Vanitas

Спустя два дня.

Сеул, Корёв Кёнгёчжане.

      Очередной скандал с отношениями, очередные двойные стандарты, очередной комментарий: «слишком худая/слишком толстая», очередной буллинг и самоубийство. Дженни устала, потому тихо вздохнув, покинула главную страницу pann. А ведь когда-то она мечтала стать певицей, собирать стадионы и улыбаться каждому хейтеру. Но детские мечты остаются лишь мечтами — Ким Дженни не могла стать никем, кроме служительницы церкви.       За окном убаюкивающе щебечут птицы, соревнуясь в надоедливости с гулом машин. Запустив пальцы в волосы, девушка косо посмотрела на мирно спящего мужчину. Его лицо, усыпанное мелкими царапинами, и туго стягивающая виски повязка вызывали внутреннюю скребущую тревогу. Мин Юнги повезло — нож прошёл по касательной, задев не печень, а лишь мягкие ткани. Несмотря на несмертельное ранение, мужчина так и не пришёл в себя.       Поправив одеяло, Ким плюхнулась в кресло. От усталости у неё слипались глаза, но она продолжала ловить каждую эмоцию на неизменном лице, массируя виски. Дженни бесило, что она узнала последней, бесило и то, что она единственная не могла его покинуть. У Хосока слишком много обязанностей, а Чеён лежала в соседней палате. Причем лежала только из-за конной дозы снотворного в крови. Будь она в сознании, где-нибудь остатки клана обгладывала. К сожалению, долго врачи её в таком состоянии не продержат. Закинув ногу на ногу, Дженни прикрыла глаза. Белизна стен давила на зрачки, вызывая тошнотворный ком в горле.       В редкие моменты сильных приступов отвращения к больницам её сменял Тэхён. Она так и не поняла, как этот мальчишка влился в их «компанию», и ей это не нравилось. Не его это. Но сколько бы она ни намекала об этом с лисьей улыбкой на лице, Тэхён с такой же глуповатой улыбкой её игнорировал. Черт бы тебя побрал, Ким Тэхён.       За два дня рядом с постелью Мина Дженни выучила темп его дыхания, поэтому, сбившись со счета, резко распахнула глаза. Сосредоточившись на его лице, девушка поняла, что тот выглядит слишком «свежо» для только что проснувшегося. Резко на ноги вскакивает, но голова кружится, требуя упасть обратно на мягкую обивку. Всё же только что проснулась она. Ким и не заметила, как задремала, проспав момент пробуждения мужчины.       — Это что, беспокойство на лице холоднокровной служительницы церкви? — у Юнги всё тело ноет адской песенкой, а его волнует то, что эта женщина проснулась и теперь у него нет возможности ею нагло любоваться.       — Ты можешь хоть на секунду не быть саркастичным придурком? — Дженни об этой черте характера только от Розэ знает, потому улыбается глупо. — Давно проснулся?       — Где-то два часа назад, — привлекает внимание игривым взглядом на своё запястье, словно там есть часы, от чего Ким цокает. — Врачи сказали, что я проспал двое суток…       — Да, — сглотнув, Дженни опустилась на кресло рядом с ним, убрав прядь волос с его носа.       Юнги даже не смутился, лишь уловил слабый аромат сосны и жасмина. Он чувствовал себя паршиво, почти ничего не помнил, но спрашивать у Дженни не хотел. В её шоколадных глазах смятения больше, чем у подростка перед оглашением результатов вступительных экзаменов. Тем более ему сообщили, что память будет возвращаться постепенно. Не прошло и получаса после пробуждения, как он вспомнил Ким Тэхёна. Не без помощи его самого.       — Доброе утро, — Тэхёну пора в парикмахерскую заглянуть, а не по больницам шастать и своей торчащей во все стороны шевелюрой светить.       — Доброе…       — Не помнишь? — напряженно интересуется Ким, ощущая звериный взгляд между глаз. Будь у Юнги пистолет, он бы, не задумываясь, прострелил тому колено.       — Смутно, — обеспокоенный и недоверчивый тон парня заставил мужчину остыть, сосредоточившись на своих пальцах.       Он помнит голос Тэхёна, помнит ощущения ветра в волосах и рык двигателя, но стоит ему хоть чуть-чуть сосредоточиться, как голова начинает трещать по швам. Тэхён осторожно плед на плечах Дженни поправляет — в этом жесте Юнги замечает столько искренней заботы, что ему становится стыдно. Девушка смешно нос морщит, бурча что-то, а у Юнги ощущение, что только от этой картины всё недоверие и желание пристрелить Ви пропало.       На меня так Дженни действует или я подсознательно не считаю его опасным? Проблема лишь в том, что оба варианта отвратительны. Юнги не должен умиляться от того, как Дженни Ким морщит нос, и не должен чувствовать себя расслабленно с Ким Тэхёном. И если теплые чувства к Дженни можно объяснить постоянными мыслями о ней из-за чувства вины, только вот Мин Юнги, по идее, чувство вины никогда не испытывал. То расслабленность с Ким Тэхёном вообще ничем не объяснялась.       — Она вернётся, — басит Ким, заметив, насколько напряженно его лицо. — Я бы рассказал, что произошло, но ты ведь мне не поверишь.       — Ты так уверенно это говоришь, что мне захотелось проверить. — Юнги морщится от нежданной искорки боли в животе. — Тем более у меня нет выбора. — Художник косо усмехается, он-то знает, что Чон Хосок запретил врачам рассказывать, что произошло, до его полного пробуждения. — Давай, не думаю, что Хосок будет против. — Мин хмыкает, замечая на лице Тэхёна удивление. — Да, я знаю, считай это «протоколом».       — Ладно, вкратце: я пришёл за «работой», чтобы вернуть долг, но, как оказалось его не существует, недолго думая, ты предложил прокатиться, — мужчина недоверчиво качнул головой. С одной стороны, Юнги узнает себя, с другой, звучит это бредово. — после мы вернулись к гаражу, а ты отправил меня в магазин за пивом. Дженни, спящая в углу, что-то промычала сквозь зубы, сбив Кима с повествования, но, прочистив горло, он продолжил: — Я не знаю, что было дальше, но, вернувшись, увидел, как тебя избивают члены клана Квон… Как-то так.       — Каким пивом?       — Темным, — вздохнув, Ким зачесала непослушные волосы назад.       Юнги молчит, переваривает услышанное. Кто бы мог подумать, что такая мелкая деталь, как темное пиво, станет для Юнги весомым аргументом. Он вздыхает тяжело, но только пускает разряд тока по всему телу. Точно ребра сломаны. Беглый взгляд на Тэхёна кидает. «Это угроза?.. Сдалось мне тебе угрожать, ты же отбитый наглухо». И правда отбитый. Глаз щурит, приспустившись по кровати.       — «Не советую тебе часто нам помогать, а то мы решим, что ты слишком много знаешь», — сам себя цитирует, улыбаясь потолку. — Ты, походу, все мои советы мимо ушей пропустил. — Ким косой оскал пустоте дарит. — Спасибо…       Только вот Тэхён уже знает настолько много, что никто из них к нему не притронется. И не потому, что у того есть план «Б», по которому в случае его смерти опубликуется секретная информация. А потому, что он хитрее: он им в душу забрался, притворился, что свою продал, только вот та оказалась фальшивая. Тэхён ещё никогда настолько живым себя не чувствовал, но им это знать необязательно.       — О чём задумался?       — Да ни о чём, — лениво кинул Мин, поймав девушку за запястье. — У тебя тушь смазалась, — большим пальцем ошмётки от туши смахивает, а девушка недоверчиво пару раз моргает.       — Спасибо, — будь её воля, она бы точно заикнулась от его холодных пальцев, сомкнутых браслетом на руке. — Как себя чувствуешь?       Разомкнув браслет, мужчина пару раз моргнул, прислушавшись к собственным ощущениям, а, может, прислушавшись к её сердцебиению. Юнги не мог точно ответить, как он себя чувствовал. Мир немного плыл и казался ненастоящим. В нем достаточно обезболивающих, тупящих мироощущение, потому оценка самочувствия сейчас будет недостаточно достоверная.       — Как будто вернулся с того света, — пропитав её своим взглядом, еле заметно ухмыльнулся. — Кто тебе позвонил?       — В каком смысле? — Ким застыла так, словно её поймали за воровством в супермаркете. — Да… Я не помню…       Мужчина хмыкает. Он привычно по ней попал, лишь бы она на его территорию не зашла. Не помнишь… Невозможно не помнить того, чего не было. Ей никто не звонил, никто не сообщал, что случилось. Дженни Ким просто сама на пороге больницы возникла. Так откуда ты узнала? Зачем ты мониторишь мои псевдонимы?       Не будь Дженни — Дженни Ким, она бы от холодного взгляда Мина в угол забилась. Руки на груди перекрещивает, высокомерно вздернув подбородок. Не пытайся копаться в моей голове. А им бы обоим в собственных головах покопаться, чтобы понять, что они от жизни хотят. Юнги Дженни не доверяет, подальше от неё держаться хочет, но почему-то лишь в её присутствии по-настоящему расслабляется. Дженни Юнги раскусить хочет, понять, что им движет, но уже несколько суток не открывает письмо со списком приглашенных на экономический форум в Венеции.       И чтобы они ни думали, как бы холодно себя ни вели, они на месте топтались, смотря в глаза. Юнги не хотел думать глубже, Дженни не хотела копать. Они оба обладают достаточным когнитивными способностями, чтобы раскусить друг друга. Только вот…

Оба боятся правды.

      Унитаз сливает препараты стоимостью тридцати тысяч вон куда-то поближе к сточным водам. По ощущениям, Пак Чеён в этих водах обитала в утробе матери. Желудок выворачивает на пять изнанок, а тело дрожит так, словно она — дешевая стиралка, выкинутая в трущобах. И всё бы ничего, если бы не такая сладкая вишенка на торте — родная боль. Чеён не уверена, что на ногах стоять может, потому, стирая желудочный сок с губ, встает, опираясь обеими руками на унитаз.       Врач, что всё это время учтиво стоял спиной, услышав шаги, растягивает губы в тонкую полосу. Ему не впервой работать с Пак Чеён, не впервой работать с Семьями и кланами, но такого равнодушия к собственному здоровью он давно не встречал. Чан Мэнгю эту девушку лет шесть не видел — она же время зря не теряла, убивала свой организм как могла. Считая секунды до её следующего рывка в сторону туалета, мужчина прочистил горло.       — У Вас отторжение препаратов, — Розэ желание огрызнуться сдерживает, — если это продолжится, мы не сможем вводить Вам лекарства не внутривенно, — Чеён тошнило даже от иглы в вене, — не, тем более, через таблетки, — одно только слово «таблетки» вызывает у её организма рвотный позыв, — боль будет усиливаться, есть вариант продержать Вас на снотворном, — но это противоречит всем правилам.       Чеён глаза закатывает, замечая кровавый след от своих колен на белой плитке — не заметила, как разбила, подлетев к унитазу. Что ж, логичная цена. Конечно же, Розэ осознавала причину её «отторжения», но предпочитала игнорировать. Глаза прикрывает, вспышками возвращаясь в ангар, не то чтобы её это успокаивало, но… Её однозначно это успокаивало. Не так страшна боль, когда ты знаешь, из-за чего она, по крайней мере, для Пак Чеён.       