Против ветра

I want your poison in my cup Beth Hart «Bang-bang, boom-boom»

Эйфория продлилась недолго. Уже со второго дня начались вздорные, достаточно глупые ссоры, быстро перераставшие в масштабные выяснения. И ладно бы спорили насчет музыки – так ведь ругались из-за всего, кроме музыки. Потому что в студии им нечего было делить. Флетч никогда не претендовал на место Алана. Энди считал самым правильным сложившийся порядок: Уайлдер колдует с инструментами, спорит с Мартином и ругается с Дэйвом, а Флетч спасает инструменты, успокаивает Мартина и уволакивает Дэйва подальше от драки. Должен ведь кто-то стоять на земле и удерживать коллег от взлета в стратосферу постоянными напоминаниями о земных вещах вроде Графика и Порядка. Кто-то, кто будет заниматься прессой и финансовыми делами. Флетчер (вот незадача, ему казалось, что его старания не ценят) постоянно напоминал, что «вам, придурки, чертовски повезло, что среди вас есть хотя бы один человек, который может заняться всеми этими денежными делами. Когда этим занимается свой – это, понимаешь, безопаснее» «А что же Кесслер?» - удивлялся Дэйв. «Джонатан это снизошедшая на нас благодать и я готов молиться на него вместе с Дэниэлом, но он ведь не участник группы» «Твоя правда…» *** Самый важный урок, который вывел Флетч из первой недели «совместного проживания»: пытаться выяснить проблему, беседуя, в случае с Уайлдером - дело гиблое. Вместо того чтобы болтать, надо хоть что-то сделать (как ни странно, иногда это срабатывает). Иначе, пустившись в дебри иронии и игры слов, Алан запутает его, в итоге сам сильнее запутается и наступит форменный дурдом всеобщего непонимания: на вершине эмоционального напряжения, посреди безысходной, порой необоснованной обиды - стоп, машина! Тупик. И ничего нельзя больше сказать или сделать. Можно лишь опустошенно молчать, и время замирало точно в ужасе. Иногда они просто не удосуживались озвучить причину возмущения, не находя подходящих для этого слов. Так, однажды, вместо того чтобы мирно сесть за стол ужинать Алан злобно покосился в сторону Энди, выругался и без предупреждения шваркнул свою тарелку об пол. Что он хотел этим выразить – загадка. Может быть, свое недовольство тем, что сегодня в споре насчет аранжировок Флетч поддержал Мартина, может быть – что сегодня он не собирается мыть посуду, а может быть чем-то еще, но чем бы ни была вызвана такая демонстрация недовольства, Энди не мог проигнорировать Алана. Это было бы свидетельством полнейшей глухоты и бесчувственности. Поэтому, по-прежнему не понимая, что же стало причиной, Флетч спокойно (ну разве что чу-уточку удивленно) посмотрел на Уайлдера, прежде чем подняться и с серьезной физиономией раскокать стоявшую перед ним тарелку о край стола. Нет, а что еще он мог сделать? Допытываться: что же, mein Schatz, не так? Какую из многочисленных больных тем мы успели побеспокоить? На какую бережно лелеемую мозоль наступить?.. Сжимая губы так, что рот его казался тонкой линией, Алан сразу же схватил чашку – и запустил её в стену. С глухим «бзын» чашка распалась натрое. Чтобы не отставать, Флетчер поспешил расколотить остававшиеся на столе чашку и сахарницу. Ситуация становилась абсурдной. Градус бредовости лишь увеличился, когда взлетевшая на воздух вилка, приземлившись в раковину, подняла дикий звон. В нашедшем на них умопомрачительном угаре они перебили всю посуду, что была на кухне, пощадив разве что кастрюли (все равно металлические – не разобьются). Точку поставил массивный заварник, шмякнувшийся на пол со звуком боксерской перчатки Мохамеда Али, отправляющего в нокаут очередного соперника, после чего Алан и Флетч замерли, в молчаливом неверии созерцая учиненную ими картину разгрома. От залепленных заваркой осколков у своих ног Уайлдер медленно перевел взгляд на Энди, и изумление на его лице неожиданно развеселило Флетча. Он честно пытался сохранять солидную мину – как-никак, момент обязывает – но смех всё-таки вырвался идиотическим мышиным писком, после чего Энди зашелся в хохоте. Спустя мгновение к нему присоединился и Алан, заливаясь самым что ни на есть серебристым смехом, не помня уже, что секунду назад громил посуду