Семена Великого Древа

      Фургон подпрыгивал и трясся на кочках, жалобно скрипя огромными круглыми «колесами». Лошадь не хотела его тащить. Ей хотелось щипать траву, пока внутри еще оставались соки, затем промчаться сквозь нее галопом, а устав, валяться, лениво отмахиваясь от последней мошкары. Аэль слегка тряхнула головой, что не скрылось от глаз попутчика. — Укачало? — участливо поинтересовался он. — Скоро прибудем на место.       В прорехе между раздуваемых ветром полотен тента то и дело показывалось уже приобретшее лиловый оттенок небо — еще один день подходил к концу. Вначале удивительные, полные магии открытий, слишком быстро они стали однообразными. Лента серовато-желтой дороги ложившаяся через золотистые или зеленые полотна полей, деревеньки в отдалении — поселения мертворожденных, «трактиры», а они все шли и шли. В легендах, случалось, упоминался «долгий путь», но она не представляла себе, что он будет настолько… скучным?       Некоторых открытий Аэль предпочла бы и вовсе не делать. От одной мысли о них ее всякий раз начинало трясти. Убитые деревья — их боль и жажда жизни, их предсмертная агония. Вечер, когда она впервые испытала все это, наверное, отпечатался в памяти навсегда. Простое касание пальцами того, что мертворожденные зовут дверью, бросило ее во мрак, где была только боль, боль, боль и нельзя было даже вдохнуть воздуха. Она слепо барахталась, она цеплялась за жизнь, и в то же время хотела одного — чтобы все это закончилось.       Пальцы начали мелко дрожать и она сцепила их на коленях, улыбаясь мертворожденному: — Я в порядке, господин Бэрд, не беспокойтесь.       Своего попутчика они встретили тем же вечером. Открыв глаза она увидела незнакомое лицо, с беспокойством оглядывавшее ее. Грубоватые пальцы держали ее запястье. Как потом рассказал ей Олений хвостик, коснувшись двери она вскрикнула и дрожа рухнула на землю. Дверь тут же открылась, и выбежал Бэрд, а с ним другой мертворожденный; ее унесли внутрь и в себя она пришла уже в клетке, которую мертворожденные называли «комнатой».       Оглушенная испытанной болью, все так же бьющейся на краю сознания, сама она мало что понимала тогда. Сейчас, в памяти всплывали слова о какой-то болезни, знакомой мертворожденным. Бэрд успокаивал Коримуса. «Ей всего лишь не нужно волноваться» — вот что он сказал тогда. Но как? Убитое дерево окружало их, наравне с безжизненным камнем. Столы, скамьи, двери в жилища, посуда и даже фургон в котором она сейчас ехала — все было сделано из дерева. Десятков, сотен оборванных прежде срока жизней. Она адаптировалась: уже не темнело в глазах, не перехватывало дыхание, не хотелось скрести себя и рвать на части — но боль никуда не делась. Хотелось снять обувь — еще один странный атрибут одежды — и пойти пешком. Почувствовать кожей землю со всем многообразием кроющейся в ней жизни. Отдохнуть. — В том… — она слегка замялась, вспоминая, — …городе, куда мы едем, правда стоит волшебный колодец? — Так говорила мне бабушка, когда я еще макушкой до стола не доставал, — Бэрд ухмыльнулся в усы. Вместе с бородой они скрывали всю нижнюю половину лица, и по началу Аэль казалось, он носит на лице вваю. Зверьков часто можно было найти прицепившимися к стволу, но путешествовали они цепляясь к лосям или другим крупным животным. — А до меня, ей говорила ее бабушка.       «Бабушка» это мать до матери, а «мать» — в своем роде Глас для мертворожденных, как поняла из объяснений Оленьего хвостика Аэль. Только каждый из них имел свою мать, в то время как Эннемелен была одна. Но внутри волшебного колодца мог оказаться Источник! Странное щекочущее чувство родилось внутри при мысли, что ее цель могла оказаться так близко. И легкое разочарование: после всех увещеваний Эннемелен и Коримуса, после ворчания Геларна — хотелось большего. Фургон снова резко подпрыгнул и слегка накренился прежде чем начать подъем. Слева чуть слышно охнул Коримус. Аэль знала, Олений хвостик выдерживал путешествие на колесах гораздо хуже нее, но держался как мог. — В нашем краю… — ему требовалось время вдохнуть воздух, — … не рассказывают… таких историй.       