Vanitas

      В вечерних сумерках есть своя эстетика, непохожая ни на что. Особенно, когда это сумерки, пришедшие после знойного дня и окрашивающие облака в карминно-розовый. Тэхён не любит прятаться за солнцезащитными очками, но, выдыхая дым, ему кажется, что так он будет подходить этому месту, в своей белой огромной футболке и черных джинсах. Охранник гаражного кооператива на удивление быстро и просто его пустил, несмотря на то, что он торчал здесь уже третьи сутки подряд, выслеживая свою жертву. А может, жертва выслеживает хищника.       С момента происшествия на площади Кванхвамуна прошло чуть больше трех дней, и всё это время он думал о том, как по итогу не лишится головы. Как же быстро любовные думы отходят на второй план, когда образ человека перестает быть таким кристально чистым. Но он ведь никогда и не был таковым, а любовные одержимые думы теперь просто переплетаются с мыслями о том, где найти деньги. Возможно, вариант, который он выбрал, не лучший, но когда нет рисовой каши, то и бобовая каша сойдет за рис.       — Ты бессмертный? — раздражение его голоса перемешивается с ахуем от представшей перед ним картины.       — Возможно, — Тэхён квадратно улыбается, раздавливая сигарету об железный выступ. — Хочешь проверить? — Спасибо, я предпочту более безболезненную смерть.       — Нет, — не то чтобы Юнги боится последствий, но проверять он не желает. Возможно, подсознательное понимание этого даёт Тэхёну карт-бланш на наглость. — Что тебе надо?       — Деньги, — недолго думая бросает Ким, следя за тем, как мужчина открывает ворота.       Удивительно то, что Мин Юнги оставлял свою машину не на подземной парковке элитного дома, а здесь, на окраине города, в старом потрепанном гараже. Добирался, к слову, он либо на такси, либо на велосипеде, который вешал на стену.       — А ты единственный, кого я знаю из этого мира, — не единственный, но обращаться с этой просьбой к Розэ будет до смешного странно. Юнги застывает, напряженно рассматривая его лицо, — Из мира, где деньги зарабатываются по щелчку пальцев.       — Более болезненного способа самоубийства я не видел, — фыркает, кнопкой разблокировав двери Mustang'а. — Я не хочу, чтобы Розэ вырезала всю Семью из-за тебя.       Тэхён молчит, Юнги тоже, между ними виснет, какая-то особенно вымершая, напряженная тишина. Не то чтобы Ким ожидал другого ответа, но быть должным ей он не хотел настолько, что пришёл к тигру. Кто знает, что взбредет ей в голову. А последнее, что планировал Ким Тэхён, это вывернутым распластаться у статуи короля Сечжона, четвертой жертвой безумного маньяка.       Закрепляя велосипед на стене, Мин думает, кто те люди, что пустили слух о том, что в их бизнесе деньги зарабатываются по щелчку пальцев. Причем один миллиард вон. Нет, конечно, может, Пак Тэхо и может щелкнуть пальцами, и у него на счете появится такая сумма, но обычным исполнителям такое даже в самых сладких снах не снится. И тут без разницы: будешь ты продавать наркотики, вымогать деньги или убивать людей. Юнги не уверен, что он сам за всё время заработал такую сумму. Не прибедняйся, Ди.       Он надеется, что, обернувшись, не встретится с наглыми глазами, видными даже через темное стекло, но парень стоит на месте, рассматривая его машину. Серебристый Nissan Micra сменил серый спорткар. Ford Mustang VI Рестайлинг 2015 года, купе S-класса, задний привод. Бензиновые двигатели мощностью от 314 до 760 лошадиных сил, по прямой дороге можно выжать 280 лошадок сразу… Так стоп, о чем я? Тэхён головой мотает, чтобы выбить из мозга левые мысли, но выходит так себе:       — У вас у всех какая-то болезненная любовь к спортивным американским тачкам, на которые детали хрен найдёшь? У Розэ Dodge Challenger, у тебя Mustang VI…       — Не боишься? — этот вопрос крутился на его языке уже долгое время.       — Чего? — переключается так же резко, как начал о личном.       — Разозлить её.       — Нет, — Возможно, он этого жаждет. — К чему такие вопросы? — очки на голову поднимает, позволяя тому окунуться в йодистую радужку.       — Пытаюсь понять, насколько ты наглухо отбитый, что так бесстрашно лезешь к нам, — Юнги и правда забавляет этот пацан, а ещё его знание в машинах, ведь добыча деталей для него — больная тема. Я, черт возьми, правая рука главы преступной Семьи, я курирую вьетнамские сухопутные пути, а жду детали на свою «детку» по несколько месяцев. — Ты хочешь вернуть ей долг?       — Да.       Юнги смеется. Глухо так, но добродушно, на капот Mustang’а садиться, косо поджигая сигарету. Смотрит долго, прищурив свои лисьи глаза, а Тэхёну кажется, что он его раздел догола. И тут нет сексуального подтекста, это обнаженность души, которую ничем не скроешь.       — Извини, но это бессмысленно, — как будто я сам это не понимаю. Он уже несколько раз пожалел, что она забрала его оттуда, — и не потому, что эти деньги невозможно заработать, а потому, что твоего долга не существует.       — Что? — назад отшатывается, чуть ли не спотыкаясь об железный выступ.       — Ты действительно думаешь, что она бы купила тебя? — Теперь на лице Ди красуется саркастичная косая улыбка. — Да, Розэ — та ещё сука, но покупать людей не в её стиле, — В её стиле забирать силой.       Тэхён смеется нервно, а Юнги кажется, что вот он — человеческое представление нервного срыва. Парень руку в волосах путает, от облегчения присаживаясь рядом с Юнги. Мужчина смотрит на него с неподдельным раздражением. Ты чо, реально бессмертный? Но его слабый оскал, направленный в руку, обезоруживает. Сам-то ты тоже, в свое время так вёл. Плевал на то, кто перед тобой, даже на самого дракона оскалился.       — Вообще, как ты представлял работу на Семью? — Из его уст это звучит так насмешливо, что Ким плечами ведёт. — Мы просто так никому не «помогаем», неужели был готов метку поставить?       Тэхён, может быть, и был готов, но Чон Хосок бы его за шкирку из имения бы выкинул. Он же не идиот.       — Ну… Я хорош только в гонках, — немного неловко, немного горделиво, а Юнги смеется с этого вполголоса.       — Ну да, один миллиард на гонках, — сигарету об железную банку тушит, что всё это время в руках держал. — Ты забавный, Ким Тэхён.       — Ты тоже, Мин Юнги, — а улыбка его такая довольно хитрая, что Мину становится не по себе.       У него перед глазами такая же улыбка Дженни, может быть, даже слишком похожая. Если посмотреть на Тэхёна, можно подумать, что тот давно какой-то Семье принадлежит. Он уверенный, по крайней мере, всем так кажется, улыбается по-хищному, пока рядом Чона нет, что губы склеивает. Он не боится Розэ, хотя на самом деле у него попросту нет инстинкта самосохранения. А может, у Юнги просто слишком комфортная аура, и это ещё раз доказывает, что у Тэхёна нет инстинкта самосохранения.       Юнги бы заподозрил что-нибудь, если бы не знал его дело. Люди, выползавшие из трущоб, все такие — это как самая лютая школа жизни. Юнги такой же, и в этом парне, что младше его всего на 4 года, видит себя. У них действительно много общего: Тэгу, машины, Розэ. Но Юнги не идиот, чтобы рисковать своей жизнью из-за призрачного ощущения единения душ.       — Прокатимся?       А может, всё-таки идиот?

А кто такой Ким Тэхён, чтобы отказываться от руля Mustang'а VI?

Порыв ветра, 500 лошадиных сил и оскал на лицах врагов.

