Из ящика Пандоры, где скрывались все злосчастья человечества,
древние греки выпустили надежду как самую грозную из казней.
Почесав затылок, Юнги несдержанно зевнул, чуть ли не проскулив от наслаждения. Солнечные лучи ласково обволакивают кожу через приоткрытое окно, а знойный воздух давит на легкие, утяжеляя смог никотина. Сегодня на удивление хороший день. Полиция, наконец, отстала от клубов, не найдя ничего подозрительнее засохшей спермы в VIP-комнате. Она, к слову, может быть, принадлежала Хосоку, а может его близкому родственнику. Вьетнамцы расслабились, дав добро на поставку некоторых прекурсоров, в число которых входил фентанил, а Ли Мэнхо притих, видимо, обдумывая то, как ему вернуть его сокровище в виде раздражающей, по словам Хосока, девчонки. Розэ не появлялась на глазах около трёх дней, но с ней три дня — это уже сказка, и тут либо она обдумывает сказанное, либо в скором времени им «придётся скидывать» на нарколога. Опровергает эту теорию лишь то, что она так и не пришла к нему. В какой-то степени Юнги контролировал её зависимость. Прикусив губу, обдумывает вероятность других вариантов, к счастью, ей никогда не были интересны наркотики для «развлечения», на которых специализировалась её собственная семья. Такими темпами у Юнги и голова болеть перестанет, и морщина на лбу разгладится. Хотя ключевую роль в этом играет то, что у мужчины долгожданный выходной. Первый за год. Заблудившись в собственных мыслях, не замечает, как режет ножом палец, и только когда на пол падает бордовая капля, додумывается запихнуть его в рот. Привычный вкус металла пробудил забытые воспоминания, не входящие в предел его сегодняшних желаний. Устало выдохнув, Мин окончательно убедился в том, что проигнорировать телефонный рингтон в третий раз не выйдет. Надеюсь, это доставка. — Да? — Включи новостной канал, — ну, если Чон Хосок не заделался в доставщика, то это точно не она… — Сейчас, — порыскав по дивану, он всё же нашел пульт, плюхнувшись на плед и отпив из только что открытой банки пива. Чон, что всё это время слушал бухтения друга, напряженно качал ногой, гипнотизируя взглядом экран своего телевизора, так, словно от этого изображение изменится на какой-нибудь очередной скандал с нетрезвым вождением, а не в кровавое месиво. Кадры сменяются одни за другими, а голоса и гул взбунтовавшейся, и шокированной толпы доходят до ушей Ди, как из-под воды. Как будто мужчину запихнули в бочку, сильно сжав пальцы на плечах. Юнги не может отвести глаз от пиксельных картинок, сглатывая образовавшийся ком в горле из пива и крови. Чем больше он смотрел в экран, тем яснее понимал: отсутствие Розэ в его жизни — это кВероятно, если вам кажется, что всё нормально, то вы в полной жопе.
Карандаш всё никак не хотел подчиняться его пальцам. Тэхён злобно губу закусывает, чиркая по одному и тому же месту уже пятый раз. Он наивно полагал, что, если закончит картину, сможет наконец вздохнуть нормально. Выкинет её из головы, перенасытившись образом. Подобно тому, как пары умирают в бытовухе, видя лица друг друга постоянно. Но чем дольше он погружался в картину, тем ярче понимал — не сможет. Он неспособен передать всю бурю эмоций и черты её лица. Никто бы не смог. Потому картина кажется ненастоящей, словно он фальсификатор собственного произведения. Предплечья чешет, задевая корочки, а ведь такими темпами следы от инъекций никогда не затянутся. Откинувшись на стуле, он пусто посмотрел в потолок. Я в полной жопе. Художник пытается обмануть себя — вбить себе в голову, что она Дьявол, чудовище, что сожрет его, но мысли об этом растворились с отпустившей ломкой. Она ведь всегда его спасала: в подворотне, картины купила, поймала пулю вместо него, забрала из лап Ланя. Всегда спасала… Но рык волка внутри насмехался над его попытками: «Тэхён, прекрати, у тебя Стокгольмский синдром. Она не спасала тебя — она упивалась твоими страданиями, она сама создавала проблемы, а потом вытаскивала. Ты влюбился в медленную смерть, протекающую токсином по венам. И раз тебе все равно не спастись —Бездне не стоит вглядываться в бездну.
