2014
Стояла необычайно жаркая ночь. Стрёкот сверчков, пробиваясь сквозь приоткрытое окно, в ночной тиши звучал особенно громко. Тикали настенные часы; холодильник тихо гудел и призывно мигал индикатором холода, отбрасывая на противоположную стену высокую тень. Бетти Снейп очень сильно хотела есть. Недра холодильника встретили её приветливой прохладой. Засунув голову внутрь, Бетти моментально заприметила цель; завернутый в фольгу и крайне аппетитный на вид кусочек лазаньи. Не церемонясь, она отправила в рот большущий кусок, закрыла дверцу и прижалась к ней спиной. Полная луна светила прямо в окно. Девочка достала телефон из кармана пижамных штанов и сверилась со временем: без малого три часа, а она ещё даже не ложилась. Всё потому, что Мэйсон Ньюман, который написывал ей весь вечер и добрую половину ночи, оказался довольно интересным персонажем. Он много, хоть и не слишком грамотно, писал о себе, а самое главное — с искренним интересом спрашивал Бетти о её жизни, её семье, о ней самой. Такое внимание было в диковинку, но неподдельный интерес к её персоне не мог не льстить. Но не обошлось без прикрас: расскажи она всё как есть, Мэйсон уснул бы на середине диалога. Её жизнь была однообразной и пресной, и большая её часть проходила в стенах дома. Её главное увлечение — чтение, было самым скучным, что только можно себе вообразить. Бетти очень, просто ужасно сильно хотелось произвести хорошее впечатление, но когда речь зашла о родителях, она совсем скисла. Отец Мэйсона был государственным служащим в посольстве, они часто переезжали, много путешествовали по миру. Мама была домохозяйкой и увлекалась кулинарией. Её же мама не могла даже пиццу разогреть, не спалив половину дома — даже лазанья, которую она ела, была из заморозки — а отец, кажется, получал зарплату за вредность. Причем, не за производственную, а за свою собственную. Не найдя ничего, что можно было бы противопоставить, не ударив в грязь лицом, Бетти ограничилась лаконичным «папа — учёный, мама — медик», наскоро попрощалась и вышла из сети. В гостиной загорелся свет. Бетти замерла, как загнанный зверёк, надеясь, что причиной тому стал не бодрый хруст фольги, доносящийся с кухни. — Бетельгейзе, — холодный голос прорезал темноту, заставив девочку вздрогнуть. — Что ты здесь делаешь? Последний кусочек встал поперёк горла и Бетти едва не поперхнулась. Отец был настолько бледный, что впотьмах мог сойти за призрак, а его зычный голос звучал непривычно слабо. — Ем, — не придумав ничего умнее, Бетти продемонстрировала полупустую тарелку. — Иди в постель. Бетти очень хотелось узнать, с каких пор ей запрещено есть по ночам, но отец шагнул в лужицу света, заставив её дух противоречия трусливо умолкнуть: его дыхание было тяжёлым, глаза пугающе мерцали в лунном свете, а лоб покрывала испарина. — С тобой всё в порядке? — осторожно поинтересовалась Бетти, но в ответ получила лишь яростное шипение: — Ты не слышала, что я сказал? Спать, немедленно! Третьего звонка можно было не ждать. Бетти быстренько ретировалась в свою комнату. Радостное волнение от общения с новым одноклассником как ветром сдуло. Отец всё время всё портил и постоянно обижал её. Он был той самой ложкой дёгтя в бочке мёда: любое счастливое событие теряло краски в его присутствии. И что бы мама не говорила о его сложной работе и особенностях характера, Бетти он казался просто ужасно злым и несправедливым человеком.1998
Эфемерный шанс на успех воодушевил Гермиону с новыми силами углубиться в исследования. Она отмела медицинскую литературу и справочники по заклинаниям, уделив больше внимания зельеварению и истории: реальные случаи восстановления утраченых воспоминаний принесли бы намного больше пользы, чем скупые научные определения. В разных источниках она обнаружила несколько фактов использования сложнейших древнекитайских составов, которые, если верить написанному, могли не только восстановить память, но и помочь достичь полного просветления. Просветление Гермиону ни капли не прельщало; её радовало, что дело, наконец, сдвинулось с мёртвой точки. — Ума не приложу, где взять столько ингредиентов, — укутавшись в плед, девушка выписывала в блокнот состав зелья. Большинство составляющих поражали воображение: ну вот откуда она возьмёт слезные железы львиной игрунки? — Ещё и Снейпа снова не удалось уговорить, а то он бы наверняка… — Да и драккл с ним, Гермиона! — Рон резко крутанулся в засаленном кресле. — Целыми днями только и слышно: «Снейп-Снейп-Снейп!», только о нём и говоришь! Гарри, сделавший ход ладьёй, предостерегающе пнул Рона под