2014
Бетти безудержно трясло: то ли от лихорадки, преследующей её еще с момента первого пробуждения, то ли от слов, услышанных несколько минут назад. Она сидела на ступеньках, скрывшись в тени; отец пронёсся мимо, даже не заметив её. Это была далеко не первая их ссора, отец уходил уже десятки раз, но почему-то именно сейчас Бетти было так плохо, что хотелось выть. Где-то в комнате плакала мама. «Прежде чем пытаться спасти нашу дочь, помоги лучше себе». «Я ведь предупреждал — не стоит тыкать в меня волшебной палочкой». Всхлипы мамы с каждой минутой становились всё тише, а Бетти всё сидела, не решаясь даже открыть глаза; лишь слёзы, стекая по щекам, капали на полированную ступеньку возле поджатых пальцев её замерзших ног. Кап-кап. «Ты настолько ненавидишь меня, Гермиона?» Кап-кап. «Мне больно, Северус». Бетти казалось, что ещё секунда — и её сердце разлетится на миллиард осколков. — Как же больно, — завалившись набок, она втянула воздух сквозь зубы, бессознательно сминая на груди фланелевую ткань ночной рубашки и пытаясь нашарить хоть какую-то опору, чтобы встать. Вцепившись пальцами в балясину, она насилу поднялась и, соскребая короткими ноготками некогда декоративную штукатурку, обогнула стену, отделяющую лестницу от гостиной. Открывшийся её затуманенному взору хаос она видела уже не раз: после каждой крупной ссоры родителей гостиная была похожа на корабль, потерпевший крушение. Бетти никогда раньше не задумывалась об этом, но обычно, наутро уже всё выглядело как прежде. — Мам? — хотела позвать Бетти, но из горла вырвался лишь сдавленный хрип. Комната казалась пустой. Краем глаза заметив красноватое свечение у стены, Бетти с трудом повернула голову и пригляделась: на полу лежали две короткие палочки, похожие на затухающие бенгальские огни. Бетти медленно протянула руку к одной из половинок; палочка заискрилась ярче и будто потянулась к её подрагивающим пальцам. — Бетти? Каждое движение отдавалось жгучей болью, будто череп проткнули раскалёнными иглами, однако Бетти нашла в себе силы обернуться на голос. — Боже мой, — Гермиона, едва успела подхватить дочь под мышки прежде, чем та рухнет на пол, — тебе срочно надо в постель! — Нет, — произнесла Бетти упрямо, обмякая в её руках. — Я всё слышала. Оставив попытки заставить дочь встать на ноги, Гермиона опустилась на пол вместе с ней и прижала к груди взмокшую кучерявую голову. — Прости меня, — прошептала Гермиона, убирая со лба дочери тяжёлые пряди. — Я не хотела, чтобы так вышло. — Расскажи, — хрипло попросила Бетти. Жёсткий ворс ковра неприятно жёг локти, а под ухом в бешеном стуке заходилось мамино сердце. — Пожалуйста, расскажи мне всё. Из груди Гермионы вырвался судорожный вздох. Она всеми силами приближала этот момент, всем сердцем желала рассказать дочери правду, а теперь не могла подобрать нужных слов. Бетти молча лежала в её объятиях; её дыхание постепенно выравнивалось, а тело перестала бить крупная дрожь. — Ты можешь встать? Бетти утвердительно кивнула. Подобрав обе половинки палочки, Гермиона свободной рукой мягко обхватила дочь за худые плечи; та покорно позволила увести себя на кухню и усадить за стол. Гермиона села напротив, положив перед собой поблёскивающие обломки палочки; сейчас она выглядела словно какой-то торговец-алхимик из компьютерной игры. У Бетти закружилась голова. — Это отец сделал? Только здесь, в хорошо освещённой комнате, Бетти заметила фиолетовый синяк на мамином запястье. Гермиона натянула рукав свитера по самые пальцы, скрывая следы недавней ссоры. — Ничего страшного, Бетти, это моя вина. — Ты каждый раз говоришь, что это твоя вина. Бетти чуть подалась вперёд; в ярком свете люстры на одной из половинок палочки хорошо просматривался узор в форме изящной виноградной лозы. Гермиона коснулась обломка: тот, почувствовав прикосновение хозяйки, доверительно завибрировал, а сердцевина из сердечной жилы дракона вновь заалела неярким свечением. — Я ничего не понимаю, мам, — прошептала Бетти. — Я слышала, что ты