Против ветра

I was under the impression that everything was cool, I get the feeling now I’ve played for a fool. So it’s like that. Joe Bonamassa «So, It's Like That»

- Как бы вы описали ваш последний альбом? – спросил журналист. – Вы ведь как раз завершили тур. Когда собираетесь приступать к новой записи? Они опять, неловко сведя колени вместе, сидели в телевизионной студии, которая грозила раздавить лавиной дизайнерских изощрений, и отвечали на вопросы, разной степени банальности. Гаан, однако, поболтать был только рад и сразу затараторил: - Да, буквально пару недель назад вернулись. Наш автор песен сейчас как раз в отпуск полетел, забыл куда именно. Как только вернется, мы сразу же возьмемся за работу - у Дэйва уже прорезались навыки молоть языком быстрее, чем соображать, и от первоначального ступора, в который его ввергали раньше труженики телевиденья, не оставалось и следа. - Что до альбома, то эта пластинка очень хороша. Мне очень нравится. Очень, - Дэйв расточал комплименты, нисколько не заботясь, что за последнюю минуту произнес слово «очень» как минимум раз двадцать. – Но я уверен, наш следующий альбом будет еще лучше. Он будет намного, намного круче. Я это вижу просто… - А я вот не вижу, - проворчал Энди, косясь в сторону смутного болтливого пятна (таким он видел Дэйва) – Если кто-нибудь вернет мне очки, то я буду очень признателен. Его зрение стало еще хуже («Нечего читать с фонариком» - фыркал Уайлдер) и без очков Энди превращался в настоящего крота, не узнавал знакомых, пока те с ним не заговорят, путал улицы и номера автобусов. Так, он умудрился уехать в другой конец Дюссельдорфа, сев на 27, а не на 21й автобус, и однажды наиглупейшим образом заблудился в Парижском метро. Как он добрался до гостиницы – никто не понял, сам Флетч (окончательно сбитый с толку и возненавидевший французскую речь) в том числе. После этого случая даже Мартин смилостивился над Энди и начал выдавать воспитательные подзатыльники Дэйву, когда тот, коварно хихикая, снова крался точно хищный ягуар, чтобы спрятать многострадальные очки в очередном тайнике. За обилием дел, переездами, авралами и, собственно, выступлениями не оставалось и мгновения на то, чтобы побыть с кем-то наедине, так что Флетч посчитал, что он вправе на время тура ненадолго свернуть свою кипучую разведдеятельность. К тому же, в этот тур с ними ехали и их подруги. Джо – как глава фан-клуба, а Грейн и Кристина помогали ей по мере сил. Только вот Джерри не ехала. «А ребенка ей куда? С нами тащить? Еще чего!» - вполне справедливо замечал Уайлдер. Именно в этом туре начал формироваться костяк того, что потом станет их преданной командой. Появился Джонатан Кесслер – обладатель самых впечатляющих усов из всех, кого Энди знал лично, и настоящий магистр черной магии, потому что он умел организовывать неорганизуемое, например поиск и затем транспортировку пьяного Мартина из неизвестного бара обратно в гостиницу или костыли для подвернувшего ногу Дэйва (и это в два часа ночи возле бензоколонки посреди Тосканы). Появилась Джейн Спирс – с её исключительно своеобразными взглядами на оформление сцены и поразительным талантом работать паяльником, реанимируя прожектора. Появилась Лейла – этакая дородная гром-баба из Америки, которая на импровизированном состязании по армрестлингу одолела Алана (в свое оправдание Уайлдер громко заявлял, что когда он смеется, то слабеет). Дэйв потом весь вечер изводил его насмешками, и Уайлдер пригрозил, что если Дэйв не угомонится, ему придется потом выступать с комьями ваты в носу, чтобы не забрызгать зрителей кровавыми соплями, однако в конечном итоге с ватой в носу пришлось выступать как раз-таки Алану. «Нечего меня смешить» - обиженно (и достаточно пьяно) бурчал потом Уайлдер. Промелькнув буквально на одном вечере, Лейла сообщила, что её американские друзья «прямо тащатся от вашей музыки», обменялась с Кесслером телефонами, попросила позвонить ей, когда компания соберется «чесать наши штаты», и поспешно убежала в аэропорт – её отпуск заканчивался, и надо было возвращаться домой в Нью-Йорк. Группе тоже – увы или ура, это уж каждому по-своему – пришлось вскоре прощаться с гастрольным графиком, беспорядочным на первый взгляд, но невероятно подробно расписанным если посмотреть