На краю

Дима не знал, сколько вот так пролежал на груди у Карасева, изредка разговаривая о чем-то пустом, отвлекающем, чего он не запоминал. Может, минут десять, а может и час. За окном еще было очень темно, а вокруг царила тишина, нарушаемся только шорохами, скрипами и иногда голосами за стенами. — Я так испугался за тебя, — наконец озвучил давно мечущуюся в голове мысль Дима. Сказать что-то большее, значимое сейчас просто не было ни моральных, ни физических сил. Он сам не заметил, как вымотался, и только сейчас рядом с Мишей наконец понемногу становилось легче. — Верю, — тихо ответил он. — К счастью, у меня только легкое сотрясение и пара царапин. Дима медленно поднял голову, оглядывая Карасева, хоть и лежать на его груди было теплее и уютнее. — Царапин? — Дима перевернул его руку ладонью вверх, где на бинтах уже проступила кровь. Карасев улыбнулся своей обычной кривой улыбкой и вырвал руку, не давая рассмотреть. От этой улыбки стало немного легче — значит, все было не так плохо. — Иди ко мне, — вместо ответа Карасев потянул его за запястье обратно к себе, а второй рукой поймал его подбородок, чтобы привлечь ближе и поцеловать. Губы Карасева были сухими и на вкус горькими от какого-то лекарства, но кожа привычно пахла терпким табаком и чем-то еще, свойственным только ему. Дима отвечал на мягкие поцелуи и будто все никак не мог насытиться, остановиться. Пока что Карасев был прикован к больничной постели, но, поправившись, он мог исчезнуть снова, и Дима не понимал, зачем это было нужно. Хотелось остаться с ним навсегда. В их крохотном городе ли, или в Питере, куда Карасев, как Дима выяснил, тоже рвался не меньше его — не важно. Просыпаться в одной постели с ним, жадно целовать, чувствовать его руки по всему телу, даже там, где только недавно было так стыдно. Заниматься с ним сексом, не сдерживая стонов, обнимать его, прижиматься к его груди, отдаваться полностью и без остатка. Даже просто быть рядом с ним, иметь возможность смотреть и разговаривать — вот чего он желал всей душой. В дверь осторожно постучали. Оба вздрогнули, Дима дернулся, выпрямляясь и тяжело дыша. Еще секунду назад казалось, что они одни во всем мире и не существует ничего, кроме этого долгого, нежного поцелуя, и вот теперь кто-то снова ворвался в их жизнь. — Приходи еще, — тихо бросил Карасев, напоследок коротко сжимая его пальцы своими и морщась от боли, вызванной этим простым действием. Дима кивнул, поднялся, на полпути обернулся, будто надеясь, что Карасев скажет ему запереть дверь и остаться на всю ночь. Но этого не произошло, и Миша, прикрыв глаза, даже не смотрел на него. Парень потянул за ручку двери и тут же едва не врезался в высокого плечистого мужчину с короткими седыми волосами. Тот обратил на него внимания не более, чем на мелкую мошку, пролетающую мимо, и Дима поспешил скользнуть мимо него и скрыться в полумраке коридора. Больше он не бежал. В голове все еще царил беспорядок, с чувствами только предстояло разобраться, но спешить было уже некуда. События последних часов казались странным, страшным сном. И пусть тот факт, что с Карасевым все было не так плохо, приносил облегчение, Дима все никак не мог вынырнуть из этого затянувшегося кошмара. Холл оказался неожиданно светлым и людным. Дима на секунду замер в арке коридора, щуря глаза, а потом, разглядев на диванчике сонных друзей Карасева, натянул капюшон на голову и тенью скользнул к дверям. Дома Дима первым делом направился в ванную. Зачем-то включил воду в раковине, долго смотрел на свое отражение под шум, опершись о холодный край. Потом схватил ножницы и, натянув челку пониже на нос и заставив распрямиться, отрезал больше чем наполовину. Волнистые темные пряди взметнулись вверх, и Дима, намочив пальцы, разлохматил их еще больше, точно так же, как это иногда делал Карасев. Стоило ему забраться под одеяло, прижаться щекой к тяжелой квадратной подушке и мазнуть взглядом по узорам красно-коричневого ковра, Дима сразу же провалился сон. Где-то на границе сознания мелькнула мысль, что звонит домашний телефон, и, возможно, Лиза или Соня беспокоятся за него, но усталость взяла свое. Когда Дима проснулся, день уже близился к вечеру. Хватило одного взгляда на мерно тикающие часы, чтобы подскочить и сесть на кровати, сонно потирая глаза. Потом