сказала «больше никакой магии». А это тогда что — волшебная палочка? Что всё это значит? Вот и настал этот момент. Гермиона положила вспотевшие ладони по обе стороны от палочки и произнесла то, что боялась произнести все эти долгие тринадцать лет: — Это значит, что мы — волшебники. Наступила тишина. Мозг Бетти перебирал десятки вариаций того, что мама могла иметь в виду: может быть, они папой были участниками какой-то секты, наподобие родителей восьмиклассника Трэвиса Бэйкера: те ходили в странных халатах, раздавали брошюрки и склоняли соседей уверовать в господа. А может, они работали на сверхсекретную организацию, и странные магические слова были своего рода шифром, благодаря которому участники этой самой организации могли общаться между собой. Бетти склонилась над столом и вопрошающе посмотрела на маму, надеясь получить разумное объяснение. Но его не последовало. — Это шутка какая-то, мам? Гермиона покачала головой, пошарила по карманам джинсов и извлекла мятый автобусный билет. Лучше было один раз продемонстрировать свою волшебную силу, чем пытаться что-то объяснить. Но несмотря на то, что в древке палочки по-прежнему теплилась магическая сила, колдовать им было попросту опасно. Гермиона сосредоточилась: она слишком давно не практиковалась в беспалочковой магии, чтобы пытаться продемонстрировать дочери что-нибудь впечатляющее, ничего при этом не уничтожив. Расположив билет в центре стола, Гермиона под настороженным взглядом Бетти сложила руки перед собой и прошептала: — Вингардиум Левиоса! Билет мягко, словно пёрышко, оторвался от поверхности стола и взмыл вверх. Бетти шумно выдохнула, впившись взглядом в парящий клочок полупрозрачной бумаги. Даже такая простая магия давалась Гермионе непросто: слишком её истощили события последних часов. И лишь когда билет плавно опустился обратно на стол, она перевела взгляд на дочь. Вид у Бетти был шокированный. — Я возьму? — она боязливо протянула руку, словно ожидала, что билет сейчас вспыхнет. — Конечно, — улыбнулась Гермиона. — Это обычный билет. Я заставила его левитировать при помощи заклинания. Покрутив билет так и эдак и не найдя в нём ничего компрометирующего, Бетти вернула его на место. От обилия информации кухня резко пустилась по кругу. Слова «левитировать» и «заклинание» пытались сбежать через уши, мозг отказывался воспринимать их всерьёз, но то, что она видела собственными глазами, можно было назвать только магией. — Бетти, я понимаю, что ты чувствуешь. Я была немногим младше тебя, когда получила письмо из Хогвартса, — заверила Гермиона и тут же пояснила: — Хогвартс — это школа для таких, как мы. — Подожди, — Бетти втянула голову в плечи, концентрируясь на единственном здравом факте, так кстати всплывшем в памяти. — Ты же говорила, что училась в частной школе в Шотландии? — Отчасти, так оно и есть. Хогвартс — закрытая школа-интернат. Там обучают волшебству. Гермиона от природы была довольно усидчива и терпелива, и была готова ждать сколько угодно, пока Бетти переварит полученную информацию и хоть немного придёт в себя. Но пока что она просто смотрела перед собой, периодически хмурясь и кусая губы, будто вела с собой непростой внутренний диалог. — Так, погоди, — вдруг произнесла она, не отнимая напряжённого взгляда от ручки кухонного шкафчика, — а что насчёт папы? Ты ведь говорила, что знакома с ним ещё со школы. — Всё верно, — Гермиона смущённо заправила за уши свисающие пряди. — Большую часть моего обучения он преподавал Зельеварение. — Какое варенье? — Зельеварение, — членораздельно повторила Гермиона. — Это искусство приготовления волшебных зелий. Бетти посмотрела на ящик, в котором хранились её лекарства. Если уж так подумать, все эти флаконы, заткнутые пробкой и перетянутые бечёвкой, всегда казались ей странными. Перед глазами возникла сюрреалистичная картина: отец, в ведьминском колпаке и с деревянным черпаком, стоит над котлом с булькающей зелёной жижей. Дикий, по её мнению, факт, что отец когда-то был маминым преподавателем, она