***
— Наденьте плащ, Ваша Милость. — Грис поднял лицо к укрывавшему их сумрачному пологу из зарослей травы с кустарником и старых деревьев. — Солнечное тепло почти не доходит до нас. Альгетис, набрав полные пригоршни воды из ручья, снова плеснул себе на лицо. Пальцы почти свело от холода, но оно все так же горело. Как вышло, что вчера он поймал обморок, будто изнеженная девица? — Я в полном порядке, — буркнул он, не осмеливаясь поднять глаза на Гриса, и вновь зачерпывая воду. Но не донеся до лица, выплеснул все обратно. Он и сейчас действовал как трус. Отсиживался здесь, не в силах показаться на глаза своимлюдям. Все надеялись, он подхватит знамя вместо отца, вернет отнятые земли, станет символом наконец! А он… Вспомнился дождливый день пятилетней давности, ему вот-вот предстояло взойти на борт корабля, идущего в Гнезию. Он любовался, как статно и величавовыглядит в седле отец, прибывший проводить его. И недоумевал, для чего его отправляют в дальнюю страну, в какую-то Академию. Он умел читать, он мог писать — этого ли было недостаточно? В те годы он грезил сражениями и подвигами, мечтал прославить свой род. Должно быть, отец уже знал, что сын не годится для подвигов. Не страшно было выйти в бой — он готов был хоть сейчас кинуться в атаку. Отчасти жаждал этого. Кровь смывает позор, и можно было бы не задумываться над следующим ходом. Вот что страшило — всеждали от него ответа на вопрос: «Что дальше?» Он же жаждал, чтобы кто-то сказал это ему. Слишком долго был избавлен от этого. — Бриндел, Делеф, Кормал — как насчет них, Грис? Еще кто-то уцелел? — Бриндел мертв, Ваша Милость. — В памяти вспыхнуло и погасло лицо эконома. Никогда уже, подвыпив, тот не начнет рассказывать свои невероятные байки. Альгетис остро почувствовал, как их будет не хватать. — Про Кормала никто ничего не слышал. Делеф получил серьезную рану, но выкарабкивается. Сейчас он руководит другой группой. Я хотел известить его вашем прибытии, но думаю, лучше вы напишете ему сами. Альгетис улыбнулся, вспоминая старого боевого наставника. — Все верно, Грис. Сделаю это прямо сейчас. Поднявшись на ноги, он заметил спешившего к ним человека. — Ваша Милость, Господин Пагрис! — Обратился тот еще издали. Одежда сидела на нем не слишком аккуратно, а волосы растрепались, выдавая возбуждение и спешку. — Тоссир вернулся с посланием! Имя звучало как-то знакомо, но как ни напрягал Альгетис память, не могсопоставить с ним никакое лицо. Не вспоминался и, даже приблизительный, род занятий. Устав ловить тени в пустоте, он обернулся к Грису, заметив, как удивление, сменяя радость, чертит складки на лбу здоровяка, чтобы смениться настороженностью. — Он готов говорить? Я сейчас же выслушаю его, — со вздохом в мыслях произнес Альгетис и покосился краем глаза на Гриса. Быть может, не время было забирать бразды? Но он их будущий князь. А быть может… Нет, он не хотел об этом думать. — Да, Ваша Милость. Он сейчас в шатре лекаря. Говорит, это срочно. — Благодарю. Проводи меня к нему. Нужный шатер располагался в самой дальней части лагеря. Густо нападавшие, переплетшиеся корнями и сухими кронами деревья образовывали здесь сумеречный полог, требовавший постоянного поддержания огня в кострах. Внутри объемного шатра точно так же потрескивала жаровня. Долговязый человек копавшийся в травах возле длинного стола не был знаком Альгетису, не узнал он и другого, светловолосого, грязного, но хорошо одетого человека сидевшего на импровизированной постели. Почти с удивлением он разглядывал пару мгновений потрепанный но дорогой синий плащ на плечах мужчины. Почти как… — Утра доброго, Ваша Милость, — приветствовал тот, склонившись в поклоне. — Рад видеть, что план господина Пагриса удался. Позвольте вернуть, — в его ладони оказалась брошь-застежка, выполненная в виде родовой эмблемы Васгари. Принимая ее, Альгетис старался, чтобы