Hellfire

      Внезапно всё замерло. Кроули уже мысленно распрощался с Азирафаэлем, пребывая всё ещё в состоянии дикого ужаса — впрочем, как и все. Все понимали, что исход будет страшным и кровавым, все уже знали и ждали этого.       Тем не менее, ничего не произошло.       Барбара ошеломлённо замерла, вытянув перед собой руку — ту, которой она управляла летающими вокруг осколками зеркал. Она не ожидала, что ангел вступится за этого ублюдка и помешает её сладкой и столь долгожданной мести свершиться — но как бы там ни было, убивать Азирафаэля в её планы не входило. Поэтому острейшие сверкающие иглы замерли в нескольких сантиметрах от лица херувима — словно ожидая приказа доделать начатое.       — Барбара, прекрати, — твёрдо потребовал ангел, раскрыв крылья и загораживая ими трясущегося за его спиной человека. Который стал причиной бессонных ночей и кошмаров Барбары. Который скрывался под многочисленными именами. И за которым вряд ли водился только один грех, совершённый много лет назад.       Удивлённое лицо нефилима — и без того угрожающе страшное, приобретшее демоническо-звериные черты — исказила гримаса недовольства. Барбара медленно обнажила зубы в оскале, из горла доносился громкий рык, а сама она — по-прежнему тем страшным голосом — жёстко, тоном, не требующим препирательств потребовала:       — Отойди, Азирафаэль.       — Чтобы ты его убила? Я не позволю тебе это сделать, — упрямо запротестовал ангел, на что полукровка раздражённо зашипела — чёрные, как ночь за окном, крылья распахнулись шире, сама она опустила голову так, что теперь стала смотреть на херувима исподлобья. По крайней мере, как понял Азирафаэль, пыталась казаться больше и внушительнее — чтобы устрашить, чтобы показать, что сейчас она главная и никто не смеет ей перечить, даже собственный ангел-хранитель.       — Если ты защищаешь этого ублюдка, то ты не лучше него! — рявкнула Барбара глубоким голосом, что грозным эхом отразился от стен. Однако теперь в этом голосе был не только гнев — теперь в нём можно было расслышать нотки отчаяния. Она действительно не хотела причинять вреда Азирафаэлю, но его отказ уходить с дороги сильно злил.       — Я защищаю не его, — громко и уверенно произнёс ангел, из-за чего искажённое гримасой ярости лицо нефилима резко изменилось — Барбара растерялась от такого откровения, — А тебя.       Девушка ошеломлённо замерла в нескольких метрах над полом, в воздухе по-прежнему витали мириады острейших осколков — но она была в замешательстве. Это легко читалось по растерянному взгляду и удивлённо взметнувшимся тонким бровям. Однако она его слушала — внимательно и заинтересованно. Потому что хотела знать, что конкретно Азирафаэль имеет в виду.       Глубоко вдохнув затхлый воздух и собираясь с силами и мыслями, — а также искренне надеясь, что всё пройдёт как надо, а то развоплощение грядёт не из приятных, да и зеркальные осколки перед лицом начинали немного нервировать — Азирафаэль продолжил:       — Да, возможно, он и заслужил смерти, — ангел смерил презрительным взглядом через плечо отчима подопечной, который испуганно замер. Когда же он снова обернулся к Барбаре, взгляд голубых глаз смягчился — в нём через край было искреннего сострадания и любви. Того, чего ей так долго не хватало. Голос ангела сочился болью и сожалением, звучал мягко и ласково: — Но ты не заслужила Ада. А за убийство, даже такого подонка, ты туда попадёшь. Я не хочу, чтобы ты запятнала свою душу кровью того, кто этого даже не достоин. Не хочу, чтобы тебе была уготована в Преисподней та же участь, что и ему. Ты заслуживаешь лучшего, — Азирафаэль видел, как с каждым словом напряжённое лицо девушки постепенно расслабляется, было видно, что она растеряна от таких слов. Она не ожидала, что в такой момент кто-то вообще о ней подумает — попросту не привыкла к заботе. Тем не менее, её по-прежнему била мелкая дрожь, поэтому Азирафаэль тихим шёпотом, мягко добавил: — Ну же, милая… успокойся. Всё хорошо.       