решила обмозговать как-нибудь потом. — Получается, я тоже волшебница? В своих предположениях Бетти опиралась лишь на жалкие обрывки воспоминаний и элементарную логику, но отчего-то эти слова подействовали на маму удручающе: мягкая сочувствующая улыбка вмиг сползла с её лица. — Всё не так просто, Бетти, — не выдержав испытующий взгляд дочери, она отвела глаза. — Прошу, мам, — взмолилась Бетти; голова по-прежнему кружилась, но она твёрдо решила выпытать всё, что могла. — Я хочу знать, что со мной не так. Я почти ничего не помню, но папа сказал, что те ребята пострадали из-за меня. Сердце Гермионы сжалось: Бетти смотрела на неё с доверием в черных глазах. И утаивать от неё что-то, заведя этот разговор, было бессмысленно. — Это будет долгая история, Бетти. Ты уверена, что не хочешь отдохнуть, прежде, чем я всё расскажу? — Нет, — твёрдо ответила Бетти. — Я готова. Сделав глубокий вдох Гермиона сцепила пальцы рук, даже не представляя, с чего можно начать и чем закончить: подробный рассказ занял бы не одни сутки. — Думаю, ты понимаешь, что среди волшебников, как и среди прочих людей, есть хорошие и плохие. Бетти нетерпеливо кивнула. — Пятнадцать лет назад мы с твоим отцом участвовали в войне против одного могущественного тёмного волшебника. Твой отец когда-то служил ему, но ещё задолго до начала войны перешел на нашу сторону. — Папа был злым волшебником? — на грани шёпота спросила Бетти. Этого Гермиона и боялась: меньше всего ей хотелось, чтобы у дочери сложилось неверное представление о том, кем когда-то был её отец, но испуг на лице Бетти свидетельствовал о том, что она выбрала для этого не совсем удачные слова. — Он совершил ошибку, Бетти, и сильно об этом жалеет, — искренне заверила Гермиона. — Для того, чтобы мы победили, он продолжал служить этому злому волшебнику и притворялся, что верен ему, но всё это время был на нашей стороне. Не думай о нём плохо. Бетти ушам своим не верила. Конечно, её отец никогда не был белым и пушистым, но чтобы настолько… — Ты слышишь, Бетти? — обеспокоенно окликнула Гермиона. — Он готов был умереть за всех нас. Я понимаю, что для тебя эти слова — пустой звук, но я была там и видела всё своими глазами. Твой отец — великий волшебник и храбрейший человек. — Хорошо, — Бетти надавила на глаза до разноцветных кругов. — Но я все равно не понимаю: если вы победили, если злой волшебник был повержен, почему тогда мы живём здесь? Почему вы никогда не колдуете? Почему я не хожу в эту школу? Она сильно переоценила свои возможности, когда сказала, что готова слушать: комната перед глазами вновь принялась плавать туда-сюда. — Злое колдовство всегда оставляет след, — с горечью произнесла Гермиона. — И когда тёмный волшебник попытался убить твоего отца, часть его колдовства перешла к нему. А от него — к тебе. Бетти раскрыла рот: простая логическая цепочка привела её к ужасающему выводу. — Получается, я — злая колдунья? — Нет, Бетти, — твёрдо заверила Гермиона, крутя обломок палочки дрожащими пальцами. — Ты не злая колдунья, а твой отец — не злой волшебник. Просто в вас обоих есть силы, которые вам неподвластны. «Уродка!» — вдруг снова всплыло в голове, и Бетти с силой стукнула себя ладонью по лбу, чтобы прогнать этот мерзкий голос. — Если во мне живёт какая-то сила, — Бетти подняла глаза к потолку и с силой сжала пальцами рёбра в области сердца, — значит, я могу быть опасна. Поэтому я пью лекарства? Поэтому мне нельзя заводить друзей? — Бетти, всё не настолько плохо, — от собственных слов было тошно: Гермиона уже сама не понимала, что из сказанного было правдой, а что нет. — Лекарства и кулон — твоя защита. Мы с отцом приложили огромные усилия, чтобы ты была в безопасности и не могла нанести окружающим никакого вреда. — Я вижу сны, — перебила Бетти, лихорадочно заламывая пальцы. — Я надеялась, что это обычные ночные кошмары, но не могу перестать думать, что всё это уже было со мной раньше. Иногда я просыпаюсь утром и совершенно не помню, что было накануне. Я