***
В глубине загончика возилось что-то лохматое, грязно-белое, страшенного вида. С такими рогами и бородой обычно изображают чёрта, подумал Тэхён, покрываясь от страха испариной. Падре Шуга открыл дверку, и козел, бодро цокая, устремился к выходу — прямо на Тэ. — Твою мать! — крикнул он, отскакивая. — Что за хрень? Арнольд, взяв порядочный разбег, по инерции проскочил вперед. Но потом понял свою ошибку и обернулся посмотреть — что это за новое лицо у него в гостях? И почему так выражается? У Тэхёна душа окончательно ушла в пятки, когда он увидел строгие козлиные глаза и осуждающе торчавшую бородку. Сходство было несомненным, и он невольно прыснул, несмотря на свой страх. — Арнольд-ши не одобряет сквернословия, — каркнул Шуга. — Он так похож на вас, падре! — восторженно вырвалось у Тэ. — Только вы без бороды! Но тоже не одобряете. Лицо Шуги стало каменным. Он умело спрятал обиду и отвернулся как будто за тем, чтобы посмотреть в траве упавшие яблоки — неподалеку росло чудесное раскидистое дерево. Но на осуждающей козлиной морде появилось странное выражение. Если бы Тэхён не знал наверняка, что козлы не могут обижаться, он бы подумал… да, он подумал бы, что Арнольд обиделся за своего патрона! Он коротко мемекнул и проворно поскакал к Киму. Расстояние сокращалось, галоп был мерным, будто не козел, а скаковая лошадь, а Тэхён все стоял в шоке, наблюдая это все как будто со стороны. — Советую тебе бежать, — услышал он скрипучий голос. Вообще-то он неплохо бегал, но не в таком одеянии. Кое-как увернувшись от наставленных рогов и подобрав подрясник, как юбку, Тэхён рванул к яблоне. Арнольд почти не отставал. Шуга еле заметно ухмылялся, стоя в сторонке. — Спасите! Помогите! — Он теперь не отстанет, — фальшиво-сочувственно протянул падре. — Арнольд-ши весьма настойчивая личность. В ответ раздался только треск козлиных рогов об дерево — Арнольд помотал головой, промахнувшись по Тэхёну. Теперь они бегали вокруг ствола, который был не таким уж и толстым. Тэ был не против подвижных игр, но от этой у него уже кружилась голова. — Арни! Слащавость возгласа не обманула Тэхёна — он прекрасно видел, что Шуга подбадривал козла и болел за него! Красный от бега и злости, поклявшись отомстить при первой возможности, он решил применить тактическое отступление. Временное! Ни один козел не одолевал еще Ким Тэхёна, и этот не будет первым. Но отдышаться было необходимо. Тэ подпрыгнул, хватаясь за ближайшую крепкую ветку, и полез на яблоню. Длинное одеяние цеплялось за сучки. Его противник остановился, злорадно и понимающе глядя вверх. На морде у него читалось чуть ли не разочарование. Тэ плюнул сверху, но не попал. Тогда он показал животному неприличный жест и крикнул: — Козёл! Арнольд, как будто соглашаясь, наклонил голову. А потом так треснул рогами о дерево, что с него кора полетела. Тэхён зашипел, когда яблоко ударило его по затылку. — Уберите его, что вы стоите! — крикнул он Шуге, который так и стоял с непроницаемым лицом, наблюдая все это. — Попроси вежливо, тогда уберу. Ему только попкорна не хватало да айфона в руках. Чтобы снять ролик, после которого Тэ вынужден будет уехать куда-нибудь на Северный полюс! Или остаться в монастыре с козлами на веки вечные. Арнольд рыл копытом землю, периодически вставая на дыбы, будто он конь, а не вонючая бородатая скотина. Тэ несколько раз напомнил ему об этом, но он только блеял в ответ — наверно, тоже оскорблял. Минуты шли. Тэ попробовал сорвать яблоко, но они оказались кислые. Тогда он швырнул фрукт в Арнольда, но не попал. Тот с противным мемеканьем съел его и посмотрел вверх, как будто хотел сказать «Давай, кидай еще!» — Так и будешь сидеть там? — поинтересовался Шуга. — А что мне еще