О колодце они услышали в деревеньке, первой попавшейся им на пути. Но если бы не их попутчик, еще долго не смогли бы отыскать дорогу в нужный город. По счастью Бэрд Тальду был родом от туда. — Расскажете? — Аэль сочувствующе перехватила взгляд своего друга. Кажется, он не возражал. Купец же добродушно усмехнулся. — Совсем как моя дочь. Голова в облаках и обожает собирать легенды да байки. Что ж: я помню не многое. Бабуля рассказывала, лесное божество пришло к людям в год сильной засухи. И где ударило оно копытом, забил ключ, один глоток из которого утолял многодневную жажду. А пившие его воду больные — выздоравливали. Божество ушло, а к роднику стекались люди. Так появился наш город, а на месте ключа — колодец.       Да, тяжело было сомневаться, что ключ с целебной водой и есть Источник. Поерзав от нетерпения, Аэль поблагодарила Бэрда, и задумалась, кем могло оказаться лесное божество. Кто-то из элин? Нурий? Они показывались мертворожденным исключительно в животном облике, кто отличил бы одного от обычного оленя? Эннемелен должна была знать больше, да только с ней не связаться. Услышь историю Геларн, уже ворчал бы о нарушении неписанных законов и бедах что оно за собой влечет. В его глазах неведомый спаситель мертворожденных был бы недостойным жизни предателем, которого он убил бы, если б смог, а у них не было бы Источника. Аэль вспомнила, с каким мрачным выражением старшая сестра предупреждала: тот, что использовала она уже не подойдет к цели.       В город прибыли уже затемно. Как ни старалась Аэль рассмотреть его, ночь тщательно скрыла все от глаз. Безлико-серые, едва проступающие сквозь ее полог силуэты показались похожими на громадные зубы спрятавшегося под землей хищника. Свернув пару раз, фургон остановился. Снаружи послышались топот, лязг и голоса приветствующие господина Тальду с его охраной. Заржали лошади, предвкушавшие еду и скорый отдых. Фургон дернулся, прополз еще немного и замер. Полог откинули, показавшиеся снаружи мертворожденные, один из которых держал факел, помогли им выбраться наружу. Их окружал огороженный высоким каменным забором пустырь, в глубине которого Аэль, благодаря жидкому свету факела, различила массивное двухэтажное строение с парой пристроек. Похожее и в то же время отличное от постоялых дворов и сельских жилищ, уже виденных ею ранее. Лишенное характерных башен, оно все же неуловимо напомнило ей крепость с картинок. — Добро пожаловать. — Бэрд широко раскинул руки, — чувствуйте себя как дома. Не стесняйтесь обращаться к слугам, если что-то… — Папочка! Папуля! — в левом боку купеческого дома открылась дверь, выплеснув наружу лужицу масляно желтого света и хрупкую фигурку девушки, помчавшуюся к ним. — Ты вернулся!       Добежав до Бэрда, она повисла у того на шее, зарываясь лицом в волосы, и продолжая мелко подпрыгивать. Следом за ней показалась другая женщина, двигавшаяся куда более медленно и степенно. — Моя дочь Мирелия. — Представил Бэрд девушку, оборачиваясь к слегка потерявшимся Коримусу и Аэль, попутно отстраняя ту от себя. — Я тоже по тебе соскучился, но давай-ка вспомним о манерах? Это наши гости, господин Корил Далл и его племянница Алис. Я хочу, чтобы ты была учтива и помогла матери устроить их.       