пальцы его не дрожали. — Ты — Тоссир? — спросил он. — Да, Ваша Милость, я… — Так план был держать меня в той пещере, а за меня выдать другого, а, Грис?! — Альгетис недовольно развернулся к старому советнику. — Я настолько ценен, что можно губить людей? — Мы обсуждали этот план, и Тоссир согласился. Не получив «Вас» их люди бы не успокоились и перевернули здесь все. Вы — причина и символ, говорящие людям, им еще есть смысл сопротивляться захватчику. Но дело не только в вас, Ваша Милость. Если вам так будет легче — я беспокоился обо всех этих людях. — Грис обвел лагерь рукой. — Я не хотел, чтобы нас нашли. -Вы могли покинуть это место. — Не так легко переместить людей, оставшись незамеченными, Ваша Милость. Мы — не военный лагерь, с нами женщины и старики. Визит Лиддена и его сестры отвлек внимание на себя, как я и предполагал, но нам этого времени было бы мало. Не так легко и найти хорошее место укрытия. Этим занимаются разведчики Делефа. Он свяжется со мной, как только они найдут успех. Но вы хотели выслушать Тоссира. В словах Гриса имелся смысл, только признавать его упрямо не хотелось. — Прости. И прими мою благодарность, храбрый человек. Такая храбрость могла стоить жизни. Трудно было смириться с тем, что кто-то пострадает или умрет за тебя, и не в бою, где у него был бы шанс, а в кандалах в застенке. — Ты говорил, у тебя важные новости. Пожалуйста говори, я слушаю. Тоссир кашлянул. — Захватчик отпустил меня. Казалось, спиной можно было ощутить испуг и недоверие Гриса. Задыхающийся кашель опередил слова, сорвавшиеся быстрее, чем Тоссир успел продолжить: — И ты явился сюда?! Небо и земля, Тоссир! Теперь он знает где мы! — Сглупил, Пагрис… — тихо пробормотал тот, повесив голову. Скорее всего, избегая взгляда в глаза. — Но куда мне было идти? Вытерпеть издевательства в застенке трудно… Но еще труднее при мысли о возвращении туда. Думаешь, Лидден не узнал бы, не выполни я его маленькое поручение? — Что за поручение? — Альгетис жестом велел Грису помолчать. Понимал, что тот не удовлетворен ответом, но чувствуя, как все больше скручивается внутри пружина нервов, понимал так же, что должен услышать все до конца. — Говори! — Лидден велел передать, Ваша Милость, батюшка ваш у него. Хочет, чтобы вы явились к нему сами, коли хотите увидеть отца живым. Должно быть, он забыл дышать. Внутренности заледенели, а мир перестал существовать на время. Только барабаном грохотало что-то в голове, требовало больших усилий сложить слова из шума. — … небезопасно, Ваша Милость! Нужно собрать людей, теперь нам и правда нельзя здесь оставаться. Пишите письмо Делефу, я уже послал за мальчишкой, что доставит его. — Грис, мне нуженконь! Обернувшись, Альгетис успел заметить, как обеспокоенно-деловое выражение на лице Гриса сменяется обескураженным, в след за чем на нем отражается паника. — Нет. — Он резко качнул головой, вновь обретя дар речи. — Я не могу вам этого позволить. Вы не слушали меня? Лицо старика покраснело, вздулась венка у виска. Он слегка жевал губами — Альгетис с детства помнил этот жест, проявлявший себя каждый раз, когда нервы у того до предела напрягались. Будь перед ним простой деревенский пастух или крестьянин, уже испытал бы тяжесть руки советника на собственном ухе. Но перед ним стоял княжеский сын. Их надежда и новое знамя. Старик скрестил их на груди, упрямо сверкая глазами. Было что-то единое в характерах слуги и его старого господина. Альгетис подумал, чтобудь он младше, непременно уступил бы воле Пагриса, но сейчас он встал в такую же упрямую позу. — Речь идет о моем отце, Грис! И твоем лорде! — Это очевидная ловушка! Мы даже не можем сказать, жив ли Его Милость… — Не важно. Я не смогу спокойно спать, есть, радоваться воле, зная что отец в сыром подземелье, быть может, именно в этот момент делает свой последний вдох. Я не буду сыном, воином, человеком