Бетти Снейп и Чужая Душа

      

2014

      Учебный год близился к концу, и до лета оставался ещё целый месяц. Жара стояла такая, что пейзаж за окном плыл и дребезжал, напоминая заставку к замшелому Голливудскому фильму про ковбоев. Выносить такое пекло в плотных юбках и глухих форменных блузонах было невозможно; после нескольких недель нытья, мольбы и бойкота, педсовет сжалился над детьми, позволив им посещать занятия в более лёгкой одежде. И даже преподаватель литературы миссис Олдмоул — обрюзгшая женщина в летах, известная своей любовью к шалям, рюшам и роскошным многослойным блузкам вырвиглазного цвета — сидела в простой хлопковой рубашке и вальяжно обмахивалась веером, пока изнурённые жарой дети корпели над учебниками. За последней партой возле окна сидела девочка; скучающий взгляд её угольно-черных глаз был прикован к тощему грызуну, который уже добрых десять минут сновал по школьному двору и пытался зарыть в растрескавшийся асфальт остатки чьего-то недоеденного обеда. Он старательно скреб лапками, пытаясь утрамбовать свою добычу; наблюдать за этим было куда интереснее штудирования изученного вдоль и поперёк учебника, да басовитого гундежа преподавателя литературы. — Снейп! Она едва не подпрыгнула от неожиданности и испуганно посмотрела в сторону учительского стола. — Да, миссис Олдмоул? — Ты слышала, что я спросила? Девочка прокашлялась. — Видимо, что-то про австралийскую литературу? По классу пробежался смешок. Жабий рот на круглом лоснящемся лице учительницы расползся в садистскую ухмылку. — Ты, очевидно, считаешь себя самой умной? Миссис Олдмоул угрожающе опустила старомодные очки на кончик своего массивного носа. Девочка обречённо выдохнула: — Нет, миссис Олдмоул. — Бетельгейзе думает, — грудным голосом, достойным подмосток оперы, педагог обращалась теперь ко всему классу, — что австралийская литература для неё недостаточно интересна! Ведь она прибыла к нам прямиком с Туманного Альбиона и считает что-то ниже Шекспира недостойным её внимания! Я права, Бетельгейзе? — Можно просто «Бетти». Ответ вырвался прежде, чем она успела понять, что говорит. Смешки в классе прекратились, сменившись натянутым молчанием; и без того красное от жары лицо миссис Олдмоул стало багровым. — Родителей в школу, мисс Снейп, — ледяным голосом произнесла она. — Сегодня же. Обоих. Этого Бетти боялась больше всего. — Извините, мэм, — начала она, заложив руки за спину и приняв как можно более невинный вид, — но отец вряд ли сможет… — Я это слышала неоднократно, — драматично перебила Олдмоул, подняв кургузую ладонь. — Но надеюсь, что хотя бы сегодня он почтит нашу скромную обитель своим присутствием. Класс шептался и пересмеивался уже в открытую. Олдмоул не обращала на гвалт никакого внимания; Бетти, нервно ковыряющая пальцем зазор на парте, интересовала её гораздо больше. — Сегодня. Оба родителя. Шесть вечера. Она опустила глаза в учебник, давая понять, что разговор окончен. Бетти обречённо рухнула на стул. Отношения с Олдмоул у неё не заладились с самого начала. Как-то раз Бетти излишне громко предположила, что если миссис Олдмоул не прекратит есть во время уроков, придётся приставить к её столу второй стул. С тех пор преподаватель литературы точила на неё огроменный зуб: занижала оценки, оставляла после уроков, и, что самое страшное, вызывала в школу родителей, впрочем, информация эта доходила только до мамы. И теперь нужно было убедить её снова не рассказывать о случившемся папе: узнай он, что Бетти уже в третий раз за три месяца получает выговор за нарушение дисциплины, ей конец.