❖
Встав на цыпочки, Бетти едва достаёт макушкой до края столешницы, но умудряется обхватить пузатый кувшин с водой самыми кончиками пальцев. Она припадает к горлышку и жадно пьёт: жара на улице просто невыносимая, а от долгого пребывания под солнцем во рту ужасно пересохло. Где-то вдалеке раздаётся короткий вскрик, полный холодящего ужаса. Отставив кувшин, Бетти выходит на крыльцо. Покидать тенистое убежище не хочется, но возле высоких зарослей камыша, что растут у небольшой детской площадки недалеко от дома, собралась приличная кучка народу, и детское любопытство берёт своё. Горизонт плывёт. Подойти близко Бетти не решается — останавливается у калитки и пытается понять, что же происходит по ту сторону дороги. Взрослые очень громко перекрикиваются, кто-то, кажется, плачет. От толпы отделяется одна фигура; она шагает быстро, высоко задирая ноги, царапая их об острые края разросшейся осоки, и Бетти быстро узнает в ней свою маму. Приблизившись, она садится перед дочерью на пятки прямо посреди пыльной тропинки. Крепко сжав маленькие ладошки в своих, она пристально смотрит прямо Бетти в глаза. — Бетти, ты знаешь Джона Аустерлица? — мама взволнованно кусает губы. Она всегда так делает, когда сильно волнуется. — Да, мы играли вместе, — бормочет Бетти, стараясь заглянуть матери через плечо. — А что там происходит? Мама обхватывает её лицо ладонями, заставляя смотреть на себя. Бетти неуютно, жарко и хочется домой, а мама смотрит в её глаза так, будто очень сильно чего-то боится. — Он обижал тебя? — трясущимся от волнения голосом спрашивает она, переводя взгляд с одного чёрного глаза на другой, словно пытается найти ответ в самой их глубине. _ Иногда. В последний раз, когда я увидела змею у дерева… Не дослушав, мама сгребает её в охапку и торопливо шагает в сторону дома, прижимая голову дочери к плечу. — Ты никому не должна об этом говорить, — её голос с каждым словом дрожит все сильнее. — Слышишь? Никогда!2014
Бетти вскрикнула и резко села, хватая ртом воздух. Пронзившая голову резкая, слепящая боль вмиг заставила её согнуться пополам; мама, сидевшая на краю кровати, выронила пустую кружку, которую держала в ладонях. — Лежи, милая, лежи, — успокаивающе зашептала она и аккуратно надавила на плечо мечущейся дочери, заставляя её лечь на подушки, — всё уже позади. Как ты себя чувствуешь? Отдышавшись, Бетти с трудом приоткрыла глаза. Комната была погружена в вечерний полумрак, сквозь шторы виднелись размытые огни придорожных фонарей. — Голова раскалывается, — звон покатившейся по полу кружки все ещё отдавался в ушах, собственный голос звучал странно глухо. — Что случилось? Вообще ничего не помню. Мама выглядела едва ли лучше её самой: волосы были влажными и сильно спутались, на ногтях подсыхала ещё свежая грязь; от мамы пахло дождём, и Бетти могла только гадать, что с ними произошло. — Мы с отцом нашли тебя на кладбище машин на окраине города. Ты была без сознания. Бетти осторожно ощупала лоб: под пальцами чувствовался плотный слой бинта. В голове подобно диафильмам появлялись обрывочные воспоминания, но Бетти не могла сфокусироваться ни на одном из них, будто кто-то намеренно убирал картинки прежде, чем она успевала к ним присмотреться. — Помню только как вышла из школы, — приподнявшись на локтях, Бетти сосредоточенно стиснула зубы. — А потом — ничего. Закусив губу, мама смотрела на крошечные пылинки, взвивающиеся над полом в полоске лунного света. — Ты вчера не выпила лекарство, так ведь? — Нет, — понимая, что произошедшее, чем бы оно ни было, было напрямую связано с её поступком, она не стала лгать. — Я из-за этого в обморок грохнулась, да? Гермиона нашла под одеялом её тёплую ладонь. Еще каких-то пару часов назад она была совсем ледяной, и Гермиона не знала, останется ли её дочь прежней, когда очнётся. Страх, который она пережила за последние несколько часов мог остаться с ней навсегда. Это было слишком тяжёлой ношей. — Думаю, сейчас самое время кое-что тебе рассказать. Бетти сжала мамину руку. В сгущающейся темноте её глаза мерцали матовым блеском. — Это