более пристально. Вопрос, где будет записываться их четвертый альбом, который получил имя (крестным отцом назначили Мартина) «Some Great Reward», даже не стоял. Hansa и точка. На этот раз планировалось устроить форменный «сэмплерский ад» и использовать еще больше сэмплов. Что значило – придется еще чаще гулять по стройкам, чтобы записать еще больше звуков, чтобы утонувший в ворохах пленки Алан еще громче кричал, если кто-нибудь отвлекал его от кропотливого процесса подготовки сэмплов. По всей видимости, как раз тогда, когда Мартин «нашел себя» в чулках и платьях, Алан обнаружил дело, которое было ему действительно по душе – кромсать и склеивать, и снова кромсать, и снова склеивать магнитную ленту, готовя огромное количество сэмплов. Не важно даже, что не все они потом пригодятся при сведении - сам процесс захватывал Уайлдера и все чаще, склонившись над размотанными катушками, он выглядел так, будто священнодействовал. На время записи альбома он даже почти перестал пить – чтобы наутро не являться в студию с похмельем, и Дэйв счел это симптомом серьезного заболевания. - Поверить не могу, что ему это нравится, - ткнув Энди в бок локтем, поразился Мартин, последние полчаса любовавшийся на сгорбившегося над рабочим столом Уайлдера. Всегда ведь приятно смотреть, как работают другие люди, когда ты сидишь себе, пьешь пиво и думаешь о вечном… - Поверить не могу, что тебе нравится носить платья, - съязвил в ответ Алан. – Это же… ну… вообще… ты мужик или где, Март? - Все люди по природе своей бисексуальны, - изящно парировал Мартин, перекатывая между пальцами бретельку кружевной майки. - Надо же какое откровение! – воскликнул Алан. Надо заметить, воскликнул, ни на секунду не оторвав глаз от черной ленты пленки. - Ну и где у нас тут еще бисексуалы в студии? Вот ты, Флетч, ты у нас кто? - Я нормальный, - убежденно ответил Энди. Всплеснув руками, как бы желая сказать, что теория Мартина безосновательна, Алан случайно смахнул со стола ножницы, и, ругнувшись, полез их искать. - Он стесняется, - ангельски улыбнулся Мартин. – Люди всегда стесняются признать свою истинную природу. - Это ты стесняешься признать, что ты у нас один такой. Любитель необычного, - провозгласил Уайлдер, выползая из-под стола. Гор стиснул челюсти, неожиданно глубоко оскорбленный, и уже начал торопливо выдумывать какой-нибудь хлесткий и отвратительный ответ, как Флетч, почувствовав, что обстановка постепенно накаляется и воздух опасно дрожит, укоряюще шепнул Мартину: - Оставь его в покое, а? Он с температурой вдвое злее, чем обычно… Температуру Энди выдумал специально. Гор очень боялся простудиться и, едва услышав, что Алан, оказывается, второй день уже живет исключительно благодаря горячему кофе и антибиотикам, вспомнил о не выключенном утюге. - Ловко ты его, - хмыкнул Алан какое-то время спустя, когда Мартин вместе с гирляндами бус и хлопающим подолом платья скрылись в неизвестном направлении. - Нечего драться, когда тут столько материала разбросано. - И то верно, - буркнул Уайлдер, зачем-то беря ножницы в рот, чтобы не уронить снова столь необходимый инструмент. Флетч подошел к столу и аккуратно отобрал у Алана ножницы. - Может, помочь тебе? Сидишь тут уже несколько часов. На кролика похож. - Почему это на кролика? - Глаза красные. - Да не… два человека – только больше путаницы, - пробормотал Алан, по-прежнему не поднимая головы. - Как хочешь, - проворчал Энди, сразу обижаясь. Ведь потом Уайлдер как пить дать будет возмущаться, что Флетч ничего не делает... неожиданно Алан оторвался от путаницы пленок и глянул на Энди, рассеянно улыбаясь в совершенно не свойственной ему манере: - Но спасибо. Энди еще не раз пришлось применять такую аккуратную ложь во спасение, чтобы разрядить атмосферу и спасти не только нервы и здоровье коллег, но и дорогостоящее оборудование. Постепенно и он обретал себя – в роли посредника и мастера ведения переговоров. Например когда Мартин однажды, попросив не беспокоить его до вторника, ушел в запой. Флетч был убежден, что если бы он не вмешался тогда, подключив весь свой дипломатический талант, дело закончилось бы если не дракой, то такой вселенской обидой с обеих сторон, что продолжать работу без перерыва недели в две было бы невозможно. Ладно бы Мартин ушел