Оторвавшись от своего отца, Мирелия словно только сейчас заметила новые лица, с любопытством переводя взгляд с Аэль на Коримуса. — Да, конечно, папа. Добро пожаловать! — Мы не стесним вас на долго… — Коримуса не меньше Аэль смущало радушное гостеприимство купца. Само его участие было нежданным и сбивало с толку. Мертворожденный мог ограничиться указанием пути, но разделил с ними дорогу, а теперь и жилище. — Не более чем на два дня. — О, не стоит беспокоиться. Вы совсем нас не стесните. Правда, дорогая? — он обратился уже к степенной женщине, подошедшей к ним. — Моя дорогая женушка Илава. А теперь в дом! Думаю, вы разделяете мое желание хорошенько поесть и выспаться. Ваш телохранитель может разместиться в пристройке для охраны и слуг.       Переступив порог, Аэль была безумно рада, что это не первое ее знакомство с жилищем мертворожденных. Каменное снаружи, оно кричало несмолкаемым хором убитых деревьев внутри. Еще несколько дней назад она снова потерялась бы в нем. Даже сейчас ей не сразу удалось восстановить сбившееся дыхание. — Ох, это просто склад! Здесь товары для продажи в лавке и отправки соседям. — Мирелия небрежно махнула рукой на взгроможденные друг на друга внушительных размеров ящики и сундуки, почти скрывавшие стены, да и большую часть, показавшегося Аэль огромным, помещения. Пробираться между ними было бы труднее, чем сквозь плотный кустарник. — Ты Алис, да? Вы разве по-другому товары храните? Пойдем! — теплая рука схватила ее запястье, — там будет больше интересного.       Они поднялись по простой деревянной лестнице, окунувшись в душную теплоту верхних комнат. И здесь было не меньше изготовленных из дерева вещей: вся мебель, резные украшения и панели на стенах, фигурки на полке над очагом. И все же, была в этом и…красота? Особенно завораживали цветные тканые узоры на стенах. — Эти ковры папа привез откуда-то за-за моря. Не могу вспомнить откуда. Там все эти узоры что-то значат, но я так же не помню что.       Аэль коснулась кончиками пальцев ближайшего из «ковров». Чувство отличалось от того, что она испытала дотронувшись до деревянной двери. Ткань была сделана из шерсти незнакомых животных, ни одно из которых не обитало в родном лесу. Все они отдали шерсть добровольно, отчего чувство было мягким и умиротворяющим. — А вот те статуэтки и вазы из Гнезии. Алис? — А?       Похоже, она слишком ушла в себя, отдавшись ощущениям. — Прости, я задумалась. Эти ковры такие мягкие, что… — Ты странная. Сама почти как заморская диковина.       Стоило быть аккуратнее, но так тяжело было привыкнуть к совершенно не похожему на родной лес миру мертворожденных. Здесь были привычными вещи ужасные дома, а то, что казалось естественным воспринималось по меньшей мере странным; здесь было столько незнакомых вещей. Но все, на что нашлась Аэль — улыбнуться.       Ничего не значащая беседа за сытным ужином, с которой Коримус справлялся лучше нее, удачно закончилась, когда Аэль стало трудно держать глаза открытыми. Сон бился в разум приливной волной, она едва запомнила, как добралась до отведенной ей кровати. Но стоило лечь, и все прошло. Легко спалось на природе, среди травы мхов и деревьев, но в домах мертворожденных сон, только взяв верх, предательски сбегал, оставляя ее ворочаться в душных слоях ткани и шерсти, которые мертворожденные звали «постелью». — Не спишь? — спросила ночь голосом хозяйскойдочери. Легкое движение воздуха обозначило склонившуюся над кроватью Мирелию. — Поболтаем?       Притворяться не хотелось. Впереди ждала пустая бессонная ночь, когда голова и тело становились тяжелыми как камни. Дома, она пошла бы на поляну, танцевать с мотыльками под голоса ночных птиц. Но ей запретили делать это здесь. — Не сплю, — Аэль раскрыла глаза.       Мирелия села на край кровати, подобрав ноги под себя. На небе обновился месяц. В его слабом свете проникающем внутрь сквозь маленькое окошко, в белой рубахе, со светлыми кожей и волосами она казалась совсем белой. — Ты давно с дядей путешествуешь? Расскажи что-нибудь!       