и выкрикивал ругательства, от которых и не самый благовоспитанный Дэйв ошалел бы. Они хохотали буквально до слез, точно белены объевшиеся. А после того, как умудрились успокоиться – в четыре руки быстро убрали осколки и в прекраснейшем расположении духа отправились играть в бильярд. То, что дома не осталось ни одной целой тарелки никого даже не беспокоило. *** Проблема как таковая заключалась не в том, что Алан развешивал по ванной гирлянды фотографий на просушку и поднимал вой, каждый раз, как Энди требовал от него «убрать этот хлам», чтобы можно было без помех принять душ. Не в том, что Флетч не мог без смеха смотреть, как Алан, высунув язык, пытается «как-нибудь круто» уложить волосы. Не в споре о том, кто будет мыть посуду - старом как сама посуда. Не в том, что Алан за годы мытарств по съемным квартирам научился более-менее прилично готовить, тогда как Флетч мог разве что сварить кофе и сжечь гренки к чертовой матери. Не в том, что Энди ратовал за то, чтобы ложиться спать как можно позже и просыпаться – едва ли раньше полудня, и Алан порой пускал в ход радикальные меры, чтобы утром вытащить, выволочить, выгнать Флетча из постели. Даже не в вынужденной секретности и молчаливом соглашении никогда не приходить домой одновременно. Недоверие всё портило и отравляло, даже те моменты, когда эти двое безмятежно миловались, предварительно выдернув из розетки телефон, чтобы уж точно никто не мог их потревожить. Мысль о том, что вот-вот это золотое мгновение подойдет к концу, и снова начнутся придирки, не давала покоя. Порой, создавалось впечатление, что Алан всё время - с того момента, как он прощался с коллегами, уходя из студии, и до прихода Энди, - строил теории, где тот может быть, чтобы потом вывалить всю кучу подозрений на Флетчера. По крайней мере, Флетч считал, что во всех стычках и ссорах повинен именно Уайлдер и его чертова мнительность – хотя спроси он мнения Алана по этому вопросу, то определенно узнал бы о себе много нового, ведь и сам Энди не мог похвастаться чистыми помыслами. Если бы ему действительно не нравились постоянные претензии, он бы не давал Уайлдеру повода подозревать. Но Флетч просто не мог удержаться от того, чтобы немножко не поддразнить, не осознавая, к каким последствиям это может привести, потому что рано или поздно, Алан, при всей его врожденной вредности, был просто обязан начать мстить. *** Получилось так, что Флетч вернулся из студии несколько раньше - часа на три-четыре - и, радуясь тишине, благополучно погрузился в изучение недавно купленной книги о Бисмарке (ему посчастливилось найти хороший книжный, где продавалась литература на английском). Отсутствие Алана нисколько не тревожило его, но все-таки приятно было услышать скрежетание ключа в замке. Из вежливости Флетч вышел в прихожую, чтобы встретить: - Я думал, ты сразу придешь… - улыбнулся он. - Я не собираюсь отчитываться, - отрубил Алан с неожиданной резкостью, небрежно снимая куртку и уходя в спальню. – Пришел, когда пришел. Из кармана его куртки выпал и спланировал на пол клочок салфетки. Подняв, Флетч прочитал имя («Clare» - немка какая-то) и номер телефона. Черт. Значит, ругани сегодня не избежать. О, Господи Иисусе, а ведь он так надеялся на тихий вечер! Пока Алан гремел дверцами шкафов, переодеваясь, Энди старательно разрабатывал план дальнейших действий и пришел к выводу: сейчас главное - не поддаться, не начать играть в ту игру, что завел Алан. С примиряющим «ты обронил» Энди протянул Уайлдеру бумажку с телефоном, и сразу же, по взгляду Алана, догадался, что записка эта вывалилась из кармана вовсе не случайно. Даже не поблагодарив, Уайлдер забрал бумажку, нашел где-то в шкафу блокнот и старательно переписал туда телефон и имя (заменив точки умлаута над «а» дурацкой завитушкой). - Что за Клэр? – поинтересовался Флетч, чтобы не затягивать неуклюжую паузу, и, когда Алан елейно-мерзким тоном ответил: «Знакомая», понял с ужасом, что он только что сделал ту самую глупость, которой так опасался. - Очень, очень мила, хотя ни черта не говорит по-английски, - безжалостно продолжал Уайлдер. - И как вы с ней беседовали? - Ну, Энди, сам ведь знаешь: есть универсальные