На краю

Дима хотел бы бежать, как тогда, при встрече с Карасевым, но пиво не позволяло ему этого сделать. Отдать его Вите, у которого были заняты руки, он не мог, но и удрать с ним тоже — это грозило большими проблемами и репутацией вора. Пока Дима нерешительно мялся в сторонке, Витя протянул банки в окно машины, и народ радостно загудел. К счастью, места в Жигулях не оказалось, потому что сидеть бок о бок с Иркой, все общение с которой в колледже у Димы сводилось к редким презрительным взглядам с ее стороны, было бы невыносимо. Он уже хотел вернуть пиво Вите и ретироваться, но парень подвел его к серебристой «девятке» и показал водителю жестом открыть окно. Стекло медленно опустилось наполовину. Карасев оказался неожиданно задумчивым и уставшим, что резко выделяло его на фоне общего веселья. — Ну? Тут тяжелый взгляд Карасева скользнул дальше, и он заметил маячившего за Витиной спиной Диму. Выражение его лица неуловимо поменялось, будто бы тревога скользнула во взгляде — но Дима не мог поручиться, что не додумал это сам. — Нашел нам нового кента в компанию. Возьми пацана с собой, у меня места нет. — Да ну тебя, пусть идет с Богом, — лениво ответил Карасев, и несложно было заметить, как заплетается его язык. Карасев говорил Вите, но неотрывно смотрел на Диму, и стеклянные от алкоголя глаза делали его похожим на безразличную ко всему Сашеньку. Дима замер, сжимая дрожащими пальцами холодную банку так, что продавились жестяные бока. Каждый раз, когда он встречался с Карасевым, разум будто бы отключался. Он ненавидел себя за это, но ничего не мог сделать. — Ты очень консервативный, Карась, — с довольным видом проговорив умное слово, Витя указал на Карасева пальцем и потянул за ручку задней двери. — Веселее будь. — Хрен с тобой… — выдохнул Миша, крутанул ручку и стекло медленно поползло обратно вверх. Окончательно потеряв остатки здравого смысла, Дима плюхнулся на заднее сиденье Лады, прямо за спиной Карасева. На переднем пассажирском сидел парень Мишиного возраста, и он, повернувшись к Диме, забрал у него банку и протянул другую руку для пожатия: — Иван. — Дима, — парень сжал чужие пальцы, и собеседник, вновь отвернувшись к окну, пригубил пиво. В машине тяжело пахло бензином и перегаром. Жигули впереди развернулись, и Карасев, включив передачу и опустив ручник, резко тронулся. Запутался в руках, крутя руль на развороте, выругался сквозь зубы, едва не «поцеловал» Витину машину в бампер… — Что-то ты сегодня вообще, — заметил Иван, хватаясь рукой за ручку над окном. Машина тяжело переваливалась по вздувшемуся асфальту. — Ты так никогда не пьешь. — Что-то да, — согласился Карасев, сжимающий руль одной рукой так, что аж побелели костяшки. Второй он подпер голову, привалившись к двери и уперев локоть в край стекла. Холодный ветер со свистом врывался в специально оставленную щелку не закрытого до конца окна, под зеркальцем заднего вида раскачивались длинные четки и вонючка-елочка с тем, как двигалась «девятка». Диме начало казаться, что про него, маленького, сжавшегося от волнения на заднем сиденьи, все забыли. Но легче от этого не стало. Он понятия не имел, куда они едут, но подать голос и спросить просто не мог физически: язык как присох к небу. Они съехали с бетонной площадки на засыпанную гравием дорогу, и мелкие камешки зашуршали под колесами. Солнце почти утонуло в темных облаках, и стали сгущаться сумерки. Карасев наконец отлип от окна, перехватил руль и стал нервно дергать переключатель передач. Лада двигалась рывками, покачиваясь из стороны в сторону на ухабах. Дима то и дело поглядывал в зеркальце заднего вида, в котором отражался Карасев. Тонкая полоска зеркала