      Она улыбается слишком лучезарно, но в улыбке искренности ни грамма. В китайском поддельном PCP и то больше качества, чем в ней. На ней платье из крашеной синей кожи, как влитое сидит, но он видит, то, как ей некомфортно и от длины, и от того, как оно по фигуре сидит. Возможно, это видит только он.       Локон её волос на палец накручивает, вдыхая аромат груши и корицы, а добрая часть гостей умилительно охает. Когда-нибудь он обязательно выпустит духи с её ароматом, лишь бы всегда ощущать это чувство спокойствия.       — Ещё раз так сделаешь, Чон Хосок, и в суде сам себя защищать будешь, — бабочку поправляет с натянутой лучезарной улыбкой, только вот Чон, зная её достаточно долго, назвал бы это саркастичным оскалом недовольства.       — Мы же должны отыгрывать роль пары, — она лишь забавно цокает.       Бокалы звенят, фамильярность искрит. В разгар приема Чон замечает, как её отец, незамеченный, уходит на балкон. Я так, кстати, захотел курить. Мыслям своим улыбается — не каждый может пообщаться с Ким Менсу наедине. Судью всегда окружало полчище женщин, сотрудников и журналистов.       — Скажу сразу, я не поддерживаю выбор Джису, — заприметив знакомое лицо, начинает мужчина.       — Господин Ким, Ваши слова ранят меня до глубины моей души, — он говорит официозно, но в голосе его нотка иронии.       — У Вас нет души, Чон Хосок, — слишком уверенно слетает с уст главного судьи.       Хосоку бы оскорбиться, но он сам это знает.       Улыбается по-дьявольски соблазнительно, двумя руками поджигая сигарету. Мужчина смотрит на него с таким искренним раздражением, что, не будь они в официальной обстановке, у него точно бы дергался глаз. Спиной к перилам поворачивается, доставая из внутреннего кармана маленькую коробочку с выдвижной антенной и кнопкой посередине. Нажимая на ту самую кнопку, он ставит прибор на широкие мраморные перила, скрывая его своим телом от посторонних глаз.       — Это глушилка, — скосив голову, отвечает на немой вопрос, застывший в глазах, а мужчина тут же расслабляет плечи.       — Из-за тебя я поседею на несколько лет раньше, — сменив тон с официального, сообщает судья.       — Ты уже седеешь, Менсу, — звучало бы грубо, если бы Чон не растянулся в своей известной добродушной кошачьей улыбке.       — Соболезную твоей утрате, — Хосок нехотя растягивает свои губы, не оголяя зубов. Ким Менсу этого достаточно для того, чтобы не продолжать эту тему. — Что ты хотел?       — Дело одного японца, мне нужно, чтобы его закрыли, — в их бизнесе ненужная вода и фамильярность не мила.       ССудья хмыкает, можно подумать, ты мог прийти ко мне по другому поводу. Ким Менсу — давний друг Чон Ёнсу, но, как ни странно, об этом никто не знает, ровно как и о связи Ким Уджина и Пак Тэхо. Они познакомились, когда не была разбросана сеть интернета, а журналисты боялись сунуть нос не к тем людям. Вот и выходило, что вся верхушка была невидимыми нитями связана с криминальными семьями.       — Что за японец?       — Кавасаки Рюдзи, сын одного влиятельного якудзы, с кем я пытаюсь наладить контакт.       — И что этот сын натворил? — Менсу никогда не интересовался, чем именно занимается сын его давнего друга. Да и друг раньше.       — Приехал приятно провести время с корейскими девчонками и попался на пьяном вождении, сбил такого же пьяного вусмерть мужчину, — Чон скалится кончику сигареты. — У того черепно-мозговая травма, до сих пор в коме, и это было бы смешно, ведь они нашли друг друга, но его содержание на наши налоги никому на руку не упало.       Мужчина брови сводит к переносице, как-то слишком мало для главного судьи. Потому просьба Хосока кажется издевательской и оскорбительной. Я для тебя кто вообще?       — Чон, я главный судья, и такие дела меня не касаются. В чем проблема подкупить судью, ведущего это дело?       — Я знаю, — слишком многозначительная пауза, слишком многозначительный тон.       