Hellfire

      Вечером следующего дня, под покровом густой лондонской ночи, они прибыли на место, обозначенное в папке, которую им выдала Михаил. Ночью ледяной ветер особенно противно завывал среди высоких деревьев, особенно, когда находишься за городом, вдали от броского фонарного освещения. В кои-то веки Барбара затосковала по сверкающему в тёмное время суток Лондону, и поняла это, когда оказалась здесь, на отшибе. Где мрак такой хоть глаз выколи. Тем не менее, в становлении нефилимом оказались и свои плюсы — зрачки Барбары в темноте расширились так, что почти закрывали собой золотистую радужку; самой же девушке показалось, что очертания предметов стали значительно чётче, чем днём. Ну, а светящиеся глаза несколько нервировали Эву, которая то и дело периодически взирала на подругу со странной смесью восхищения и благоговейного трепета.       Они остановились у крутого обрыва, перед ними простиралась просторная равнина, — пробирающий до костей ветер заставил полукровку наглухо застегнуть ни черта не греющую кожанку. Барбара, мелко дрожа и рвано выдыхая хилые клубы пара, скрестила руки под грудью, крепко-накрепко прижав их к себе, словно в попытке немного согреться.       — Ты уверен, что нам сюда? — недоверчиво поинтересовался Адам у Азазеля, который держал карту и попеременно смотрел то на бескрайнюю пустоту ночной равнины, то в карту.       — Мы на месте, — задумчиво ответил тот, хмурясь. Карта говорила, что они уже прибыли на место назначения и стоят прямо перед логовом некроманта Закари Грея.       — Но здесь ничего нет, — недовольно проворчала Барбара, втянув голову в плечи и тщетно пытаясь совладать с холодом — она крепко стиснула зубы, чтобы те предательски не стучали. Сильный ветер противно трепал смоляные волосы, так что периодически ей приходилось отплёвываться от лезущих в рот локонов.       Барбара откровенно злилась, и это было видно по особо угрожающе сверкавшим в темноте демоническим глазами, — злилась на то, что они столько времени потратили, чтобы добраться сюда, пару раз умудрились заблудиться… а когда оказались в пункте назначения, то здесь, оказывается, — сюрприз! — ничего и нет. В чёртовой Небесной Канцелярии определённо что-то напутали, иначе и быть не может. Или же у Михаил отвратительное, под стать Ей, чувство юмора.       Эва сощурилась и аккуратно подошла к самому краю обрыва — безотрывно вглядываясь вдаль. Наконец, спустя несколько мгновений затяжного молчания, она утвердительно кивнула:       — Нет, тут кое-что есть.       Бич сделала жест обеими руками, будто открывает окно, и на равнине магическим образом проявилась темнеющая вдалеке башня, стрелой устремлявшаяся в мрачный ночной небосвод. Будто Эва сдёрнула незримый покров, явив всем скрытое от посторонних глаз. Барбара ошалело уставилась на подругу, у которой на время использования способностей проявились лиловые глаза — видимо, когда Эва творит демонические чудеса, проявляется её настоящая сущность.       — Недурно, — скупо буркнула нефилим, поджав губы так, что те выделялись на бледном лице тонкой бордовой полосой.       — Какой план? — спокойно спросил подошедший к ним Кроули. Азазель убрал карту в карман куртки, задумчиво глядя на башню.       — Наш план — отсутствие плана, — с важным видом проговорила Эва, на что удостоилась прожигающего взгляда подруги, под которым беззаботно пожала плечами: — А что? Импровизация — это не всегда плохо.       — Мы идём прямо в лапы к тому, кого считают правой рукой Маммона, — и тебе до сих пор смешно? — недовольно процедил Кроули, а Барбара согласно кивнула, презрительно поморщившись:       — Шутка как-то затянулась. Мне не нравится.       Так они и простояли минут десять, пока пытались придумать действительно стоящий адекватный план, практически полностью игнорируя вставки Эвы, которая то предлагала вломиться в костюме Бэтмена, то взорвать башню. Барбара уже из последних сил сдерживалась, чтобы не влепить подруге нехилую оплеуху. Шутки раздражали на грани истерики — пока она пытается сохранять спокойствие, Эва, видимо, в случае опасности будет травить анекдоты даже на смертном одре. Также Барбара выловила взглядом одну интересную деталь — на левой узкой ладони Кроули появилось новое кольцо с громадным изумрудным камнем. В то время как браслета Эвы, с которым девушка никогда не расставалась, и след простыл. Мелкая деталь, но почему-то Бабс она показалась важной.       