выхватывала глаза, веки которых были устало опущены почти наполовину, переносицу, прямые светлые брови и линию начала роста волос. Это было одновременно неловко и желанно, а потому он не мог остановиться. Только когда взгляды пересеклись, Дима оторопел и резко отвернулся к окну, да так и продолжил смотреть на мелькающие мимо деревья и дома, впрочем, совсем не замечая их. Машина резко остановилась и медленно покатилась вперед с небольшого уклона. Карасев с лязганием переключил передачу — «девятка» дернулась назад, натужно взревев. Часто перебирая руками, он выкрутил руль до упора, газанул. Но вместо того, чтобы свернуть в поворот и заехать на асфальтовую дорогу вслед за Витиным Жигули, Лада стремительно покатилась назад и остановилась только у самого края канавы, когда Карасев ударил по педали тормоза. — Ты чего? — возмутился Ваня, поворачиваясь к другу. — Блять, — тяжело выдохнул он и дернул переключатель. — Передачу перепутал. Машина заглохла. Карасев затянул ручник и откинулся на спинку сиденья, закрывая руками лицо. Дима притаился, стараясь не выдать себя в повисшей тишине даже дыханием. — Может, тебе лучше домой? — предложил друг. — Ты совсем никакой… Карасев молчал. Впереди остановился Жигули, и вскоре Витя уже наклонился к приоткрытому окну. — Перебрал, брат? — вздохнул он. Карасев запустил пальцы себе в волосы, еще приглаживая их назад, наконец открыл глаза. — Ага. Давайте лучше без меня сегодня. — Береги себя, — Иван хлопнул его по плечу и дернул ручку двери. Потом обернулся к Диме, наконец вспомнив о нем, бросил: — Поедешь с нами? Ирку на колени посадим и вместимся как-нибудь. Но Дима только отрицательно мотнул головой. Вишневые Жигули уехали, и они с Карасевым остались вдвоем посреди проселочной дороги в звенящей тишине вечерних сумерек. Ветер полностью стих, не скрипели сверчки в пожелтевшем поле, тянущемся по правую руку, только отдаленно, почти неуловимо гудел лес. Вместо того, чтобы обернуться к нему, Миша потянулся к зеркалу заднего вида и повернул его рукой так, чтобы видеть Диму. Теперь там отражались его губы и подбородок. Дима почувствовал почти болезненную необходимость увидеть его всего, по-нормальному, а не так, криво, неправильно. Обветренные губы в отражении разомкнулись. — Поедем до гаражей, тут близко, а то мне совсем нехорошо. Ты со мной? Это «ты со мной» всколыхнуло что-то в Диминой душе. Он не мог сказать Карасеву «нет», что бы он сейчас ни предложил. — С тобой. «Девятка» тронулась со второй попытки, и Карасев наконец сумел вписаться в поворот. По асфальту шины зашуршали гораздо мягче, но вскоре они вновь съехали с дороги в пробитые колеи, между которыми росла трава. Справа и слева потянулись дачные домики за кустами и покосившимися заборами. Рассеянный вечерний свет отражался в стеклах и боках банок, надетых на рейки заборов, густая зелень с проблесками желтого и оранжевого казалась угрожающе темной и отбрасывала густые тени. Дачами они сократили путь и вскоре выехали к гаражам. Дима был уверен, что вот-вот Карасев остановится и прогонит его, высадит, укажет на знакомые пятиэтажки впереди и скажет «ступай», но он не сделал этого. Вместо этого он свернул в узкий проезд между гаражами и остановился у одного из них, выкрашенного в темно-зеленый. Над ребристой поверхностью железных коробок, плотно примыкающих друг к другу, тянулись хаотично сплетенные провода, еще выше синело бескрайнее небо. Отчего-то пейзаж показался Диме даже романтичным. Но, конечно, с пьяным до смерти Карасевым ни о какой романтике и речи не шло. Мотор Лады затих, и вскоре Миша скрылся за маленькой дверцей в зеленом гараже, ничего не сказав Диме. С секунду парень