Кто ты мне?

      Дни пролетали необычайно быстро. Эльфы, а как она узнала, у Малфоев их было 4, не называли своих имен, вместо этого, каждый носил определённый номер.       Старший эльф, номер один, был самым уважаемым, он обслуживал хозяев, менял их постели, помогал одеваться, и предлагал меню к столу. Вторая, немолодая эльфийка, занималась сугубо кухней, третья — уборкой, а четвёртый, достаточно молодой эльф — ухаживал за садом и в целом за состоянием дома.       Ей же, Гермионе, скидывали все четверо абсолютно разную работу, в один день она могла протирать подоконники, в другой помогать с готовкой, а в третий вытирать пыль с картин. И это было худшее наказание, слушать смешки мертвецов, их унижения и оскорбления, иногда они демонстративно уходил с картины. Сначала она злилась, хотела сломать каждую из картин, порезать их и выкинуть, а затем смирилась, какое ей дело до мёртвых.       О побеге не могло быть и речи, все двери запечатаны. Однажды она попыталась улизнуть, но стоило ей открыть дверь, как руку обожгло адское пламя, и она потеряла сознание. Позже, когда эльфы привели её в себя и позвали «молодого господина», он доходчиво объяснил ей, что весь дом запечатан заклятьем крови, он принимает и так же отпускает только чистокровных или тех, кого хозяева сами захотят видеть или отпустить из поместья. Это был её конец. Сил на борьбу не оставалось, а сознание подавало лишь одну идею — делать всё, чтобы выжить, а потом… Потом она найдет способ сбежать из этого ада.       За всё пребывание в Мэноре она ни разу не видела Нарциссу или Люциуса, да и сам Драко попался ей лишь после того случая. Целый день его не бывало дома, а за полночь она слышала, как суетились эльфы, как звучали частые хлопки трансгресии. Она жила в маленькой, но уютной комнате на первом этаже. Иногда ей казалась, что всё не так плохо, и в эти моменты она ненавидела себя. Напоминала себе, что она «трофей».       В один из таких вечеров, когда она готовилась ко сну, натянув на себя белую ночную рубашку, больше похожую на ту, что выдают психам в маггловских больницах, в ее комнате появился номер один. — Молодой господин желает видеть вас немедля, мне приказано доставить вас! — он взял её за руку и вдруг, хлопок… — Ты! Ты хотя бы спросил… — она выдохнула, нет смысла злится на домовика, настоящий виновник сидел в кресле и задумчиво смотрел в никуда. В его руках была маггловская сигарета, перед ним изящная пепельница с несколькими десятками окурков и наполовину полный стакан. — Ты звал меня? — фыркнула она, скрестив руки на груди. — Сгинь! — махнул он эльфу, и тот тут же скрылся. — Грейнджер, Гренджер! — он оглядел её скучающим видом, делая затяжку. — Я и забыл о твоём существовании в моем доме, только вот портреты больно возмущались «грязью» в доме… — ещё одна глубока затяжка. — Так отпусти меня, выкинь отсюда, давай, или ждёшь, пока твой господин отдаст приказ убить меня? — она злилась, она ненавидела его каждой клеточкой, всем своим естеством. — Тебе не терпится умереть? — он потушил окурок и сделал глоток янтарной жидкости, вальяжно раскинувшись. — Лучше смерть, чем твоё общество, — фыркнула. — Знаешь, — он встаёт, и она наблюдает, как он изящными пальцами обхватывает стакан. — Я дал тебе нормальную жизнь, подарил жизнь, даже забыл уже о тебе, а ты чем-то недовольна, надо быть благодарной, грязнокровка. Нужно уважать своего господина! — он делает ещё один глоток. — Я не собираюсь благодарить тебя за это, мне не за что делать это. Ты убийца и предатель, ты монстр… И уж точно не мой господин и никогда им не будешь! — голос становится твёрже, она решительна. А он. А он лишь по-Малфоевски ухмыльнулся и