Решили сделать до ужаса глупо — отвлекающий манёвр, причём отвлекать предназначалось самому миловидному из их небольшой компании. И как бы ни рвала когти Эва за звание самой милой, выбрали Азирафаэля — хотя Кроули несколько скептически смотрел на это дело, потому что рисковать ангелом ему не нравилось. Однако Азазель успокоил Змия, объяснив тем, что в это время они нападут с тыла, и у некроманта попросту не будет времени причинить херувиму вред. С другой стороны, по заверениям Азирафаэля, он сумеет за себя постоять — как ни крути, а огненный меч не за красивые глаза давали.       Азазель перенёс их на противоположную сторону от главного входа, куда телепортировался Азирафаэль. Рука Барбары уже нервно сжимала гладкую рукоять кнута, который пока что висел у неё на поясе, — готовый в любой момент пойти в ход, а сама она насторожённо замерла, чуть сузив глаза. Ни дать ни взять, зверь на охоте. Кроули, заметив такие перемены, неслышно подошёл к дочери и успокаивающе погладил по острому плечу — она была напряжена, как натянутая струна, и даже не обратила внимания на столь незначительный жест. Всё её внимание было сосредоточено на входящем через парадный вход ангеле, из-за чего она нахмурилась и крепко стиснула зубы, еле слышно зарычав, — рык этот, казалось, исходил откуда-то из груди, застревая в глотке. Демоническая сущность активно давала о себе знать — казалось, подай сигнал, и Барбара моментально рванёт с места. Словно только и ждёт, чтобы атаковать. Словно только и ждёт, когда же разразится гроза.       — Успокойся, — медленно произнёс демон, однако девушка даже ухом не повела. — Азирафаэль сумеет за себя постоять.       — Ненавижу ждать, — сердито проворчала та, опустив голову так, что теперь наблюдала за всем мрачным взглядом исподлобья. Чёрные ногти на узких ладонях заметно удлинились. Барбаре не нравилось сидеть сложа руки, пока остальные рискуют, — уж если и атаковать, так вместе и слаженно. Однако Азазель не разделял её жгучего рвения.       — У нас план, помнишь? — одёрнул он подругу, на что та неприязненно поморщилась. Ей не нравилось подчиняться приказам, и сейчас ощущала себя так, словно ей на шею накинули ошейник и с силой тянут поводок на себя — ещё рано, ещё нельзя. Но как «нельзя», когда мысленно уже там?       Внезапно Барбара вскинула голову — зрачки сильно сузились, а сама она превратилась в слух, будто пыталась понять, что творится там, словно находилась вместе с Азирафаэлем, а не здесь вместе с остальными. Чуть приоткрыв рот и втянув ночной воздух, — ветер принёс с собой ароматы напряжения, удивления и, как ни странно, страха — она резко ощерилась, уже в открытую зарычав и выдёргивая кнут из ремня.       — Барбара, нет! — предостерегающе рыкнул обычно спокойный Азазель, чьи голубые глаза метали молнии. — У нас есть…       — Да катись ты в Ад со своим планом! — рявкнула она на него, сердито клацнув зубами, — которые тоже переменились, особенно, это было заметно по удлинившимся клыкам. — Заебалась я тут торчать!       Под сердитые оклики Азазеля и восхищённые присвисты Эвы Барбара перемахнула через чугунный забор, отгораживающий башню, и со всех ног рванула к чёрному ходу. Злость придавала сил, кровь призывно стучала в ушах, в груди всё кипело, рвало и метало — они не чувствовали то, что чувствовала она. В сравнении с прошлой, смертной жизнью все чувства заметно обострились — теперь она могла ощущать то, о чём раньше и догадываться не могла. Ярость кровавой пеленой застилала глаза, встречный ледяной ветер свистел в ушах, лёгкие разрывало огнём, однако она продолжала мчаться — словно от этого зависело всё. За всё это время инстинкты ни разу не подводили — и сейчас она чувствовала, что поговорка «промедление смерти подобно» воплотится в действительность.       