помедлил, поежился от холода и осторожно заглянул в щель оставшейся приоткрытой двери, из-под которой уже просачивался теплый желтый свет. Гараж оказался на удивление просторным и вмещал в себя все, кроме автомобиля: какие-то коробки, деревянные полки, непонятные детали, груду досок, а еще низкий диванчик с набросанными на него покрывалами и столик из шины и листа фанеры. Карасев схватил со своеобразного столика бутылку воды и, запрокинув голову, осушил ее залпом, а потом смял одной рукой и бросил на пол. Дима вздрогнул от резкого звука мнущегося пластика, будто пришел в себя, и обнаружил себя уже стоящим в самом гараже. Какого черта его сюда понесло? — Тебе лучше? — робко поинтересовался он. Не потому, что нужно было хоть что-то сказать, а потому, что неожиданно это оказалось очень важным. Карасев обернулся. На его лице не отразилось и тени удивления, будто Дима не был лишним здесь и сейчас все так и должно было быть. — Да, — только коротко ответил он, как отрезал. Обвел взглядом коробки, потом вновь повернулся к Диме. — Ты дурак к кому попало в машину садиться? Дима разомкнул губы, растерявшись. Не это он ожидал услышать. — Но я знаю тебя… Карасев криво ухмыльнулся. Взгляд его так и оставался тяжелым и странным. — Ты меня не знаешь, — возразил он. Миша быстро сократил расстояние между ними. Дима не испугался, потому что чувство самосохранения пропало напрочь еще когда он заговорил с Витей у киоска, но, тем не менее, инстинктивно попятился назад. Между ними было не более полуметра, когда Дима с шумом уперся спиной в холодный лист металла. Сердце бешено колотилось от волнения, и он, кажется, даже перестал дышать, только безмолвно таращился на Мишу. — Ты… — выдохнул Карасев, упираясь ладонью в металл рядом с его головой. От него до сих пор сильно пахло спиртным, а глаза болезненно блестели в неярком свете одинокой лампы, свисающей с потолка на длинном проводе. Дима смотрел на него снизу вверх. Разница в росте и комплекции была достаточно существенной, чтобы ощутить себя очень маленьким и беззащитным. — Ты такой… Не договорив, Карасев склонился над ним, и его горячее прерывистое дыхание обожгло скулу. Дима зажмурился, но не от страха, а от переполняющего его волнения. Казалось, время остановилось и весь мир замер, только чтобы дать ему время прочувствовать эту странную, невозможную близость. Карасев не касался его телом, хотя стоял совсем близко, но этого было достаточно, чтобы чувствовать исходящий от него жар. К ужасу Димы, возбуждение становилось не только эмоциональным, но и физическим. Все, чего он сейчас хотел, это чтобы Миша дотронулся до него: задел носом щеку, прижался губами к скуле… Но Карасев резко отпрянул. Когда Дима наконец нашел в себе силы открыть глаза, парень уже скрылся за дверью. Не было более смысла оставаться здесь без него. Поэтому Дима отлип от листа металла, толкнул вперед дверь и вырвался наружу. Воздух обжег холодом, особенно там, где недавно его кожи касалось чужое горячее дыхание. Миши нигде не было, будто он растворился в вечерних сумерках. Будто сама судьба подсказывала Диме, что пора бежать, и ноги стремительно понесли его вперед, вдоль гаражей. За углом он остановился, чтобы оглядеться, и тут же заметил у тропинки, уходящей к дачам, Карасева. Тот сидел на коленях на траве неподалеку у колонки и, похоже, его тошнило от выпитого алкоголя. Хотелось помочь. Но Дима понятия не имел, что делать, и только нерешительно шагнул в Мишину сторону. Но тот уже поднялся и принялся умываться водой из колонки, шумным потоком забурлившей по траве. Опомнившись, Дима трусцой помчался к пятиэтажкам, манящих в сгущающемся мраке желтым светом окон.