знала, что болею, поэтому смирилась, но теперь мне кажется, будто со мной происходило что-то такое, чего я не могу вспомнить, но продолжаю видеть во сне. Скажи мне честно, мам: то, что случилось на свалке, уже случалось раньше? Почему вы ничего мне не говорили? — Потому что это убило бы тебя! Мы думали, если ты не узнаешь, если не вспомнишь… прости меня, Бетти, пожалуйста, прости! Гермиона стыдливо опустила голову, вцепившись пальцами в ткань брюк. Глаза застила пелена горячих слёз; ни одна причина не казалась ей сейчас достаточным оправданием той боли, которую она видела в глазах своего ребёнка. — А что насчёт свалки? Вы видели там Мэйсона? — тихо спросила Бетти. — Его я тоже… — Нет, — Гермиона взглянула на дочь, в надежде, что эта хотя бы эта новость немного смягчит удар. Но лицо Бетти оставалось таким же отстранённо-обречённым. — Его там не было. Кивнув, Бетти медленно, чтобы не потерять равновесие, сползла со стула. Гермиона, затаив дыхание, следила за каждым её движением. — Спасибо, что рассказала, мам, — голос Бетти был тусклым, будто кто-то выкачал из неё последние крохи радости. — Мне всё ясно. Думаю, мне теперь лучше вообще не выходить из дома. Гермиона потянулась к дочери, чтобы помочь, но та лишь отмахнулась и шаткой походкой покинула кухню. А Гермиона так и осталась сидеть, глядя ей вслед: как ни старалась она смягчить углы, за одно лишь сокрытие горькой правды в течение долгих тринадцати лет ей не было прощения.1999
— Клянусь тебе, Гермиона: я не знаю, как так вышло! Гермиона мерила широкими шагами узкую комнатушку то и дело поглядывала на окно, будто похититель, раскаявшись, мог прислать украденные документы совой. Гарри нервно крутил в руках глиняную кружку с крупчатым растворимым кофе, бултыхающимся на дне. — Оно хранилось вместе с документами других авроров, — в тысячный раз повторил он, следя за маячащей подругой взглядом. — Чтобы ты понимала, сейфы в Аврорате охраняются не хуже, чем ячейки Гринготтс… — Была я в Аврорате, Гарри, и не раз! — отмахнулась Гермиона, продолжая выписывать круги по комнате. — Достаточно лишь хорошей порции качественного Оборотного Зелья, чтобы беспрепятственно туда проникнуть. Гарри задумчиво покачал ногой, облачённой в форменный кожаный ботинок. — Странно, что его личное дело исчезло именно сейчас. Тебе не кажется, что он сам всё это устроил? — Кажется. Но я разговаривала с ним буквально за полчаса до того, как ты прислал письмо. Он был уверен, что бумаги у меня. — Аврорат уже начал внутреннее расследование, — Гарри неопределенно пожал плечами. — Надеюсь, скоро всё прояснится. Гермиона возвела глаза к потолку и захлопала ступнёй, как заяц по барабану, но это не помогло. Устало опустившись на кровать рядом с галантно подвинувшимся Гарри, она спрятала лицо в ладонях. — Заседание послезавтра. Если Моксли узнает, что у меня на него ничего нет, он не станет свидетельствовать в пользу Снейпа. — Так не говори ему, — Гарри закинул в рот засахаренный пальчик — новинку из «Сладкого Королевства», которую презентовал Гермионе в качестве гостинца, и сам же с удовольствием уплетал. — Если Моксли сам всё это устроил, ты уже ничего не сможешь сделать. — Но зачем ему это? Зачем лишний раз привлекать к себе внимание? Он ведь знает, что Снейпа теперь не будут допрашивать с помощью Веритасерума. Достаточно было просто соблюсти наш договор, чтобы его грешки никогда не вылезли наружу. — Но Снейп и без Веритасерума может сказать о нём пару ласковых, — подметил Гарри. — Получается, ты в любом случае водишь Моксли за нос. Опасную игру ты затеяла, Гермиона. Гермиона и сама это понимала. Если Моксли узнает — или уже знает, — что она блефовала, а исчезновение бумаг — не её рук дело, он не станет свидетельствовать в пользу ненавистного профессора и наверняка выложит о нём всё, как на духу, ещё и с процентами. И Гермиона, торжественно поклявшаяся всеми правдами и неправдами вытащить Снейпа из цепких лап Правосудия, не знала, как сможет после этого смотреть ему в глаза.