столом. — А о ком мне говорить, Рон? — Гермиона резко вздёрнула голову и почувствовала хруст в шее: слишком уж долго она сидела, согнувшись в три погибели. — О тебе? Играй дальше в свои шахматы и не мешай, пожалуйста. — Давно пора прекратить носиться с этим уродом, как с писаной торбой! — продолжал гундеть Рон. — Ясно же, что помощи от него не дождёшься. Взять даже зельеварение: вот хоть бы раз он нам помог, да, Гарри? Только искал повод, к чему бы придраться, да баллов поснимать побольше. А взять того же Слизнорта… Гермиона, которая в этот момент старательно дышала на издыхающую шариковую ручку — Рон не одобрял их использование, но чернила и перья значительно замедляли работу, — замерла, как громом поражённая. Ну конечно же! — Гарри, — взволнованно обратилась она к Поттеру, который предпочитал не встревать в разговоры о Снейпе, пока его не спросят, — ты говорил, что Слизнорт исправлял свои воспоминания о Реддле, так? Оторвав взгляд от доски, Гарри настороженно кивнул: — Да, но причём тут вообще… Гермиона вскочила на ноги: сердце колотилось, как бешеное. Новая ниточка казалась куда более достижимой, чем китайское зелье из желёз львиной игрунки, и, наспех покидав вещи в сумку, Гермиона выпорхнула из комнаты, даже не потрудившись объясниться. Пытаясь осмыслить произошедшее, Гарри перевёл взгляд на Рона, но тот лишь втянул голову в шею и за всю партию не произнёс больше ни слова.2014
Сооружая завтрак, Гермиона украдкой озиралась на мужа. Северус сидел за столом и пил кофе, за всё утро не проронив ни слова — уставший и смертельно бледный. — Я надеюсь, сегодня не ты работаешь? — она села напротив и воткнула вилку в растёкшийся желток. — Нет. Чашка звякнула о блюдце; Северус был явно не настроен на продолжение беседы. Вздохнув, Гермиона принялась за еду; она наивно надеялась, что вечернее перемирие хотя бы ненадолго приведёт Северуса в хорошее расположение духа. Она никогда не питала иллюзий касаемо личности своего мужа, и разве что под дулом пистолета могла назвать его эталоном хронического благодушия, но вопреки её ожиданиям, наутро он был мрачнее тучи. — Доброе. Бетти появилась на пороге кухни, бряцнув скупое приветствие, и направилась прямиком к раковине. — Завтрак на столе, — сообщила Гермиона, но Бетти, залпом выпив стакан воды, уже направилась к выходу. — Не хочу, — безапелляционно произнесла она. — Собираешься учиться на голодный желудок? — Ну, вчера же я пошла в школу не позавтракав, — Бетти обернулась; в её голосе не было обиды, только злая, едкая уверенность в собственной правоте. — И ничего, не умерла. — Бетельгейзе, что за тон? — Нормальный тон, — Бетти даже не пыталась скрыть пренебрежения в голосе. — Мне нужно в школу. Ситуация выходила из-под контроля. Бетти никогда раньше не позволяла себе разговаривать в таком тоне, и, к своему стыду, Гермиона растерялась. У Северуса же, к сожалению, было куда больше опыта в общении с бунтующими подростками. — Помнится, сегодня ночью ты очень боялась остаться голодной, — вкрадчиво произнёс он. — Ничего, я успела поесть до того, как ты меня прогнал, — голос Бетельгейзе дрожал; она страшно боялась перечить отцу, но с каждым произнесённым словом обида подстёгивала её все сильнее. — Сядь. Бетти осталась стоять, отважно встретив её взгляд. Северус пригладил скатерть и поднялся с места; пальцы его левой руки непроизвольно подрагивали, но он словно этого не замечал. Напряжение, повисшее между ними, ощущалось кожей. — Не испытывай моё терпение, Бетельгейзе. — Бетти, пожалуйста… Бетти перевела взгляд на мать; она умоляюще смотрела на неё, пытаясь пальцами унять дрожащие губы. Злость вмиг поутихла: схватив с подноса бутерброд, Бетти принялась энергично жевать, хотя сухой хлеб с трудом лез в рот. — Спасибо за незабываемый завтрак, — бросила она, когда последний кусочек был проглочен, и, не дожидаясь разрешения, вылетела с кухни. Гермионе казалось, будто её полоснули ножом по сердцу; Северус вновь опустился на стул и как ни в чём не бывало принялся за остывший кофе; чашка в его руке ходила ходуном. Не допив полчашки, он первым вылетел из-за стола, оставив её тихо всхлипывать в одиночестве. «Боже, что творится». Гермиона была совершенно сбита с толку. Скандал, разгоревшийся из-за пустяка, вновь привёл к катастрофе. Бетти всегда была тихим, неконфликтным ребенком, а каждодневные скандалы и наказания на пустом месте медленно, но верно, превращали её в трудного подростка. Понадеявшись, что Северус изменит себе и станет хоть каплю снисходительнее, Гермиона выставила себя идиоткой: он буквально упивался своей