Hellfire

      Она неслась по узким коридорам без оглядки — лёгкие взрывались агонией боли, однако от изнурённости и усталости после бессонных ночей и добровольной голодовки не осталось и следа. Адреналин адским пламенем вспыхнул в крови, прилив нечеловеческих сил кровью отдавался в ушах — она мчалась так, словно от этого не много, не мало зависела её жизнь. По сути, так оно и было.       Барбара выгадала удачный момент для побега — пробегавшие мимо неё воины даже не обращали внимания на удравшую пленницу, все были заняты полыхавшим внизу сражением, где сцепились армия Маммона и легион нефилимов Адама. Не прекращая бежать, девушка мельком посмотрела вниз — короткие волосы на голове встали дыбом. В гуще сражения было не разобрать, где свои, а где — враги: мелькали крылья, брызги крови, сверкали лезвия орудий; крики ярости и вопли ужаса смешались с лязгом мечей и копий. Оказавшиеся на разных сторонах собратья-нефилимы безжалостно рвали друг друга в клочья — здесь, в пылу сражения действует один закон: убей или будь убитым. Кровавое зарево действительно оказалось далеко не рассветным — то был жар пламени, то и дело вспыхивающего между враждующими сторонами; всякий, кто попадал в его жадно лижущие языки, умирал в агонии и боли, — изобретение Маммона уничтожало любого, будь то нефилим или даже демон.       Без преувеличений — внизу разверзся сущий Ад.       Барбара лихорадочно соображала — её заперли в высокой башне. Инстинкты призывно вопили в душе, приказывая прыгать, однако она не стала рисковать — нужно спуститься ниже, слишком высоко падать. Потеря концентрации ведёт к панике, а паника — к смерти от падения с большой высоты. А потерять концентрацию, учитывая, что творится вокруг, как раз плюнуть.       Нефилим, сердито шипя и гремя цепью на шее, неслась по узким коридорам, слева от полыхающего сражения её отделяла железная перегородка по пояс да высота. Требовалось срочно спуститься на нижние ярусы, — чем ниже, тем лучше — и оттуда спрыгнуть в самую гущу битвы. Лучше погибнуть от мелькающих мечей и копий сражающихся, чем стать приманкой для друзей, — Маммон лишился главного преимущества. Но теперь Барбара не позволит снова заковать себя в цепи, ни за что на свете, — Кошка больше не в клетке. Возвращаться в кандалы явно не собирается. Она зла как чёрт — из-за того, что кто-то посягнул на её свободу. И внутренняя Кошка теперь порвёт любого, располосует лицо любому, кто встанет на пути к освобождению.       В клетку она вернётся только мёртвой.       — Стой!       Барбара ошеломлённо затормозила, резко обернувшись к окликнувшему её воину и вжав голову в плечи, — тот в ужасе отшатнулся, из-за чего девушка злорадно замурчала. Интересно было бы взглянуть на себя со стороны — звериная сущность взяла верх над человеческой и, скорее всего, это проявляется внешне. По крайней мере, горящий неприкрытой яростью взгляд точно напугал даже бравых солдат первого Антихриста.       Она удивлённо замерла, когда обнаружила несколько вооружённых до зубов нефилимов на несколько пролётов ниже, — один из них и окликнул её. Внутри у Барбары всё перещёлкнуло — ей срочно нужно попасть туда. Инстинкты пылали в крови, жгли мышцы — необузданная животная ярость заполнила всё существо, и теперь она ни перед чем не остановится, чтобы сбежать.       Она увернулась от выпущенной в неё стрелы, которая вонзилась в рыхлый камень крепостной стены, — скорость реакции давала демоническая сущность Кошки. Девушка обернулась к солдатам, громко зашипев на грани воинственного визга, когти сами собой вытянулись, — нефилимы насторожённо отошли на пару шагов назад.       — Да она невменяемая! — испуганно выпалил один из солдат, в чьих руках она заметила лук, — вполне вероятно, тот самый недострелок. Кроули вовремя заметила под потолком железную балку, брови удивлённо поползли вверх — идея родилась сама собой.       