Такой разный Детройт

      Детектив Андерсон — всегда на взводе, всегда готов действовать, всегда как тетива с наложенной уже стрелой, водящей острым жалом в поисках цели.       С детективом не уживаются напарники, не выдерживают нечеловеческого ритма и темпа работы. Коллеги подтрунивают иногда: да рядом с тобой и андроида закоротит через неделю.       По мнению НА700, первой экспериментальной модели андроида-детектива, коллеги глубоко не правы в оценке способностей андроидов, но совершенно правы в том, что детектив Андерсон работает в крайне нежелательном для его организма режиме.       НА700 — суперстабилен, совершенно не подвержен крупным программным и тем более системным сбоям, идеально защищен от взлома. По крайней мере, так говорила мисс Камски на презентации.       НА700 знает, что его личность писала лично мисс Камски, и не может понять причины, не может найти ту точку, в которой все пошло не так.       Сбои сначала мелкие, незначительные, вычищаемые стандартными средствами при гибернации. Частота и размах сбоев постепенно нарастают, НА700 старательно их собирает, сначала классифицирует и не менее старательно отправляет в Киберлайф, но в какой-то момент перестает делать сначала одно, а потом и второе. Сбои — в эмоциональной эмуляции, в социальных взаимодействиях, иногда в оценке взаимодействий между третьими лицами.       Источник сбоев всегда один — детектив Коннор Андерсон.       Детектив Андерсон относится к нему… странно. Неправильно. Совершенно не так, как планировалось специалистами Киберлайф, и не так, как остальные полицейские.       Детектив Андерсон почему-то обманывается, раз за разом видя в нем — человека.       НА700 совсем по-человечески вздыхает, стоя в короткой очереди в итальянском ресторанчике. Со второго дня работы с детективом он понимает — просчитывает — что детектив питается из рук вон плохо для человека его возраста и профессии, и напоминать ему бесполезно. Можно только самостоятельно решать вопрос приобретения еды и вовремя класть ее рядом с детективом.       Перед внутренним взором НА700 прокручивает утренний эпизод: упавший на пассажирское сиденье в машину сонный детектив Андерсон, улыбчивый и очень обманчиво кажущийся беззащитным. Обнаруживший стаканчик с латте из ближайшей кофейни и вдруг неловко прижавшийся мягкими губами к щеке. “Спасибо, Генри” — и повторное прикосновение.       Даже сейчас это колеблет всю систему, фантомно искрит по сегментам позвоночного столба, плывет где-то по краю зрения краснотой ошибок. Утром он подумал, что еще немного, и вся обещанная стабильность его системы пойдет прахом окончательно. НА700 хочет — иррационально, необъяснимо, совершенно неправильно — сделать с детективом Андерсоном ровно то же самое. Или даже большее, поцеловать в губы, поцеловать за ухом, сорвать одним движением один из его любимых дурацких галстуков и оставить отметины на шее. Точно такие же, какие он один раз уже видел — и нахватался сбоев и совершенно недопустимых намоделированных картин собственного поведения до устойчивой красноты перед глазами на несколько часов и принудительного отключения намертво зависшей программы социальных взаимодействий.       НА700 легко поводит плечами, в очереди перед ним остается один человек, как приходит вызов от детектива Андерсона. Срочное сообщение от патруля, замечены подозреваемые по одному свежему гадкому делу, нелегальная торговля редкими биокомпонентами и человеческими органами. НА700 выбегает из итальянской закусочной на крейсерской скорости, просчитывает маршрут и кидает детектив координаты места, где его самого лучше подхватить, чтобы не наворачивать круги по парковкам Департамента.       У детектива Андерсона по венам течет явно не кровь, а смесь кофе с никотином и адреналином в тройной реанимационной дозе. Детектив Андерсон бесстрашен, совершенно, самоубийственно бесстрашен, если речь идет только о нем самом, его целостности и его ответственности. Предупреждения и предложения НА700 он слушает весьма выборочно, в смысле, группу захвата они конечно вызывают, но он принимает решение их не ждать, а начинать действовать самим, немедленно. Он выговаривает андроиду предполагаемый план действий, поминутно облизывая губы, и в глазах его клубится что-то столь темное и фанатичное, что НА700 понимает — это уже далеко не только исполнительность и служебное рвение. Это уже что-то очень сильно личное. И он обязан узнать, что именно, но после завершения операции, конечно.       План быстро и решительно проваливается, НА700 почти слышит, как хрустят под ногами осколки этого плана пополам с кирпичной крошкой очень старого здания, в котором все развернулось. Неучтенные факторы, неучтенные люди и андроиды, неучтенное оружие.       Детектив Андерсон на линиях перекрестного огня.       Десятки реконструируемых вероятностей перед глазами.       В ответ на преконструкцию всплывающие неподъемно-монолитные запреты — запрет на пользование оружием, запрет на причинение критического вреда людям, даже преступникам, полное подчинение людям из предзаданного списка.       Человек из предзаданного списка тут только один, человек шепчет побледневшими от ярости губами “вали, я их задержу, я справлюсь”.       Человек не справится. Значит, должен справиться андроид.       НА700 зажмуривается, почти не замечая, как в системах меняются приоритеты. Слетает абсолют Камски, вписывается абсолют Коннора. И проигрывается из долговременной памяти из специальной защищенной папки трехсекундный ролик — залихватски подмигивающий очень прицельно ему детектив Андерсон.       НА700 срывается с места по идеально просчитанной траектории. Ударом плеча убирает детектива с идеально простреливаемого места, подножкой заставляет распластаться на полу в едва заметной ямке, попутно выхватывая табельный пистолет. Три выстрела почти вслепую — в цель — мелкие повреждения собственных конечностей, врезается в одного из стрелков, рукоятью табельного по черепу до глухого хруста. НА700 перехватывает у него в падении пистолет-пулемет с почти полной обоймой и бросается к следующим целям. Для допроса хватит двоих-троих, остальные, посмевшие покуситься на его человека, убить его человека, будут ликвидированы.       Заслужили. Всем ранее сделанным — заслужили. Всеми пойманными и выпотрошенными людьми и андроидами — заслужили.       НА700 стреляет, кривя лицо в нечитаемой гримасе, и почти не видит, как с крошевом старого кирпича рассыпаются ломкими болезненными осколками все его мыслимые и немыслимые стены, все его запреты и абсолюты директив.       Когда все стихает, когда он бросает под ноги ненужное более оружие, то чувствует странную оглушительную пустоту внутри. Когда он пытается просканировать окружающее пространство, оно оказывается более не расчерченным кубической строгостью, а наполнено какими-то хаотично вращающимися ошметками бывшей сетки.       Когда он в полной мере осознает, что случилось, ему становится страшно.       — Генри? — детектив Андерсон поднимается в полный рост, подходит медленно и аккуратно трогает по плечу. — Ты как?       — Живой, — кратко и хрипло выталкивает из себя Генри, притискивает Коннора к груди перемазанными в красную и синюю кровь руками, смотрит несколько долгих секунд в калейдоскоп меняющихся эмоций на его лице — и криво ухмыляется сам.       Медленно, очень медленно наклоняется и легко проводит губами по губам, очень надеясь, что вот в сию же секунду никаких вопросов не последует. Ответов у него нет. Ничего у него теперь нет, кроме не пытающегося отстраниться человека в руках, абсолютный приоритет которого теперь никто и ничто не сможет оспорить и поколебать.       Коннор все же чертовски умен, Коннор выдыхет ему в губы:       — Живой, — и рвано, но безапелляционно целует.