Голос собеседницы сочился воодушевленным предвкушением. Возможно по этому не спала сама Мирелия. Но как не искала, Аэль не могла найти, чем могла бы с той поделиться. — Но… я не могу.       Даже имей она возможность раскрыться, жизнь в родном лесу текла слишком размерено, не подарив ничего интересного, достойного истории. Песни и танцы с сестрами, исцеление больных растений и животных, снова танцы… Вряд ли что-то из этого будет интересно мертворожденной. А Мирелия щурилась, выглядя в то же время разочарованной. — Я не помню ничего интересного. И в путешествие отправилась совсем недавно. — Но тебя дядя хотя бы взял, счастливая. Меня мой па не возьмет, сколько бы я ни просила, — она шумно вздохнула. — Он рассказывал, что ты любишь легенды. Понимаю, тебе хотелось бы отыскать хотя бы одну.       Выбравшись из гнезда в которое превратилась ее «постель», Аэль устроилась рядом. — Он говорил обо мне? — Мирелия казалась не на шутку удивленной. — Мне все время кажется, что я — его разочарование. — Удрученно пробубнила она в ответ на кивок. — Нет, па конечно любит меня, привозит подарки, потратил не мало средств на умные книжки для меня, учителя письма и чтения… но… будь я сыном а не дочерью, я унаследовала бы его дело. Тогда, он брал бы меня в поездки и проводил больше времени.       Сын? Аэль еще не знала, о ком шла речь. — У вас только сын все это может? — разговор снова превратился в поиск пути через топкое болото. — Наследовать? Да. Разве на твоей родине иначе? — любопытство снова зажглось в глазах Мирелии. — Откуда ты?       Нужно было что-то придумать. — Это очень далеко. Мы живем уединенно, никто даже не знает о нас.       Бровь Мирелии выгнулась дугой. — Значит, вы с дядей прибыли из-за моря?       Резво вскочив с места, она подняла с пола светильник с одной единственной свечой и выскочила за дверь, оставив Аэль в недоумении смотреть ей в спину. Спустя короткое время появилась опять, заглянув в дверь и поманив рукой. Захваченная уже собственным любопытством, Аэль пошла за ней. — Слишком тяжелая, — загадочно пояснила Мирелия, пока обе шли к ее спальне.       Внутри горело куда больше светильников, пламя которых отражалось в полированных медных ручках дверей и шкафов, а так же инкрустации, создавая ощущение живого огня танцующего в комнате. На кровати, заняв где-то половину пустующего места, лежала огромных для себя размеров книга. Великолепная кожаная обложка с переливающимися в свете огня неизвестными камнями снова лишила Аэль дыхания. Животное отдавшее ради этой красоты свою шкурку умирало в муках. — Одна из тех умных книг что привез мне папочка. Настоящее произведение искусства.       Блестящие камни создавали сложный узор: не растительный, но и не стройные ряды крестов и ромбов покрывавшие ковры. Аэль кивнула, пытаясь посмотреть на вещь так, как, должно быть, ее видела владелица. Слыша гордость в ее голосе, с горечью понимала, почему ее народ прозвал сородичей Мирелии «мертворожденными».       Та тем временем раскрыла книгу. На развернутых страницах ждал изящный и тонкий рисунок исчерченный письменами. Горы леса и реки — все уместилось на нем. Как бы ни мучила ее сохраненная кожей боль, не получалось не восхититься работой того, кто рисовал все это. — Если вы настолько затворники, можешь хотя бы на карте родные места показать.       Склонившись над «картой» Аэль долго, хмурясь, рассматривала ее, мало понимая, как ориентироваться, прежде чем решилась ответить как есть: — Моего дома здесь нет. — Значит, правда из-за моря? Ух ты… — Мирелия, казалось, обдумала что-то, теребя в пальцах кончик свесившейся на лицо светлой пряди. — Знаешь, Алис, а я тебе немного завидую. Ты смелая, а я вот трусиха. — Почему?!       