Нефилим со звонким грохотом вломилась в башню через витражное окно — мелкие осколки нещадно царапали кожу, однако эта мизерная боль заглушалась ослепляющим чувством ярости. Барбара слышала, как следом за ней — уже явно наплевав на план Азазеля — вломились остальные.       Она моментально вскочила на ноги, угрожающе размахивая кнутом, — однако ошеломлённо замерла, стоило ей встретиться взглядами с их некромантом Закари Греем. Дыхание предательски спёрло, сердце, казалось, остановилось на несколько мгновений. Она помнит эти зелёные глаза, эту ухмылку, больше похожую на звериный оскал — которую он умело скрывал за мягкой и ласковой улыбкой невинного и безгрешного человека.       Полыхающая ярость, которая несколько мгновений назад придавала сил, которая настойчиво вела сюда, бесследно исчезла, уступив место парализующему ужасу. Она с детства помнит этот ледяной изумрудный взгляд — судя по нему, этот ублюдок тоже узнал её.       С Барбарой поравнялись Эва и Азазель — последний уже держал лук наготове, целясь в некроманта. Бич хотела что-то сердито выкрикнуть, определённо крепкие ругательства, но как бы ни силилась, как бы ни открывала рот, из горла не доносилось ни звука — когда она это поняла, то растерянно взялась за шею, непонимающе таращась перед собой.       Закари, едко усмехнувшись, сделал пару шагов назад:       — В моей обители женщинам запрещено говорить, — он бросил на Барбару короткий взгляд, который она прекрасно поняла, — он всегда затыкал ей рот, всегда пытался оболгать каждое её правдивое слово. Эва сердито сжала кулаки и молча накинулась на мага — за ней в гущу сражения ввязались и остальные.       Барбара же ощутила, как силы стремительно покинули её, — она на подгибающихся ногах трусливо сиганула за ближайшую колонну, после чего спиной сползла по холодному камню на пол. Сердце бешено стучало о рёбра, от былой решительности не осталось и следа — исключительно борющиеся между собой страх и гнев, смешивающиеся в опасный коктейль. Словно через толщу воды она слышала отголоски битвы, краем глаза видела через многочисленные зеркала, которых в этой чёртовой башне оказалось чересчур много, всполохи. Она ненавидела эти чёртовы зеркала, старательно отворачивалась от собственных многочисленных отражений.       Из крепко зажмуренных глаз — до кровавых всполохов за закрытыми веками — безмолвно потекли слёзы, длинные ногти заскрежетали, оставляя царапины, на каменной колонне.       Мрачные воспоминания не вовремя захлестнули с головой — воздуха не хватало, страх сменялся бессильной яростью и наоборот. Она помнила, как этот ублюдок, скрывающийся за вымышленным именем Закари Грея, взял её силой — её, восьмилетнего ребёнка. Который до сих пор периодически просыпается в ледяном поту — кошмары после того случая по-прежнему преследовали Барбару. Именно с тех пор она больше всего ненавидит, когда её загоняют в угол. Ненавидит гнетущее чувство беспомощности и бессилия, которыми другие могут запросто воспользоваться. Она помнит всё: собственный крик, мольбы прекратить делать это с ней, душащие слёзы, пелену боли, липкий животный страх… мрак душной тесной комнаты, чужую руку на собственном горле, угрожающий шёпот и клятвы прикончить её, если она хотя бы кому-то скажет о случившемся.       — Барб, ты почему не… — из водоворота неприятных воспоминаний её выдернул голос Адама — он заметил её отсутствие и отыскал здесь. Заметно потрёпанный, в глазах по-прежнему горел неугасимый пыл сражения, однако постепенно он стал успокаиваться. Он шокировано вытаращился на подругу. — Почему ты плачешь?       Даже если бы на неё не действовали здешние чары, она бы ни за что не рассказала о том случае, даже столь близкому другу как Адам. Слишком тяжело, больно и стыдно признаваться — о таком не говорят вслух. Только сейчас она поняла, что действительно плакала, когда ощутила мокрые дорожки слёз на впалых бледных щеках — которые сердито, одним рывком утёрла рукавом чёрной косухи и небрежно отмахнулась, мол, «не обращай внимания/я в порядке/тебе показалось/отвали». Нефилим отвернулась, не желая встречаться с Адамом глазами — не хотела, чтобы он увидел её затравленный взгляд. Словно боялась, что в глазах он увидит весь ужас, который она давным-давно пережила и от которого ей до сих пор сложно уснуть по ночам.       