Ich tu dir weh Tut mir nicht leid Das tut dir gut Hoert wie es schreit (Rammstein — «Ich Tu Dir Weh»)
***
Я вернулась, уже чистая, на мне были только ночная рубашка, чулки и нижнее белье. А на ногах были те ботинки, которые дал мне Дазай. Я открыла дверь в кабинет, сняла ботинки и уже собралась идти лечь спать, как вдруг услышала, что дверь запирают на два оборота… — Ну вот ты и попалась! — за моей спиной послышался ехидный голос и я почувствовала, что меня схватили за руки… Меня повалили на кровать и развернули на спину. Тот, кто меня схватил, был Дазай… — Ты думаешь, что я просто так заботится о тебе? — спросил Осаму, нагло ухмыляясь, — Нет, милая, взамен на мою заботу ты теперь будешь ублажать меня… Мои глаза расширились от шока, я не знала, что ответить на это… Мои подозрения оказались явью и Дазай действительно хотел, чтобы я стала его игрушкой, как и многие немецкие солдаты… Я хотела вырваться, убежать, скрыться от него… Но всё было бы бесполезно… Ведь Осаму является штандартенфюрером и из-за высокого поста он мог многое… Против него я была бессильна… Дазай начал снимать с меня ночную рубашку, я пыталась кричать, но когда парень схватил меня за горло и стал душить, уже было не до этого. Я должна была молчать, несмотря ни на что. Сняв с меня мою ночную рубашку, Осаму принялся снимать с меня трусики. В итоге я осталась перед ним в одних чулках, их он почему-то решил не снимать… После этого, парень начал раздевать себя, он снял свой китель и начал расстёгивать рубашку. Когда он снял её, мне удалось увидеть его торс, который был чуть ли не полностью покрыт бинтами, как и его руки и шея. Наверное, под ними находились шрамы, полученные в бою… Но даже сквозь бинты было видно, что его тело было прекрасно: пресс, идеальное расположение груди и мышц… Я старалась не смотреть на него, закрывала глаза. Вот о чём же ты думаешь, Хироми!? Тебя сейчас лишат твоей невинности, а ты заглядываешься на своего насильника! Я старалась откинуть эти мысли, крепко сжав ноги. Осаму стоял в одних брюках и сапогах. Парень вынул из петель ремень, взял мои руки и связал их за спиной. — Это для того, чтобы ты не убежала, — сказал кариеглазый, — И кроме того, так намного сексуальнее. Я закрыла глаза, боясь того, что сейчас будет. Дазай снял свои чёрные перчатки и засунул одну из рук мне в рот, проводя пальцем по дёснам, продолжая нагло ухмыляться. Снимать брюки с себя он не спешил. Осаму вытащил пальцы из моего рта, а затем начал раздвигать мне ноги. Я пыталась сжать их, но парень перевернул меня на спину и сильно шлёпнул меня по ягодицам. Я вскрикнула от боли, но его это не остановило и он продолжал шлёпать меня, я кричала, но Дазай легко посмеивлася. Похоже, что ему нравилось причинять мне боль. Когда же парень наконец прекратил это, он снял с себя сапоги и брюки. В общем, мы предстали друг перед другом, в чём мать родила, не считая того, что я осталась в чулках… Дазай быстро и резко вошёл в меня. Мне было больно, из моих глаз потекли слёзы, а я сама кричала… — Ох, так ты девственница и я у тебя первый, да? — спросил мужчина, продолжая говорить с ехидным смехом. Штандартенфюрер не дал мне привыкнуть к новым ощущениям и сразу же начал резко двигаться, я чувствовала, как он разрывает меня изнутри… Я кричала, чтобы Дазай остановился, но вместо этого шатен зажал мой рот рукой и прорычал: — Заткнись, просто молчи. Немец буквально вдалбливался в меня, рыча. Мне казалось, что это длится вечность. Но если вдруг я издавала даже малейший писк, то получала резкую пощёчину и ещё более сильные толчки внутрь себя. Мне было ужасно больно… Я не знаю даже, как описать это словами. Затем парень начал сжимать мою грудь и дёргать меня за соски, причиняя ещё большую боль. Было трудно не кричать, но когда я пыталась, получала ещё больше ударов, чем просто пощёчину или шлёпок. Меня даже чуть в живот не ударили… Парень вошёл слишком глубоко и кончил, не выходя из меня. После всего этого, Дазай просто встал, развязал мои запястья, оделся, взял сигареты с зажигалкой и вышел из кабинета, заперев меня. Я осталась лежать совершенно обессиленная, я попыталась перевернуться, но из-за боли на ягодицах и скорее всего, красных пятнах на них от ударов, мне это с трудом удавалось. Стоило мне посмотреть на свои ноги и я увидела кровь… Я совсем не ожидала, что мой первый раз будет таким жестоким… Я не сдерживала слёзы, а просто заревела в подушку. Всем девушкам в СССР, которые ложились под немцев (неважно, добровольно или нет) давали статус «немецкой подстилки»… Теперь и я стала одной из таких, даже несмотря на то, что нахожусь в плену…***
