда не было.