Она осторожно выглянула из-за колонны — Закари (или Себастьян — чёрт знает, какое имя настоящее, но лицо одно) что было сил отбивался от окружавших его ангела, демона и полукровок. Сдаваться без боя он определённо не собирался, однако информацию из него касательно Маммона им всё же придётся выбить. При взгляде на эту приземистую фигуру в душе у Барбары снова всё вскипело, а янтарные глаза полыхнули неприкрытой яростью — этот ублюдок слишком долго затыкал ей рот и угрожал расправой. Сейчас она молчать не собиралась, как бы он ни пытался её заткнуть.       Поэтому девушка, притаившись за колонной, задумчиво оглядывалась по сторонам, хмуро осматривая каждый полутёмный угол неприветливой башни некроманта. Она смутно вспоминала, как её отчим проводил жестокие тёмные обряды, когда её мать отсутствовала — и точно знала одно: нужно отыскать какую-то вещь, которую заколдовал Закари. И которая не позволяет женщинам здесь говорить — её следует уничтожить. Только вот загвоздка в том, что она понятия не имела, как творить чудеса — она ни разу ещё этого не пробовала, сколько бы там Эва ни твердила касательно её огромного демонического потенциала.       — Ты что-то задумала, да? — нерешительно спросил Адам, и лицо Барбары озарилось идеей — ну конечно. Адам же вернул себе силы Антихриста — и, скорее всего, знал, как ими управлять.       Нефилим обернулась, смотря на парня выразительными глазами и уже было раскрыла рот, чтобы всё объяснить, — как тут же вспомнила, что лишена возможности говорить. Девушка задумчиво прикусила губу, нахмурившись. Да уж, жаль, что ни она, ни Адам не учили язык жестов — договориться было бы проще. Потому что как объяснить по пальцам предложение в духе «я хочу убить своего ублюдка-отчима, который оказался нашей целью, но мне нужно разбить какую-то неведомую хрень, которая хрен знает как выглядит, чтобы снова заговорить, а сказать мне надо этой сволочи немало»? В любом случае, диалог предстоял интересный. Учитывая, что Адам намёки понимал из рук вон плохо.       Барбара ткнула себя в горло, чуть приподняв бровь, — она ожидала слов Янга. Парень нахмурился, после чего задумчиво протянул:       — Ну, ты не можешь говорить, — девушка удовлетворительно кивнула — пусть не совсем то, что она хотела сказать, но близко. Она указала на сражавшегося вдалеке от них колдуна, страшно вытаращив глаза, из-за чего Адам нервно сглотнул — поначалу подумал, что она сердится на него, однако чертыхнулся и понятливо протянул:       — Из-за него? — полукровка наградила его странной ухмылкой на грани улыбки по типу «какой же ты молодец, но давай соображай быстрее».       Барбара сделала жест, будто ломает напополам невидимую палку, и снова выжидающе посмотрела на Адама, но тот, казалось, не совсем понял, поэтому задумчиво протянул:       — Эм… ты хочешь его убить? — Бабс поджала губы — неплохой вариант, но не совсем верный, поэтому отрицательно помотала головой. — Сломать хребет? — снова качание головой. — Переломить пополам?       Она раздражённо закатила глаза, беззвучно вопя и с силой хлопнув себя по лбу, — Адам расшифровал это примерно как «блять, какой же ты тормоз». Успокоившись и нервно вздохнув, — про себя убедившись, что никогда не станет играть с ним в «крокодила» — Барбара решила начать заново, поэтому взяла себя за горло, выжидающе глядя на парня.       — Это связано с твоим голосом? — недоверчиво перевёл Адам, на что Бабс, облегчённо вздохнув, — наконец, они снова вышли на одну волну — кивнула. Она продолжила активно жестикулировать, подражая сыщику, — Ты… хочешь что-то найти?.. — она одобрительно щёлкнула пальцами. — Так, что-то найти, ага… — снова этот жест, ломающий пополам, — Чтобы… эм… разрушить? — одобрительный кивок и снова жест, указывающий на горло. — А! Я понял. Тебе надо что-то отыскать и уничтожить, и тогда к тебе вернётся способность говорить?       