Моё начало дня (хотя сейчас было уже около девяти вечера) было не радостным в связи с тем, что произошло вчера ночью… Боль до сих пор не проходит. Я боюсь, что Дазай снова сделает это… Хотя я в этом даже не сомневаюсь. Тело ноет и болит весь день, на запястьях остались синяки от ремня. Это было слишком жестоко, но такого обращения к пленным от немцев вполне ожидаемо. Всё утро, подушка была вся в слезах, а мои глаза были заплаканными. Утром я попыталась найти в себе силы, хотя бы сесть, но ослабленное тело и боль кое-как дали это сделать. Тогда же я еле-еле дотянулась до своей одежды и оделась. — Вот ты и влипла, Хироми, — сказала я себе, переведя взгляд с ночного берлинского неба на свои руки, — Сначала попадаешь в плен, к тебе заботливо относится штандартенфюрер, но всё это ради того, чтобы ты была его игрушкой… Такого ведь и врагу не пожелаешь… Я подошла к окну и села на подоконник. Сегодня в Берлине сегодня была пасмурная погода и дул сильный ветер. В тов ремя, как в деревне, в который я была, было достаточно тепло. Эх, грустные воспоминания… Внизу моего живота всё жутко болело. Идти одной было сначала страшно, особенно после вчерашнего. Каждый раз, видя Дазая, я хотела заявить ему, что люто ненавижу его! Ненавижу его всей своей душой! И как можно не испытывать ненависть к таким людям, как Осаму? А уж тем более к фашистам! Эти люди позволили себе слишком многое, а уж тем более им никто не давал им права решать, кому жить, а кому нет! Ненавижу! Ненавижу!! Ненавижу всей душой!!! Я не могу описать всю свою ненависть ко всем нацистам, а уж тем более к Дазаю! Я встала с подоконника и пошла к двери, мне уже всё равно куда деваться, главное для меня сейчас – убежать отсюда как можно скорее! Не собираюсь находится в этом аду! Мысли о побеге ко мне пришли сразу же после того, как я оказалась здесь. Я дёрнула ручку двери, но дверь вообще не поддавалась! Я поняла, что она была заперта, будь ты проклят миллион раз, Осаму Дазай! Единственным выходом на данный момент для меня является окно, надеюсь, что хотя бы оно не закрыто. Я пыталась открыть окно и к счастью, мне это удалось. Я посмотрела вниз и увидела, что нахожусь на третьем этаже… Мда, вот уж я попала… Но ничего не остаётся, кроме как прыгать, хорошо, что в низу был старый матрас (я не знаю, кто придумал его сюда ложить) и падение будет не таким жёстким. Я быстро надела свои военные сапоги, которые прятала под кроватью, подошла к открытому окну, а затем прыгнула из окна, надеясь, что упаду прямо в нужное место. К счастью, так и получилось, после удачного падения я встала, отдёрнула подол платья, а после этого быстро побежала к ближайшему зданию рядом. По-моему это ненадолго, но хотя бы на несколько минут или часов у меня есть свобода! Я взяла свой китель, но мне было всё равно, даже если я замёрзну и погибну. Во всяком случае, это намного лучше, чем находиться в плену у немцев. Я стала осматриваться нет ли поблизости охранников или ещё того хуже – эсэсовцов. Только их ещё мне не хватало на своём пути повстречать… Как только я убедилась, что никого поблизости нет, то вышла из укрытия и побежала по направлению, поближе к выходу с территории этого проклятого здания! Как только мне удалось незаметно проскользнуть мимо охранников (которые, судя по всему, уснули), я узнала, что это здание на расстоянии около шестиста метров от леса, вот в лес мне как раз и нужно. Как разведчице, мне не составит труда скрыться. Но главное для меня – убежать от этого проклятого места как можно дальше! Я бежала без остановки, нос стоило мне пробежать около четырёхста метров, я услышала приказ на немецком языке за своей спиной: — Schnapp dir dieses Mädchen! Sofort!