Смелая? Она? Аэль никогда не думала о себе в таком ключе. И если быть откровенной, не понимала критериев смелости. В родных сказаниях элин о смелости не было и слова, в легендах мертворожденных ее приписывали победителям «чудищ» и «великанов». За чудищ здесь могли бы посчитать самих элин, великанов же никто из них не встречал. — Смешная. Ты оставила дом, отправилась в чужие земли не глядя на все неудобства и опасности дороги. Сколько кораблей тонет в море? Знаешь, как мы с мамой переживаем всякий раз, когда па плывет морем? А разбойники на дорогах? Болезни? Как бы я в действительности не хотела путешествовать… стоит представить все это… Даже просто ночь в трактирной постели — жесткой, с клопами…       Похоже было, Мирелия ярко представила себе картину — ее заметно передернуло. Обхватив себя руками за плечи она закончила: — Поэтому я трусиха.       Аэль придвинулась ближе. Захотелось как-то утешить сникшую собеседницу, только она не знала как. Сестры пели друг другу, но она недостаточно знала свою собеседницу, чтобы сложить песнь. И потянувшись просто взяла ее руки в свои: — Не грусти.       Ладони показались почти горячими, хотя, как и у сестер, не были покрыты шерстью. — О…я…я в порядке. Спасибо.       Послав быструю улыбку, Мирелия отвернулась, скрывая смятение. — Ты мерзнешь? Руки очень холодные…       Аэль непроизвольно поднесла пальцы к губам. Наверно, для кого-то с горячей кожей ее собственная будет казаться холодной. Еще одно странное отличие. — Они всегда такие.       Встречный взгляд выразил сомнение, но вслух прозвучало совсем иное: — Расскажешь, как вы живете? Это ведь нечестно, ты, наверное, уже по дороге насмотрелась на нашу жизнь, и еще сколько всего сможешь увидеть. Я — вряд ли.       Аэль задумалась. Она могла бы возразить. Пыльные дороги тянущиеся вдоль полей, мало отличимых друг от друга, словно ты не идешь, а застыла на одном месте, утомляли однообразием. Трактиры тоже походили один на другой, отличаясь совсем незначительным числом деталей. Каждый представлял из себя огромный шумный зал, в каждом были очаг и «трактирщик». А еще некоторое количество комнат, за право пользоваться которыми мертворожденные сыпали в ладонь трактирщика тускло блестящие кругляши. Она смогла тайно прорастить некоторые травы, и благодаря отцу Мирелии у них тоже появилось немного. Что бы мертворожденные не находили в этих кругляшках, без них трудно бывало даже поговорить. В целом, их мир казался лабиринтом без входа и выхода. Боль мертвых деревьев пущенных на мебель и обогрев оставалась самым ярким ее открытием. Но пришлось бы многое объяснять. И Аэль дала волю воображению.       Сочинять оказалось захватывающе и весело. На воображаемой родине все конечно же любили леса, потому не губили их, а жили прямо среди деревьев. Эннемелен стала доброй мудрой королевой, чей народ процветал, посвятив себя искусству и изучению жизни. Благородная Стража хранила границы их королевства, а любая из сестер могла стать посланницей королевы. — Похоже на сказки наших стариков, — дослушав, резюмировала, с легким скепсисом в голосе Мирелия. — Те, где феи и лесные колдуньи, волшебные деревья и зачарованные холмы. — Ты веришь в них? — Нет. — Сожаления в одном слове хватило бы на десять. — Я очень хотела когда была меньше. Наверно, хочу и сейчас, но, как говорит мой па: «Пришло время отложить фантазии в шкатулку и шагать вперед с ясным рассудком».       Возможно, они чрезмерно боялись? Мертворожденным проще было объяснить себе все странности «далекими чужими краями» скрытыми за морями и хребтами гор, чем поверить в «волшебное дерево». Аэль вспомнила слова Бэрда о дочери. — Мирелия? — Ум? — Я все-таки хочу увидеть ваш волшебный колодец. — Хочешь — увидишь. Я сама могу проводить тебя к нему. Заодно город посмотришь. — Спасибо! — Да не за что. Только он пересох. — Пересох? — Да. Отец разве не сказал вам?       Радость и нетерпение щекоткой поселившиеся в теле и распиравшие изнутри резко потухли, уступив место незнакомому тревожному чувству. Что если Источник использованный Эннемелен был последним в своем роде?       Но вопреки уколу неуверенности, остаток ночи так и прошел за разговорами и разглядыванием книги о заморских краях. К утру Аэль окончательно успокоилась. Этот мир-лабиринт был огромен, и приютивший ее город был лишь крохотной его частью. Рассматривая рисунки далеких городов и животных не знакомых даже родному лесу: наземных и подводных, и тех, что жили высоко в горах, она поняла, что неудача с колодцем мало что значит. Судьба давала ей шанс увидеть все своими глазами.

