2014
Как ни старалась Бетти держать себя в руках, силы покинули её примерно на второй минуте урока. С великим трудом написав дату в углу страницы, она зевнула и устало опустила голову на сложенные руки. Урок истории был невыносимо скучным, а бубнёж учителя усыплял почище любой колыбельной. — Ты какая-то сонная. В комп ночами играешь? Бетти искренне не понимала, с чего этот сгусток нездорового оптимизма решил, что им суждено подружиться, и уселся с ней за одну парту. Не отрывая головы от стола, она повернулась и взглянула на Мэйсона: он сиял как начищенный и, очевидно, обузой себя не считал. — Ты чего пристал ко мне? — Выглядишь измотанной — вот и спросил. — Тебе какое дело? — окрысилась Бетти, приподняв голову над столом. — Я к тебе в друзья на набивалась. — А почему бы и нет? — Мэйсон сел вполоборота к ней и выпятил тощую грудь. — В предыдущей школе я, между прочим, пользовался большой популярностью у девочек. Бетти прыснула, укладываясь обратно: если это чучело и пользовалось у кого-то популярностью, то точно не в этой жизни. — А это что у тебя? Бетти среагировала бы быстрее, если бы смогла подавить зевок, но уже через секунду Мэйсон неловко дёрнул за цепочку, висящую у неё на шее. — Не трогай! — прорычала Бетти, вырывая из чужих рук и заправляя обратно под футболку небольшую, размером с абрикосовую косточку, подвеску. — Честное слово, ещё раз полезешь — я тебе врежу! Мэйсон побелел: хоть Бетти и не была приветливой, всё это время она вела себя довольно меланхолично. Сейчас же в её чёрных глазах плясали злобные огоньки. — Понял-понял, — перепугавшись, он примирительно поднял ладони и на всякий случай отодвинулся подальше. — Извини.❖
Бетти сидит в кресле перед телевизором и, хлюпая носом, листает телевизионные каналы. — Северус, это несерьёзно, — шипит мама, плечом прислонив телефонную трубку к уху: руки были заняты блюдом с остывшим праздничным пирогом. — Как теперь прикажешь ей это объяснять? Ты ведь обещал! На этих словах Бетти всхлипывает особенно громко. Мало того, что ей опять не разрешили пригласить друзей, так ещё и отец не придёт к уже готовому праздничному столу. И всё это в её десятилетие! Мама ещё долго разговаривает с отцом, кидается полотенцами в диван и подчеркнуто громко раскладывает по местам кухонные принадлежности. Дождавшись, когда она отлучится на второй этаж, Бетти утаскивает с кухни блюдце и начинает понуро жевать красиво разложенные виноградинки. Достав из кармана телефон — первый, подаренный мамой «от них с отцом» ещё с утра, — она без энтузиазма вертит его в руках. Больше подарков она не получила, да и от кого? Дедушек и бабушек у неё не было, друзей особых — тоже, а тех, кто был, позвать не разрешили. — Бетти, можно тебя на минутку? — Что случилось, мам? Папа не придёт? — дожёвывая виноградину, Бетти с самым несчастным видом выглядывает из-за косяка. — Нет, солнышко, не придёт, — мама выглядит несчастной ничуть не меньше, но всё-таки старается улыбнуться. — Подойди, пожалуйста, ко мне. Бетти подходит ближе; мама опускается перед ней на корточки, демонстрируя маленькую бархатную коробочку изумрудно-зеленого цвета. — Это очень ценная вещь, Бетти. Ты уже взрослая, поэтому я доверяю её тебе. Открой. Бетти изумлённо берет коробочку в руки и приоткрывает крышку; внутри, на пузатой подушечке, покоится маленький прозрачный кулон в форме капельки. — Какой красивый! — Бетти осторожно кладёт его на ладошку и подносит к глазам. Кулон причудливо переливается на свету, напоминая сказочное небо с вкраплениями алых и серебряных звездочек. — Храни его, — мама крепко сжимает её ладонь, скрывая подвеску в кулачке. — Это не простой кулон, а волшебный. — Волшебный? — изумлённо переспрашивает Бетти. — Он что, желания исполняет? — Ну, нет, — мама задорно хохочет и ласково поправляет кудряшки, свалившиеся Бетти на лоб. — Но он будет оберегать тебя. Всегда носи его с собой и никогда ничего не бойся. А если вдруг случится что-то плохое, просто мысленно попроси у него помощи. Хорошо? Бетти кивает; хоть она и не понимает, что всё это значит, кулончик ей очень нравится. — Не сердись на папу, ладно? — мама целует её в лоб. — Жалко, что так вышло, но нам и вдвоём будет весело. Как насчёт кино? А потом, скажем, по сладкой вате или мороженому? Бетти расплывется в улыбке и, коснувшись кулона пальцами, энергично кивает. Кто знает, может этот день рождения в итоге получится не таким уж и ужасным?2014