5 июня 2016 года.
Пусан. Старое имение Семьи Ли.
Она не помнила, сколько времени здесь провела, но, судя по затекшим в одном положении запястьям, около двух дней. За столь долгий период Пак Чеён мастерски научилась высчитывать время по одеревеневшим конечностям. Оглядев свою комнату, девчонка разочарованно вздохнула. В теле совсем нет сил, а в желудке дыра, побольше черной дыры в какой-нибудь отдаленной галактике. Приеду домой, съем рамен, плевать, что стошнит. Чеён часто думала о еде, тем самым обесценивала момент происходящего. Рана на запястье неприятно заныла, а Пак даже удивлена, что в этот раз Чонхи была добродушна и всего лишь несколько раз окунула её в бочку с водой, а после пнула под дых своими дорогостоящими туфлями. В последнее время ей больше нравилось истощать подростка, оставлять подолгу в окружении её собственной крови и лучших друзей — крыс. Прикрыв глаза, она постаралась провалиться в сон, но стоило телу расслабиться, как плечи нещадно ныли от веса собственного тела, а колени впивались в шершавый бетон. Чеён спала, только когда мозг от истощения вырубался. Скрип двери побудил открыть глаза, но вместо привычной высокой женщины на пороге стояла маленькая девочка. В её глазах, похожих на глаза мучительницы, читался неподдельный ужас и паника. Недолго думая, она подскочила к сестре, спешно сцепив пальчики на железных кандалах. Зацепившись за цепь, она случайно вдавила ту в землю, отчего Пак взвыла сквозь зубы. — Сестрёнка, что с тобой?! — девочка быстро тараторила себе под нос, открывая ключом наручники. — Су, малышка, — пересохшие губы липнут друг к другу, но Чеён всё равно удается выдавить хоть какие-то слова. — Что ты здесь делаешь? Не почувствовав опоры в виде цепей, подросток валится на пол, не в силах стоять на коленях. За столь долгое время всё тело онемело и ощущалось как груда камней. В голову как будто свинец налили, поэтому Чеён не замечает, что сестра не дает ответ на вопрос. А может быть, не слышит. Неужели она и до Суён добралась? И хоть Пак понимала, что это маловероятно, так как причина её летних каникул в аду — это её выход из утробы Ким Ханны, всё равно допускала такую мысль. Отношения Чонхи с родной дочерью нельзя было назвать близкородственными, но они и не были такими теплыми, как с Чеён. Пару раз старшая видела, что та давала ребёнку пощечину, но стоило девочке обиженно опустить глаза и зареветь, как мать в ту же секунду кидалась в объятья. Выровняв дыхание, она посмотрела на младшую, что, состроив милые глазки, потянула её за руку. — Пошли, пора выбираться. До чего ты докатилась, Пак Чеён? Тебя, шестнадцатилетнюю девчонку, спасает из лап мачехи двенадцатилетняя сестра. Чеён стыдно из-за того, что она перестала читать ей сказки, видя каждый раз в чертах лица девочки Чонхи. У них раньше были хорошие взаимоотношения, те даже гуляли вместе, а Чеён покупала той мороженое на свои карманные деньги. С детства Пак Тэхо приучал их к скромности, поэтому, покупая младшей сладости, Чеён не могла позволить себе то, что хотела. Сейчас же Пак Суён живёт на деньги отца и тигра, а Розэ умирает на деньги, заработанные ей лично. Су тянет её за порезанное запястье, вдавливая пальцы в рану, а Пак терпит из-за боязни обидеть столь хрупкое создание. — Нам туда, — пусто объявил ребёнок, указывав на лес пальцем. Увидев на повороте свет фар, старшая схватила Суён в охапку, дабы из последних сил рвануть за дерево и осесть там. У Пак ком подходит к горлу, кажется, ещё чуть-чуть, и она вывернет пустой желудок прямо здесь, рядом с сестрой, что своим теплом согревает живот. От одной