Нефилим облегчённо вскинула руки к небу, безмолвно взвыв «Аллилуйя!». Полпути пройдено.       — А как оно выглядит? — с готовностью поинтересовался Адам, на что девушка пожала плечами, невинно захлопав глазами, — «без понятия». Парень помрачнел. — М-да, не очень обнадёживающе…       Тут Барбара жёстко ткнула его острым ногтем в грудь, не сводя прожигающего взгляда, под которым Адаму стало ужасно неуютно — она что-то ему хотела сказать, на что-то намекнуть… но на что? Одно стало ясным точно: ей что-то от него требовалось. Когда Янг сопоставил все кусочки мозаики, он глухо сглотнул:       — И я должен помочь тебе отыскать это, да? — она медленно закивала. — Но как? Ты же даже не знаешь, как это выглядит!       Барбара уже откровенно закатила глаза, сипло вдохнув сквозь крепко стиснутые зубы затхлый воздух, — соблазн хорошенько стукнуть Адама был как никогда велик. Чёрт подери, при всех своих силах Антихриста, будучи сыном самого Люцифера, — и он не может понять, что одним взмахом руки может найти эту непонятную штуку?       — Не надо на меня так смотреть, — неприязненно передёрнулся Антихрист, когда подруга стала буквально испепелять его весьма красноречивым взглядом, который можно было расшифровать примерно как «вот только признайся честно: ты реально настолько тупой или только удачно притворяешься?». — Что я могу сделать?       На это Барбара молча нацарапала наспех на колонне звезду в круге, — пентаграмму — жёстко указала на Адама, после чего постучала себя по голове («ты же, чёрт возьми, Антихрист — вот и придумай что-нибудь!»).       Откровенно говоря, хоть Адам и снова вернул себе силы сына Сатаны, былого могущества, как много лет назад при несостоявшемся Армагеддоне, он не ощущал от слова вообще. Словно отвык пользоваться дарованной силой, попросту разучился ею пользоваться. Однако под пристальным взглядом Барбары сломался — если он это не сделает или, по меньшей мере, не попытается, она его попросту испепелит. Даже молча. Одним, чёрт подери, устрашающим взглядом.       Нервно выдохнув, Адам сосредоточенно прикрыл глаза, концентрируя в руках небольшую толику своих сил — небольшую, чтобы не разнести к чёртовой матери башню до основания. Он старательно игнорировал шум разгоревшейся битвы, — непривычно, что та не сопровождалась яростными ругательствами Эвы — полностью сосредотачиваясь на собственных мыслях. В ладонях загорелся маленький огненный шарик и улетел куда-то вдаль, — Адам запрограммировал его на поиск блокирующей магии — а Барбара восхищённым взглядом сопровождала его, пока красный огонёк, вихрясь, стремительно улетал под высокий сводчатый потолок. И вселился в уродливую каменную горгулью — одну из многих в выступах стен. Видимо, Закари решил так запутать тех, кто попытается разрушить его магию.       Адам ошеломленно запрокинул голову:       — Высоковато, — однако Барбара уже его не слушала — она рывком вскочила на тонкие ноги, подбирая с пола кнут, оборачивая его вокруг правой ладони крепкими кольцами и упрямо смотря хмурым взглядом на небольшую статуэтку горгульи под потолком. У Адама внутри неприятно похолодело. — Погоди, не собираешься же ты…       Она не глядя кивнула — ещё как собирается и, судя по решительному виду, переубеждать в обратном не стоит, всё равно сделает по-своему. Адам возмущённо, с примесью паники, поперхнулся — пока Барбара взглядом выискивала наиболее крепкие камни и мелкие выемки, за которые можно зацепиться острыми ногтями:       — Это слишком опасно. Ты не можешь… — нефилим вперила в друга устрашающий взгляд вытаращенных янтарных глаз, зрачок сузился до размера тончайшей иглы, после чего медленно опустила голову и теперь смотрела исподлобья. Откровенно грязный и абсолютно нечестный приём — она это прекрасно знает. Барбара уверенно ткнула в гущу сражения, не сводя с Адама пытливого взора, под которым тот глухо сглотнул: — Мне… мне идти, да? Отвлекать Закари, пока ты будешь взбираться?       