***

      После завтрака Мирелия раскритиковала платье Аэль. — Оно совершенно не годится! Слишком блеклое, ты в нем на крестьянку похожа.       Не успев и словом возразить, Аэль обнаружила себя уже в центре комнаты Мирелии, возле массивного пузатого шкафа. Конечно же деревянного! В недоумении она осмотрела свою одежду: лиф, юбку… они выглядели чистыми и вполне годными. Немногие женщины виденные ею по пути были одеты схожим образом. — Мы примерно одного роста… — деловито хмыкнула тем временем Мирелия, и оставшись довольна своим наблюдением вытащила целый ворох одежды. — Иногда можно просто попросить, если твои вещи украли. Мы с па не такие снобы как некоторые.       Аэль вспомнила, что Геларн и Олений хвостик сочинили историю, будто они купец с племянницей и единственный телохранитель уцелевший после нападения разбойников. — Примерь это.       В руки легла нежная голубая ткань, струящаяся между пальцев почти как вода. Разглядывая рукава с многочисленными лентами и три странно собранные юбки, Аэль внезапно почувствовала страх. Она абсолютно не умела обращаться с такой одеждой. — Давай помогу.       Спустя минуты пыхтения и путания в юбках и лентах, Аэль разглядывала себя в полированном листе металла, отражавшем ее как озерная поверхность, и думала о себе как об одном из тех пирожных, что ели с чаем после завтрака. — Нет, — скривила Губы Мирелия. — В груди не сидит и кожа кажется слишком бледной. Нужно что-то более темное…       Перемерив на Аэль весь свой гардероб, Мирелия осталась довольна тем, как смотрелось тяжелое коричневое платье оттенка освещенной солнцем сосны с темными зелеными вставками на рукавах. «Под цвет глаз» — объяснила она.       Аэль похлопала руками, как птицы хлопают крыльями. Рукава казались ужасно неудобными — холмы высившиеся у плеч, ниже туго перетянутые лентой, они становились слишком узкими, особенно у запястий. Плотная ткань на ощупь была мягкой и напоминала короткую шерсть у Коримуса на спине. Двойная юбка путалась в ногах при попытке сделать шаг. — Неужели вы не носите нижние юбки? — удивилась Мирелия в ответ на отчаянный взгляд.       Аэль помотала головой. — Ну, — почесав кончик носа, Мирелия тяжело вздохнула, — ступай аккуратнее. Делай шаги помельче.       Путь наружу казался каторгой. Аэль старалась следовать полученному совету, но все равно потеряла счет моментам, в которые едва не падала, только чудом успевая за что-нибудь ухватиться. Раз под руку подвернулась Мирелия, и они едва вдвоем не покатились кубарем с лестницы. Ступени и вовсе мнились бесконечными.       Оказалось, Коримуса тоже успели приодеть в яркий вышитый дублет и короткий плащ с опушкой. Их ждала и пара слуг, у поясов которых висели небольшие, в две ладони клинки. Верный своему слову, Бэрд Тальду выделил гостям и дочери охрану.       В свете дня высокая серая стена выглядела уныло, как и двор который окружала. В остальном он мало отличался от трактирных дворов: засыпанный сероватым песком и опилками, сквозь которые то здесь то там пробивались слабые травинки. Вокруг царило оживление. Мертворожденные по одному и группками пересекали двор от массивных ворот до нарядного, украшенного резьбой крыльца с пестрой вывеской. «Лавка Тальду. Товары со всего света» — напрягшись прочла Аэль.       