Барбара возвела лицо к потолку, задыхаясь и пытаясь взять себя в руки. Она чувствовала, насколько сильно дрожат руки, да и по всему телу словно прокатилась волна дикой усталости. Остатки гнева пытались взять верх снова, но они стремительно угасали, дотлевали как угли лесного пожара. Внезапно на неё накатило осознание всего того, что случилось — не только того, что ей сказал Азирафаэль. Осознание того, что, поддавшись эмоциям, она едва не убила одного из близких, особенно душило шёлковым платком вины.       Прошло несколько мгновений прежде чем Барбара зажмурилась, до скрежета стиснув зубы, — по щекам потекли горячие слёзы. Она виновато опустила голову, закрыв их руками — на кончиках пальцев по-прежнему опасливо чернели длинные когти — и нервно попытавшись спрятаться ото всех в коконе из собственных крыльев. Миг — и зеркальные осколки рассыпались мельчайшей крошкой вместе с обломками каменной статуи, бесследно исчезая в пустоту.       Всё было кончено.       Барбара обессиленно опустилась на пол, низко опустив взгляд. Чёрные крылья небрежно раскрылись пушистыми тенями по обе стороны от неё, она больше не желала в них прятаться. Она была слишком ошеломлена произошедшим, слишком измотана, чтобы хотя бы как-то отреагировать на окружающую действительность. Непрошеные слёзы капали на холодный плиточный пол, дыхание застревало где-то в горле — она почти сделала это, она почти убила… если бы не Азирафаэль. Если бы она не остановилась вовремя… полукровка вздрогнула, когда по коже прошёлся ледяной озноб — ей даже думать было страшно о том, что всё могло закончиться значительно хуже.       Азирафаэль неслышно подошёл, опустившись на колени перед девушкой — та по-прежнему отказывалась смотреть прямо. Присутствие херувима совсем близко, ощущение безопасности и спокойствия, которое он источал, казалось, окончательно разрушили психологический барьер, который она тщетно пыталась снова возвести. Барбара молча, без лишних слов и чужого разрешения уткнулась лбом в грудь ангела, от которой пахло тёплой выпечкой и старыми книгами — чем-то уютным, домашним, — и, уже не пытаясь себя сдерживать, зарыдала. Трясущимися тонкими пальцами, по-прежнему не поднимая головы и сдавленно воя, судорожно цеплялась за края чужого пиджака — как утопающий цепляется за спасательный круг. Ей как воздух нужны были успокаивающие ласковые объятия — она боялась, что её оттолкнут, ей жизненно необходимо было присутствие рядом кого-то, кому она доверяет, кто может понять… и простить.       Барбара пыталась что-то сказать, но лишь нечленораздельно мычала, то и дело срываясь на очередной судорожный всхлип. Её дико трясло, как трясёт наркомана при ломке.       Она ощутила тёплые ладони ангела, что ласково и успокаивающе поглаживали по спине — за что она была чертовски благодарна херувиму, так за понимающее молчание.       — П-прости, Аз… Азирафаэль, — сипло шептала Барбара сквозь душащие слёзы — ей по-прежнему было стыдно взглянуть в глаза тому, кого едва ни убила, кто уберёг её от ужасной ошибки. — Я… мне было так страшно… — слёзы градом текли из янтарных глаз, воздуха не хватало до потемнения в них. Она действительно испугалась — той бесконтрольной силы, что столько лет таилась в ней; испугалась того, кем она на самом деле является; испугалась, что могло произойти, обернись всё иначе.       Ангел успокаивающе поглаживал подопечную по подрагивающим от рыданий острым плечам, на которых сидела как влитая чёрная кожанка; по спине, где из-под выпирающих лопаток торчали два чёрных крыла. Она слишком долго сдерживалась, ей нужно было выговориться.       — Все совершают ошибки, — спокойно произнёс Азирафаэль, после чего посмотрел на поражённого увиденным Кроули, который стоял вдалеке. После чего тихо добавил: — Даже лучшие из нас.       