Девушка выхватила висевший кольцами с правой стороны ремня кнут — задаваться вопросом, каким магическим образом он снова оказался у неё, сейчас хотелось меньше всего (кто знает, может, свойство такое — всё равно возвращаться к хозяину) — и целенаправленно ударила с характерным щелчком в сторону железной балки. Хлёсткий тонкий кончик хлыста несколько раз прочно обвил ту, и теперь орудие стало неким канатом.       — Простите, не успела сделать прививку от бешенства! — саркастично хмыкнула Барбара, намертво вцепившись в рукоять кнута обеими руками, — воины Маммона внезапно осознали, что она хочет сделать. Кто-то стал лихорадочно доставать оружие, кто-то в ужасе пятился назад.       Она сама не понимала, почему улыбнулась, — улыбка вышла поистине безумной. Чужой страх будто придавал лишних сил и храбрости.       Барбара с силой оттолкнулась, вцепившись в рукоять кнута, что теперь служил ей канатом, и с воинственным воплем полетела прямо в гущу солдат — кто-то успел отскочить в сторону, а кому-то она с наслаждением зарядила подошвами кед прямо по лицу. Пролетев между воинами, — кого-то сшибив как кегли — девушка отпустила кнут и, ловко извернувшись, приземлилась на корточки. И пока солдаты Маммона не пришли в себя от шока, она снова рванула в путь — через какое-то время снова ощутив висевший на поясе кнут, отчего про себя улыбнулась. Вот, про что говорила Дагон, когда имела в виду «поладить».       Пару ярусов она преодолела одним прыжком с кнутом, но прыгать всё равно предстояло слишком высоко — высок риск разбиться насмерть. Поэтому Барбара продолжала бежать из последних сил, спускаясь ниже и ниже, — когда на её пути возникали ступени, чтобы сократить время, она прыгала. Будь человеком, давно бы полетела, считая кости, с лестниц — но она ведь и не человек вовсе. Иногда это было совершенно неплохо.       Бег казался длиной в вечность, попыткой преодолеть невидимое силовое поле, которое тянет назад. Вокруг разверзся сущий Ад, кошмар, вышедший из мира снов в реальность. Суетящиеся вокруг солдаты, которые теперь, заметив её, с угрожающими воплями и оружием наперевес мчались вслед за беглянкой.       Перепрыгнув ещё несколько пролётов, Барбара резко остановилась, испуганно вытаращившись, — прямо на неё бежал новый отряд солдат Маммона. Самое страшное, что сзади нагонял другой, от которого она и улепётывала. У девушки волосы на затылке встали дыбом, сердце лихорадочно билось где-то в глотке, вынуждая задыхаться. Осознание неудачного положения осколком стекла врезалось в сознание — она в ловушке. Окружена. Бежать некуда. Их слишком много, чтобы суметь отбиться и прорваться, а она — одна.       Небрежный взгляд на разверзшийся внизу огненный кошмар, что люди величают «битвой», стал сигналом — идея новой стадии побега пришла сама собой. Озарившееся внезапной мыслью лицо исказила ещё более безумная гримаса злорадства — Барбара под сердитые окрики надвигающихся нефилимов подбежала к железной перегородке:       — Третий вариант есть всегда! — лихо выкрикнула она, перемахнув через ограждение, и, отпустив поручень и выпустив когти, скатилась по отвесной стене, крепко стиснув зубы, чтобы заглушить рвущийся наружу вопль адской боли.       Кончики пальцев прошило электрическим током, хотелось верещать от опасного коктейля ярости и боли, дыхание спёрло, когда она ощутила знакомое свободное падение. До стачивающихся и скрежещущих когтей, до стремительно стирающихся подошв на белоснежных кедах. Встречный ветер не давал свободно вздохнуть, обжигал жаром и копотью кроваво-огненной битвы.       Сумасшествие? Безусловно. Но поймать себя так легко и просто не даст — пусть попробуют на свой страх и риск изловить озверевшую кошку. Которая раздерёт теперь любого, кто встанет на пути, кто рискнёт преградить путь к свободе, путь к друзьям и семье.       Заметив следующий ярус, Барбара извернулась, с силой оттолкнувшись от стены и приземлившись на корточки на деревянном полу. И снова продолжила бежать — пусть под когтями болезненно кровоточило, но она не остановится. Промедление смерти подобно.       