Судья плечи расправляет, осознавая то, что последует дальше, но тигр молчит, позволяет тому самому задать вопрос:       — Кто ведёт это дело?       — О Херин, — цокнув на имя, мужчина закатывает глаза.       — Моя бывшая жена, потрясающе…       — Она слишком принципиальна, — в отличие от тебя, смеется собственным мыслям.       — И ты думаешь, мои слова на неё подействуют?       — Думаю, да, — от мужчины отворачивается, наблюдая за тем, как настойчиво Джису отказывается от угощения. — Rolex за 30 миллионов не знают слова «нет».       — Такими темпами ты станешь спонсором нашего воссоединения, — скалится на последнем слове, так, словно оно ему противно.       — Вы планируете сойтись? — живо интересуется Чон.       — Упаси господь, эта стерва в свое время выебала мне все мозги, — грубая лексика из уст судьи всея Кореи звучит странно, но Чона это забавляет. Мужчина взгляд Хосока на его дочери ловит. — Она знает?       — О нашей связи? — бычок об перила тушит, выключая глушилку. — Ни вам, ни мне это не нужно, судья Ким. — Челюсть сводит от того, что Джису всё-таки поддается уговорам поесть.       — Чон Хосок, то убийство на площа…       — Я Вас покину, — в три шага балкон покидает, устремляясь за Ким.       Черный мрамор стен туалета рассматривает под аккомпанемент мелодии из зала и явно не самых приятных звуков на свете. Джису, согнувшись над унитазом, молила всех богов, чтобы за спиной стоял кто угодно, но не Чон Хосок. Вкусный был кексик, правда, слишком сладкий и на языке горчит со вкусом желудочного сока, интересно, кто его туда добавил?       Правда в том, что только Чон был достоин знать о её недуге. Недуге, доставшемся от матери. Когда на тебя с детства направлены тысячи камер, хочешь не хочешь, а идеальной быть придется. И плевать, к какой конституции тела ты склонен.       — Тебе стоит обратиться к врачу, — равнодушно тянет Чон, смотря на неё сверху вниз.       — Отец не принимает психологические недуги, а если в прессе кто-то узнает, что дочь главного судьи Кима…       — Больна? — грустно улыбнувшись, присаживается на корточки рядом с ней, отбрасывая локон волос.       — Ой, иди к черту, — от унитаза отлипает, прижимаясь спиной к стене. А тот, зеркаля её, присаживает с другой стороны. Холодный пол остужает горячие задницы и не сулит им ничем, кроме больных почек.       — Юнги занят, — перегнувшись, женщина пихает его кулаком в плечо. — Иди сюда, — руки по сторонам раскидывает, предлагая улечься в его объятия.       В такие моменты он не был похож на того самого Диабло, что она знала, защищала в суде. Трудно себе представить жестокого и опасного главу Чон, что сидит на полу рядом со своим адвокатом, которая минутой ранее проблевалась от того, что в неё попала капля калорий. Когда он вот так лохматит волосы и растягивает бабочку, давящую на кадык. Когда ей так комфортно устроить свою голову на его плече.       — Хосок, это сильно заметно? — Её ухо напротив его сердца, а сердцебиение такое медленное, что кажется, его и вовсе нет.       — Нет, Джису, мы живем в стране, где за лишний килограмм, притом что ты весишь 43, готовы сжечь на костре и назвать самой мерзкой жирной свиньей, — Чон зажигалкой чиркает по кончику сигареты, а Ким от неожиданности дергается. — Даже если бы ты блевала прям посередине зала, никто бы этого не заметил, — морщится от его грубой лексики, но дрожащими пальцами сигарету забирает. Нужно же как-то этот вкус заглушить, но становится только хуже, никотин перемешивается со вкусом рвоты. Какой привычный вкус, — Неважно как, главное, чтобы ты была идеальна, — а ты и так идеальна, Джи.       — Забавно. Это так похоже на первый день нашего знакомства, — улыбается вполсилы, прикрывая глаза. — Ты лжец, — резко осознаёт факт, что, кажется, он никогда не скрывал. — Ты же с самого начала это заметил.       — Я более наблюдательный, чем остальные, — и это не забавно.

В их мире даже судья принадлежит Диабло.