Под конец дня Бетти уже не знала, куда бежать и где прятаться от своего нового компаньона. Но когда мальчишка великодушно поделился с ней своим обедом, она, голодающая со вчерашнего вечера, немного оттаяла. — Может, пойдём погуляем? — предложил Мэйсон, когда она впихивала в себя остатки сэндвича с ветчиной. — Покажешь мне местность, я же ничего здесь не знаю. Бетти и сама с радостью бы прошвырнулась по окрестностям, но после столь вероломного нарушения отцовских предписаний, домой можно было бы не возвращаться вовсе. Она с трудом проглотила последний кусок, запила морсом и абсолютно честно ответила: — Не могу. Я под домашним арестом. Лицо Мэйсона смешно вытянулось, и он недоверчиво посмотрел на неё из-под светлых бровей. — Под домашним арестом? За что? Бетти поморщилась, отводя взгляд. — Закидоны отца. Мне ещё неделю можно будет только в школу и обратно. — Жалко, — в голосе Мэйсона звучала искренняя досада. — Может, тогда номер телефона дашь? Поболтаем вечером, если ты, конечно, не занята. — Не занята, — Бетти протянула ему свой телефон. — Позвони себе, чтобы номер высветился. Новоиспеченный друг принялся за дело, и Бетти, глядя на его манипуляции, тихонько улыбнулась. Она уже давно привыкла, что компанию ей составляли только книги. Она умоляла родителей завести домашнее животное, но после смерти старого кота Крукшанкса, отец ультимативно заявил, что никакой живности больше в их доме не будет. Никогда. И даже их с мамой заплаканные опухшие глаза его не разжалобили. Книги же покупались в промышленных количествах, на праздники и в будни, по поводу и без. Художественные, учебники, справочники; в небольшой комнатке они лежали буквально везде: на узкой книжной полке, в вещевом шкафу, на подоконнике, даже на полу. Мама спокойно принимала беспорядок, только требовала, чтобы к книгам относились бережно; отец же в её комнату не заходил, кажется, ни разу в жизни. Посреди толстых томов и тоненьких книжек, Бетти чувствовала себя комфортно, будто в маленькой персональной крепости, но обрести одушевлённого товарища в это сложное время было, наверное, не так уж плохо.***
Пройдясь после работы по набережной и проведя вечер в уютной кофейне, Гермиона твёрдо решила вести себя так, будто никакого письма не получала. Главной её проблемой оставался утренний конфликт, который нужно было решить, и звучало это проще, чем было на самом деле. Северус порой превосходил сам себя по части скорополительных, зачастую откровенно тираничных решений, и с каждым новым скандалом балансировать между ним и дочерью становилось всё сложнее. Дом встретил её темнотой; лишь из гостиной доносились брызги тусклого света старого торшера. Северус, с его любовью к мрачным пространствам, сидел на диване, обложенный со всех сторон какими-то бумагами и сосредоточенно что-то чиркал в них, скрючившись над кофейным столиком. — Ты поздно. Он был абсолютно спокоен, но Гермиона, выучившая за годы великое множество оттенков его голоса, отметила в нём крайнее недовольство. — Задержали на работе, — чтобы Северус не мог прочитать её как открытую книгу, она отвернулась к каминной полке и принялась натирать абсолютно чистые рамки с фотографиями первой попавшейся под руку салфеткой. — Тебя там не было. — Если так беспокоился, мог бы и позвонить. — Твой телефон выключен. Оборона сыпалась, крыть было нечем: её телефон разрядился несколько часов назад, а Северусу с его «кирпичиком» было невдомёк, что не все телефоны могут держать заряд неделями. — Боже, мне вообще никуда нельзя отлучиться без твоего ведома? — перестав ломать комедию, Гермиона обернулась и скрестила руки на груди. — Напомнишь, с каких это пор? — Значит, всё-таки не задержали, — вкрадчиво подытожил Северус. — Поразительно, что утром