Она решительно кивнула, просияв, — Адам беспрекословно умчался помогать друзьям, лишь бы не видеть этого ужаса, на ходу бросив дрожащее «Будь осторожна». Барбара вскинула голову, нервно прикусив губу — забраться предстояло высоко, но, по крайней мере, камни за столько времени не покрылись скользким мхом, и взбираться будет значительно легче. Сжимая в руке плотно обвитый вокруг ладони кнут — почему-то она предчувствовала, что он ей потребуется, — и резко выдохнув, полукровка полезла по отвесной стене. Не всегда удавалось отыскать лазейки и выемки, чтобы уцепиться, шум битвы постепенно отдалялся, когда она поднималась всё выше и выше. Сердце глухо стучало где-то в горле, однако Барбара была твёрдо уверена в одном — что бы ни случилось, главное, не смотреть вниз. Если она это сделает, то тут же рухнет, пересчитав все кости. Затея уже не казалась столь заманчивой и верной, когда оказалась в нескольких метрах над полом, — наоборот, она теперь была почти на сто процентов уверена, что то была самая глупая идея из всех, что ей когда-то приходили в голову. Однако инстинкты велели ей взбираться, не обращая внимания ни на что и — главное! — не смотря вниз. Руки уже дрожали от напряжения и усталости, ногти — или когти, чёрт их уже разберёт! — готовы были разжаться в любой неудачный момент, однако Барбара упрямо лезла наверх, шипя от натуги и из последних сил держа когти вытянутыми. От этого в прямом смысле слова зависела её жизнь — одно неловкое движение, и всё.       Когда она почти оказалась у горгульи и вытянула дрожащую руку, чтобы достать статуэтку, её заметил отбивающийся от всех Закари — сильно потрёпанный, уставший, однако при взгляде на старую знакомую зелёные глаза полыхнули дикой яростью.       — Ну, уж нет, Барбара! — злобно рыкнул он, выпуская прямо в висевшую в паре десятков метров над землёй девушку зеленоватое свечение. — Я же сказал — женщины молчат в моей обители! Всегда!       Удар пришёлся ровно по Бабс: оглушённая магическим ударом, она потеряла контроль, когти моментально разжались, ноги предательски заскользили по отвесной стене — ужас в мгновение ока овладел ей, когда она, отчаянно рыпаясь в тщетной попытке уцепиться хотя бы за что-либо, камнем падала вниз. Она успела услышать полный ярости и отчаяния вопль, прорезавший повисшую тишину, но до конца так и не поняла, кому он принадлежал. Уловив краем глаза сжатый в правой руке кнут, Барбара сделала отчаянную попытку дотянуться до статуэтки — она не могла позволить, чтобы всё обернулось крахом, и если уж разбиваться, то только достигнув цели. Горгулья, на которую указал огонёк Адама и которая являлась главным блокировщиком, пошатнулась и упала с постамента — кончик плети плотно обвил статую за шею, а свободное падение Барбары утащило ту за собой.       — Нет! — полный ужаса вопль некроманта прозвучал за какие-то мгновения, пока статуя не разлетелась вдребезги, небрежными каменными осколками развалившись на полу.       Всё вокруг замерло — гнетущая тишина словно предвещала бурю. Никто не знал, чем всё закончилось, — падение с такой высоты грозило исключительно смертью. Кроули закрыл глаза, не желая видеть изломанное в неестественной позе тело дочери, однако когда ничего не происходило, он приоткрыл один глаз — и опешил.       Нефилим недвижимо парила — в прямом смысле этого слова, чёрт возьми! — в нескольких сантиметрах над осколками каменной горгульи, опустив голову так, что смоляные волосы полностью закрывали лицо. Она медленно подняла голову — глаза полностью стали янтарными, без малейшего проблеска белка, зрачков практически не было видно, они уменьшились до тончайших, плохо видимых издалека полос. Черты бледного лица особенно обострились, приобрели какие-то другие черты, — полукровка оскалилась, обнажив ряд острых клыков, а голос звучал слишком глубоко, словно эхом отражаясь от высоких стен, словно несколько её клонов заговорили в унисон — и голос этот звенел откровенной яростью:       — Ты больше не заткнёшь мне рот. Никогда!       