Демон медленно осмотрел просторный зал — словно ничего не произошло. Разве что постанывающий от боли в пульсирующих ранах на кистях Закари Грей давал понять, что всё произошедшее действительно случилось. Может, Барбара и заставила осколки исчезнуть и некромант мог вздохнуть спокойно, но на передышку у него были считанные секунды — никто ничего не успел понять, как Эва пулей подбежала к сидевшему на полу Закари и с ноги двинула прямо по лицу под предостерегающий вопль брата и шокированный — Адама. Тот взвыл с новой силой, кровь полилась из разбитого носа, но Эва уже схватила мужчину за шкирку и, рывком подняв, пригвоздила к стене. Карие глаза демонессы пылали дикой яростью, сама она задыхалась от злости, и сказать ей теперь предстояло немало.       — Ну, что? Доигрался, сука? — рыкнула она, сверля прожигающим взглядом якобы советчика Маммона. Эва двинула его кулаком в солнечное сплетение, из-за чего колдун, задыхаясь, согнулся пополам, но тут же ему снова прилетело по лицу коленом Бич. — Никто! Повторяю: никто не смеет мне затыкать рот! Особенно, такая мерзкая сволочь и распоследняя мразь, как ты! — негодующий вопль брата «Эва, хватит!» та красиво проигнорировала, снова впечатав многострадального некроманта в стену, крепко вцепившись тому в горло. — Задам очень простой вопрос, ублюдок, и только посмей, блять, солгать, — твоё ебало ещё не раз встретится с моим сапогом! — демонесса угрожающе сузила глаза, сердито прошипев: — Где Маммон?       Кроули решил предоставить такое щекотливое дело, как допрос, Эве, Азазелю (который пытался немного урезонить сестру, но та явно не собиралась просто так спускать с рук то, что её насильно заткнули) и Адаму. Он слышал испуганный вопль и оправдания, затем снова вопль и гневные тирады Эвы, в которых через слово было крепкое ругательство. Он подошёл к Азирафаэлю и Барбаре — даже если она и услышала издалека его шаги, то настолько была поглощена собственными страданиями, что проигнорировала их. Он несмело замер в нескольких шагах позади дочери — всё это время она пыталась казаться невозмутимой и спокойной, однако сейчас весь образ рухнул, как карточный домик. Если Кроули строил эмоциональный барьер, пряча взгляд за тёмными стёклами очков, то Барбара действовала несколько иначе — она просто делала равнодушное лицо, даже когда внутри ломалось всё; даже если хотелось откровенно разрыдаться, она предпочитала проглотить обиду, сделать вид, словно ничего не произошло. Делала вид, что всё в порядке, пусть это было далеко не так. Но рано или поздно наступает момент, когда даже самый стойкий и сильный ломается.       Протяжно вздохнув, Кроули подошёл ближе и кончиками пальцев провёл вдоль позвоночника Барбары — та, казалось, даже не замечала происходящего вокруг, и вряд ли почувствовала невесомое прикосновение.       — Втяни крылья, — тихо сказал демон, даже не надеясь, что девушка услышит, — а если услышит, то сделает — однако в следующий миг её чёрные крылья с шелестом подтянулись к спине, после чего исчезли в призрачно-серой дымке. Змий так и не понял, сделал ли это он или Барбара сама послушно убрала крылья.       Он заметил валяющийся подле девушки кнут, после чего тихо ухмыльнулся про себя — значит, из всего предложенного Вельзевул добра она выбрала наименее привлекательный вариант. Однако выбрала то, что ей было ближе, то, что ей подходило лучше. Возможно, предлагали и другие варианты, но Барбара поступила по-своему — всегда так поступала и меняться не собиралась.       Кроули подобрал хлыст и присел рядом с дочерью под любопытствующий взгляд Азирафаэля, осторожно и ненавязчиво погладив ту по плечу, — она замерла в ожидании, по-прежнему не поднимая взгляда.       — Ты кое-что обронила, — спокойно произнёс Змий, протягивая ей кнут. Барбара несколько мгновений никак не реагировала, однако вскоре отнялась от ангела — о пережитом шоке и потрясении говорили лишь высушенные дорожки слёз и замученное побелевшее лицо, на котором тускло сверкали в полутьме два янтаря. Нефилим забрала оружие и трясущимися руками еле сумела прицепить хлыст обратно на пояс.       — Спасибо, — хрипло, словно несколько дней не говорила, просипела она. Грудь тяжело вздымалась после рыданий, словно и дышала-то с трудом.       Сейчас демоническая сущность проявилась в ней и стала ясна как день — по острым неестественно длинным ногтям, по впервые раскрывшимся крыльям. Но Энтони заметил то, что издалека было не так примечательно, — на впалых бледных щеках девушки серебрились тончайшими струнами усы, из-за чего он как заворожённый уставился на Барбару. В голове сразу пронеслись некоторые особо яркие эпизоды: как она бесстрашно ходила по перилам балкона в его квартире; как совершенно не змеиные зрачки в темноте расширялись до обсидиановых кругов с золотистой каймой; как сверкали во мраке эти же самые глаза; как она выражала недовольство рычанием — не шипением, как сам Кроули, а именно рыком. Сомнения рассеялись как утренний туман — демонической натурой Барбары являлась кошка.       Постепенно, когда Барбара стала успокаиваться, она снова становилась самой собой, медленно приобретая обратно человеческие черты — усы исчезли, ногти снова стали нормального размера, янтарная радужка теперь не занимала всё пространство, да и зрачок заметно расширился. Однако дыхание по-прежнему предательски сбивалось — она не могла полностью оправиться от пережитого ужаса. Кроули осторожно коснулся острого плеча — девушка, вздрогнув, даже не обернулась к нему.       — Это он? — еле слышно поинтересовался Змий, в его голосе звенели прекрасно сдерживаемая злость и жёсткость. Барбара кинула косой и несколько затравленный взгляд на демона, — недавний шок и ужас уступили место тихому гневу — после чего медленно помрачнела. Словно пытаясь решиться солгать или сказать правду. Тем не менее, она утвердительно кивнула. Не отводя взгляд и смотря прямо глаза в глаза. Она знала, что они говорили об одном и том же.       Кроули показалось, что его оглушили, — секундная растерянность практически моментально сменилась клокочущим в груди обжигающим чувством злости, что застревал тихим, раздражённым шипением в глотке. У демонов нет ни сердца, ни души, им чужды людские переживания и эмоции, — по крайней мере, Энтони считал так раньше. Он давно не ощущал столь сильного гнева — с тех пор, когда ошибочно подумал, что потерял Азирафаэля в том пожаре.       К ним подошли Адам, Азазель и Эва — последняя явно запыхалась, пряча окровавленные кулаки в скрещенных под грудью руках. Судя по горящему взгляду, она бы и дальше продолжила начищать морду некроманта, когда подвернулась такая изумительная возможность, — видимо, брату всё-таки удалось её остановить.       — Что-то узнали? — с готовностью поинтересовался Азирафаэль и удивлённо замер, когда увидел, насколько сильно помрачнела недовольная Эва, и когда заметил искреннее недоумение в небесно-синих глазах её спокойного брата.       — Он ничего не знает о Маммоне, — ошарашенно выдохнул он, не до конца понимая, как быть и что делать дальше.       — Может, он лжёт? — слабо прохрипела Барбара, уже понемногу приходившая в себя, но всё равно выглядевшая необычайно подавленной. Словно остатки сил не вовремя её покинули. На это Адам покачал головой:       — Нет, он говорит правду. Мы проверяли. Дважды.       Повисло напряжённое молчание, каждый пытался уложить информацию в голове. Но только глубокий идиот не понял бы очевидного — они зря проделали весь путь сюда. Только время потратили, когда нельзя терять ни одной драгоценной минуты — Маммон сидеть сложа руки не станет. А они зашли в тупик.       Эва мрачно переглянулась с братом, после чего кивнула остальным, направляясь к выходу:       — Мы свяжемся с Вельзевул и Гавриилом. Ситуация вышла из-под контроля, нужны новые указания.       