пьянствовать в одиночестве – он прихватил с собой кассету, которую они недавно таскали в клуб (и навлекли этим на себя позор, потому что их сырые трэки не шли ни в какое сравнение с Frankie Goes To Hollywood и их «Relax»). Если бы не кассета, никто бы и не стал беспокоиться - такие «выпадения из реальности» для Мартина были вполне в порядке вещей. Но демо бесследно кануло в омутах берлинских пивных, и, когда этот факт обнаружился, началась массовая паника. Алан рвал и метал. Миллер сидел на телефоне, обзванивая всех знакомых Мартина, номера которых нашел в телефонном справочнике. Дэйв в состоянии сродни истерике притаился в уголочке, представляя себе самые страшные варианты развития событий. Ведь как-никак, это большой город, столько разных опасностей поджидает несчастненького горемыку-Мартина за каждым углом… Спокойствие сохранял разве что Флетч. Но и этого преследовало стойкое ощущение, что стоит ему побыть в этом поразительном собрании нервных еще минут пять, и он сам свихнется и начнет, взволнованно кудахча, разыскивать Мартина (и кассету) под линолеумом и за кадками с фикусами. - …ну не мог он опять свалить в деревню! – воскликнул Миллер, воздевая руки к потолку. - Не мог, а свалил, - обессилев от долгого нервного напряжения, Алан плюхнулся на стул возле пульта. – Зуб даю, что свалил… Флетчер лишь покачал головой: - Вы безнадежны, - и, прихватив сигареты, вышел на улицу. И с кем он столкнулся у входа в Hansa? Разумеется, там стоял, печально покачиваясь и озлобленно скалясь на солнечный свет из-под темных очков, протрезвевший и от того мрачный Гор. - Я же сказал, что во вторник приду, - удивился он, когда Энди вкратце пересказал ему суть разыгравшейся в студии драмы и предупредил, что Алан сегодня поразительно метко швыряется жестяными банками. Кассета, конечно, была при Мартине. В целости и сохранности. Услышав, какая шумиха поднялась вокруг разнесчастного демо, Гор поторопился избавиться от улик и всучил кассету Энди, который припрятал запись в карман. При виде Мартина, Алан сначала потерял дар речи. Какое-то время в студии стояла тишина, прерываемая лишь радостным сопением Дэйва. А потом Уайлдер разразился самым красноречивым монологом, который – припоминал позже Миллер – превзошел его же речь о «Связи духовной жизни болотных куликов с объединением Германии», которую Алан на спор и в сильном подпитии прочел на вечеринке в честь наступления 1984 года: - Мартин Гор! Алмаз сердца моего, отрада очей моих! Радость, счастье и смысл всей моей жизни! Ослепительный ты наш гениальный поэт, в чьих чемоданах хранится стратегический запас черной кожи и колготок для всего коллектива! Самый ты наш с полом не определившийся товарищ, чьи подвязки на чулках ослепляют простых смертных! Твоей собственной радиоактивной помадой заклинаю: скажи мне, куда ты дел кассету с демо-записями?! Разумеется, в оригинале это было куда длиннее и раз в десять красочней. Мартин аж присел от такой тирады. Флетчер же незаметно вытащил кассету из кармана куртки и положил её на среднюю полку ближайшего шкафа. - Что ты расшумелся? – пожурил он Алана. - Вон твое демо бесценное. Глаза разул бы, прежде чем орать. Уайлдер озлобленно зыркнул в сторону Энди, давая понять, что его уличной магией вокруг пальца не обвести, но кричать перестал. Последнее время он – что удивляло – прислушивался к словам Флетчера. Нет, во всем, что касалось музыки, Алан был готов спорить до хрипоты (они даже несколько раз подрались, по дурацким поводам и без серьезных последствий, только чтобы выпустить пар), и то, что иногда Уайлдер соглашался с тем, что «Дэйв, заткнись уже» и «Мартин, сколько можно?», и «Давайте проголосуем. Мой голос засчитывается за два. Почему? Да потому что иначе опять будет три против трех», вовсе не означало то, что Алан и Флетч стали в одночасье закадычными друзьями. Вообще, то, что происходило, больше напоминало вооруженное перемирие, однако Энди то и дело замечал за собой, что если не видит Алана, то начинает беспокоиться. Если Алан не сидел за звукорежиссерским пультом или не колдовал с синтезаторами, Флетча начинали терзать подозрения – где он может быть? Куда он мог уйти? Странно, но том, что все его треволнения связаны и с Мартином тоже, Энди обычно вспоминал в последнюю очередь.