      Поправляя кепку, она несколько раз оглядывается по сторонам. Лисе не нужны ни лишние свидетели, ни проблемы на её тощую задницу. Благо Чон дал ей деньги, и теперь у неё не короткие черные волосы, а длинные русые. Словно её внешность так стала неузнаваемой. Проскочив мимо охранников через черный ход, она облегченно вздыхает. День явно становится в разы лучше, но пришедшее сообщение на телефон, что каким-то образом она умудрилась скрыть, дарит её лицу мерзкую усмешку. Главный ублюдок, всея Корея. Тебя долго ждать?       Фыркнув, она лишь убрала телефон в задний карман, выглянув из-за угла. У входа всё ещё стояла охрана, но обойти их не составит труда, если проскользнуть через злачные дворы. Шнурок завязывает, когда особо бдительный охранник проходит мимо, благо они не знают о её смене имиджа, а на всякий случай волосы она выпустила из кепки, лишь до плеча.       Выпрямляясь, через мусор перепрыгивает, но стоит ей ступить на освященный участок тротуара, как её за руку затаскивают обратно. Она уже решает, что вот оно, очередное изнасилование среди белого дня, правда, теперь это не нанятые ребята, но высокий голос доказывает, что ситуация ещё более патовая, чем можно представить:       — Какого черта, Лиса?!       — Твою мать, Пак Чимин! — вскрикивает, но сама себя затыкает, чтобы не привлечь слишком много внимания, — Что ты здесь забыл?       У Чимина рот от удивления не закрывается. Серьезно? Он отшатывается от неё словно этот цвет волос сделал из неё, другого человека. Её взгляд холодный, она волосы поправляет, снова смотря по сторонам. Это единственное, что тебя волнует?       — Серьезно? — Он горькую отраву глотает, образовавшуюся только от её взгляда. — Не «привет, Чимин», не «прости», не «я скучала», а: «Что ты здесь забыл?»       Лиса глаза закатывает. Начинается. Ей хочется огрызнуться, разбить эти блядские розовые очки на его носу, что он носит и даже не догадывается. Хочешь жить — умей вертеться, и не на члене Ли Кёнсу а на члене рыбешек покрупнее. Да, Лиса? От своих собственных мыслей ей хочется блевать, потому она смягчается.       — Справедливости ради, ты сам начал с «Какого черта, Лиса?!» — голос его пародирует, но в их ситуации это выглядит особенно омерзительно.       — Почему? — Ему так хочется встряхнуть её, чтобы в сознание пришла, чтобы стала прежней — настоящей. Но ощущение, что вот эта Лалиса и есть настоящая.       — Что «почему»? — она цокает ехидно. — Ты сам говорил, что главное — выживание, — Чимину хочется забрать эти слова обратно. — Я выживаю как могу.       — Живя вместе с тигром? — так едко и раздраженно, что тот удивленный танцовщик, пару минут назад, словно и не существовало, — Ты готова продать свою душу ради выживания?       Не тебе меня учить, Пак Чимин. Действительно, не ему, ведь Чимин продал всё, но не смог ничего защитить. Он, как никто другой, знает, что значит продать себя ради призрачной надежды, что на самом деле никогда не было. Мне тоже есть что защищать и желать, но знать вам всем это не обязательно. Такой способ ни к чему хорошему не приводит. А ты не знаешь мой способ.       — Тебе меня никогда не понять, Пак Чимин, — руки его со своих плеч скидывает, — Так что не пытайся, тебе это только боком встанет.       — Я знаю тебя… — настолько неуверенно, что самому тошно, а Лисе ничего не стоит звонко рассмеяться ему в лицо.       — Это тешит твое самолюбие? — вот она, настоящая Лалиса, что способна растоптать чувства самых близких людей. Дружелюбно руку ему на плечо опускает. — То, что твой член был во мне, не делает тебя всезнающим, — Пак резко её руку сбрасывает, позволяя ей подойти к линии света. — Как Кёнсу? Уверена, отец нехило его потрепал, — а в голосе её столько яда, что Чимину хочется ей сигарету в глотку затолкать.       — На чьей ты стороне, Лалиса?       Она уходит, оставив после себя разочарование и стойкий запах роз и орхидей, что с этого дня Чимин ненавидит. Он хотел просто узнать, как у неё дела, цела она и не трогают ли её, но коснулся настолько гнилой сущности, что теперь хочется вечность отмокать в горячей ванне, что горячее кровавой бани в аду. У него на языке вкус гнили, что он умоляющим взглядом ей в спину по языку растирает.       Лиса зубы сжимает до зубной крошки во рту. На кой ты приперся? Она не была готова увидеть того, кто пал жертвой её игры. Лиса никогда трофеем не была, она всегда была себе на уме, но ум этот настолько отравлен идеей, что она не замечает, как всё вокруг себя рушит. Ты хочешь остаться совсем одна? Я и так всегда была одна.

Никто настоящую Лису не знает, даже она сама.