Осталось немного. Осталось совсем чуть-чуть. Уже заметно низко, чтобы прыгать — заметно низко, чтобы вблизи разглядеть мелькавшие внизу крылья и проблески оружия, брызги крови и искры пламени. Услышать вопли ярости и стоны боли.       До земли теперь было всего лишь метров десять, не больше. Кошке спрыгнуть — раз плюнуть. Несмотря на дрожавшие от перенапряжения руки. Несмотря на стекающую из-под когтей кровь. Несмотря на опалённые огнём погони лёгкие. Несмотря на внезапно накатившую усталость. Остался последний, решающий прыжок — и она должна его сделать. Обязана, если хочет спастись.       Барбара замялась на несколько секунд, прикрыв глаза и пытаясь сосредоточиться, — бушевавшая демоническая сущность вела её весь этот путь, значит, и сейчас подвести не должна. Кошке место на воле, а не в цепях.       Нефилим, чуть пригнувшись, сильно оттолкнулась, на секунду ощутив новую волну, захватывающую дух до спёртого дыхания, — ощущение свободного падения незабываемо и непередаваемо, его не спутать ни с чем.       В следующую секунду Барбара действительно стала задыхаться, когда металлический ошейник резко упёрся в глотку, — кто-то с силой тянул её назад.       Мгновение было утеряно навсегда.       Перед глазами резко стало мутнеть, девушка инстинктивно вцепилась в горло, не в силах вздохнуть, — она даже практически не ощутила сильного удара спиной об отвесную стену крепости, из которой хотела сбежать. Она беспомощно замолотила ногами в воздухе, тщетно пытаясь сделать хотя бы мизерный глоток воздуха, — кто-то небрежно, с силой потянул назад, за остатки порванной цепи.       Успел схватить во время прыжка и теперь тянул назад. В заточение.       — Ну, уж нет! — рявкнул знакомый грубый голос, становившийся ближе по мере того, как её тянули наверх, на стену, как тряпичную куклу. Барбара похолодела от ужаса, сквозь пелену боли, узнав голос самого Маммона. Который был в ярости. — Ты никуда не сбежишь, тварь!       Глоток обжигающего воздуха показался долгожданным глотком воды в пустыне, когда Маммон втащил пленницу обратно на стену. Однако какая-то секунда — и снова Барбара борется за право дышать. Маммон сердито ухватил узницу за самый ошейник и теперь тащил за собой, абсолютно наплевав, что та с попеременным успехом борется за глоток воздуха.       — Ты, — сердито цедил сквозь зубы первый Антихрист, волоча за собой вырывающуюся девушку, — Никуда. Не уйдёшь.       Барбара смутно видела, куда её тащили, — помнит только как еле не переломала ноги, пока пыталась взбираться вслед за Маммоном по винтовой лестнице. Остатками сознания слышала полный ярости знакомый вопль, что-то вспыхнуло в помутнённом сознании…       Адам?       Они оказались на деревянном помосте, на самой вершине крепости. Закрывшаяся следом за ними дверь едва не слетела с петель, на грани сознания Барбара услышала полный жестокой ярости, на грани рыка окрик:       — Маммон!       С переменным успехом борясь с помутнением в глазах, Барбара сумела мельком увидеть знакомый расплывчатый силуэт на пороге, тембр знакомого голоса звенел неприкрытой злобой, в котором звучало нечто поистине адское, однако именно этот голос Барб ожидала услышать меньше всего — но ждала, как ждут моряки в страшный шторм свет спасительного далёкого маяка. Одно она поняла точно — среди всего этого кошмара, кромешного и беспросветного Ада на Земле, Адам отыскал её. И пришёл за ней.       Однако радость была мимолётной.       Маммон, сердито зашипев, с силой перехватил металлический ошейник пленницы, вплотную прижав к себе. Сквозь сбивчивые собственные хрипы и попытки не задохнуться Барбара с замиранием сердца ощутила приставленное к голове остриё — Адам, чей взгляд недавно полыхал гневом, в ужасе отшатнулся. Когда увидел, что посох Маммона превратился по желанию хозяина в заряжённый арбалет. Приставленный аккурат к виску его подруги.       — Отзови их, Адам! — требовательно прорычал первый Антихрист, угрожающе сверля неестественно-карминовыми глазами единокровного брата, побледневшего как полотно и испуганно замершего. — Отзови свою армию, — Маммон теснее прижал к голове узницы стрелу арбалета, Барбара вся сжалась от страха, боясь пошевелиться. Будто любое неосторожное движение могло спровоцировать озверевшего первого Антихриста. — Или я прострелю ей башку.       Адам ошеломлённо замер не в силах пошевелиться, насторожённо приподняв руки в покорном жесте, — он не собирался рисковать жизнью подруги. Весь путь будет проделан зря — они пришли спасти её и потерять просто так не могут. Адам колебался — было видно по растерянному, отчаянному взгляду, которым он в ужасе взирал на то, как жизнь одного из близких буквально висит на волоске.       Однако на посиневшем лице Барбары яростно горели янтарные глаза — какой бы измученной она сейчас ни выглядела, но слова Маммона заставили её открыть глаза и обжечь предупреждающим взглядом паникующего Адама. Безудержная ярость вперемешку с мрачной решимостью.       — Не… смей… — еле слышно прохрипела сквозь боль Кроули, в следующее же мгновение Маммон сдавил глотку сильнее, заставляя умолкнуть. Она с содроганием ожидала, что случится, — она знала, прекрасно знала, что выберет Адам.       Антихрист, на чьём лице смятение калейдоскопом сменялось непритворным ужасом и отчаянием, спустя несколько мгновений бездействия поморщился, словно от невыносимой боли, опустив голову. У Барбары внутри всё замерло — Адам вскинул голову, и над крепостью, потрясая хрупкий рассветный небосвод, раздался оглушающий нечеловеческий рык. Поистине дьявольский, приказывающий и призывающий.       Адам призвал всю силу сына Сатаны. Чтобы дать сигнал своему легиону прекратить битву.       Те нефилимы, кто сражался на стороне Ада и Рая против Маммона, ошеломлённо замерли, не в силах больше сражаться — властный окрик командира сковал движения, не позволял снова поднять оружие и ринуться в бой. Солдаты Маммона не стали бездействовать — они набрасывались на чужаков, валили их на землю и безжалостно повязывали. А те не могли ничего сделать — приказ есть приказ. Легион Адама был взят в плен.       Битва была проиграна.       

* * *

      Она снова оказалась привязана — ей уже осточертели цепи. По приказу Маммона связали и добровольно сдавшегося в плен Адама — он сидел в нескольких метрах от Барбары, усиленно пытаясь заглянуть ей в лицо, которое та старательно отводила. Ей было невыносимо больно от осознания, что из-за неё теперь весь мир обречён на тиранию Маммона.       — Барб, я… — через некоторое время начал было Янг, тщетно пытаясь подобрать слова, когда подруга обессиленно опустила голову, скрываясь за чернильными волосами. Она не желала с ним говорить — желала спрятать от него тяжёлый, полный разочарования взгляд.       — …ты грёбанный эгоист, Адам Янг, — равнодушно прохрипела та, не оправившись от удушения, — на тонкой бледной шее чернели новые синяки. В голосе не было ни толики привычного сарказма или хотя бы капли заинтересованности — Барбаре отныне и впредь всё равно. Адаму хребет морозом обожгло, в горле опухолью назревало удушающее чувство вины, — он знал, прекрасно знал, что в общении с Барбарой хуже всего были именно такие моменты. Лучше бы она кидала привычные саркастичные подколки или даже надрывала голосовые связки от яростного крика злости — потому что ледяное равнодушие означало полнейшее разочарование в человеке, разбитое вдребезги доверие и авторитет. Она отвернула голову от Антихриста, устало прикрыв глаза, острые плечи поникли под гнётом осознания — она стала причиной гибели мира, причиной их всеобщего поражения. Кроули еле слышно добавила: — Стало бы на одного демона меньше, миру бы было проще.       