наша дочь пыталась вести себя точно так же. Неужели склонность к неоправданной лжи передаётся по наследству? Диалог принял совершенно неожиданный оборот: Гермиона планировала перейти к разговору о дочери более плавно. — Опять ты за своё? Прекрати вести себя как злобный профессор, Северус. Мы давным-давно не в Хогвартсе. — Верно, только вот я всё тот же негодяй и самодур и требую, чтобы установленные мною правила выполнялись неукоснительно. — Но Бетти ведь дома? — Разумеется, — ухмыльнувшись, Севеврус отложил в сторону перьевую ручку и откинулся на спинку дивана: немудрёная попытка отвлечь его внимание не прошла незамеченной. — Ей хватает ума не саботировать назначенные наказания. — Которыми ты разбрасываешься налево и направо. — Хватит, — прервал Северус. -В который раз мы возвращаемся к этой теме, Грейнджер? Северус обращался к ней по девичьей фамилии только когда его терпение было на исходе. Помянуя прошлые скандалы с битьём посуды и хлопаньем дверьми, Гермиона решила первой сделать шаг к примирению и присела к нему на диван. Стоило почаще напоминать себе, что мудрая женщина и хранительница очага в этой семье всё-таки она. — Я понимаю, что ты устал, Северус, — она подобрала под себя ноги и положила ладонь ему на колено, — но, пожалуйста, будь гибче. У Бетти нет ничего и никого, кроме тебя, меня и этого дома. — Это вынужденная мера, — отрезал Северус, упрямо глядя перед собой. Как бы ни старался он сохранять напускное равнодушие, эта тема задевала его очень сильно. Гермиона успокаивающе провела ладонью по его бедру. Они молчали до тех пор, пока на место щетинистой язвительности не пришла обычная человеческая усталость. Северус оставался всё таким же диким в вопросах взаимодействия даже внутри собственной семьи, и подступаться к нему нужно было постепенно. В итоге, он всё-таки накрыл её ладонь своей и шумно вздохнул. Это было хорошим знаком. — Ты требуешь от неё слишком многого, — осторожно продолжила Гермиона. — Бетти всего тринадцать, Северус. Да, она иногда витает в облаках, но она ведь ещё ребёнок. Когда ей чудить, если не сейчас? — Это непозволительная роскошь для неё. Ты сама это знаешь. — Но она-то не знает, — стараясь рассуждать дипломатично, Гермиона заправила ему за ухо длинную чёрную прядь, — разве не стоит постараться максимально облегчить ей жизнь, а не изматывать постоянными упрёками? — Она постоянно лжёт, — Северус наконец повернулся к жене лицом и опёрся щекой на кулак, устроившись локтем на спинке дивана. — Как я могу понять, что с ней происходит, если она вечно что-то скрывает? — Она тебе не доверяет, я ведь уже говорила. Фокусы с чтением мыслей, домашние аресты и постоянное давление только сильнее отдаляет её. Ты обещал не применять легилименцию, но продолжаешь это делать. Это пугает её. Я уже не говорю о том, что и для тебя это небезопасно. Северус вновь отвернулся, устраиваясь на диване поудобнее, и крепче сжал ладонь жены, переплетя её пальцы со своими. — Я действительно устал, Гермиона. Он хотел сказать что-то ещё, но замолчал. Гермиона не стала настаивать; только придвинулась ближе, пристраиваясь к тёплому боку. Северус вздохнул и обнял её за плечи, невесомо поцеловав в курчавый висок. — Но учти, — добавил он строго, — назначенное наказание остаётся в силе. Я всё ещё настаиваю на беспрекословном соблюдении дисциплины. — Просто постарайся впредь быть с ней помягче, — попросила Гермиона, не сумев скрыть досаду в голосе: глупо было надеяться, что он согласится подставить под сомнение свой авторитет и с лёгкой руки отменит домашний арест. — Но даже если она скрывает что-то от тебя, помни, что мне она доверяет абсолютно всё. И если бы случилось что-то выходящее из ряда вон, я бы непременно тебе сообщила. — Смею лишь надеяться, что мои представления о происшествиях «из ряда вон» не слишком разнятся с твоими. Пойдём спать, Грейнджер, у меня завтра трудный день. Гермиона торжественно внесла сегодняшний разговор в список личных побед над его дурным характером: Северус также называл её «Грейнджер» в минуты исключительно редких приливов нежности.