Носом шмыгает, рассматривая испорченный маникюр, её так раздражал запах больницы, но если бы не врачи, вряд ли бы она выжила. Но ты же хочешь умереть? Сначала нужно отвесить Юнги за то, что он подставился. На дрожащих ногах выносит своё тело из туалета VIP-палаты. Спасибо приступам боли из прошлого за такой потрясающий контроль в состоянии телесной агонии. Она ведёт себя настолько холодно и уверенно, что Господину Чану на минуту кажется, что Чеён здорова. Что минуту назад она не пыталась выблевать собственное сердце.       — Как часто вы употребляете наркотики? — для человека, работающего на преступные организации, такие реакции организма объясняются зависимостями.       — Недостаточно, чтобы сдохнуть, — девушка бедром на тумбочку опирается, держась рукой за плечо. Она точно не собиралась это обсуждать со знакомым своего отца. Пак Чеён не просто так все время «лечилась» у частных врачей. Тяжело выдохнув, шаг в сторону выхода из палаты делает.       — Какие? — успевает только дверь распахнуть.       — Вы мой лечащий врач или психотерапевт-нарколог? — цедит, обернувшись головой внутрь палаты, но в носу ощущает знакомый запах. Глаз невольно дернулся, стоит ей собраться с силами и встретиться с его взглядом. — Блять.       — Солидарен, — Тэхён не хотел подслушивать, но совершенно случайно был пойман с поличным у двери её палаты.       Розэ немедля, слабо отпихивает его рукой, направляясь в сторону регистрации. За время её «химического» сна Ким успел пару раз обсудить её состояние с господином Чаном, отчего понимал, что с Пак Чеён «ничего не в порядке». «Три пулевых ранения, синяки по всему телу, рваная рана на бедре». Как ты вообще ходишь? С божьей помощью, Тэхён, с божьей.       За ней бредет, не задумываясь, а Чеён, игнорируя его присутствие, изнутри прикусывает щеку. Не то чтобы он ей мешает, но эта рана на его голове и перебинтованные руки. Ему не место среди них. А Тэхён готов поклясться, что скоро им языки в глотки затолкает и глаза выдавит, стоит им посмотреть или заикнуться об его месте. И хоть физически он лишь закатывал глаза, то сейчас ему кажется, что он готов перейти к действиям.       В действительности ему нечего ответить. Он бывший гонщик-художник, выросший в трущобах Тэгу. Правда, от гонщика и художника в нём ничего не осталось: машина давно в гараже пылилась, а картину он не может закончить уже больше трех с половиной месяцев, ни одну. Ким Тэхён сам не знал, кто он. Холодным взглядом по бейджику медсестры проходит: Ким Дара.       А ты точно только художник и гонщик? Или его спасает то, что никто и никогда не пытался залезть глубже этих слов? Ведь равнодушие к месиву и крови так просто объяснить тем, что он вырос в трущобах, что он видел это каждый день. Видел же? Почему же он тогда понимает Пак Чеён? Почему он её не боится? Таких, как она, в городе навалом, но почему Ким Тэхён смотрит только на неё? Только в её глазах находит выход для своего волка. Только с её гончей играет.       — Мой тебе совет: прекрати так часто маячить у нас на глазах, — она жмурится от каждого шага, отдающего в бедро. — Мы — худшее, что было с этим миром, а ты всего лишь уличный художник, не понимающий, что каждое твое действие способно оборвать возможность вернуться.       Пак Чеён никогда не была с ним настолько откровенна.       — А что, если я скажу, что я не тот, кем кажусь? — что, если скажу, что не хочу возвращаться?       