Адам хотел было воспротивиться, но смолчал — Барбара даже не желала смотреть в его сторону. Но разве он мог поступить иначе? Для него мир потеряет все краски и не будет иметь значения — без неё. Она даже не желала понимать причин. Всё кончено. Они проиграли.       Она с удивлением и ужасом увидела, как солдаты Маммона притащили к ним и остальных — Барбара вскинула голову, в ужасе вытаращившись и узнав в пленниках всех: Эву, Азазеля… даже Азирафаэля и отца, из-за чего дыхание спёрло — неужели они тоже сражались там? Неприятное предчувствие холодом пробежалось по позвоночнику — зачем Маммон приказал собрать здесь всех их?.. Чего он добивается?       — Бар? — Кроули резко затормозил, с трудом узнав в истощённой и эфемерно бледной фигуре собственную дочь — помутневшие от усталости и разбитости янтарные глаза при виде него вспыхнули с новой силой. Он хотел было кинуться к ней, но стражники не позволили, из-за чего демон рассерженно зашипел на них, — и снова то и дело смотрел на дочь, не в силах поверить своему счастью. Она жива. И это было главное.       Когда их собрали на деревянном помосте, который не был ничем огорожен, — падать отсюда предстояло долго и больно, особенно, беря в расчёт то, что внизу до сих пор полыхал огонь — солдаты ушли, и через некоторое время к ним заявился сам Маммон. С пренебрежением задерживаясь на каждом взглядом кроваво-алых глаз — Барбара наградила того ответным тяжёлым взглядом исподлобья.       — И это — вся твоя команда по спасению мира? — едко усмехнулся он, обернувшись к Адаму, с видом «ты серьёзно? не шутишь?», после чего отрешённо покачал головой. — А я был лучшего о тебе мнения, брат.       — Отпусти их, — жёстко потребовал Адам. — Я сделаю всё, что попросишь, но освободи их всех.       Маммон насмешливо поднял брови:       — Ты не в том положении, чтобы указывать, дорогуша, — первый Антихрист строго указал на сдерживающие их всех цепи. — Эти путы не позволят никому из вас принять настоящий облик. Не позволят причинить мне вреда. Они блокируют основные силы.       — Тысяча лет перестраховки? — гортанно прорычала Барбара, сузив глаза.       — Тысяча лет на то, чтобы обезопасить свой путь к достижению цели, — равнодушно пожал плечами сын Сатаны, небрежно обведя рукой полыхавшее внизу бывшее поле сражения. — Огонь, способный убить даже демона. Блокирующие цепи. На этот раз я хорошо подготовился.       Он решительным шагом подошёл практически вплотную к Адаму, сверля того грозным взглядом, после чего жёстким тоном отрезал:       — Теперь ты мне отдашь свою силу Антихриста.       Это был не вопрос — суровое утверждение и непоколебимая уверенность. Адам лишь вскользь взглянул в чёрно-карминовые глаза Маммона — и не мог отвести взгляд, как бы ни хотел. Шум внешнего мира доносился словно через толщу воды — был только этот гипнотизирующий, беспардонно вспарывающий душу, затягивающий в таинственный и смертельно опасный водоворот взгляд.       Маммон моргнул, недоуменно нахмурившись.       — Ничего не происходит, — шокировано буркнул тот. Адам непоколебимо молчал, из-за чего его единокровный брат сердито рявкнул: — Почему твоя сила не перешла ко мне?! Ведь ты пленён! Ты в моей власти!       Внезапная догадка промелькнула, моментально отразившись на разгладившемся от понимания лице, — Маммон понимающе хмыкнул, недобро улыбаясь:       — А… точно. Привязанность. Сила и слабость каждого человека.       — Я не человек, — запротестовал Адам.       — Наполовину. Тем более, ты, в отличие от меня, рос и жил среди смертных, в тебе больше человеческого, нежели демонического, — презрительно скривил губы Маммон. — Однако у всего есть изъян. Я не могу забрать силу Антихриста, потому что твой дух не сломлен… — он недобро покосился в сторону Барбары, и от этого взгляда у неё остановилось сердце, а желудок скрутило от нехорошего предчувствия. — …но это легко исправить. Если уничтожить то, что тебе дорого. Прямо у тебя на глазах.       