На краю

Когда Дима очнулся, очень сильно болела голова. Было вроде бы тепло, но лежал он на холодном. Доносились приглушенные голоса, которые сложно было разобрать за стуком дождя по крыше. Парень попытался приоткрыть глаза: левый не послушался, а правый сразу резанул рассеянный жёлтый свет. Первой мыслью было вскочить, разыскать Карасева и выяснить, почему он обошелся с ним так, но, немного подумав, сильно шевелиться он не стал и только повернул голову, чтобы оценить обстановку. Если друзья Карасева еще были тут, то провоцировать их — плохая идея. Дима все еще находился в гараже и сейчас лежал на полу подле стопки шин. Сверху он был укрыт покрывалом, а рядом стоял радиатор, включённый в свисающий с потолка переходник — от него-то и исходило блаженное тепло. Друзей Карасева не было видно, зато был сам Миша. Он сидел на стоящем боком к Диме диване рядом с Сашей, так, что девушка своей спиной частично загораживала его. — Ты же знаешь, отец разрешает мне мотаться в Питер только по выходным, а сегодня пятница. Карасев говорил напряженно и уже чуть громче, и Дима наконец смог различить его слова. А может, немного уменьшилась боль в голове, и стало проще воспринимать реальность. — Я знаю. Но ведь я поеду не одна, а с Витей и другими ребятами, — ответила Саша. Голос её едва заметно дрожал, будто она вот-вот заплачет. — Ничего со мной не случится… — Нет! — Карасев вскочил с дивана и беспокойно зашагал по комнате, сунув руки в карманы штанов. Лицо его было бледным, губы, на которых только недавно, при Диме, сияла улыбка, теперь плотно сжаты. — Почему? Разве ты не доверяешь Вите? Ее голос звучал обиженно. — Конечно нет! — решительно выпалил Карасев и, остановившись, повернулся к Саше. — Подумай сама, это город тупых ублюдков. Куда ты собралась с ними ночью? Что они сделают с тобой, а? — Витя нормальный! — возразила Саша, и на этот раз ее голос звучал гораздо решительнее. — Нет! Нет здесь никого нормального, ясно тебе? Я защищаю тебя здесь каждый день, иначе бы ты залетела еще в пятнадцать и так бы осталась с концами в этой дыре! Саша шумно всхлипнула и закрыла лицо руками. Карасев, заведенный до предела, склонился к ней и процедил: — Слушай меня, если хочешь жить по-человечески. Я желаю тебе добра, потому что я люблю тебя. Дима весь обмер, то ли от вида того, как Карасев сжал кулаки, то ли от слов, которые он сказал. Ему стало нестерпимо стыдно за то, что он стал вынужденным свидетелем этого личного разговора, и вместе с тем жутко обидно. — Почему тебе все можно, а мне нет? — часто всхлипывая, выдавила Саша. Девушка ссутулилась и растирала пальцами катящиеся по щекам слезы. Карасев опустился перед ней на корточки и, поймав одну ее руку, поднес к губам. — Я делаю много ошибок, — ответил он, а потом заговорил так тихо, что стало сложно разобрать. Дима, кажется, перестал дышать. Эмоции захлестывали через край и ему хотелось срочно закричать, вырваться, сбежать отсюда. Расстраивала и эта трогательная забота о глупой Саше, и понимание, насколько он не знал Карасева. Что там творилось у него в голове? С тем, как Карасев говорил, Саша всхлипывала все тише и реже. Потом, почти успокоившись, грустно улыбнулась и отвела со лба так и замершего у ее ног Карасева короткую прядку волос. Смотреть на это было еще хуже, чем на их объятия в колледже. Рука у Димы занемела так, что едва он попытался незаметно шевельнуться, ее свело и он дернулся. Саша обернулась на шорох. — Похититель покрышек, ну конечно, — выдохнула она. — Ври лучше. Карасев тяжело поднялся на ноги и бросил косой взгляд в сторону Димы. Потом тут же вновь повернулся к Саше. — Я отвезу тебя домой. Как только они вышли, Дима сквозь шум дождя различил, как снаружи бряцнул о железо замок, а потом зашуршали по гравию шины. Парень подскочил, не обращая внимания на то, что все тело занемело, бросился к двери и налетел на нее. Та загремела, но не поддалась. С яростью он ударил по ней кулаком. Шуметь можно было сколько влезет: все равно поздно вечером в гаражи уже мало кто забредал. И даже если бы за Карасевым вернулись его друзья, Дима был готов высказать им все, что он о них думает, что бы они с ним за это не сделали. Время тянулось медленно. Дима со злостью пнул пакет с какими-то банками на полу, поддал старому дивану. Дождь затих: только редкие капли со звоном разбивались о крышу. Он не знал, сколько просидел взаперти, даже не расслышал