Голос Кима звучал настолько серьезно, что, кажется, тот был готов раскрыть самую страшную тайну человечества, если бы не тихий смех Розэ. Она рукой ему в предплечье вцепляется, стирая вымышленную слезу. Кима бы задело её поведение, волнуйся он за то, каким она теперь его считает. Тебе выше собственной головы не прыгнуть.       — Все вы так говорите, а потом «просыпаетесь» на том свете с бабочкой в животе, — смерив её пальцы взглядом, Ким раздраженно выдохнул. Вселенная схлопнется, если ты перестанешь мне намёками угрожать?       — Ты собираешься вонзить мне бабочку в живот? — Розэ умеет убивать бабочек в животе, а Тэхён и не против. Он их в рамку поставит, вечность любуясь тем, как сверкают умерщвлённые крылья черно-фиолетового цвета.       — Нет, я не люблю ножи, — а по ангару и не скажешь.       — Тогда мне нечего бояться, — девушка довольно хмыкает.       Мысль о том, что Ким Тэхён может умереть от её рук, кажется такой правильной и греющей, что она не замечает, как растягивает губы в слабой усмешке.       Он в ответ ухмыляется, следуя за ней по коридору. Между ними каньон целый, но они, лишь смотря в глаза, находят нить. Невидимую, тонкую нить, сковывающую горло и не позволяющую сказать больше положенного. А кто это «положенное» устанавливает? Никто не знает и знать не хочет.       Тэхён для Чеён обезболивающее. Рядом с ним боль притуплялась. Оборвать возможность вернуться? А выбери он уйти, ты отпустишь его, Чеён? У тебя было столько возможностей его отпустить, столько возможностей оттолкнуть, но ты ведь плывешь по течению, наслаждаясь его запахом.       Розэ — Тэхёна сжигает, лишь бы он из пепла восстал огненной птицей, но феникс сжигает всё на своём пути. Готова ли она от собственных рук погибнуть? Если это будет он — да.       Задумавшись и упустив намек на разрастающуюся боль в бедре, Розэ об ногу спотыкается, смыкая зубы до скрежета. Твердые пальцы предплечье сжимают, а она, распахнув глаза, понимает, что прижата его телом к столу. Он поймал её. Снова. Девушка плохо помнила, что произошло в ангаре Квонов после слов Хосока, но его близость пробудила табун воспоминаний. Он спас меня. Розэ бы смутилась, но вместо этого ощутила горечь боли от швов на правой руке.       — Тебе лучше вернуться в палату, — Кима от сумасшествия спасает лишь то, что от Пак Чеён пахнет стерильной химией, а не ванилью и кожей.       — Тебе лучше не указывать мне… — беззлобно парирует, обрываясь на полуслове от его косой ухмылки.       — Ты же не любишь ножи, — дверь в палату спиной толкает. Кажется, Ким Тэхён только что её оружие использовал.       Придурок. Видела бы ты своё лицо, Пак Чеён. Видела бы, как смотришь ему в глаза, когда он уже так привычно улыбается. Ким Тэхён сочетал в себе детское ребячество и острое безумие, видное в йодистых радужках. И почему я думала, что твои глаза — горький шоколад? Они же всегда жгли, как йод на открытой ране. Он мягкий с твердым стержнем идиотской дерзости бесстрашия внутри. Он неопасный и слишком альтруистичный.       А в Ким Тэхёне альтруизма ноль — он действует на инстинктах, на внутренних желаниях. Не нравясь ему Мин Юнги, вряд ли бы он его спас. В его помощи нет доброты — он спас Дженни случайно, просто надеясь увидеть эти холодные рухтопазовые глаза.       Вот так просто его эгоистичные желания монстры воспринимали как жест альтруизма. Ким Тэхён не мягкий — он просто хороший актер. Ким Тэхён не герой — он такой же, как они. У него свои тайны, о которых они не думают из-за вросшей маски Ви в лицо.       — О-о-о, мы помешали? — присвистывает Чеён, замечая, как близко Дженни к Юнги.       — Заткнись, Розэ, — цокнув без привычной злобы, протянул Мин. Обычная дежурная фраза, о которой он даже чуть-чуть пожалел. — Как ты?       Приоткрыв окно и забравшись на подоконник, девушка попыталась поджечь сигарету. Чертов бензин. Щелчок зажигалки в тишине комнаты, подобен самому оглушительному звуку. Розэ в глаза Тэхёна смотрит, прикуривая с его зажигалки, почти касается кончиком своей сигареты его. Он отходит так же незаметно, как и подошёл, выпуская облако сизого дыма.       Юнги в одну точку смотрит, лишь бы не видеть откровенные намеки.       Как я? Что-то среднее между: «сейчас умру от боли» и «лучше сдохнуть», а так всё прекрасно. Но вместо привычной ехидной фразы она смакует долгожданную сигарету и смотрит в глаза шатену, не обращая внимания на вопрос. Смотрит, скосив голову вправо, а тот сдерживает желание косо усмехнуться. Твой выбор — молчать.       Юнги их ментальный диалог прочесть не способен, потому глухо вздыхает.       — Всё в порядке, — лжёт искусно, подтягивая ноги к груди. Из всех людей только Тэхён предположительно знает, что её организм отвергает обезболивающие.       — Обезболивающие…       — Всё в порядке, Дженни, — грубо рыкает Пак, кидая на неё беглый взгляд, — не стоит беспокоиться.       Служительница фыркает, переведя взгляд на Кима. Тот стоит неподвижно, кажется, что он вообще не с ними. Утонул в своём сером худи и не собирается возвращаться. Почувствовав взгляд лисицы, волк сверкнул глазами в её сторону. А ведь он всегда был сложнее. Взгляд Ким Тэхёна многослойнее взгляда Пак Чеён. И если у последней он настолько ледяной, что прочесть невозможно, то у Тэхёна столько эмоций в глазах, что отличить фальшивые от настоящих труднее, чем найти господина Кима в Сеуле.       — Ну что? — Юнги молчание раздражает.       — У тебя сотрясение мозга, сломано пару ребер, ушиб…       — Я не об этом, — он злится, зная, что гончая изначально поняла, о чем он спрашивал, но предпочла сменить тему. — Что с кланом Квон?       Тэхён, что всё время стоял неподвижно, холодеет вмиг, меняясь в лице. Не проспи два сладких дня, Юнги бы не заметил эти мимолетные изменения, но сейчас он выспавшийся, готов душить их до конца. Даже напряжение Дженни не смущает. Никто не готов начать рассказ: Тэхён не уверен, что имеет на это право, Дженни не знает наверняка, а Розэ… А Розэ доставляет удовольствие раздраженный взгляд Юнги. Я скучала по нему.       Птица, взмахнув крыльями за окном, заставила Дженни дёрнуться, нервно сглотнув слюну. Кажется, что ещё чуть-чуть, и всё взлетит на воздух. Сегодня из-за этих двоих в воздухе особо едко пахнет тротилом. Добавь в этот состав Дженни и Тэхёна, дело будет пахнуть мгновенным путешествием в адское пекло. Шаркнув тапочками по полу, Чеён с прыжка запрыгнула на ноги Юнги, от чего он еле сдержанно шикнул. Сучка.       — Черт возьми, Розэ!       Дженни нервно засмеялась, запутав руку в волосах. Ей катастрофически не хватает энергии, поэтому, промямлив что-то под нос, она вышла из палаты. Тэхён бы остался с ними, если бы не красочный рассказ Чеён о том, что случилось с Квонами, вызывающий внутреннее желание пообщаться с чем-нибудь белым, пахнущим хлоркой. Шатен всё понять не мог: от чего зависит настроение этой девушки? Где заканчивает Пак Чёен и начинается Розэ?       Затылком в стену упирается, замечая Дженни, беседующую с лечащим врачом Розэ. Скользнув по напряженным бровям, останавливается на подрагивающих пальцах, сжимающих локти. Девушка губу закусывает, заметно сглатывая слюну. Я думал, тебя невозможно смутить. Оттолкнувшись от стены, он твердым шагом направился к ним.       — Вероятно, мы не сможем ей помочь, — заприметив постороннего, врач проглотил окончание предложения.       — Она же и до этого употребляла, — Дженни ошарашенно в стойку регистрации отступает, лишь бы не упасть.       На Кима взгляд поднимает, а он уловил вопрос в глазах, слабо пожал плечами. Для того, кто вырос в трущобах в окружении игл и продажной любви, почувствовать наркомана нетрудно. Это видно по взгляду, по внутреннему ощущению. Да и Чеён никогда не скрывалась, ещё в первую встречу таблетки в подстаканнике оставила. Ви был первым, кто узнал название препарата. Первым, кого она оставила наедине с блистером на заправке, не боясь быть пойманной. А может Пак Чеён хотела, чтобы её поймали.       Сглотнув, Дженни потерла веки. Она так устала, что здраво рассуждать стало не её. Они все игнорировали зависимость Чеён, оправдывая её тем, что она не полезет в то, что вызывает эйфорию, так и не заметили, как она в неё обустроилась. Ты же глушила боль, не эмоции… Она глушила эмоции самостоятельно, но приходит время, когда душа себя внутри ты душишь себя физически. Розэ просто нашла способ «развязать» веревку.       — Раньше у неё были приступы, как бы глупо это ни звучало, но большинство препаратов ей выписывали, — Просто она превышала дозу, а потом и вовсе начала приобретать больше положенного. Кажется, этот факт даже Ким Тэхён осознавал, — а это…       — Другое?       — Вероятно, это психическая зависимость, — подытоживает врач, не то чтобы Чан был её лечащим врачом на протяжении шести лет, но её медкарту видел. Удивлен даже, как она лет в семнадцать в это не ушла, — плюс отторжение препаратов, скорее всего, вызвано… — парень иглами входит в белки врача.       — Твою мать, — сквозь зубы цедит девушка, напуганная господином Чаном. Все же лисица никогда настоящих наркоманов не встречала.       — Её отторжение вызвано нежеланием жить, — и что для тебя лучший вариант, Дженни? Она в равнодушные глаза смотрит, сглатывая слюну, — зависимость никогда не вызывает отторжение, препараты вызывают толерантность, но не тошноту, — Чан Мэнгю краснеет в мгновение.       А кому как не Ким Тэхёну знать об этом. Хочешь не хочешь, а различать людей научишься. Плюс Пак Чеён не была похожа на того, кто употребляет ради эйфории, она была похожа на того, кто устал жить. Кто в веществах находил — смерть. Таких людей в трущобах Ким Тэхён не раз встречал.       У Пак Чеён есть всё, что нужно для «счастливой» жизни. «Устала» — её личный самообман. На самом деле она не хотела умирать, ей нравилось играть со смертью, нравилось играть с людьми, с эмоциями. Ей нравился Ким Тэхён, потому что он понимал её чуть лучше, чем она сама, но он не рисковал лезть к ней в душу.       — Я думаю, не Вам ставить диагнозы.       — А Вы рискнете поставить ей диагноз? — Тэхён мято ухмыляется, интонацией надменно выделяя «Вы».       Дженни готова поклясться, что, если бы не холодный голос Тэхёна, отправила бы Розэ на реабилитацию прямо сейчас. Ты подруга, конкретно, с ума сошла. Знала бы Чеён, что за дверью сейчас, в голове лисицы мысли в стиле третьей мировой, ни за что бы не позволила ей остаться наедине. Пак Чеён и не думала, что Чан Мэнгю врачебную тайну раскроет, а Ким Дженни знает тайны любого гражданского рядом. Но, видимо, Тэхён не гражданский и не рядом.       Смотря в его каштановую копну волос, женщина думала о том, сколько чертей за оболочкой его глаз и как глубоко эти черти вонзили когти.

Спасение утопающих — дело рук самих утопающих.

В ином случае спасательный круг рискует лопнуть.