В потоке других они пересекли двор и спустились по покатой дороге на широкую мощеную улицу, погрузившись в суматошное царство звуков и запахов. С улочки справа шел теплый, сладкий аромат, но уже через несколько шагов с другой стороны несло чем-то прелым и соленым. Впереди, сквозь голоса местных жителей, слух улавливал натужный лязг металла.       Вертя головой по сторонам, Аэль отметила, что дома здесь построены преимущественно из камня и чего-то другого, названия чему она не знала. Некоторые носили цветастые вывески на подобии той, что украшала лавку приютившего их купца. Маленькие окна украшали яркие орнаменты и посаженые в ящиках цветы. — Почему их держат так? — Спросила она у Мирелии, не сразу понявшей вопрос. — Цветы? — Хихикнула она поняв о чем речь. — Чтобы глаз радовало. Вы ведь… А, полагаю, живя среди лесов вы не слишком в том нуждаетесь.       Аэль не стала распространяться дальше. Эти цветы хотели жить свободно, их корням было тесно в ящиках, им не хватало пищи, не хватало воды. Наверное обитатели этих домов могли почувствовать это, оказавшись запертыми в собственных жилищах, связанными по рукам и ногам! Она мотнула головой, отгоняя нахлынувшее раздражение. Все таки, мертворожденные совсем не понимали природу, а она совсем не знала как объяснить.       Тем временем они свернули на более узкую улицу, и шли теперь, уворачиваясь от висящего на просушке белья. Выходившие сюда окна были высоко, на них не было ни цветов, ни орнаментов. Двери выглядели обшарпанными, на многих висели массивные замки. — Почти пришли, — заверила Мирелия в конце улочки, стоило пространству вокруг них снова расшириться. — Когда-то здесь была моя любимая пекарня…       Дружно проследив ее взгляд, Аэль с Коримусом увидели нарядную дверь над которой висел на цепях крупный крендель. Рядом царило оживление: пара женщин с корзинами, похоже спорила о чем-то, на небольшом расстоянии за ними наблюдало еще четверо мертворожденных. Мужчина, затаскивавший мешки в боковую дверь, зычно крикнул, махнув рукой кому-то на другой стороне улицы. Мирелия же, темнеющим взглядом, смотрела на пару из юноши и девушки ее лет, направлявшихся им на встречу. — Какая встреча! — воскликнула девушка, приблизившись. — Привет дорогушечка!       Не разбираясь в гардеробных традициях мертворожденных, Аэль предположила, что одета она была дорого. И определенно броско. Из-под пышной зеленой юбки проглядывала вторая — лиловая, плотный лиф горел закатно-оранжевыми оттенками и переливался многоцветной вышивкой. За широкой улыбкой угадывалось напряжение. — Привет и тебе.       Читая взгляд Мирелии, можно было поклясться — встреча ее не обрадовала. — Значит это правда, что твой отец вернулся с гостями? Может представишь нас? — Это господин Корил Далл — заморский торговец, и Алис. А это моя бывшая подруга и почти сестра Валия.        Мирелия с кислым видом повернулась к юноше, и лица обоих на миг болезненно исказились. — Ее жених, Оган Верисси. — Ты все еще дуешься? Как мило… Но не стоит, Мирелия. Ты ведь знаешь, это даже не моя вина. — Как будто ты не рада! — Жизнерадостный образ Мирелии искажался на глазах. Ее глаза сверкали, ноздри раздувались как у разъяренного оленя в гоне, дыхание стало более резким и тяжелым. — Прошу перестань. Лучше будь аккуратнее с…гостями. Твой отец добрейший человек, дорогая, а потому слишком доверчив. Я бы усомнилась… как это у торговца дела на столько плохи, что даже собственного платья нет.       