делать! Вы ведь не заберете свою ско… своего духовного сына? (Стук рогов о дерево). — Попроси вежливо, как следует, и я уговорю Арнольда простить тебе оскорбления и позволить спуститься… Возможно, уговорю. (Бамс!) — Не дождетесь, — отрезал Тэ. — Я спущусь и приступлю к работе, так ведь? Так вот, не хочу я! Лучше тут посижу, — дотянувшись, он сорвал еще яблоко и прицельно метнул его в козла. — Воздух свежий, фрукты. Благодать! — Ммм… ладно. Располагайся тогда, вей гнездо. Я через пару часов зайду. Величественно повернувшись, Шуга отбыл, оставив Тэ в легком унынии на яблоне. Как бы он ни бодрился, но положение его было аховое. Зад уже начинал затекать на ветке, внизу караулило совсем не доброжелательное животное, а желудок скрутило голодными спазмами. Он вспомнил, что не ел уже… пару часов точно. Тут, на горном воздухе, аппетит разыгрывался почему-то быстрее. — И что же мне делать? — вслух спросил он (самого себя или козла?), задумчиво глядя вниз. — Что?***
А Чимин тем временем полол в монастырском огороде порученные ему грядки. Делал он это лениво, с прохладцей, помня о том, что солнце еще высоко. После сытного обеда по всем законам следовало бы отдохнуть, а его заставили ползать на карачках, выдергивая сорняки. Нет, можно было бы полоть и в другой позе. В народе ее называют «пьющий олень», но от нее у Пака кружилась голова. Он то и дело бегал к фонтанчику неподалеку, чтобы ее освежить (и помыть натыренные с дерева яблочки, чего уж там). Небольшой огород был обнесен изгородью, которую еще вдобавок оплел вьюнок — Чиму было вполне уютно за зелеными зарослями без посторонних глаз. Вода из фонтанчика, журча, сбегала в маленький пруд с лилиями. На который он то и дело с вожделением косился, вспотев под своей хламидой и фартуком. Искупаться бы, но вдруг кто-то из монахов явится? Но полуденная жара угнетала, одеяние противно прилипло к телу, и Чимин решился: быстро развязал фартук, осторожно стянул подрясник (под ним были только трусики) и прошлепал к воде, опасливо оглядываясь. Вокруг по-прежнему была благодать: заливались птички, летали стрекозки и пионы благоухали, раскрыв солнышку для поцелуев розовую сердцевину. Ничто не нарушало тишины. Монахи, наверно, в это время надзирали за другими несчастными. Глубина в пруду оказалась Чимину по грудь. Он закрыл глаза, не сдержав стона — можно даже смириться с утомительными сельхозработами, лишь бы в конце их иметь возможность вот так окунуться! Со дна били ключи — натруженные стопы ощущали прохладу и упругость струй. Чимин снова тихонько простонал от удовольствия. Пчелы принимали его голубую шевелюру за какой-то невиданный цветок и вились над головой, умиротворенно жужжа. Он отмахнулся от них и двумя взмахами переплыл крошечный водоем. А потом лег на спину, лениво пошевеливая в воде руками. Оказывается, жизнь может быть и в монастыре довольно сносной! …Ага, как бы не так. — Пак Чимин-щи! — внезапно каркнули у него над самым ухом, заставив обмереть от испуга. — Разве вы сделали уже всю работу? Увидев на бережке падре Шугу с фирменным кислым лицом и поджатыми губами, Чим встрепенулся и хлебнул воды, пуская носом пузыри. Он с минуту кашлял и плевался, пока падре — весь подчеркнутое неодобрение — пялился на него, ни разу за целую минуту не моргнув. Не то чтобы Чимин следил, просто у него кожа зачесалась от этого взгляда. На лопатках, а потом почему-то ниже. — Может, вы отвернетесь, и я вылезу? — пискнул он. — Я без одежды! Стыдно признаться, но его трусы остались висеть на изгороди. И сейчас он покрывался помидорным румянцем, гадая, видел ли их Шуга. Действительно, неловко получилось. Но по этой каменной физиономии ничего невозможно было сказать наверняка: он отвернулся и