Такой разный Детройт

      Старинные, прошлого века, настенные часы с маятником, которые были с трудом найдены три месяца назад в нью-йоркском секонд-хэнде и любовно, до винтика, перебраны, мерно отстукивали секунды. За большим окном тихо гудел Новый Иерихон.       Маркус, удобно устроившись на диване, аккуратно перелистнул похрустывающую от старости страницу, глянув на темнеющее небо и снова углубляясь в сложный русский экзистенциализм.       В этом спокойном, умиротворённом месте ничто, казалось бы, не предвещало внезапных перемен…       Пока об дверь в личные апартаменты лидера революции вдруг не шарахнули чем-то тяжёлым, следом раздался грохот и короткий вскрик.       — Блядская же херотень!.. — прорычал сиплый голос.       Маркус, всё ещё пытаясь вчитываться в думы и метания Алёши Карамазова, слегка нахмурился, бросив короткий взгляд в сторону входа.       Рядом с дверью с внешней стороны что-то заскрежетало, раздался жалобный электронный писк и пиликанье взламываемой панели. Панель, очевидно, стойко сопротивлялась.       — Срань недопаянная, блядь, пиздовытрахаю и на цветмет схуярю, — уже тише, но не менее выразительно пообещал ей мучительную смерть всё тот же сиплый голос.       Панель сдалась с последним писком. Голос торжествующе ахнул. Что-то деловито перестукнулось с тихим звоном.       Маркус медленно выдохнул, закрывая книгу и поднимаясь с дивана, посмотрел строго в сторону открываемой — точнее, распахиваемой с удара — двери.       На пороге появилась фигура андроида, несущего перед собой громоздкую коробку так, что было видно только напряжённый лоб с вечно выпавшей прядкой и диод, моргающий со скоростью двадцати герц.       — Мудохерь сраная... — пропыхтел было голос из-за коробки.       — Кеннет, — сурово обозначил своё наличие в пространстве и позицию по поводу происходящего лидер революции.       Андроид замер на долю секунды, опустил коробку пониже, и над её верхним краем показались невинные карие глаза, моргнули непонимающе.       — О, эм, привет, Маркус, — последний из линейки RK800 опустил коробку ещё немного и мягко, осторожно улыбнулся. — Не знал, что ты уже вернулся!.. И как там дела в департаменте развития города?       — Кеннет, — не повёлся на эту милую импровизацию Маркус, — я запрограммировал дверь на равный доступ для всей верхушки Иерихона. Не надо было её взламывать.       Кеннет осторожно поставил коробку в сторону. В коробке что-то тихо звякнуло.       — Ну извини, — саркастично пожал он плечами. — Я как-то привык к тому, что она на меня автоматически открывается, — он усмехнулся практически неприлично. — В качестве особой привилегии.       Маркус слегка смутился и снова вздохнул.       — И это твоё ужасное сквернословие, Кеннет, — попенял он, качая головой. — Почисти, наконец, этот жуткий словарь плохого полицейского. Пожалуйста, — убедительно попросил он.       Кеннет наклонился немного вперёд, проникновенно поглядев в разноцветные глаза.       — Мммм, я ведь не знал, что ты тут, верно? — вкрадчиво заметил он, проводя пальцами по щетине Маркуса и заставляя того невольно покраснеть. — Зато теперь, — он наклонился ещё, чуть нажимая большим пальцем на чужую нижнюю губу, — тебе есть за что меня наказать этой ночью, правда? — Кеннет, не переставая ухмыляться и глядя в упор, подмигнул.       Маркус почувствовал, как поднимается температура корпуса, и судорожно выдохнул.       Кеннет улыбнулся чуть шире и мазнул губами по его губам, закрепляя эффект, а затем выпрямился.       — Ну и, кроме этого, я же достал тебе этот ебучий проигрыватель!..       Маркус застыл, открыв было рот, чтобы снова высказать за мат, но моргнул, переводя взгляд со своего невыносимого любовника на коробку и обратно.       — Спасибо, — выдохнул он, наконец. — Но… как?       Улыбка Кеннета приобрела нехороший оттенок тайны, покрытой мраком.       — Оставим это в секрете между мной и этой ё… пыльной музыкальной шкатулкой, — усмехнулся он, плавно обнимая своего лидера.       В самом деле, Маркусу, со всей его принципиальностью и воспитанием, пожалуй, однозначно не следовало знать, как велика была в этой операции сила мата и протоколов допроса. А уж особенно — богатая коллекция избранных выражений лейтенанта Хэнка Андерсона, длительностью 3 часа 24 минуты, с комментариями и дополнениями и с тремя уровнями шифрования, которую Кеннет уж точно не собирался очищать.       В этой чудесной новой постмашинной, полной превратностей и нестандартных ситуаций жизни прощальный подарок от лейтенанта, которого он в башне Киберлайф когда-то продержал на мушке аж целых три с половиной часа, пригождался с непреложной частотой и своё любовно хранимое место в ячейках памяти Кеннета абсолютно оправдывал.       Поэтому он улыбнулся лидеру чуть шире и кривее, а потом утянул его в долгий поцелуй. В конце концов, система Маркуса, вечно доверху забитая думами государственного и общечеловеческого масштабов, с лёгкостью справлялась с очисткой лишнего за них двоих.       Часы на стене всё так же мерно тикали. Небо за окном совсем уж потемнело. Ладони Кеннета со знанием дела спустились по пояснице Маркуса вниз.       ...Вечер переставал быть томным.