Адам ушёл вместе с ними, то и дело оглядываясь на обессиленную Барбару — та совершенно игнорировала Янга. Если и замечала его переживания, то никак не реагировала — ему от этого почему-то стало особенно больно.       Кроули же не собирался так скоро уходить — у него осталось незаконченное дело.       — Кроули? — насторожённо окликнул удалявшегося Змия херувим, нехорошее предчувствие сдавило горло. — Что ты задумал?       Но Кроули уже его не слушал. Демон вплотную подошёл к обессиленно валявшемуся на полу Закари Грею. Видимо, Эва не раз с ноги ему двинула по лицу, потому что оно всё было в недавно запёкшейся крови, из запястий мерно стекала почти чёрная кровь — в порыве ярости Барбара насквозь продырявила его руки каменными осколками, из-за чего Кроули про себя тихо хмыкнул, глаза недобро полыхнули. Поделом этой дряни.       — Что? — слабо выдохнул, отстраняясь от мрачной тени, коей застыл над ним демон, некромант. В глазах по-прежнему читался испуг — однако Кроули помнил его другим, помнил по воспоминаниям собственной дочери. Уж в чём-то они с Азирафаэлем сошлись во мнениях — такие подонки не заслуживают жизни. — Я… я уже всё сказал.       — Я не за этим, — со змеиным спокойствием произнёс демон, хотя внутри уже всё кипело от бессильной ярости и злости. Он уже из последних сил держал маску отчуждённого равнодушия на точёном лице — ни дать ни взять изготовившаяся к броску кобра. Готовая в любой момент нанести смертельный удар.       Змий рывком поднял Закари за шкварник и намертво пригвоздил к стене — ему доставляло садистское удовольствие видеть до смерти перепуганный взгляд; жаль разве что за тёмными очками эта сволочь не видел устрашающих змеиных глаз, полыхающих первобытной яростью. Азирафаэль правильно сделал, что не позволил Барбаре убить этого подонка, пусть у неё и были с ним счёты — убийство тянет в Преисподнюю. Но когда ты и так там, спасибо Ей, на постоянной прописке, становится всё равно.       — Если думаешь, что легко отделался, то смею разочаровать, — холодно процедил Кроули, крепко стиснув зубы и едва ни срываясь на сердитое шипение. — Барбара тебя не убила не потому что не может — а потому что твоя жалкая жизнёнка не стоит её посмертных мук в чане в серой, — демон незанятой рукой снял очки, с особым упоением наблюдая как бледнеет чужое лицо, как бешено колотится чужое сердце — того, кто много лет назад посмел надругаться над его ребёнком. Энтони злорадно улыбнулся — по клыкам мерно стекал яд, он уже откровенно перешёл на шипение. — Зато я тебя убью ссс огромным удовольссствием!       Мерную тишину разорвал полный боли и страха вопль, из-за чего Барбара вздрогнула, растерянно наблюдая за происходящим, — казалось, Азирафаэль тоже был немало удивлён, если даже не сказать шокирован. Сильно мрачный демон неторопливо прошёл мимо них — Барбара же не могла отвести взгляд от открывшейся ей картины: Закари судорожно хватался за горло, на котором алели две свежие ранки, сильно побледнев, а изо рта понемногу сочилась пена.       Она всё поняла даже без дальнейших слов ангела, который возмущённо — с толикой ужаса — воскликнул:       — Ты… что ты сделал, Кроули?       Змий вперил в херувима немигающий взгляд, в глубине змеиных глаз читалось плохо скрытое чувство глубокого удовлетворения и сбывшегося отмщения.       — Всего лишь ускорил его встречу с Вельзевул, — злорадно прорычал демон, — Умрёт через несколько суток в жутких мучениях. Он заслужил такую смерть.       — Но так нельзя… — растерянно прошептал Азирафаэль, но моментально умолк под пылающим искренней яростью взглядом Змия. Кроули давно не испытывал такого сильного гнева, однако с ледяным спокойствием, жёстко цедя каждое слово, произнёс:       — Я и так падший. Мне терять нечего, — он на секунду задержался взглядом на эфемерно-тощей фигуре дочери, после чего отвернулся и молча направился к выходу. Он не мог позволить ей обречь себя на вечные адские пытки — но и оставить безнаказанным того ублюдка тоже не мог.       Кроули спиной ощущал её удивлённый взор, который, казалось, прожигал насквозь — Барбара была потрясена до глубины души. Нет, не тем, что на её глазах только что убили человека — которого и человеком-то назвать было сложно после всего, что он творил.       Она была поражена тем, что за неё заступились.       