связано с моей болезнью? Гермиона пыталась найти подходящие слова, но в голове стоял такой гул, будто они были на аэродроме, полном взлетающих самолётов. — Дело не только в тебе. Ты, я и папа — не совсем обычные люди. А то, что происходит с тобой — не обычная болезнь. Дело в том, что… Дверь распахнулась с такой силой, что чуть не слетела с петель, и с треском ударилась о стену; кружка, пронзительно звякнув, вновь покатилась по полу. Бетти испуганно вжалась в спинку кровати: в проёме, мрачнее тучи, стоял отец. С его длинных волос капала вода, а лицо в лунном свете казалось даже бледнее обычного. Он сделал решительный шаг к кровати, но Гермиона резко встала, преграждая ему путь. — Не подходи! — выхватив что-то из-за пояса, она угрожающе выкинула руку вперёд, но Бетти не видела, что именно в ней было. — Не подходи к ней, Северус Снейп, иначе, клянусь Мерлином, ты пожалеешь, что переступил порог этой комнаты! Бетти смотрела на маму во все глаза. Она предполагала, что, судя по повязке на голове, вполне могла заработать сотрясение мозга и предпочла списать разлетающиеся от маминых вздыбившихся волос маленькие молнии на зрительные галлюцинации. Но причем тут Мерлин? Это же волшебник из сказки… Но как бы то ни было, на отца эта угроза подействовала: он остановился и, вперившись в Бетти взглядом, поднял руку. Разжав кулак, он продемонстрировал висящую на его пальцах цепочку с поблёскивающим камнем-капелькой. — Как давно ты его не носишь? Бетти чувствовала себя гораздо увереннее, чем если бы отец тыкал её в подвеску носом — а это непременно случилось бы, если бы мама не встала у него на пути — и попыталась собраться с мыслями. Посмотрев на свои руки, она только сейчас заметила, что запястья сплошь покрыты мелкими синяками и ссадинами. — Я не помню, — тихо произнесла Бетти, вглядываясь в особенно яркий, почти бордовый кровоподтёк. — Она мешалась. А это важно? — Важно? Нет, конечно же, нет, — тихо произнёс отец, швырнув подвеску куда-то в сторону. — Как и то, что из-за твоей вопиющей безответственности твои дружки очнулись на свалке с травмами разной степени тяжести. Они не помнят, как там оказались, и кто знает, что… — Хватит, —полным ярости голосом процедила Гермиона, отчаянно тесня Северуса к выходу. — Уйди. Сейчас же. Он даже не стал спорить — развернулся и вышел, громко хлопнув дверью. Гермиона повернулась к дочери. — Папа сказал правду? — зажмурившись, тонким голосом спросила Бетти, сползая по подушке. — Не слушай его, Бетти, всё будет в порядке, — Гермиона вновь опустилась на кровать и взяла дочь за запястья, будто боялась, что та начнёт рвать на себе волосы. Бетти перевела испуганный взгляд на мамину руку: она держала между пальцами что-то смутно напоминающее обычную веточку. — Я кого-то ранила? — Папа уже обо всём позаботился. Гермиону мутило от собственных слов. Если у неё поворачивался язык называть лишение полдюжины детей памяти словом «позаботился», то ей, Гермионе Снейп, стоило бы прижечь себе пальцы утюгом, как это делали домашние эльфы. Бетти вывернулась из материнских рук и, согнувшись почти пополам, с силой надавила ладонями на глаза. «Уродка», — настойчиво зудел в голове чужой насмешливый голос: такой знакомый, будто она где-то уже слышала его раньше. — Ничего не помню, — мотая головой, прошептала она. — Совсем-совсем ничего… И вдруг в голове возникла картинка — такая яркая, что Бетти даже вскрикнула от неожиданности: перекошенное ужасом лицо мальчика с соломенными волосами всплыло в памяти лишь на секунду, но она сразу же его узнала. — Что с Мэйсоном? — слабеющим голосом спросила она, чувствуя, как перед глазами расползается пульсирующая темнота. — Он тоже… Договорить она не успела: темнота сошлась в одной точке, и Бетти показалось, что она проваливается в бездонный колодец. — Бетти! «Уродка!» — прогромыхал в голове чужой голос, заглушая взволнованный вскрик матери — и всё затихло.1999