терпеливо ждал, пока Пак вылезет, скользя босыми ногами по камням, которыми выложены были берега прудика. Чимин быстро вытерся своим подрясником и натянул его, слегка влажный. Ничего, на жаре высохнет. — Поворачивайтесь, падре. А вы не хотите окунуться? — смешливо прищурился он. — В пруду с пиявками? Не особо. — С пиявками?! — вскрикнул Пак, серея от страха. — И вы молчали?! — Я сказал тебе вылезать, — пожал он плечами. — Сказали! Да я в жизни бы не полез, если б знал, что там… эти мерзкие…! — Господь бог не мог создать ничего мерзкого, — скрипуче и наставительно произнес Шуга. — Они лечебные, ты не знал? — Нет, и прекрасно прожил бы без этой информации! — Чимин нервно задрал свое длинное одеяние и принялся осматривать ноги. — Они и к телу присосаться могут. Пак шустро рванул уже подрясник вверх, но вспомнил об отсутствии под ним трусов. — Ээээ… святой отец… вы не могли бы… — замялся он. — Кстати, хотел спросить. Не твое ли имущество? Чимин обреченно повернулся за узловатым указующим перстом к изгороди, где его синие боксеры контрастировали с нежной листвой. — Я не… не… — пролепетал он, краснея. — Не твои? Падре смотрел прямо и невозмутимо, но Чимин видел в его глазах насмешку, совсем не сопоставимую с саном. (Как таких зловредных людей пускают в монахи, а?) — Ладно, Пак Чимин-щи, — проговорил он спустя долгую паузу, сполна насладившись видом алых ушей и искусанных губ парня. — Одевайся и иди полоть! Красный как помидор Чимин кивнул и быстрее горного оленя умчался в смородиновые кусты. Он изо всех сил тянул время, облачаясь в пропажу. Искренне надеясь, что Шуги уже не будет, когда он выйдет из своего укрытия. Зря! Его черная мантия мелькала среди грядок: осматривал огурцы и помидоры, напевая что-то. Как ни странно, его голос звучал вполне приятно сейчас. Не как обычно — несмазанная телега и стая потревоженных ворон одновременно! Досадуя на свою природную вежливость и чересчур тонкую душевную организацию, Пак осторожно приблизился. Что ему делать — приниматься за работу или, может, сказать что-то? Но Шуга избавил его от мучительного придумывания темы для светской беседы одним-единственным вопросом. Совсем не легким и не простым, а наоборот — заставившим похолодеть и мысленно проклясть себя за то, что вообще полез в этот пруд. Сидел бы на берегу, закутанный в хламиду с головы до ног, и тогда бы никто не увидел! И не пришлось бы сейчас обсуждать то, о чем говорить совсем не хочется. — Откуда у тебя синяки на теле, Чимин? По спине Пака побежали ледяные иголочки. — Упал, — живо ответил он. И тут же подосадовал, что заранее не озаботился более-менее правдоподобной версией. Уголок рта Шуги дернулся вниз, а бровь поехала вверх с таким выражением, что Пак в отчаянии понял: он и не подумал поверить. Сделав самый независимый вид, на какой был способен (и лихорадочно сочиняя не слишком сложную, но убедительную историю падения), он думал о том, что будет, если монахи заявят в полицию. Тогда ему точно не сносить головы! — Упал на ребра? Несколько раз подряд? — Скатился с лестницы, — едва пошевелил он губами. Шуга поморщился. — Не ври. — Но это правда. — Даю тебе еще один шанс ответить честно. Можешь не бояться, — с каким-то странным выражением добавил он. Глупо было думать, чтобы Чимин мог довериться этому человеку. Он ведь знал о нем только имя да еще то, что он не любит «содомитов»! Каменное лицо, как всегда, не выражало ничего, но Пак вдруг ощутил странное желание облегчить ему душу. Может, оттого, что уже устал молчать и носить всё в себе, а может… Чимин мог бы поклясться, что ему показалось, но… он правда видел в глазах падре сочувствие. — Расскажи мне всё, только честно. Давай, Чимин! Тебе это нужно больше, чем мне.