наконец. — Думаете, я смогу жить спокойно, зная что вероятно пережил вашего отца и не уберег вас? Вы должны мыслить здраво, — лицо Гриса сделалось еще мрачнее. — Отправим письмо Делефу. Пускай отправит к Лиддену человека тихо все проверить. А так же наше требование захватчику — пусть сначала докажет, что ваш отец жив. Потянем время… может удастся освободить его не рискуя вашей шеей. Приходилось задуматься, что сделает старик, уйди он сейчас из лагеря. Свяжет? Альгетис поймал себя на мысли, что вполне верит в это, невзирая на разницу положений. — Хорошо, твоя взяла, Грис, — ответил, отводя сумрачный взгляд от обветренного, морщинистого лица. — Отправим письмо.***
Робби летел сквозь лес на перегонки с собственным сердцем, легко перепрыгивая выступавшие подо мхом корни и булыжники. Еще в жизни обычным парнишкой пастухом ему доводилось время от временивыступать посыльным, но доверенное ему сегодня письмо было особенно важным. Господин Пагрис не раз ему это повторил. От тонкого свитка зависела, возможно, жизнь их старика князя, а значит возможно, Их Милости вспомнят добром и пастушка. Фантазия рисовала яркие образы — обычный парень из деревни становится приближенным князей. Сам старый Пагрис торжественно произносит, что не мог и надеяться на лучшего преемника. Вчера без сапог, он ест и пьет за одним столом с господами. Уж тогда Симая обратит на него внимание! Крики птиц и льющийся сквозь прорехи в еще зеленом лесном пологе свет, мерцающий на листве и скапливающийся золотыми лужицами на мху под ногами — Робби казалось все это в его честь. Впереди уже можно было слышать живой говорливый ручей, возле которого он хотел быстро передохнуть, напиться и наполнить свою маленькую флягу. Лес по ту сторону ручья был знаком ему хуже, но парень не терял воодушевления, пока неверно вставшая нога не заставила его тяжело рухнуть на землю. Сильный удар на мгновение вышибиз него дух, вглазах поплыли игривые цветные пятна. Тряхнув головой раз другой, он почувствовалтонкую крепкую веревку, опутавшую ноги на уровне щиколоток. С тихим стоном, морщась от боли и иглой уколовшего стыда, Робби сел. Ловушки были установлены на достаточно большом расстоянии от их оврага, он же забыл о них и попался как глупый перепел в силки. Замечтался, взялся делить шкуру не забитой овцы. Потянувшись к ножу на поясе — разрезать веревку — он замер. За спиной медленно вырастала чужая тень. — Кто здесь? Черная фигура. Черный человек и блеск стали, отразившей солнечный свет — вот все, что он успел заметить, пока новая, страшная волна боли разливалась по цепенеющему телу и топила сознание. И последняя стынущая мысль была не о признании господами и ярком будущем — в нем была улыбка Симаи, ее переливистый смех. Наэсол не долго смотрел на мертвое тело у своих ног. В скрюченной позе не было красоты. Но почему то здесь, в лесу, смерть казалась частью некой великой гармонии. Корни деревьев, вся мелкая жизнь что кроется, копошась, во мху и почве под ним, все будет питаться смертью, расти. И он хотел бы быть их частью. — Мой дар тебе, — прошептал он одними губами, прежде чем развернуться и раствориться в лесу. Она никогда не требовала, но он давал ей то немногое, что мог.***
— Грис, что-нибудь известно? Плечи и руки ныли, отвыкшие от интенсивной нагрузки, но Альгетис все равно хватался за любое занятие что подворачивалось ему. Он старался не думать, болью и усталостью глушить ледяную тревогу, грызущую его изнутри, как червь яблоко. На счастье, работы в лагере хватало: нужны были дрова для костров, нужна вода, пища, требовалось обходить и проверять расставленные вокруг приютившего их оврага ловушки. И тренировки, бесконечные упражнения с мечом и луком, утром, днем, вечером; спарринги, когда удавалось найти свободного партнера. — Прошло всего три дня, Ваша Милость. Человек Делефа едва ли успел добраться до крепости