Когда над ней нависла мрачная тень Маммона, Барбара беспомощно попыталась отползти назад, сжаться, стать меньше и незаметней, — словно это могло спасти — в непритворном ужасе вытаращившись на грозное лицо первого Антихриста и беспомощно выставив дрожащие, эфемерно тощие, ослабленные ладони. Сердце умалишённо стучало о рёбра, снедаемое в нехорошем предчувствии, — к сожалению, она уже знала, что ничем хорошим для неё это не закончится.       Мановение грубой руки Маммона — и наручники спали с чужих изящных запястий. Однако расслабляться было бесполезно — Маммон с силой схватился за железный ошейник, уже привычно сдавив горло, и потащив за собой. Барбара слабо вскрикнула, инстинктивно вцепившись в шею, словно это могло бы помочь освободиться от пут.       Со стороны послышался агрессивный грохот цепей.       — Убери от неё свои грязные лапы, ублюдок! — угрожающе зашипел Кроули, чьё смертное лицо приобрело более змеиные черты, — как бы он ни пытался накинуться на Маммона, цепи не позволяли сделать лишних движений.       Не обращая внимания на сердитое шипение демона, Маммон поудобней перехватил девушку за металлический ошейник, безжалостно сдавливая глотку и полностью перекрыв кислород, и рывком поднял над полом, — Кроули вовсю шипел и плевался ядом, клятвенно обещая уничтожить Маммона, пока Азирафаэль впал в ступор от лицезрения столь жестокой картины, страшно побледнев. Барбара беспомощно замолотила ногами в воздухе, уже выпустив когти и инстинктивно пытаясь растерзать ими обжигающий холодом металл. Перед глазами снова знакомо мутнело, лёгкие разрывались от недостатка кислорода.       — Крылья, — сурово отрезал Маммон, грозно сверкая очами, для пущего эффекта сильно встряхнул задыхавшуюся девушку, как тряпичную куклу, яростно закричав: — Выпусти крылья или удушу!       — Отпустил её! — гневно взревел Кроули, в чьём голосе уже прорезались панические нотки. — Убью нахер!       Эва яростно материлась на заднем плане, Адам застопорился, наблюдая за происходящим. Барбара крепко стиснула зубы, поморщившись от невыносимой боли и тщетно пытаясь вдохнуть — каждому нефилиму жизненно необходим воздух, в отличие от ангелов и демонов. Однако даже на краю сознания она держалась из последних сил, чтобы не раскрыть крылья, пусть под лопатками нещадно и резало, — инстинкты яростно желали выпустить их, призывая улететь от опасности. Только вот бежать ей некуда.       В конце концов, она сдалась, и за спиной выросли две изящные чёрные тени — Маммон моментально отпустил пленницу, Барбара обессиленно рухнула на деревянный пол, не в силах даже приподняться, судорожно и жадно глотая воздух. Маммон не стал терять времени даром — пока девушка не очухалась от потрясения и не попыталась атаковать, он безжалостно наступил на левое крыло — послышался громкий хруст ломающихся костей. Боль прошила тело, перед глазами всколыхнулся кровавый туман, — Барбара оглушительно вскрикнула, нервно сжав кулаки, горло уже драло болью и кровью.       — Прекрати! — завопил тщетно пытающийся вырваться Змий, которого уже откровенно с головой захлёстывало отчаяние. Он готов был вцепиться в морду первому Антихристу, если бы только мог, — что больше всего Кроули ненавидел, так собственное бессилие. Особенно, когда у него на глазах жестоко мучают его близких. Демон умоляюще посмотрел в суровое лицо врага. — Ради всего проклятого, оставь её в покое. Можешь мучить меня, можешь убить… только не трогай её.       Маммон равнодушно пожал могучими плечами, кинув в сторону Адама:       — Она дорога ему. Ничего личного.       — Я отдам тебе силу, — затараторил ошеломлённый Янг. — Я сделаю всё, что захочешь.       Первый Антихрист покачал головой, с особым упоением улыбнувшись.       — Ты не сможешь отдать её добровольно. Пока я не сломаю твой внутренний стержень, — он брезгливо поморщился, скосив взгляд на тихо стонущую Барбару. — Брат мой… ты ведь сын самого Сатаны. Не думал, что ты настолько неразборчив в девушках. Выбрал дочь второсортного демона-искусителя. Которая такая же лживая и двуличная сука, как и её отец.       