За спиной Барбары тенями раскрылись два огромных пушистых крыла, которые подняли её ещё выше, — полный ненависти взгляд был устремлён на испуганного и явно растерянного некроманта. Взяв себя в руки, он попытался дать дёру, но не тут-то было: решительный взмах руки — и он уже намертво пригвождён к противоположной стене. Кривыми осколками статуи, которые уже пропитывались кровью из колотых ран на запястьях. Закари завопил от боли, Барбаре же, казалось, чужие страдания приносили только радость. Лицо нефилима изменилось до неузнаваемости — дикий блеск необузданного первобытного гнева, неестественно длинные чёрные ногти, похожие на когти. И звериный оскал. Она не собиралась его отпускать — только не после того, что он сделал с ней. Не после того, как она столько лет жила с болью унижения. Не после того, как он и теперь попытался в который раз заткнуть ей пасть.       Она наслаждалась чужими страданиями, этой гримасой животного ужаса на его лице — чудесное зрелище прежде, чем эта падаль сделает последний вздох.       Резкий взмах обеими руками — и сотни зеркал с характерным треском разбились на длинные осколки, похожие на когти, которые Барбара силой мысли удерживала на весу. Ярость, бурлившая из глубин души, придавала ей сил, она буквально задыхалась от бессильной злобы до скрежета зубов. Ей доставляло садистское удовольствие наблюдать, как тот, кто несколько лет назад измывался над ней, теперь в непритворном ужасе взирает на неё — бессловесно и напрасно моля о пощаде.       — Барбара, хватит! — поднялся на дрожащих ногах Кроули, в шоке взирая на представшую картину — он впервые видел подобное, слишком много ярости для одной смертной души. Он знал, что может попасть под раздачу — новообращённый нефилим, тем более, ребёнок бывшего серафима в таком состоянии совершенно себя не контролирует, он чрезвычайно опасен. Но демону было плевать — он не мог допустить, чтобы его дочь полностью поддалась тёмной стороне, поэтому Энтони направился к ней, сурово — однако голос предательски дрожал от страха за неё — закричав: — Остановись!       Она его не слышала; жестом словно сжимает в руках что-то она уплотнила осколки так, чтобы те стали похожи на гигантские тонкие иглы, и все они были направлены на дрожавшего и побледневшего от страха некогда грозного колдуна.       — Ты заставлял меня молчать все эти годы, — зловещий голос, совершенно не похожий на её собственный, стократно отражался от стен. Воздух будто искрился от повисшего напряжения, которое она создавала. — Ты — тот урод, который овладел беспомощной девочкой восьми лет, который воспользовался тем, что она не может тебе, взрослому мужчине, дать сдачи, — Барбара зловеще улыбнулась, явив звериные клыки, и зарычав с новой силой. — Но я уже не ребёнок! И молчать не собираюсь.       — Пожалуйста, — испуганно взвыл пригвождённый Закари. Однако ни один мускул на равнодушном лице нефилима не дрогнул, голос звучал как ледяное озеро Коцит на девятом кругу Ада.       — Я тоже тебя умоляла прекратить, — безжалостно отрезала Барбара, её глаза подёрнулись льдом — только глупец не понял бы, что выпрашивать пощады теперь было поздно и бесполезно. — Ты не остановился. Я тоже не собираюсь.       Всем её существом, до самых кончиков чёрных крыльев, завладела оглушающая, до кровавой пелены перед глазами ярость — она жаждала отмщения, отплатить в полной мере тому, кто превратил её жизнь в сущий кошмар, который давным-давно сломил её веру в людей, бесстыдно воспользовался детской доверчивостью и собственным превосходством по силе.       Таким ублюдкам нет пощады — лишь смерть является для них заслуженным наказанием.       Яростный взмах чёрных крыльев вкупе с полным прожигающего гнева воплем — и тысячи острых осколков целенаправленно летели в некроманта.       В последний момент перед сжавшимся и уже ждущим стремительно приближающейся со свистом смерти телепортировался Азирафаэль, решительно раскрыв белоснежные крылья, словно закрывая собой дрожавшего Закари Грея. Которого Барбара запомнила под именем Себастьяна Рота.       — Ангел! — исступленно заорал в ужасе Кроули, беспомощно смотря как в них летят тысячи острейших осколков.