мысли о Ли Чонхи по её гортани ползли жуки, царапая и вырываясь на волю. С силой прижимает ладошкой губы девочки, боязливо озираясь. Ей хочется исчезнуть, срастись с деревом, оказаться в подвале, заплакать, всё, что угодно, но не вслушиваться в шаги за спиной. Это похоже на более методичную пытку, чем одиночество. — Суён! — Высокий голос женщины заставил Чеён вжать голову в дерево. Чёрт, Чёрт, Чёрт. Крепче сестру к себе прижимает, не в состоянии побороть дрожь. Если она нас найдет, обеих убьет. Чонхи не раз говорила, что если она попытается сбежать, то она пустит её по кругу, как последнюю портовую шлюху, а потом прикопает рядом с «блядской мамашей». Прокручивая все варианты в голове, старшая пытается найти хоть один, где для маленькой Суён будет как можно меньше последствий. Уж лучше умру я, чем пострадаешь ты. Для Чеён этот ребенок — последний лучик света в бесконечной тьме жизни Семьи и пыток Чонхи. Суён маленькими пальчиками снимает руку со своего рта, поднимаясь на ножки. Отряхнув белое платьице, она оглядывается по сторонам, чтобы вернуть свои зрачки-бусинки на старшую. Смотрит, не моргая, своей черной бездной глаз, а Пак не понимает, что происходит. Губы не может разомкнуть, скашивая голову направо, а ребёнок из-за этого морщит нос. В районе живота становится до невозможно горячо, хотя сестра и встала. В ужасе она не может оторвать глаз от едкой растянувшейся усмешке. Такое выражение лица не бывает у нормальных детей. Такой ситуации вообще не бывает у нормальных людей. Су, тихо хохотнув, подносит руку к губам, мажа окровавленными пальцами линии на оливковой коже. От её вида желание проблеваться усиливается, потому Чеён опускает глаза, замечая рукоять ножа, лезвие которого пропало в желудке. Что за, когда я успела напорот… — Мамочка, мы здесь! — сердце Чеён остановилось. Чонхи с безумной улыбкой царапает своими длинными когтями кору дерева, наблюдая за тем, как сбито дышит ребёнок. Наклоняется вниз, вытаскивая нож с характерным чавкающим звуком. Чеён пробивает от макушки до пят импульсом чистой боли, от чего она сгибается, давясь кашлем. Какая восхитительная картина. Как ты прекрасна в грязи и ужасе, мелкая дрянь. Чонхи бы давно убила Чеён, но ни отец, ни муж ей бы этого не позволили. Уж слишком важна пешка, рожденная от шлюхи. Тебя, мелкую сучку, спасает лишь то, что я до безумия люблю Тэ. — Я сделала всё, как ты просила, — женщина по волосам её гладит, смеясь себе под нос. Ребёнок хватает окровавленными пальцами её руку, но та выдергивает, замечая на ней ненавистную кровь. — Молодец, ангел, — руку к лицу подносит, острым языком слизывая кровь. — Какой прекрасный разочарованный взгляд, моя маленькая принцесса Пак Чеён, — Она растягивает её имя так приторно-ядовито, но у подростка в ушах только писк, а перед глазами улыбка ребёнка. — Я, кажется, говорила, что будет, если ты попытаешься сбежать. На самом деле, Чеён с самого начала знала, что всё так и закончится — она просто надеялась, что ей кажется. Что горничные наговаривают на маленькую Су, что одноклассники боялись отца, а не столь милое создание, так любящее пробираться к ней в комнату и болтать ножкой, наблюдая за тем, как она чистит оружие. Не надейся, Чеён, не доверяй и не люби. Ты всё равно не умеешь. — Я монстр… — Был бы, о чем беспокоиться, — фыркает Розэ. — Мы тут все такие. — И ты… не ненавидишь меня? — её голос дрожит, а слезы непроизвольно катятся из глаз. Прости, прости, что заставила тебя это вспомнить. Чеён на стену смотрит. Ненавидеть? Это было бы слишком утомительно. Честно говоря, будь она на месте младшей, тоже