Против ветра

We had a lot of luck on Venus, We always had a ball on Mars. Meeting all the groovey people We've rocked the Milky Way so far. We danced around with Borealis, We're space truckin' round the stars. Come on let's go space truckin'. Deep Purple «Space truckin’»

- …Не-не, не перебивайте меня, - Алан так резко взмахнул рукой, что едва не выплеснул всё вино из бокала, что держал. - Я вот что хочу сказать: Мартин поет куда лучше Дэйва. Ну, он хотя бы в ноты всегда попадает. Без обид, Дэйв, - сидящий несколько поодаль Гаан, мечтательно-прозрачными глазами смотря в пространство, хмельно пробормотал: «Да всё в порядке, дружище», - Но вот в чем проблема: когда Март поет, он обязательно раздевается. Это как ты приезжаешь в Париж, и от Эйфелевой башни тебе никуда не деться. Если Мартин выпьет – он неизбежно снимает с себя всё, что есть, и идет плясать. Управляющим отелей это никогда не нравилось. Ну а что с этим поделать? Хочется ему похвастаться своей тощей задницей и всем, что к ней прилагается. Не связывать же его… На столе в пустой бутылке стояла подаренная кем-то из поклонников красная роза. Воды в бутылке почти нет - Мартин, пробираясь на место рядом с Флетчем, нечаянно смахнул «вазу» - и роза выглядит уже изрядно потрепанной жизнью. Собственно, как и все они сейчас. Пьянки по инерции, усталость от перелетов, усталость от разговоров и страх за себя – уцелеешь ли, выйдешь ли невредимым от неистовых фанатов – перемежающиеся с настоящим восторгом концертов и самодовольным ощущением обожания, осознанием того, что их превозносят до небес, выматывали нервы. - Нет, мы не могли придумать лучше названия, – заливался Мартин, начисто игнорируя дифирамбы, что воспевал ему Алан. – Мировое насилие! Хо-хо! Мы изнасилуем ваши уши!.. - А они нас на клочки порвут, - ворчал Энди, рассматривая оцарапанную чьими-то ногтями руку, - Если я подхвачу от кого-нибудь из них столбняк, то запомни: я завещаю тебе тот чертов шом . Ну эту, дудку средневековую. - И что я с ним делать буду? - удивился Мартин. - Повесишь на стенку в память о несчастном клавишнике, которого в расцвете лет сгубили наращенные ногти, - с непробиваемо серьезным лицом изрек Флетчер и захохотал. Неподалеку от занимаемого квартетом и внезапными друзьями стола возвышалась мрачная громада телохранителя Мартина – Гор отказывался от сопровождения, только если он был дома. Кажется, он всерьез опасался за свою жизнь. Дэйв наоборот, ликовал от такого внимания. Его самооценка росла и пухла с невероятной скоростью. Как и всегда умело он прятал не особенно мужественные плечи под широченными куртками, расставаясь с верхней одеждой только на выступлениях (когда он начинал раздеваться, плечи – последнее, что интересовало зрителей), и так лихо отплясывал, что едва ли искры из-под ног не летели. Взмывая в сахарные облака обожания, Дэйв начинал отдаляться от коллег, и круг общения музыкантов стремительно разделялся на три разных компании. Гаан потихоньку втягивался в странное оккультно-мистическое движение, которое переживало всплеск популярности среди его приятелей. Мартин и Флетч посмеивались - так, между собой - что осталось совсем немного и он примется вызывать духов на спиритических сеансах. Но то была не самая странная и далеко не самая очевидная перемена в Дэйве: именно во время этого тура что-то случилось с его знаменитыми розовыми очками. Нет-нет, их никто не крал, не прятал, не ломал намеренно, но по стеклам цвета рассветного неба прошла трещина, потом другая, третья. Гаан в панике пытался склеить иллюзии скотчем, залить клеем пополам с водкой, залепить кашицей из разных наркотиков и с помощью этого исправить поломку. Но из-за всех его усилий через очки стало невозможно увидеть хоть что-то. Тогда Дэйв выкинул к чертям этот рубеж обороны и прозрел, поняв, что до этого был слепцом. Незрячим кутенком, которого вел за собой на поводочке… Мартин! Дэйв осознал вдруг, почему он так часто, залюбовавшись, не возражая, слушался всего, что ему говорит Мартин, почему так простодушно верил