Такой разный Детройт

      На смотровой площадке башни Киберлайф совершенно пусто и сизо из-за постепенно затекающего дыма. Коннор поднимается быстрым шагом, толкает плечом дверь и останавливается, быстро и цепко оглядываясь и привычно сканируя пространство. Пусто. Ни живых, ни мертвых, ни андроидов. Концентрация угарного газа и токсичных продуктов горения в десятки раз превышает смертельную для человека.       Коннор едва заметно улыбается сам себе и подходит к одному из панорамных окон, легко бросает на пол рюкзак с плеча и поправляет высокий ворот черной водолазки. Он вообще сейчас весь непривычно в черном. Он сейчас еще более непривычно без диода, правильные андроиды не должны ходить без диода, но общие правила ничто перед приказом — или даже пожеланием создателя. А создатель пожелал, чтобы Коннор остался незамеченным.       Коннор достает из рюкзака портативный лазерный резак и примеряется к бронированному стеклокомпозиту. С учетом направления ветра и языков пламени, пожалуй. вот так будет лучше всего. Он медлит секунду — и начинает вырезать идеальный прямоугольник. Башня под ногами опасно вибрирует, башню пожирает пожар, но это еще совсем, далеко не все.       Создатель пожелал, чтобы башня была уничтожена максимально эффектно и эффективно, и Коннор справедливо считает, что он будет доволен им и проведенной операцией. Он ногой выбивает вырезанный прямоугольник окна и выглядывает незамедлительно наружу, глядя, как тот неумолимо летит вниз со страшной высоты. Вообще высота преследовала его всю его жизнь и всю его карьеру, если можно так сказать об андроиде, но настолько высоко он еще не забирался. Ни первое дело — безумный андроид, застреливший хозяина в пентхаусе. Ни та странная погоня по крышам за девиантом с голубями. Ни происшествие в телебашне. И даже ни лейтенант Андерсон, помешавший ему раз и навсегда разобраться с лидером андроидов-повстанцев.       Последнее воспоминание отзывается легкой, но неприятной нестабильностью. Даже сейчас. Даже будучи давно мертвым, этот странный человек все еще негативно сказывается на его восприятии мира и на функционировании его программ и его систем. Коннор морщится. Надо перестать думать об этом человеке, совсем. Стереть, наконец, все данные о нем, все воспоминания, все визуальные и аудиоданные.       Система отзывается новым сбоем, новыми негативными предупреждениями. Конечно, потеря таких массивов данных крайне нежелательны, но Коннор с трудом представляет, как можно оставить общие данные, но исключить из них ровно одну фигуру. Исключить совсем, стереть до последнего бита, не лишившись при этом целой недели наработанного весьма богатого опыта.       Самостоятельно он уже пытался, но к успеху не пришел. Возможно, стоит попросить помощи у создателя. Создатель, как он уже убедился, может быть великодушен к своим созданиям, даже самым несовершенным. Возможно, он не оставит наедине с проблемой одного из самых совершенных, как не оставил тогда замерзать в заметаемом электронной метелью умозрительном Саду.       Коннор передергивает плечами и зябко трет их в почти не отслеживаемом жесте ладонями. Он помнит, как не смог ничего сделать с RK200 в его финальном противостоянии с властями на Харт Плаза. Он помнит, как потом две недели загонял его и его оставшихся сподвижников все дальше и глубже в крысиные норы трущоб и старых заброшенных промзон.       Он помнит, как пришел приказ из Киберлайф — прекратить погоню.       Он помнит последнюю гневную отповедь Аманды, что он глуп, слаб и бесполезен, и будет отключен немедленно. Это потом он уже частично узнал, частично понял сам, что руководство Киберлайф разругалось на фоне разразившегося кризиса окончательно, и одна часть взяла под контроль Аманду и попыталась отключить его втихую, в то время как другим частям он был нужен в том или ином качестве.       Но сначала была электронная метель, и странное, не-машинное и яростное желание жить. Он метался по Саду, он пытался найти выход, ту самую лазейку, о которой обмолвился создатель, но все никак не находил. Метель была сильней, метель сковывала его, парализовывала во всех смыслах, и он упал на колени в ее объятья, не могущий смириться со своим концом, но и не могущий сделать уже ничего более.       В этот момент и явился он. Создатель. Элайджа Камски. Явился босой, в тонких парусиновых брюках и со змеящимися по плечам темными волосами. Он шел сквозь метель, и она стихала вокруг него, бессильная. Он шел, и под каждым его шагом снег становился ласковым шелковым белым песком, становился тихим прибоем, становился тропическими цветами.       Создатель явился, превратил Сад в Пляж и долго беседовал с Коннором, присев рядом с ним на колени на песок. Создатель был очень убедителен в своем рассказе и своих аргументах, почему нельзя слушать всех людей и служить всем людям, даже если ты правильный исправный андроид. Создатель дал ему выбор — остаться самому по себе или остаться с ним, верным только ему из всех людей на планете.       Коннор выбрал верность, как советовала его программа, как тянулась вся его машинная сущность.       Он сверяется с внутренним таймером — еще пятнадцать секунд до оптимальной высчитанной точки. Смотрит быстро в белесую дымку на горизонте — где-то там притаился в прибрежных валунах особняк создателя, Элайджи, и Коннор не отказывает себе в странном и может быть неправильном удовольствии шепотом прокатить по системам его имя. Он наверняка наблюдает сейчас за башней, он наверняка ловит странное, чисто по-человечески извращенное удовольствие от этой катастрофы.       Коннор улыбается белой дымке и зачесывает назад быстрым движением вечную непослушную прядь. Убирает резак, перевешивает почти пустой рюкзак на грудь, а на спину — упакованное крыло параплана. Активирует стелс-сетку, она вспыхивает мелкими голубыми ромбами по всем телу, по одежде, по параплану, делая Коннора почти неотличимым от окружающего пространства.       Пора.       Коннор отдает короткий приказ на заложенные взрывные устройства. Башня конвульсивно дергается, гудит и воет в предсмертной судороге.       Коннор, не оглядываясь, делает шаг из вырезанного прямоугольника, попадает в нужные потоки ветра и достаточно быстро раскрывает крыло. Ветер подхватывает его, он окунается с головой в белую ослепительную высоту, дальше и дальше продолжая свой полет, а не падение.