Последний год

На поверженной Земле Я засыпан снегопадом. Я забуду о тебе, Только звёзды со мной рядом Перестану ждать тебя, Верить в боль и наслаждаться. Превратятся в лёд слова… С ними я… Ивушкин был отходчивым и уже минут через двадцать перестал злиться на учителя, который, к удивлению парня, проявлял слишком сильный интерес к своим ученикам. «Ну какой нормальный адекватный преподаватель будет так греться из-за прогулов учеников и их проблем вне школы? Никакой, это с Ягером что-то не так.» Дома Колю ждал сюрприз в виде подвыпившего и злого отца. Самым лучшим выбором сейчас будет одно — побег, но что-то парня остановило. — Колян! Ты? — раздался крик из гостиной. — Твою мать… — прошептал Коля, а потом уже громче добавил. — Да, я это! — Давай за стол, праздновать будем! — Что на это раз? Новая водка в магазине появилась или собутыльник новый нарисовался? — Ах ты паршивец, язва, паразит! Ты как с батей разговариваешь? — Никак, блять. Коля попытался сбежать, но Ивушкин старший оказался сильнее и буквально впечатал сына в бетонную стену, выбив из его легких весь воздух. Юноша закашлялся и осел на пол, ужасно болели ребра. — Слышь, бать… остынь, а? Итак день не ахти… — Да щас же. Ты сначала извинись перед отцом. Ивушкин младший терпеть не мог извиняться перед родителем, ненавидел, когда тот начинал речь «я тебя вырастил, а ты урод неблагодарный», потому лишь презрительно плюнул тому под ноги и, пошатываясь, побрел к выходу, такой подход явно не понравился мужчине. — Куда собрался?! Мы не договорили. — он схватил сына за руку с такой силой, что, кажется, можно услышать треск костей, и толкнул его обратно на пол. — Пусти, садист. — прошипел Коля, перед тем как получить удар в живот. Побои не были чем-то непривычным или из ряда вон выходящим в семье Ивушкиных, поэтому парень привык. Можно было, конечно, написать заявление, но робкая и уже умирающая надежда на то, что все станет нормально, каждый раз останавливала Колю. «Все, сука, в следующий раз отпиздит пьяный, к ментам пойду, надоело». Сплевывая кровь, парень пополз к выходу, но был прижат к полу ногой мужчины. — Паршивец… Парня снова обнимают, шепчут что-то убаюкивающее, в этих руках хочется растаять, настолько сильны ощущения безопасности и спокойствия. Ивушкин готов расцеловать этого человека, настолько ему хорошо. Жаль только, он не знает, кто это… Разлепить налитые свинцом веки получается далеко не с первого раза. Все тело ломит, в голове будто пчелиный рой завелся, а во рту гадкий привкус железа. И почему сон не может продолжаться дольше?.. — Черт… мать вашу… — хриплым голосом произносит Ивушкин и, опираясь на все, что есть рядом, поднимается на ноги. На то, чтобы собрать сумку уходит примерно полчаса, на то, чтобы доковылять до школы, еще минут десять, а всему виной дикая слабость, которая, похоже, будет спутницей Коли весь следующий день. *** Ягер думал об Ивушкине и о том, почему же он такой озлобленный на всех и на него в частности. Что такого страшного он успел сотворить, Клаус не понимал, хотя очень хотел. Ему, как человеку, мать которого была психологом, было важно понять мотивы своих подопечных и помочь им решить некоторые проблемы. Это оказалось не так просто, как казалось, но Ягер обещал себе, что попытается достучаться до тех, кто в этом нуждается. А Ивушкин в этом точно нуждался — проблемы в семье на лицо. Что-то в нем привлекало Клауса, хотелось изучить русского вдоль и поперек, приручить этого непокорного зверя. Признаться честно, Николай привлекал внимание немца не только как проблемный ученик, но и как объект симпатии. Ивушкин, несмотря на худобу, был довольно красив. Но еще больше Ягеру нравилась эта непокорность и эмоциональность, возможно потому, что сам мужчина был холоден и вечно спокоен. А может, это просто желание помочь и не более, кто знает… Клаус был геем и нисколько не стыдился этого, чего не скажешь об его отце, который этого принимать не желал, а потому решил женить сына на дочери своего хорошего знакомого — Марте. Брак держался еле как, и через четыре года совместной жизни, Марта подала на развод, не в силах больше терпеть постоянные интрижки мужа с какими-то юношами. Сказать, что Ягер старший был в ярости, значит — ничего не сказать. Однако Клауса это никак не задело и, дабы не портить нервы отцу и себе, решил покинуть родину и попробовать себя в роли учителя немецкого. Русский язык он знал благодаря родителям, решившим сделать сына идеальным, путем вечного изучения чего-то нового. Может показаться, что Николаус ненавидит своего отца, но это далеко не так. Напротив, он благодарен ему за все, что тот для него делал. И пусть родитель был очень строг и требователен, Клаус ценил его стойкость, жизненный опыт и желание сделать все вокруг себя лучше, чем оно есть сейчас.