(Схватить эту девушку! Немедленно!) Я повернула голову назад и увидела, что создали за мной бежали где-то три немецких солдата. Мне стало не на шутку страшно, но я продолжала бежать. Добежав до леса, я уже хотела скрыться за одним из деревьев, как почувствовала, что меня схватили за руки. — Gotcha! (Попалась!) — сказал один из них, с чёрными волосами, заделанными в короткий хвост на затылке, — Der Standartenführer hat uns gesagt, wir sollen Sie finden und schnappen, wir haben es ohne Probleme geschafft!(Штандартенфюрер велел нам найти и схватить её, мы справились с этим без проблем!) Меня держали два солдата, дабы я не смогла убежать. Брюнет, сказавший слова о штандартенфюрере подошёл ко мне и посмотрел на меня, а затем дёрнул мой китель. — Es ist klar, (Понятно,) — сказал он, — Sie ist eine der Russen. Ich verstehe nicht, was unser Standartenführer in einem solchen gefunden hat ... es wäre Besser, eine Französin, eine Norwegerin, eine Niederländerin zu nehmen... Aber Nein! Er wählte gerade Russisch! (Она одна из русских. Не понимаю, что наш штандартенфюрер нашёл в такой… Лучше бы взял себе какую-нибудь француженку, норвежку, голландку… Но нет! Он выбрал ИМЕННО русскую!) Я конечно, не совсем понимала, что сказал этот мужчина, но слышала, как он говорил о девушках других национальностей. А ведь они не знают, что я японка, пускай и разведчица в Красной Армии. Брюнет, отпустил мой китель и приказав отпустить меня, толкнул на землю, дал пощёчину и пнул в живот. Я застонала от боли, меня итак изнасиловали и избили. Думаю, что это произойдет вновь… — Weg von dem Mädchen! (Отойдите от девушки!) — эти слова стали для меня надеждой на спасение. — Ah, Herr Oda Sakunoske, (А, герр Ода Сакуноске,) — сказал брюнет, который только что пнул меня, — Warum denken Sie, dass wir Ihnen, dem einfachen Wächter, diesen Streich geben können? (С чего вы вдруг решили, что мы можем отдать вам, простому охраннику, эту шавку?) — Ich habe diesen Befehl vom Standartenführer erhalten. Lassen Sie Sie gehen. (Я получил такой приказ от штандартенфюрера. Отпустите её.) — сказал человек, которого назвали герром Сакуноске. Солдаты просто ушли, а Ода помог мне подняться. — Ты в порядке? — спросил он. — Вроде да, а вроде и нет. — ответила я, — Спасибо за помощь, герр Сакуноске. — Не за что, — сказал Ода, — Я здесь простой охранник, а не фронтовой солдат. Не переношу убийства… — Но… Зачем вы помогли мне? Неужели это действительно был приказ этого… Этого… — я запнулась. Как мне называть того, кто издевается надо мной, как мне звать этого фашиста?! — Нет, Дазай такого приказа не отдавал, просто там, — немец указал куда-то вдаль, — в Москве у меня остались дети, которых я взял под свою опеку. Прошу, постарайся уйти отсюда как можно быстрее и найди их. Спаси их. — мужчина протянул мне черно-белую фотографию, на которой был изображён он и еще трое детей разных возрастов. — Хорошо, я постараюсь, спасибо вам. — Удачи и будь осторожна. Дальше я постаралась убежать как можно дальше от злополучного места. Дерево за деревом, куст за кустом, а я уже не на шутку замёрзла, ведь как назло не прихватила с собой ни одной тёплой вещицы. Но ничего, потерплю, главное – добраться до границы, а там по-любому будет хоть кто-то из наших… Спустя два часа... Я брожу по лесу два часа. Замерзшая, уставшая, Господи, прошу, если ты и вправду есть, помоги мне! Стоп, что это? Дорога.... Ну точно! Я наконец смогла выбраться! Из последних сил я побежала к виднеющейся проезжей части, но вдруг, споткнулась об торчащий корень одного из деревьев и упала. Попытавшись встать, эта попытка оказалась не успешной, а тело, отказываясь слушаться меня и вовсе онемело. Пролежав на холодной земле еще пару минут, я провалилась в бессознательный сон…