бы поддалась влиянию Чонхи, к тому же в той явно была дурная кровь. Скажем так, облегчающий фактор. Извилины пробирают ненужные воспоминания. «Почему ты больше не кричишь, Чеён? Знай своё место, дрянь. Тебе что, больше не больно? Умоляй меня, сука!» Прозрачно ребро потирает, запрокидывая голову. Давно же это было. — Нет. — Но… Почему? — Потому что ты была ребёнком. — Потому что я сама виновата в том, что доверилась тебе. — Ты тоже. Чеён тяжело вздыхает. Она, по сути, и Ли Чонхи не ненавидит, раздражает — да. Ненавидит — нет. Смысл ненавидеть ту, что давно обслуживает чертей в аду. Иногда представлять, как за щеку ей пихают острые хуи и режут душу на мелкие лоскуты, было особенно приятно. Но это только иногда и когда в её крови был кокаин. Кстати, о нём… Резко осознает, что смахнула всё к чертовой матери, чтобы не смущать сестру. Да, блять. — Суён, мне всё равно, — с дивана встает, наливая в стакан вермут, пора заканчивать удивлять печень, та от шока и отказать может, — если бы я ненавидела каждого, кто втыкал в меня нож или предавал, я бы до двадцати трех не дожила, сбрендила ещё к восемнадцати. Умалчивает, что каждый кто посмел это сделать, уже давно в могиле лежит, да с чертями, в раскаленной кровавой бане купается. Но их смерть была настолько мучительна, что, вероятно, их причислили к мученикам. Это было бы чертовски несправедливо. — Прости… — По её лицу уже не просто слезинки текут, там целое слезливое море. — Прости, что считала тебя последней мразью, когда ничего не знала, прости… Прости, что заставила тебя вспомнить ради своей прихоти, — не то чтобы она это забывала. — Боже, Су, — большим пальцем стирает слезу. А от того, как Чеён зовет её сокращением, у младшей в ушах стоит треск костей. — Завязывай, всё в прошлом, — Но та только сильнее впадает в истерику. И хоть Суён не привыкла к нежности со стороны сестры, бесстрастно утыкается ей в шею, сопливым носом пачкая светлые волосы. Дьявол, за какие грехи я оказалась в своем детстве, когда ты до ужаса боялась грозы? Суён и сейчас боится, но есть вещи пострашнее погоды — люди. Поглаживая её темные волосы, Розэ пальцами подцепляет вибрирующий телефон. Правая голова а.к.а Тайга. プレスはまだ落ち着くことができません Правая голова а.к.а Тайга. それは良い動きだったと確信していますか?Блондинистая проблема
彼女に何かを与える
Правая голова а.к.а Тайга. 何？ あなたはメイン広場で儀式殺人を上演しました Центральная голова а.к.а заебал В пятницу будет Собрание, сиди тише воды, ниже травы, иначе полетят головы.Пак Чеён
Ничего, отращу новую.
Центральная голова а.к.а заебал Мы не отрастим, Чеён. Раздраженно цокнув, она отбросила телефон на подушку. Какой же ты душный, Сокджин. Переписываясь с головами Цербера, она и не заметила, что Суён уснула. Она всегда так засыпала на её руках, когда была маленькой. Рассмотрев лицо, Розэ осознала, что с возрастом она совсем перестала походить на свою мать. Суён и на отца не походила, слишком чистая для них всех. Кто же знал, что, получив травму головы и лишившись своей прошлой личности, девочка станет заложницей собственного прошлого. Как оказалось, от старшей всё так же убаюкивающе пахнет чем-то сладким с отголоском приторности и аптеки. И хоть ответ не в её голове, а в голове Чона, девушка уже не уверена, что хочет его знать. Чеён так и не смогла сказать, что после того случая она сдалась, перестала бороться, перестала бояться. Что наслаждение в глазах Су, что нож, вошедший под кожу — сломали её. Её предали все, но не Розэ.Пак Суён не убийца, но в 12 оборвала жизнь своей сестры.
Пак Чеён умерла в 16, но почему-то всё ещё ходит по этой земле.
Сеул. Район Сеочо. Верховный суд Кореи.