В такие дни, как этот, фойе Министерства Магии напоминало Лондонскую подземку в час пик. Люди в мантиях разных цветов, фасонов и размеров мельтешили перед глазами с такой невероятной скоростью, что у Гермионы закружилась голова. И если бы не высокая фигура профессора Шарпа, служившая своеобразным маяком, она так и не пробралась бы к дверям главного лифта. Но пока они не миновали толчею, оказавшись на одном из верхних этажей Министерства, Шарп не произнёс ни слова — слишком много было вокруг лишних глаз и ушей. — Главное — не нервничайте, — поправляя воротник парадной мантии, начал он, гулко вышагивая по отделанному чёрным мрамором коридору. — Сейчас вы находитесь здесь только в качестве моего ассистента. Помните, главное для нас — добиться повторной экспертизы. — А если они назначат другого целителя? — взволнованно спросила Гермиона, семеня рядом с широко шагающим Шарпом. — Он сможет заподозрить что-то неладное? — Исключено, — отрезал Шарп, бросая короткий взгляд на наручные часы. Было неясно, что именно он исключал: назначение другого целителя в качестве эксперта, или обнаружение воздействия на организм Снейпа какого-то зелья. Но Зал Заседаний неумолимо приближался, а голос Шарпа звучал уверенно, и Гермионе оставалось лишь поверить ему на слово. В конце концов, лучшего плана у неё не было. — Если всё получится, — взволнованно проговорила Гермиона, прижимая к груди увесистую папку с бумагами, — нам останется всего лишь… — Не забегайте вперёд, мисс Грейнджер, — Шарп остановился и сурово взглянул на неё. — То, чем мы занимаемся, влечёт за собой нарушение с десятка законов магического правопорядка и… — Гермиона! Подожди! Гермиона обернулась. С другого конца коридора в её сторону быстрым шагом направлялся Рон. — Мисс Грейнджер, — прошипел Шарп, настойчиво придержав её за плечо, — давайте вы займётесь вашими амурными делами в другой раз? — Я догоню, профессор, — мягко стряхнув жилистую ладонь с плеча, пообещала Гермиона. Шарп лишь неодобрительно качнул головой и, не сказав больше ни слова, скрылся за поворотом. — Привет, — Рон немного запыхался и был явно смущён случайной встречей. — Это тот целитель из Мунго, да? — Да, — сухо ответила Гермиона, делая шаг назад. — Что ты хотел, Рональд? — Ничего, просто увидел тебя и решил поговорить. Ты как тут оказалась? Еще и с этим, — Рон кивнул вслед Шарпу, скрывшемуся за углом. — Снейпу же, вроде, помощь уже не нужна? — Нужна, — с нажимом произнесла Гермиона. — Какое тебе до этого дела, Рон? Кажется, в последнее время тебя не очень-то интересовала моя жизнь. — Интересовала, — сбивчиво произнёс Рон, опустив глаза в пол. — Я постоянно узнавал у Гарри, как ты. Спрашивал у отца, не слышно ли каких новостей о Снейпе. — Да? И что же отец тебе рассказал? — Что его, скорее всего, посадят. Я подумал, может ты одумаешься и вернешься… — Прости, что? — Гермиона зло прищурилась. — То есть, ты уверен, что если профессора Снейпа посадят в Азкабан, я вернусь к тебе, как побитая собака? — Он давно уже никакой не профессор! — Рон снова шагнул навстречу; его громкий голос эхом отражался от стен. — Разуй глаза! Я знаю, что он провалил свой испытательный срок, а Визенгамот не ошибается дважды! Он преступник и уже одной ногой в Азкабане, а ты за ним бегаешь, как… — Как кто, Рональд? — ледяным голосом уточнила Гермиона. Несмотря на то, что в мрачном коридоре было весьма прохладно, её бросило в жар. По щекам Рона поползли красные пятна. — Неважно… — Нет, важно, — Гермиона раскрыла папку и принялась складывать пергаменты уголок к уголку, старательно игнорируя вставшую перед глазами пелену. — Вот, что я скажу тебе, Рон: я ушла, потому что ты вёл себя эгоистично и мерзко. Можешь сколько угодно винить Снейпа, прикрываться Гарри и квиддичем — чем угодно, но не делай вид, что эта случайная встреча — твоя заслуга. За всё это время ты не удосужился поинтересоваться, как мои дела, как продвигается учеба, что с моими родителями. Тебе просто плевать. — А Снейпу, можно подумать, не плевать, — бросил Рон, скривившись. Гермиона подняла взгляд. — В этом-то и разница, Рон. Ему не плевать. А теперь, извини, мне нужно идти. И, резко развернувшись, она быстрым шагом пошла прочь, ни разу не посмотрев назад.