властью, а ведь Бетти не сделала ничего предосудительного и не заслуживала такого отношения к себе. Твёрдо решив разобраться со всем раз и навсегда, она решительно направилась в гостиную вслед за мужем. Он сидел, как обычно, в своём излюбленном кресле, но Гермиона, наученная горьким опытом, с первого взляда поняла: что-то не так. Рукава его рубашки были закатаны; Северус судорожно сжимал подлокотники, опустив голову так низко, что длинные волосы полностью закрывали лицо. Гермиона машинально бросила взгляд на метку: обычно выцветшая, напоминавшая застарелый шрам, сейчас она вздулась и покраснела, словно ожог. Это было очень, очень плохо. — Северус! — вмиг растеряв боевой пыл, Гермиона опрометью ринулась к мужу. — Отойди. — Северус попытался отодвинуться, но узкое кресло не оставляло поля для маневра. — Бетельгейзе ушла? — Да, — Гермиона суетилась вокруг его скрюченной фигуры, не зная, с какой стороны подступиться, — Северус, ты принимал зелье? — Оставь меня. — Когда ты почувствовал? — голос сорвался окончательно, превращаясь в истерический писк. — Почему не сказал? — Уйди, Гермиона, — он сильнее впился ногтями в мягкую кожаную обивку и на миг поднял глаза. Гермиона мысленно приказывала себе не пугаться, но всякий раз содрогалась, когда видела вместо привычных угольно-черных глаз пожелтевшую радужку и сузившиеся до почти змеиных зрачки. Это было невыносимо. Её дочь ушла в школу окончательно разбитой. Её муж корчился в нечеловеческих муках, которым не было конца. И от собственного бессилия Гермионе хотелось выть.1998
Очутившись в стенах Хогвартса, Гермиона ощутила давно позабытый, но такой знакомый трепет, приятным теплом разливающийся по телу. Разрушенный, осквернённый войной, замок по-прежнему поражал своей монолитностью. — Признаться, дорогая, я не ожидала вашего визита, — профессор Макгонагалл с вежливым беспокойством на строгом лице опустилась в кресло. — Чаю? — Спасибо, профессор, не откажусь, — Гермиона улыбнулась, но улыбка вышла нервной и не совсем искренней. Пока Макгонагалл разливала по чашкам душистый напиток, девушка обвела взглядом кабинет: с момента гибели Дамблдора здесь почти ничего не изменилось, но в воздухе витало нечто неуловимо-настораживающе, будто волшебное дыхание замка потихоньку иссякало. — Магия Хогвартса изменилась, — верно расценив замешательство на лице бывшей студентки, вздохнула Макгонагалл. — Восстановить стены ничего не стоит, а вот вернуть дух волшебства… Макгонагалл покачала головой; Гермиона промолчала, вдыхая терпкий аромат трав. Заметив на углу директорского стола свежий номер «Пророка», она взглянула на обложку: колдография на развороте изображала пожилого волшебника, бьющегося в руках двух бравых авроров. Заголовок дал понять, что этот мужчина, работая в Министерстве, на протяжении целого года добровольно оказывал пособничество Пожирателям. Война закончилась, но её плоды магический мир пожинал по сей день. — Мы лишились лучших волшебников, в то время как многие из последователей Волдеморта всё еще рыщут на свободе, — с негодованием произнесла Макгонагалл, проследив за её взглядом. — Многие даже лежат в Мунго, якобы, оправляются от травм. Между нами говоря, мне кажется, что дементорам всё равно, кого целовать: больных преступников или здоровых. Но авроры считают, что из них ещё можно выудить полезную информацию, хотя я бы бросила все силы на лечение наших людей. Взять того же Северуса: это чудо, что мальчик выжил. Она на миг приложилась к чашке и озабоченно добавила: — Вы ведь бываете у него? Что говорят целители? — Ничего конкретного, — уклончиво ответила Гермиона. — Но главное, что он жив. Жаль, что он сам не очень-то этому рад. Насущный вопрос, откуда Макгонагалл знала, что она с завидным постоянством мозолила Снейпу глаза, пришлось отодвинуть на второй план. — Он жив только благодаря вам, — в голосе старой волшебницы зияло чувство вины. Гермиона не могла её судить: мало кто слепо верил в лояльность Снейпа, когда все факты кричали об обратном. Гермиона натянуто улыбнулась и поднялась с места, поправляя дорожный плащ. — Я хотела бы попросить вас проводить меня к профессору Слизнорту. Мне нужно проконсультироваться у него по одному научному вопросу. Директор могла бы задать закономерный вопрос, почему Гермиона не хочет обратиться за консультацией к не менее — а по мнению многих авторитетных источников, куда более — компетентному Снейпу, но не стала. В конце концов, Минерва Макгонагалл была очень мудрой женщиной. — Конечно, мисс Грейнджер, — произнесла она. — Но давайте всё-таки для начала допьём чай?