Я точно уволюсь с этой работы. Уже девяностый раз по счету повторял Ким Сокджин, рассматривая очертания улицы за стеклом курилки. За столь долгое нахождение в пыльном помещении его легкие саднило, а он мазохистически продолжал затягиваться. И хоть Джин курил нередко, его зависимость по сравнению с Розэ можно было назвать баловством. Вот кто действительно должен был лет пять назад выплюнуть легкие на пару с Чон Хосоком и Мин Юнги. Затылком упирается в стену, слегка расслабляя пальцы. Он планировал покурить в гордом одиночестве, но этот стук каблуков и аромат груши с корицей послал одиночество на три веселые буквы. Нетрудно догадаться, кого можно встретить в Верховном суде с таким едва уловимым запахом сладкой жвачки. — Не думала Вас здесь встретить, телохранитель Ким, — улыбается женщина с сигаретой в руках, она выглядит так высокомерно с этим легким оскалом на губах, что Сокджину хочется прикрыть веки. — В курилке или в Верховном суде, адвокат Ким? — безучастно интересуется мужчина. Женщина задумчиво выдохнула дым, посмотрев на кончик сигареты. Действительно. В желудке что-то нещадно заурчало от завтрака в виде порции никотина. Не стоило отказываться от так учтиво приготовленного домработницей омлета, но тогда бы она опоздала на заседание. Услышав урчание, Джин незаметно повел плечами. Внутри что-то сжалось, как будто он услышал то, на что не имел права, что-то сокровенное. Увидев его реакцию, она незаметно закатила глаза. И хоть они оба пытались действовать неуловимо, выходило скверно. И дело не в том, что оба обладали в значительной степени наблюдательностью, хотя этого не отнять, а в том, что они не сильно старались. Действовать прозрачно было вбито им высшим обществом, в котором они выросли. — Чем обязаны Вашему нахождению здесь? — Курю, — устало пробубнил мужчина. — А если Вы про суд, то по личным обстоятельствам. — М-м-м, — воодушевленно промычала Джису, заглотнув дым. — Не думала, что с ней у Вас есть личная жизнь. Ким молчит, не видит смысла продолжать столь бесполезный разговор с той, что так бессовестно прожигает его профиль взглядом. Мужчина не любил обсуждать с посторонними ни свою личную жизнь, ни свою личную проблему на пятую точку. Тем более только слепой и глухой шизофреник не знает, что натворила его подопечная. Если её план не сработает, мы будем в полной жопе. Сокджин уже подумывал прикупить себе новенький лакированный гроб, а то старый запылился. Пора обновлять коллекцию. С Розэ что ни день, то покупка себе гроба. — А Вы немногословны. — Работа не обязывает, — блуждающим взглядом проводит параллель от почти докуренной сигареты к её лицу. — Адвокат Ким, — женщине хочется засмеяться, но она сдерживает этот порыв, туша сигарету об мусорный бак. — Хорошего дня, господин Ким. Тонкими пальцами сходится на его выбившемся галстуке. Он даже не отвел взгляд, лишь чуть склонил голову, отчего каштановые волосы выбились из идеальной укладки. Холодный, как глыба льда. Идеальный, как с обложки Vogue. Убрав руку, она поспешила к выходу, но его спокойный голос прервал намеченный до лифта маршрут: — Хорошего дня, Ким Джису, — его шаги за спиной заставили женщину неосознанно сжаться. — Хорошенько пообедайте сегодня. Кулаки сжимает, следя за его спиной, уже успевшей скрыться за дверьми лифта. Да, что ты себе позволяешь?! Простая фраза, а у Джису ощущение, что её ткнули носом в собственное дерьмо, как нашкодившего котёнка. Силится сделать шаг, но высокие каблуки и слабость по всему телу пускают расслабляющий импульс в голову. Рукой хватается за мусорку, пачкая пальцы в пепле и в чем-то вязко-теплом. Кто додумался оплёвывать мусорку?! Но вместо вскрика она выдает лишь тихое: — Чёрт. Кран нещадно выкручивает последние крупицы самообладания. Не то чтобы она нервничала перед заседанием — «я всегда на стороне победителей». Но, посмотрев в зеркало, она не узнала себя. Да, это была всё та же сногсшибательная Ким Джису, любимица прессы и дочь главного судьи Ким Менсу. Всё те же идеальные прямые черные, как смоль, волосы.Наши самые ярые ненавистники — мы сами.