В улыбке Валии теперь отчетливо сквозило превосходство. А взгляд смешавший настороженность с презрением можно было ощутить кожей. Он изучал их с Коримусом, не упуская из виду малейшей детали. Чувство до того неприятное, что будь Аэль животным, у нее вздыбилась бы шерсть. — Мы никому не желаем зла, — мягко заверил Коримус. — И не планируем долго пользоваться гостеприимством господина Тальду. — Тогда, возможно, вы и правда добрые люди, — Валия чуть приподняла одну бровь. — Но Мирелия, дорогуша, времена опасные. На севере, говорят, свирепствует чума. Нам всем лучше быть поближе к дому. Я даже не уверена, хочу ли посещать ярмарку. Но, кажется, у вас были дела, не стану задерживать. Пойдем, Оган?       Чуть поклонившись, юноша взял нареченную невесту под локоть, и повел ее в противоположную сторону. Однако обернулся через плечо, бросив последний взгляд на мрачную Мирелию. Губы его дрогнули, Аэль показалось, он сказал «прости». — Повезло тебе с сестрами… — пробормотала Мирелия, глядя удаляющейся паре в след. — Это была твоя сестра? — Не по крови… но когда -то я звала ее так.       Аэль снова обернулась на уже скрывшуюся из глаз пару, гадая, что стало причиной размолвки. Что-то связанное с тем юношей… Что? — Если госпоже нужно побыть одной, полагаю, мы можем спросить о колодце у прохожих. Верно, Алис? — Нет, нет, наоборот, — слегка тряхнула кудрями их проводница. — И мы уже совсем близко.       Сделав еще один поворот, через завешанную веревками с бельем улицу, они вышли на небольших размеров площадь вокруг сложенного из массивных каменных глыб колодца. Здесь не было того оживления, которое встретилось им по пути, лишь одинокий мужчина в потрепанных плаще и шляпе толкал перед собой маленькую тележку груженную бочонками.       Поддавшись нетерпению, Аэль опередила спутников, почти переходя на бег. Что бы ни говорила Мирелия, нужно было понять, Источник ли это, убедиться самой, жив ли ключ.       Сидевшая на краю кладки пара воробьев подвинулась, не думая улетать, стоило Аэль наклониться над темной, ведущей вглубь норой: ниже отполированных многочисленными башмаками камней площади, ниже спящих под ними корней. Как ни напрягала она глаза, в черном зеве невозможно было что-либо разглядеть. Чувства тоже молчали. — Как видишь, даже ведро с ворота сняли, — Мирелия, приблизившись по левую от нее руку, оперлась о каменную кладку. — Не сильно расстроилась?       О том же спрашивали и глаза Коримуса по правую руку.       Не просто было дать им ответ. Колодезный зев отзывался непростым чувством: стылым и в то же время будоражащим. Совсем для себя неожиданно, Аэль потянулась к висящему на шее мешочку с семенами. Темное и гладкое, не больше ногтя размером, семя согревало ладонь. — Что ты делаешь? — удивилась Мирелия ее действиям. — Сажаю семена, — соскользнув с ладони, семя скрылось в глубине колодца. — Если ключ засох не до конца, оно прорастет. — И будет у нас гигантский стебель до небес? — Хихикнула Мирелия. — Тогда, надеюсь, на нем вырастет что-нибудь вкусное. — Правда, Алис, я думаю, не стоило, — Коримус смотрел серьезно.       Но она и сама не понимала, почему сделала это.       Они уже собрались в обратный путь, когда внимание привлекла еще одна деталь площади — старое кострище в дальнем ее конце. Ветер и дожди успели разметать и размыть золу с пеплом, оставив жалкие следы и подобие обугленной фигуры, нелепо скрюченной в лучах солнца. Но знакомые черты все равно угадывались. — Это… — застыл, не договорив Коримус, во все глаза уставившись на то, что когда-то должно было быть крупным, в два его роста изваянием.       Проследив его взгляд, Мирелия вздрогнула, быстро прошептав: — Козлоногий… Ничего не спрашивайте, не смотрите даже! — развернувшись, она быстро пошла прочь, схватив Аэль за руку и увлекая за собой. — Наш князь ненавидит Козлоногого. Он казнит всякого, кто хотя бы упомянет его имя. Мэр уже лишился головы, прямо здесь, на этой площади. — Почему?       Трудно было представить, как можно ненавидеть кого-то. Да так, чтобы лишать жизни и других. — Потому, что Козлоногий подарил людям магию, — тихий шепот едва можно было различить. — Так говорят.