шум приближающейся машины. Порядком остыв, Дима занялся бесцельным разглядыванием хлама, нажитого семьей Карасева, и за ненадобностью, но из жадности, определенного пылиться в гараже. Когда лязгнул замок, он вздрогнул, и из рук выпала жестянка с гвоздями. Те с грохотом раскатились по полу. Карасев быстро пересек гараж и остановился ровно в шаге от Димы, напряженно глядя на него. — Как ты? — спросил он и тут же продолжил: — Синяк будет. Но зато они не докопались. Дима промолчал, плотно сжав губы. Он хотел сказать слишком многое, и вместе с тем на языке не крутилось ни одной фразы. Даже слов не осталось. — Я отвезу тебя домой, а потом мне нужно ехать, — выдохнул Карасев. — Пошли. — Я сам дойду, — отрезал Дима. Карасев хотел было возразить, но на секунду задумался, нахмурился. — Если ты слышал… То, что слышал… — наконец произнес он и запнулся. — Просто забудь. За глаз… Да, я виноват. Можешь вдарить мне, если хочешь. Но Дима не хотел. Эмоции бурлили в нем, но он не мог просто так замахнуться и причинить Карасеву боль. — Ты лицемер! Ты таскаешься с этими типами, а потом говоришь, что они — тупые ублюдки! — наконец выпалил он, и это была только одна из буквально разрывающих его мыслей. Карасев еще больше помрачнел. Расширившиеся в тусклом свете зрачки почти заслонили голубую радужку, и этот взгляд ставших непривычно темными глаз испугал Диму. Однако не убавил в нем решимости. — Они знают, что я думаю о них, и я всегда говорю им правду, если они ведут себя, как дебилы, — холодно процедил Миша. — За это они меня и уважают. Дима не знал, что ответить и куда деться от этого тяжелого взгляда. Он уже не мог мыслить здраво. Голова раскалывалась, тряслись руки. — Все, не дури, тебе нужно домой, — Карасев решительно взял его за плечо и подтолкнул к выходу. — Идем. Ноги не слушались его. Дима послушно поплелся к «девятке», хотя все внутри него кричало, что нужно срочно вывернуться из чужой хватки и бежать. Но тяжелая рука Миши больше морально, чем физически удерживала его здесь. Дима плюхнулся на сиденье, стараясь глядеть только перед собой. Впереди вспыхнули фары, освещая путь вдоль гаражей. Карасев завел Ладу, и та рывком двинулась вперед. Пятиэтажки все еще светились мягким желтым светом окон — город не спешил засыпать. Плескались под колесами лужи, ветра не было. Будто время остановилось и все застыло — так тихо и странно было на улице. Но Диму это ничуть не успокаивало. — Куда ты поедешь потом? К Саше? — не выдержал он. — Да. Чтобы она не наделала делов, — коротко ответил Миша. — Выпусти. Останови, — потребовал Дима. — Останови! Карасев молча затормозил. Но, как только Дима дернул ручку и навалился на дверь, поймал его за запястье и грубо рванул к себе. — Делай что хочешь. Только обещай мне, что не поедешь в Питер на выходных, там будет футбол. Твои друзья подождут, — с ледяным спокойствием проговорил Миша, глядя ему прямо в глаза. — Вот и поеду! — отчаянно воскликнул Дима, рванулся и наконец выскочил из автомобиля. На запястье точно грозили остаться следы чужих пальцев, но это мало волновало его. Движимый одними эмоциями, Дима стремительно понесся на свет окон пятиэтажек. Он задыхался, сердце рвалось прочь из груди, но все равно не снизил скорости, даже когда впереди показался с детства знакомый подъезд с полуразрушенными скамейками и дурацкими клумбами-шинами. Уже будучи в нескольких шагах от двери, Дима случайно попал ногой в лужу. Взметнулись брызги, он рванул дальше, чувствуя, как кроссовка наполнилась водой и кожу обожгло холодом. Запнулся, полетел носом на бугристую бетонную площадку перед дверью. Больно ударился подбородком, так, что зубы клацнули друг о друга, изодрал руки и колени в вырезах рваных джинс. Тяжело дыша, Дима кое-как поднялся, шипя от боли, и скрылся в спасительной темноте подъезда. И то ли действительно где-то позади прошелестели шины и блеснули фары, то ли ему показалось. Впрочем, это было уже не важно. Ворвавшись в свою комнату, он тут же подлетел к окну и, глядя только под ноги, а не на улицу, задернул шторы. Даже если машины Карасева не было там, теперь вид из окна все равно напоминал о нем. Каждый раз сидя за домашкой, лежа в кровати или читая за столом Дима косился туда, в надежде, что за стеклом блеснут бока серебристой «девятки». Швырнув на пол грязную и мокрую одежду, Дима с головой забрался под одеяло и свернулся в комок, обнимая себя руками.