      — Водишь как чертов псих, — шутит Мин, поправляя растрепанные ветром волосы.       — Кто бы говорил.       Они смеются, а Тэхён довольный садится на горячий капот, отчего шипит, подпрыгивая, Юнги с этой ситуации диким хохотом заливается, чуть ли не согнувшись в три погибели. Этот парень до безумия забавный, возможно, он даже чуть-чуть понимает Розэ. Он не боится их, не осуждает, хотя у самого 100% белые крылья, своих издалека увидишь, и он не смотрит на них как на богов.       Тэхён дарит такое незнакомое для членов Семей ощущение обыденности и не просит ничего взамен. Словно они действительно ему интересны. Нужно ли монстрам это? Кто знает, но даже богам иногда хотелось почувствовать себя человеком, и тогда на свет появлялись полубоги.       — Не советую тебе часто нам помогать, а то мы решим, что ты слишком много знаешь, — Ким за столь мимолетное знакомство понял, что резко спрыгивать с темы на тему — это его стиль общения.       — Это угроза? — А ему лучше не быть настолько беспечным и воспринимать его слова всерьез.       — Сдалось мне тебе угрожать, ты же отбитый наглухо, — а шатен в принципе с этим согласен, так глупо общаться с теми, кто тебя топит.       Глупо? Факт. Забавно? Отнюдь. Интересно? Не то слово. Тэхён никогда с людьми быстро не сходился, раньше думал, что он просто не умеет, подрос и осознал, что ему это и не нужно. Люди опасны, они предают, они лживые маски носят, а потом ломают, даже улыбки не скрывая. Но тогда почему ты так тянешь к ним? К монстрам? Потому что они не скрывают, что они сломают. И это как самая опасная русская рулетка, где ты надеешься на осечку полного магазина.       Юнги давно знал, что к Чеён неадекватные притягиваются, он сам был в их числе, но этого парня всё никак раскусить не мог. Да, он знал о нём, возможно, больше, чем нужно, но что-то ускользало, и это что-то — его родители, точнее, его мать. Как бы они ни старались найти информацию — глухо.       Он уверен, что Розэ знает больше, как никак у неё лучшие ищейки, потому мозг этого парня по стенке не размазала. А ты спросить никогда не пробовал? Я сам не горю желанием о семье говорить.       Сигарету поджигает, прищурив один глаз. Он бы соврал, если бы сказал, что не хочет знать больше, быть на шаг впереди Чеён, так сладко на самом деле. Тэхёна взгляд этого мужчины настораживает, но он продолжает молчать, сидя на корточках и рассматривая чехлы в гараже, а в них точно не гитары лежат.       — Сгоняй за пивом, — слишком буднично звучит из уст члена Семьи Чон. Тэхён даже дымом поперхнулся, а Юнги лишь кинул ему в руки свой кошелек. Кидать тебе в руки свои вещи входит мне в привычку.       — Я тебе что, курьер? — огрызается, но чисто для вида. — Светлое или темное?       — Темное.       — Не удивлен, — фыркает себе под нос, сжимая кошелек.       Что-то подсказывает, что в этом кошельке далеко не маленькая сумма, а отцовские гены берут своё, но он их сигаретой прижигает с особым наслаждением. Вот так просто тот, чье место на самом низу, идёт с кошельком до одури богатого убийцы в ближайший круглосуточный магазин за пивом. Это настолько смешно, что Тэхёну, кажется, сожми он свой нос, он издаст звук: бип-бип.       Юнги плечи расправляет, устало лохматя волосы. Честно говоря, уж лучше тому сбежать с его деньгами и не появляться никогда. В ином случае «наглухо отбитый» станет его вторым именем, если не стало пару месяцев назад. Юнги знает, что отец того в своё время Семью ограбил, и он бы солгал, сказав, что это сейчас не для проверки сделал. Даже если он сбежит, убивать его не хочется. И вот он звоночек, значащий, что самое время его убить.       У Ким Тэхёна дар располагать к себе убийц.       Мин резко оборачивается, ощущая за своей спиной движение, но движения эти на Тэхёновские не похожи. Ким двигался вальяжно, так, словно это он глава какой-нибудь группировки, и это тоже было забавным. Если бы ты родился от других людей, проблем бы нам доставил. Но если бы он родился от других родителей, он бы был другим человеком.       Юнги любит размышлять, потому сейчас опасно думал, кому бы подошёл Ким Тэхён. Смелый, дерзкий, улыбается ломано, что-то подсказывает, что девушек у него немало, возможно, легкий флер женских духов. 100% Чон. У Розэ и правда бзик на Чонов, даже если у того фамилия Ким. А ты вообще о том человеке думаешь?       Мин брови к переносице сводит, смотря на троицу явно недоброжелательных людей, он так беспечно выходит из гаража, по сторонам не оглядываясь, что, будь тут Розэ, снесла бы ему нахер голову со словами: «Какого черта, Ди?!». А Розэ ведь никогда не кричит…       — Мин Юнги?       — Да…       — Привет от клана Квон.

Удар, что ломает кости, ломает их призрачную надежду на лучшую жизнь.