поставил стакан на столик. — Думаешь я монстр? — улыбка не сходит с его губ. — Думаешь я груб с тобой, думаешь я не смогу приструнить такую суку, как ты? Ошибаешься, я покажу тебе, каков мир стал, какой он теперь, когда нет больше Великого Хогвартса, министров, Поттера, Дамблдора. Я покажу тебе, что делают с чернью вроде тебя, чтобы ты понимала, какую власть я имею над тобой, и насколько я великодушие. — Он снимает пиджак и вешает его на спинку стула, засовывает руку в карман и достает палочку. — Пытай меня сколько угодно, я не… — Я запомню эти слова, — он прерывает её разговоры жестом руки, а затем напрявляет палочку на неё. — Петрификус Тоталус! — она падает на пол. — Силецио! Я заставлю подчиняться мне. — Снимает запонки и откидывает их на стол, медленно закатывает рукава и подхватвает её тело на руки, отбрасывает на зелёные одеяла. — Я подумал, нам надо было бы познакомиться ближе, сегодня ты останешься тут. — Её глаза расширяются от ужаса. — Не надейся, Гренджер! — фыркает он. — Я не намерен тебя трахать, я намерен показать тебе свою власть, да и только. — Снимает пояс и резким движением переворачивает ее на живот. — Для начала, я преподам тебе урок этикета. — Она чувствует, как он задирает её сорочку вверх, сердце бешено колотиться, она не может ничего сделать, ничего, как кукла. Отдергивает ее белье вниз и… Резкий болезненный удар ремнем проходится по ягодицам. Пожалуй, это больше повергло её в шок, чем собственные опасения. Чёрт возьми, Драко Малфой шлепает её ремнем?! Не успевает она возмутится, как удар повторяется, больнее. Она лежит перед этим подонком со спущенными трусами, пока он бьет её ремнем, и ничего не может сделать или сказать. — Видела бы ты себя сейчас, Гренджер! — его голос ещё больше нагоняет ужаса. — Я покажу тебе, — с этими словами он перекидывает её на другую сторону кровати и разворачивает её лицо к зеркалу. И она видит. Видит, как низко она выглядит, видит его с чёртовым ремнём в руке, наблюдает, как он заносит руку, и как по горящей заднице проходится ещё удар, видит его ухмылку в отражении, видит и не сдерживается.       Истерика, слово лавина, обрушивается с головой, слёзы буквально душат, а он приближается к её уху и вбивает в голову каждое слово. — Ты сука, Гренджер, моя собственная сука, и я могу делать с тобой все что захочу. Знаешь почему? — он убирает прядь её волос и опускает руку ей на ягодицу. Холодно. У него нереально холодные руки, а в нос ударят запах вишни. Он пахнет вишней. — Потому что я твой господин, — холодные пальцы начинают поглаживать разгоряченную кожу, и он встречается с её взглядом в зеркале, видит, что её бьет истерика, дрожь, но он видит что-то ещё в этом взгляде, есть что-то ещё… Ухмыляется и встаёт. — Сегодня остаешься здесь, действие заклинания пройдёт с минуты на минуту, ослушаешься меня, и я сделаю так ещё раз, только на этот раз я сниму с тебя всё и оставлю так до самого утра. — Отходит, снимая с себя одежду, оставаясь в белье. Закуривает сигарету. Как только она чувствует, что руки и ноги снова функционируют, то сразу же натягивает белье и силой заставляет себя не реветь и не кидаться убивать его. — Подонок! — шипит она сквозь зубы.       Он не реагирует, а лишь медленно говорит: — На тумбе флакон с зельем сна, выпей его…       Хочется послать его, но уснуть лучше, чем ещё остаться тут с ним, она выпивает пузырёк и через несколько секунд падает на одеяла. Он медленно докурил и вернулся к кровати, осматривая её. Она однозначно похорошела за последние годы, но война вымотала её, она похудела и стала бледной. Но осталась всё той же сукой. Он накинул на неё одеяло и лёг сам. Он заставит её подчиняться. — Нокс…