Последний год

Зима внутри, в душе февраль! В твоих глазах моя боль и моя печаль, Не уходи, я здесь одна! Только скажи, где весна? Где моя весна? Все полетело к чертям с самого утра. Вещи валились из рук, душевное состояние было просто отвратительным, Ягер был очень зол. Вдобавок ко всему состояние Ивушкина оставляло желать лучшего: парень был еле живой, засыпал на ходу, и вообще казалось, что он может рухнуть на пол от нехватки сил. Клаус ощущал небывалый прилив нежности и сострадания при одном взгляде на юношу. Он был похож на исхудавшего и брошенного хозяевами котенка, его хотелось защитить от враждебного мира. Однако все эти эмоции немец старался подавить: не хватало еще влюбиться как мальчишка. Ему уже далеко не пятнадцать лет, когда сегодня можно сохнуть по одному человеку, через неделю по другому, а через месяц по третьему. Пора думать о будущем, отвечать за свои слова и поступки, брать ответственность за чью-то жизнь. Возможно, Ягер когда-нибудь и заведет детей, но одно он знал точно: «только с тем человеком, который его не разочарует». *** Коля чувствовал себя так, будто его пытали, затем убили и издевались еще и над его трупом, после чего благополучно воскресили, да еще и на учебу идти заставили. Концентрация была практически на нуле, мысли расползались в разные стороны, не желая формироваться в единое целое, а тело упрямо требовало своего — проспать как можно больше. И даже кофе, выпрошенный у Ярцевой, не спасал. «Блять… может завещание по быстрому настрочить? Вдруг откинусь прямо тут? Хотя… нахуя? Все равно завещать-то и нечего». — Обними меня, Ивушкин. — Кто Вы такой вообще? Ответом было молчание. Еще полчаса бессмысленного, по мнению Коли, урока химии, и наступает долгожданная свобода. «Ну, собственно, все. Теперь можно с чистой совестью склеить ласты в каком-нибудь парке, а лучше — сразу на кладбище!». План парня потерпел крах, ибо в тот момент, когда он уже собирался покинуть здание школы, откуда ни возьмись «выплыл» немец и окликнул его. Парень только и успел выругаться сквозь зубы. — Ивушкин, стоять. — Да что Вы ко мне лезете, а? Итак в душу будто коты нассали! — резко развернувшись, чуть ли не прокричал в ответ юноша. Мужчина пропустил мимо ушей фразу про котов и продолжил: — Я вижу, что с тобой не все в порядке. Мне важно знать причину твоего ужасного самочувствия. — А не плевать ли Вам, господин штандартенфюрер? Вышеупомянутый «штандартенфюрер» в ответ лишь глубоко вздохнул, свел пальцы к переносице и усталым взглядом уставился на Ивушкина. Как же пробить эту колючую стену? Немец был уверен, что это возможно, и что подобное поведение ученика — это отчаянный крик о помощи. — Нет, не плевать, Николай. В этот момент ему стало совсем не по себе, ноги подкосились, и парень упал на руки быстро среагировавшего учителя. — Все с тобой ясно, пошли в медкабинет. Парня такой расклад не устраивал от слова «совсем», о чем он поспешил рассказать Ягеру: — Стоп. Тащите меня куда угодно, но только не к врачу. Я здоров, просто не выспался, все нормально. — белобрысый всеми силами пытался предотвратить логичный в этой ситуации поход к врачу. — Даже не пытайся. — Ну пожалуйста. «Все, пиздец, докатились до жалости… Только бы не к врачу, только не туда…». — Ладно, раз уж ты так просишь. — едва не скрипя зубами, произнес Клаус, — Пошли в лаборантскую: поешь, отдохнешь, заодно и поговорим. — Ладно, ведите. — Ивушкин покорно поплелся за преподавателем. *** Уже в лаборантской парень был заботливо посажен на не очень мягкий диван и напоен чаем, хранящимся у Ягера почти во всех ящиках. Он категорически был против кофе. Мягкий свет осеннего солнца, пробиваясь сквозь листья дерева, растущего под окном, и стекло, падал на пол помещения. Ивушкина клонило в сон, сопротивляться которому, видимо, было бесполезно. Поэтому уже через несколько минут он спал, уронив голову на спинку дивана. Видя эту картину, Николаус лишь улыбался уголками губ, думая о том, как же невинно и беззащитно сейчас выглядит его ученик и… объект симпатии.? Последнее наименование мужчина старательно прятал куда подальше. Накрыв молодого человека своим пальто, как одеялом, «штандартенфюрер» продолжил разбирать рабочие бумаги. Тепло, хорошо, не хочется открывать глаза. Поцелуи на щеках, крепкие объятия, шепот на ухо всяких нежностей. Абсолютное спокойствие.