каждому его слову - и ни с того ни с сего, пришел к выводу, что Мартин его ни в грош не ставит и вообще нисколечко не дорожит им… Насколько верными были выводы Дэйва – Флетч судить не брался. Он знал, что Мартин действительно ценил и уважал Гаана, просто не считал необходимым об этом говорить. Вероятно, Гор считал, что и без этого всё ясно (добиться от него искренних слов благодарности всегда было сложно, если не невозможно) – а Дэйв нуждался в комплиментах и поощрениях как в воздухе. Без заверений в том, что он молодец и прочее, и прочее, Гаан становился дико нестабилен и взвинчен, и расстраивался невероятно. Сам-то он свято уверовал в свою правоту и «лживость лицемера» Мартина, который столь хладнокровно и расчетливо манипулировал его искреннейшими чувствами. Пожалуй, тогда и начались его знаменитые истерики. Ведь Дэйв не мог, как Алан, держать эмоции в себе (пока простая злость не перепреет и не станет ненавистью), так что он пьяно ныл, жалуясь всем, кто оказывался поблизости, что Мартин – настоящий тиран, ужасный диктатор… - …что ему ни скажешь, он тебя даже слушать не будет, - всхлипывал Гаан. Если в поле его зрения мелькала выбеленная копна кудрей, то, независимо от того, был ли это Гор или просто косящий под него фанат, жалобы Дэйва становились на порядок громче. – Потому что только он у нас молодец, а все остальные придурки, которые мимо проходили. Он ведь, - Дэйв шумно высморкался в салфетку. – Он ведь считает, что всё должно быть, как он скажет, а мы можем подавиться своим мнением. В то время Дэйв вообще стремительно переключался от необъятной ненависти ко всему сущему к такой же безудержной любви – к тому же сущему. Он мог тоскливо рассуждать о том, что настоящей любви нет. Никогда. Нигде. Нет и не было… - Даже Тереза… - подперев голову рукой, Гаан печально взирал в пространство. – Нет, она не любовь. Она… не знаю, как бы объяснить… как друг, но с которым можно целоваться и трахаться и всё такое. Понимаешь, я могу явиться к ней и сказать, что хочу сделать пирсинг на члене, - он сделал драматическую паузу. Даже сетуя на жизнь, Гаан продолжал оставаться собой и не мог не сдобрить речь невольной толикой театральности. – Да-а, а она скажет: «круто, классная идея»… А уже меньше чем через полчаса он принимался радостно горланить о том, как он обожает этот мир, и пытаться облобызать всех встречных, ошарашивая того, кто только что выслушивал его жалобы. Мало кто напрямую связывал перепады настроения с его увлечением наркотиками. На это предпочитали закрывать глаза. Все же принимают понемножку-полегоньку – почему именно на Дэйве это должно так сильно сказываться?.. А оно сказывалось и именно так сильно. Нет, не всё в этом туре было так же черно, как их излюбленные кожаные куртки, но озлобленность распространялась точно моровое поветрие и хотя после каждой стычки следовало примирение, легче не становилось - «контрастный душ» из эмоций утомлял едва ли не сильнее похмелья. Алан, например, взял за привычку ругать Энди. Что бы ни случилось во время концерта – во всем был виноват Флетч. Очевидно, Уайлдер находил в этом особый перечный шарм – Энди же лишь раздражался. Он не желал ввязываться в спор и поддерживать дурную игру, но в конечном итоге всё же оскорблялся и пускался в длинные объяснения. Всего лишь естественная реакция (объяснялся он сам себе) – защищаться, если на тебя нападают! Тем более такие «взрывы желчности» никак не сказывались на том, каким – настоящим и собой – становился Алан после того, как впустив Энди, закрывал за ним дверь. Правда Уайлдер всё чаще забывал «снять маску» и, войдя в образ, уже отнюдь не наигранно злился на Флетчера, так громко и твердо отчитывал его, что уже и сам Энди начинал сомневаться: помнит ли Алан вообще, где заканчивается грань дозволенной грубости. «Неа, не помнит», - ошарашено подумал Флетч, когда Алан притворился, что спит и не слышит, как его зовут, хотя Энди и видел полоску света под дверью номера и слышал, как торопливо выключили радио. Тем днем Уайлдер был поразительно