***

      Эва и Азазель до сих пор не вернулись — как ушли связываться с Небесами и Адом, так их и след простыл. Адам вдалеке о чём-то общался с Азирафаэлем, искоса поглядывая на подругу, словно пытаясь поймать её взгляд, однако стоило ей почувствовать чужой взгляд, как Барбара, нервно поджимая губы, отворачивалась. Меньше всего ей сейчас хотелось с кем-то общаться, тем более, насчёт того, что произошло. Однако это не распространялось лишь на одного из их странной компании.       Прежде чем подойти к отцу, она долго не могла собраться с духом и немало времени мялась на месте, не зная, с чего начать и что вообще сказать. Её мир окончательно перевернулся с ног на голову. В голове попросту не укладывался один простой факт: из всех, кого она когда-то встречала на своём жизненном пути, её лучше всего понимал собственный отец, оказавшийся демоном. Она знала, какими их рисуют смертные, — злые, жестокие, коварные… тогда почему Кроули заступился за неё? Почему она от демона не слышала ни единого грубого слова в свой адрес, в то время как от людей — в том числе, от родной матери — слышала их предостаточно и даже больше? И это уже не говоря про то, что он ни разу не повышал на неё голос, ни разу не поднимал руку — что постоянно делала мать, особенно, когда ужрётся в хлам.       Выходит, настоящее зло вовсе не демоны — а сами люди?       Барбара робко подошла к нему, когда Кроули, опершись на любимую чёрную «Бентли», хмурым взглядом окидывал окрестности и ожидал, когда все соберутся. Она нервно поёжилась, крепко обхватывая себя обеими руками и сдерживая дрожь — ночной холод пробирал до костей, а чёртова кожанка не грела от слова совсем.       — Эй, — тихо окликнула она демона. Кроули обернулся, несколько недоуменно уставившись перед собой — меньше всего он ожидал, что дочь решится с ним заговорить, учитывая, что та избегала общения со всеми после случившегося. Барбара поджала губы, в каждом жесте сквозила неуверенность, однако она медленно кивнула. — Спасибо.       — За что? — оторопел демон, взметнув брови.       Нефилим посмотрела ему глаза в глаза — словно пытаясь заглянуть за тёмные очки, словно пытаясь наладить контакт с ним. Последнее ей всегда давалось нелегко в общении с окружающими, особенно, когда она первая проявляла инициативу.       — Ты прекрасно знаешь, за что, — спокойно ответила она, вставая рядом, но по-прежнему держа небольшую дистанцию. После чего совершенно серьёзно добавила: — Ты не обязан был это делать — это были мои личные счёты.       Кроули неприязненно передёрнулся — нет, он именно что обязан был это сделать. Более того, он хотел прикончить ублюдка, который посмел много лет назад изнасиловать ребёнка — его ребёнка. Энтони не мог сам себе объяснить, почему для него было столь важно отомстить за собственную дочь, — но знал, что так надо. Сколько бы ни укорял его Азирафаэль. Но есть такие сволочи, — которых уже язык не повернётся назвать людьми — которые давно перешли черту дозволенного, которые заслужили кипеть в адских котлах, а не шляться по земле и творить такие изуверства, на которые не каждый демон даже способен.       И всё-таки он не мог отделаться от противного ощущения уязвлённости — всё-таки, в первую очередь, то была личная причина. Потому что каждый раз, когда он воспроизводил в памяти чужое воспоминание о том страшном дне, ему становилось дурно, его охватывала бессильная ярость. Пусть он не знал о ней столько лет, но даже тогда Барбара была — да и остаётся — его дочерью. Он попросту не мог оставить это безнаказанным.       — Не обязан, но сделал, — недовольно буркнул Кроули, скосив на дочь несколько раздражённый взгляд, — многих это выбивало из привычной колеи, однако та осталась по-прежнему невозмутимой. Он на неё не злился — он был раздосадован тем, что не мог разобраться в самом себе и ответить на столь простой вопрос зачем. — Тебе что-то не нравится?       Демон про себя чертыхнулся, укорив за слишком резко прозвучавшие слова, — ничего не скажешь, неплохо он пытается наладить контакт с собственной дочерью. Однако Барбара продолжала буравить его задумчиво-мрачным взглядом, под которым становилось неуютно, — она не желала воспринимать едкие колкости, желала услышать исключительно ответ на заданный вопрос. Вопрос, на который и сам Кроули не мог дать точного ответа даже самому себе.       — Я не сказала, что мне это не нравится, — медленно и нарочито спокойно произнесла полукровка, опираясь на «Бентли» и не сводя с отца по-кошачьи любопытного взгляда. — Я удивлена. За меня никто никогда не заступался. Ты же это сделал, — она задумчиво вздохнула, чуть нахмурившись и, скорее, обращаясь к самой себе: — Ты меня практически не знаешь…       Кроули раздражённо втянул сквозь крепко стиснутые зубы воздух, едва не срываясь на шипение. Барбара словно видела его насквозь, словно пыталась докопаться до самой сути, от которой демон бежал и сам. Хотела выманить на откровенность — не обращая внимания на его раздражение и неудовольствие.       — Это не повод оставлять жизнь подонку, который посмел измываться над ребёнком! — прорычал Энтони, настойчиво избегая смотреть в глаза нефилима. Словно она могла заглянуть за тонированные стёкла, словно могла прочесть всё по взгляду. Повисло напряжённое молчание.       — И много раз ты так вершил возмездие? — прохладно поинтересовалась Барбара, равнодушно реагируя на отцовское шипение и раздражение. Угрюмое молчание демона стало ей на всё ответом. — Спрошу ещё раз: почему?       Кроули странно покосился на неё — совершенно спокойные черты бледного лица, ни грамма злости или удивления. Лишь ледяные порывы ветра колышут короткий ворох смоляных волос. Она требовала ответа на поставленный вопрос — и не оставит его в покое, пока не получит.       Змий опустил взгляд в землю, на несколько мгновений умолкнув, словно пытался найти ответ в мизерных остатках души — в глубине которой оставалось что-то светлое, что-то давно забытое, что-то оставшееся после пресловутого Падения. Что-то ангельское. Что-то серафимское.       Протяжный и слишком тяжёлый вздох разрезал гнетущую тишину:       — Потому что этого не должно было случиться, — тихо сказал Кроули. Отчего-то теперь раздражение сменилось щемящим чувством вины, доселе неведомым демону. — Будь я тогда рядом, ничего бы этого не было. И тот факт, что я о тебе не знал, не отменяет ничего, — снова задумчивое молчание, после которого он заговорил ещё тише, ещё неуверенней. — Это меньшее, что я мог сделать, — предать мучительной смерти от собственного яда того ублюдка, который посмел сделать это с тобой. С моей дочерью.       Сам себе он не желал признаваться — но да, он начал привыкать к Барбаре. И эта привязанность чем-то напоминала то чувство, которое связывало их сквозь тысячелетия с Азирафаэлем. Кроули был не из тех, кто легко привязывался к окружающим — да, откровенно говоря, пожалуй, ангел и был единственным его настоящим другом. Барбара была права — он практически не знал её. Но хотел этого — знать всё, что её тревожит; знать, что заставляет её улыбаться; знать, что ей нравится. Утраченных двадцати лет не вернуть — но можно попытаться их наверстать и начинать можно прямо сейчас.       Если только она этого хочет. Если только она это позволит.       Барбара молчала, задумчиво уставившись перед собой. После чего Энтони неуверенно начал:       — Можно кое-что спросить?       — Валяй, — совершенно спокойно пожала плечами та. — Будет справедливо, учитывая, что я первая пристала с вопросами.       Кроули позволил себе усмехнуться — Барбара слегка улыбнулась, словно ледяная стена равнодушия, за которой она всегда пряталась от внешнего мира, стала исчезать. Может, она и пыталась казаться невозмутимой и спокойной, однако то была исключительно маска. За которой были сокрыты самые потаённые страхи, за которой она давным-давно скрыла свою главную слабость и главное сокровище — хрупкое, как хрусталь, доверие.       Энтони внимательно взглянул на неё, внезапно похолодев — а хотел ли он знать ответ именно на этот вопрос? Глухо сглотнув, тем не менее, демон тихо спросил:       — Почему ты покончила с собой?       Мимолётная и робкая улыбка в уголках тонких губ бесследно растаяла. Лицо Барбары посерело, она задумчиво уставилась перед собой, словно искала ответ среди тёмных силуэтов высоких сосен. Наконец, девушка протяжно и несколько судорожно вздохнула, пожав плечами и лаконично бросив:       — Устала, — Кроули выжидающе замолчал, Барбара же перевела полный боли и разочарования взгляд в звёздное небо над их головами. Продолжила она не сразу: — Устала от дерьма, что творилось в моей жизни. От беспросветной тьмы, в которую меня утаскивали люди, которые условно назывались моей семьёй. От токсичных отношений, — нефилим опустила голову, острые плечи под гнётом усталости заметно опустились. — Я никогда не желала плохого близким. Старалась им помогать, старалась быть не просто хорошей — лучшей. Но, как обычно бывает, искренность и отзывчивость никем не ценятся и воспринимаются как данность, — девушка невесело усмехнулась, понурив голову, — Меня предавали и унижали. Снова. И снова. И снова… — она тяжело вздохнула, — В конечном счёте, этой боли стало настолько много, что поняла одно: я попросту не выдержу ещё одного такого удара. Смерть тогда мне показалась лучшим исходом, в котором я смогу отыскать долгожданный покой, — полукровка нервно усмехнулась уголком рта, саркастично протянув: — Но меня принудили жить, не дав насладиться покоем, поэтому я снова с вами и, судя по творящемуся вокруг пиздецу, покой нам только снится.       Кроули снова позволил себе усмехнуться, да и сама Барбара старательно гнала от себя те мрачные воспоминания и мысли, которые довели её до суицида. Однако першение в горле и напряжённые нервы настойчиво требовали немного подымить. Барбара, поморщившись, достала из кармана джинсов пачку сигарет, а из кожанки — зажигалку. Девушка уже зажала тонкую сигарету в зубах — предварительно раскусив кнопку — и хотела прикурить, однако, словно что-то вспомнив, так и замерла с сигаретой во рту, покосившись на стоявшего рядом Кроули.       — Ты не против, если я закурю? — смущённо поинтересовалась она, из-за чего демон окончательно растерялся — с чего это она спрашивает такие абсурдные вещи? Однако, судя по сконфуженному взгляду, Барбара действительно ждала его разрешения. Энтони пожал плечами:       — Да пожалуйста.       Приятный ментоловый дым вихрился к высоко мерцавшим над ними звёздами, что сверкали на чёрном бархате ночи подобно осколкам льда, постепенно растворяясь в небытие. Бывают люди, — или не совсем — рядом с которыми даже молчание не в тягость. Рядом с которыми наслаждаешься тишиной и одним лишь присутствием. Заметив подходивших к ним Адама и Азирафаэля, — последний обжёг подопечную недовольным взглядом, когда увидел в её руках сигарету, — Барбара выкинула окурок на землю и затушила носком кеда.       — Нужно поговорить, — без прелюдий и лишних объяснений требовательно произнёс Адам.       — Касательно чего? — не менее недовольно буркнула Барбара, нахмурившись.       — Мы думаем, что нас намеренно повели по ложному следу, — с готовностью пояснил Янг, на что ангел добавил:       — Осталось выяснить, кто это сделал и чего он добивается.