он бросил взгляд за окно, которое ночью не потрудился завесить шторой, и с удивлением обнаружил там до боли знакомую «девятку». Желтые кленовые листья на капоте говорили о том, что она стояла там уже какое-то продолжительное время. На стремительные сборы ушло не меньше десяти минут, а после Дима не раздумывая вырвался из неуютного подъезда во влажную свежесть осеннего вечера. Едва не наступив в лужу, пересек короткое расстояние до Лады и потянул за ручку двери. Сонный Карасев, видимо, задремавший в машине, улыбнулся, когда Дима с размаху плюхнулся на пассажирское сиденье. Вид у Миши все еще был неважный. Он будто бы сильно повзрослел: или это бейсболка, надетая на коротко остриженную из-за ран голову, или рассеченная бровь прибавляла ему лет и едва уловимой жёсткости. Тем не менее, это был все тот же Карасев, который вызывал в Диме бурю разнообразных эмоций. — Что ты тут делаешь? Надо было остаться в больнице еще… — взволнованно выпалил парень. Но Карасев только шире улыбнулся, как-то странно глядя на него. — Не хотел больше. Ненавижу чувствовать себя больным, — пожал плечами он и потянулся к Диме, хватая его запястье перебинтованной рукой. — Иди сюда. Дима инстинктивно подался вперед, немного наклонив голову, чтобы не сбить с него кепку, и приник к его губам. Карасев целовал уверенно, но не жестко — точно так, как ему хотелось. Запоздало вспомнив, что они едва ли не посреди улицы, Дима резко отпрянул и испуганно прижал руку к губам. — Ты чего? Рука Карасева скользнула по его колену вверх и сжалась на бедре. — Мы же… — парень многозначительным взглядом окинул пустую улицу впереди. — Тонировка, — только бросил Миша. — Чтобы увидеть нас, нужно подойти вплотную. Карасев привлек его обратно к себе, мягко коснулся губами виска, успокаивая, потерся носом о щеку. Дима позволил себе расслабиться в его руках, несмотря на то, что было все равно боязно, что кто-то проходящий мимо может вот так просто раскрыть их тайну. — Что ты сделал с волосами? — наконец заметил Карасев и взъерошил без того лохматые пряди. Дима промолчал. Он и сам не знал, почему это было так необходимо в тот момент, но теперь ничуть не сожалел о случившемся. — Почему ты не приезжал… тогда? — вместо ответа озвучил он давно крутившийся на языке вопрос. Миша должен быть понять, когда «тогда». Карасев откинулся на спинку сиденья, отвел взгляд и задумался, перестав улыбаться. Даже немного нахмурил брови, а пальцы его сжались на Диминой руке. — Хотел сделать, как лучше, — произнес он наконец. — Чтобы ты обиделся и забыл обо мне. Чтобы не мучать тебя больше. — Разве это лучше? Теперь замолчал Миша. Дима не мог поверить в услышанное. Он был решительно не согласен: то, что было между ними, не являлось мучением. Если только отчасти. Но он был готов играть в незнакомцев на улице, да на все, что угодно, был готов, лишь бы иметь возможность хоть изредка видеться. — Я буду тебя слушать… Не буду пить с теми, Питерскими… И про Сашу, я все понял, я правда понял, — бегло проговорил он. — Можешь избегать меня в колледже, но только не… — Все, все, — Карасев потянулся к нему и крепко обнял, насколько это было возможно в машине. — Не оставляй меня, — закончил фразу Дима, уткнувшись носом ему куда-то между шеей и плечом. — Не оставлю, — Карасев поцеловал его куда-то в волосы. — Поехали. Куда ты хочешь? Хоть на край света. — К морю, — не раздумывая, попросил Дима. Это было именно то место, куда рвалась душа. Где ему было хорошо, особенно, если рядом был Миша. Карасев завел Ладу и тронулся. По стеклу стал бить мелкий дождь, но это мало волновало Диму. Не тянуло даже разглядывать пейзажи за окном, которые он так любил и часто фотографировал. Взгляд то и дело возвращался к Карасеву. Его сильным рукам, сжатым на руле, красивому профилю, широким плечам. Было в нем что-то кроме красоты, что-то значительно более важное, чем внешний облик, и к этому чему-то тянуло, как магнитом. За окнами потянулся сосновый лес. Дима наконец устремил взгляд вперед, туда, где тянулись колеи среди жухлой травы и мелькали желто-коричневые стволы деревьев. Карасев приоткрыл окно, и в салон ворвался свежий запах хвои. Дима легко коснулся чужих пальцев, лежащих на переключателе передач, и улыбнулся, скорее, самому себе. Наконец-то стало хорошо и спокойно, как никогда.