средства коммуникации, – с каждым словом, они всё больше терялись и начинали друг друга злить. - Язык жестов? - В том числе. Медленно выдыхая, Флетч отвел глаза. Бомба готова. Сейчас рванет. Он бы охотно съездил Алану по физиономии - не за достаточно нелепую инсценировку с претензией на истерику, но за отвратительную приторную вежливость и холодность. Флетчер не заметил, что уже сжал кулаки - зато заметил Алан. - Побыл на моем месте? – голос Уайлдера недобро дрогнул. - Потрясающе, верно? - Неприятно, - признал Энди. - Теперь понимаешь, правда? – почти прошипел Алан. Щеки горят. Глаза прищурены, не обещая ничего хорошего. – Понимаешь теперь, как это отвратительно – дожидаться?! Ждать и ждать. И думать: а что там, а кто там, и когда вернешься. Это как кислотой… - Алан страдальчески схватился за горло, - Кислотой выжигает и… Энди не отпускало чувство, что это не с ним происходит. Что это – вовсе не он выслушивает срывающийся, бессвязный монолог измотанного подозрениями человека. И что этот человек – не Алан. Нет, кто угодно, но не он. Ведь этого не может быть… Но глаза Алана – покрасневшие и уже блестящие от злобных, яростных слез – вернули Флетчеру ощущение реальности. Сумасшедшей и, тем не менее, единственной настоящей реальности, в которой именно Уайлдер ругался и, размахивая руками, громко, вымученно, пытался объяснить, как ему плохо, и дурно, и пусто, и как, и почему, и чертов Флетчер, и один, и, и… От этого Энди окончательно растерялся. Он уже не понимал ничего. - Черт подери, Алан, Чарли… что… что происходит?.. что ты вообще говоришь?.. Алан сердито, будто даже стыдясь собственной слабости, вытер глаза костяшками и снова, с той же яростью посмотрел на Флетчера. Казалось, у него просто нет слов, чтобы выразить всё возмущение – в особенности реакцией Флетча, его испуганным молчанием – и, когда Энди попросил его успокоиться, Уайлдер лихорадочно ухватился за возможность продолжить ссору: - Не хочется правды слышать, а?! - Прекрати! – не выдержав, гаркнул Флетчер, едва сдерживаясь от того, чтобы схватить Алана за плечи и с силой встряхнуть его: - Зачем ты снова и снова начинаешь?! Тебя волнуют только собственные дела: что ты сидишь весь такой несчастный и покинутый. А главный злодей – я, конечно же я! Кто же, черт подери, еще?! Почему ты не доверяешь мне, Чарли?! Как ты не понимаешь: иначе меня бы здесь не было! Я люблю тебя, ублюдок ты пустоголовый, а ты не желаешь в это поверить! И снова – остановка, заминка, парализующая всей своей невыносимой непробиваемостью. Окаменевший, Алан не то всхлипнул, не то приглушенно ругнулся. Он испытывал настоящий суеверный страх перед словом «люблю» и мог сказать, что угодно, но не это. Однако именно потому слова Флетча и возымели такой эффект. - Правда?.. – просипел Уайлдер, сглатывая. - Ох, да иди ты к черту, - устало вздохнул Энди. В этот момент ему очень хотелось оказаться где-то далеко отсюда. На другой планете (впрочем, и в Лондон телепортироваться было бы неплохо). Хотя бы – выйти из этой проклятой квартиры. Пускай чертов Уайлдер сам разбирается со своими проблемами. Однако не успел Флетчер и шага сделать – Алан повис на нем, вцепившись, точно утопающий, панически извиняясь и прося прощения, кажется, совершенно уверенный, что стоит ему отпустить Энди, как случится нечто ужасное. *** Поначалу так и было: от стычек и низовий чернейшей злобы – в примирение, всепрощение и задыхающееся счастье. Словом, они то дрались, то с той же неистовостью трахались, и, похоже, между этими занятиями не было особой разницы, как минимум в уровне громкости. К счастью, соседи не считали необходимым вмешиваться – максимум, стучали в стенку. Алан, пройдоха, знал, в каком районе лучше всего снимать квартиру – этим одуванчиково-милым старушкам равно как и их пуделям, было невдомек, кто живет на одной с ними лестничной клетке. Благослови небо их сломанные слуховые аппараты! Вопросы морали и совести было решено оставить на потом – на некое туманное «потом» когда придется расплачиваться за эмоциональные американские горки, вранье и все нарушенные правила приличия. По совести, и Алан, и Флетч честно считали, что это время никогда не наступит.