Хруст правого крыла — новый вопль прошившей насквозь боли Барбары — яростное шипение Кроули и грохот удерживающих демона цепей. Барб обессиленно лежала на деревянном полу, судорожно дыша и пытаясь справиться с невыносимой болью в сломанных крыльях.       — Клянусь, когда освобожусь, — процедил Змий, угрожающе вытаращившись на хладнокровного палача своей дочери, — Я тебя прикончу.       Маммон смерил искусителя долгим и задумчивым взглядом, словно пытался кое-что придумать. Его лицо исказила недобрая ухмылка:       — Я до сих пор не могу поверить, как у такой отвратительной ползучей твари, как ты, Кроули, могла появиться она. Хотя… — первый Антихрист брезгливо поморщился. — Яблоко от яблони. Кошки тоже те ещё сволочи.       Он задумчиво в упор посмотрел на скулящего нефилима с чёрными крыльями, изломанными теперь под неестественным углом. Барбара попыталась приподняться на дрожащих ослабевших руках, опереться хотя бы на локти, — внезапная идея пришла в голову Маммона.       — Ну, разумеется. Кошки — твари удивительно живучие. Но даже у них есть слабости, — он занёс для решающего удара деревянный посох, лицо в отсвете пожаров озарилось безумной улыбкой, первый Антихрист практически садистски прорычал: — Сила кошки — в её позвоночнике!       Под отчаянный крик Кроули Маммон одним точным и жёстким ударом опустил посох на спину поднимающейся пленницы — хруст переломанного позвоночника разрезал тишину. Барбаре показалось, что теперь боль полностью овладела ею, — намертво пригвождённая к полу, она пыталась из последних сил не отключиться, крик невыносимой боли застрял в охрипшем горле, грудная клетка вспыхнула, дышать стало неимоверно трудно. Пульсирующая адская боль в месте перелома, будто круги по воде, распространялась по всему телу — постепенно всё, что было ниже перелома, девушка прекращала ощущать, она больше не чувствовала ног. Попытки дышать нормально закончились отхаркиваемой кровью, что мерно стекала с тонких губ, смешиваясь с бордовой помадой. Перед глазами попеременно то мутнело, то расплывалось — она сдавленно хрипела, не в силах кричать, тупо вытаращившись перед собой. Лишь застилавшие золотистые глаза слёзы давали понять, насколько невыносимая боль овладела ей сейчас, — когда сломали оба крыла и позвоночник. Когда она безжизненной куклой, не в силах пошевелиться, лежит у ног коварного и жестокого тирана.       Кроули обессиленно опустил голову, крепко стиснув зубы, чтобы сдержать рвущиеся наружу рыдания. Он никогда не думал, что сможет с новой силой почувствовать настолько сильный гнев, — и душащее отчаяние вперемешку с чувством вины. Он никогда себе не простит случившегося — никогда не сможет вытравить из памяти этот злосчастный, бесконечно тянущийся день. Он не смог защитить собственного ребёнка. Ни тогда, — и плевать, что не знал о ней раньше! — ни сейчас.       — Посмотри на неё, Адам, — сочувственно заворковал Маммон, чьи глаза выражали лишь холодное торжество. Янг потерял дар речи, ошеломлённо пялясь на разбитую во всех смыслах подругу. — Сломленная. Униженная. Разбитая. Такая, какой и должна быть. Она должна знать своё место. И тебе рядом с ней быть не стоит. Ты птица высокого полёта, — первый Антихрист брезгливо подтолкнул обездвиженную Барбару к краю помоста носком ступни, сурово рыкнув: — Она — ничтожество.       — Нет! — испуганно вскрикнул Адам, когда изломанное тело подруги исчезло из поля зрения — Маммон столкнул Барбару с помоста, прямо в полыхающее внизу пламя.       В следующее мгновение послышался яростный вопль в унисон лязгу рвущихся цепей — мимо шокированного Маммона, едва не задев того, рванула чёрная тень. Камнем кинувшаяся вниз следом за Барбарой.       Под ошеломлённый окрик Азирафаэля Кроули ринулся за дочерью.       Прямо в бушующее внизу пламя.