Лидденов. Всего… Ему они казались бесконечными. А хуже всего было по ночам. Каждый вечер перед сном он молился, чтобы усталость позволила ему просто уснуть. — Пойду поохочусь. — Вы бледны, Ваша Милость. Вы плохо питаетесь, плохо спите. Это не легко, но я советовал бы вам не изводить себя. Не изводить. Конечно, будь это не его, а чужой отец в плену ужасного человека, он бы тоже говорил «не изводись». Присядь! Поешь! Поспи! Легко смотреть со стороны, жалеть, играть в мудрого. Легко, когда у тебя нет семьи. — Замолчи, Грис, — в глухом, надтреснутом голосе Альгетис почти не узнавал свой. — Советую, просто замолчи. Старик качал головой, и так каждый раз… — Грис, есть что-нибудь? — Пока нет, Ваша Милость. Так стали выглядеть все их разговоры. Новое утро, вползающее в овраг на хребте сырого тумана. Тот же вопрос, тот же ответ. Та же жаренная на костре зайчатина. Вертел поворачивается, подставляя рыжему огню другой капающий кровью бок, пока зубы вонзаются в золотисто бурую корочку уже готовой тушки. Все это уже было. И Пагрис тем же движением точил нож о камень. — Грис, прошла неделя или две? Альгетис протянул мясо мальчишке лет десяти, голодными глазами наблюдавшему за медленно поджаривающейся тушкой. Самому кусок не шел в горло. — Неделя, Ваша Милость. — И посланный Делефом человек уже должен был добраться? Старик молчал, нахохлившись и лишь косясьв его сторону. — Что, если его тоже схватили? Или что-то случилось с ним по пути? Пагрис молчал. Обсасывал бедренную кость, с видом будто она — центр мироздания, и нет ничего важнее. Ставил глупого мальчишку на место. Ведь этот разговор они тоже вели не впервый раз. Но сегодня внутри Альгетиса все клокотало. Он вдруг представил, как выхватывает меч и сносит эту голову с ее написанным поверх морщин равнодушием. Как хватает коня и мчит из лагеря, мимо родной крепости, к Лиддену, по небу если потребуется. Ответ разбил мрачное наваждение. — Случиться, конечно, может всякое. Но Делеф не вчера родился, и мальчишка, которого я послал к нему, себя проявил. Я так же послал гонца к Аледари. Вы же, Ваша Милость должны думать не только как добрый и честный сын, но как наш будущий князь. Отец ваш, даже если освободим его, не вечно с нами будет… Альгетис отвернулся. Тяжело было дожидаться ночи. Время превратилось в вязкое желе, и казалось, застыло в одной точке. Кусты, деревья и трава плохо пропускали лучи солнца, ивсе же, Альгетис часто ловил себя на том, что смотрит вверх, ловит признаки, что где-то там близится сумрак. Наконец, желанная темнота укрыла лагерь. Подождав еще чуть-чуть — в эти последние минуты казалось, сердце вот-вот разорвется — он поднялся с лежанки и, минуя дозорных, прокрался сперва к импровизированному оружейному складу. Назвать его так можно было с натяжкой. Подопечные Гриса имели в распоряжении лишь пол десятка мечей, и дюжину луков. Наверно, наблюдай он эту историю со стороны, сам бы осудил свои действия. Благородный порыв не повод опускаться до воровства… Чувствуя, как уже горят уши, Альгетис на ощупь прихватил с собой короткий клинок — чтобы не мешал в предстоящем пути по лесу, и так же ощупью, почти на четвереньках выбрался из оврага. Встретивший его ночной лес напомнил мрачный лабиринт. Куда ни посмотри — взгляд упирался в стены из стволов и кустарника, не отличимые друг от друга в темноте. Всего пара неуверенных шагов, и Альгетис понял, что уже потерял чувство направления. Он плохо зналэтот лес, и днем все выглядело иначе. Вдалеке слышался вой. Волки, в ожидании холодов уже сбивавшиеся в стаи, вышли на охоту. Где-то близко ухала сова. То и дело обострившийся от напряжения слух ловил вокруг себя скрипы и шорохи. Любимое дитя днем, в знакомых местах, а то и за мощными стенами, человек в секунду мог стать игрушкой в руках природы. Альгетис сглотнул ставшую вязкой слюну. Лабиринт поймал свою жертву.