не в духе и долго, со вкусом распекал Флетчера за то, что тот, якобы, не играл свои партии на «World in my eyes», из-за чего песня звучала несколько блекло. Энди оправдывался поломкой синтезатора, что было чистой правдой, но разозлило Алана пуще прежнего и, не на шутку разозлившись, он воскликнул: «Не понимаю, за каким чертом ты вообще во все это ввязался? Ни слуха, ни голоса, даже по клавишам вовремя тыкать – и то не умеешь!» Сначала Флетч чуть ли не по-детски обиделся – он как-то едко и противно ответил на подобный выпад и со словами «Элвис покинул здание» свалил к чертовой матери. Однако, прибыв в гостиницу, он немного выпил, осмелел, посмеялся над собой и своей глупой обидчивостью, а в придачу понял, что соскучился. Но – вот незадача – Алан не собирался так быстро забывать о своем дурном настроении, поэтому, немного подождав и не дождавшись ответа, Флетч решил, что раз уж Алан не собирается открывать, вовсе необязательно попадать в его номер через дверь, особенно когда есть такой шикарный балкон с цветочными горшками на перилах. Лелея свой хитрый план и мило улыбаясь, Флетч минут пять болтался в пустующем холле на втором этаже гостиницы, потом, оглянувшись и придя к выводу, что за ним никто не следит, Энди попросту вылез в окно. Он потоптался немного на козырьке над входом (ему показалось забавным, как люди снуют туда-сюда и даже не удосуживаются поднять глаза наверх и увидеть человека, которому вовсе не полагается там находиться) и начал осматривать балконы третьего этажа. Прикинув быстро, где именно находится номер Алана, Энди, подпрыгнув, ухватился за витую решетку, подтянулся на руках, проделал несколько акробатических трюков, к которым, как он считал, совершенно не способен – и вот он уже залез на балкон, точно всю жизнь так в гости ходил. Его встретил истошный женский визг и собачий лай: он перепутал окна! Бормоча извинения и стараясь не засмеяться, Флетчер с грацией коалы уполз обратно на навес над входом. Вслед ему полетело что-то, похожее на скомканное полотенце, как будто неизвестная обладательница собаки хотела таким образом отвадить «взломщика» от своего балкона. На второй раз ему повезло больше – после пары цирковых кунштюков он все-таки попал на балкон Алана. Облаченный в халат (видимо, не так давно вышел из душа), Уайлдер сидел в кресле и затуманенным чуточку, усталым взглядом смотрел в окно, меланхолично попивая что-то из высокого бокала, когда Флетчер, точно зловещая тень Носферату, возник за окном. Что бы там Уайлдер ни пил, увидев Флетча, он вздрогнул, точно его током ударили, поперхнулся и далеко не сразу смог откашляться. - Да ла-адно, - Энди несколько раз гулко огрел Алана по спине, - Это всего лишь я. - Придурок, - выкашлял Уайлдер. - А как мне еще до тебя добраться? – вполне резонно заметил Флетч, а Уайлдер настолько удивился, что не стал возражать. Могло показаться странным, но они никогда не обсуждали тему ролей. Это, как ни странно, представлялось им катастрофически неловким, неуместным и совершенно излишним. Да и к чему говорить, когда всё и так складывается стихийно, само собой, даже не требуя разъяснений, и всех устраивает? Именно в этом вопросе характеры не играли особой роли. Врожденные сволочность и вредность, равно как и не совпадающие темпераменты, скорее определяли, кто поддастся, а кто будет наигранно сопротивляться, кто пойдет навстречу и безропотно откроет дверь, а кто будет упрямствовать и делать вид, что его нет в номере. Кто будет стучаться, ломиться с упорством отбойного молотка, пока ему не откроют, а кто, пару раз стукнув костяшками по двери и не получив ответа, влезет на балкон третьего этажа с козырька над входом в гостиницу – как Флетч сейчас и поступил. Важнее тут было кому что нравится, кто чего хочет. Иногда им хотелось так, а иногда – иначе. Сегодня, например – так. Поэтому Флетчер, молниеносно вытаскивая Алана из халата и сам торопливо избавляясь от мешавшей ему рубашки, почти что швырнул Уайлдера на кровать, наваливаясь на него всем телом и приподнимаясь только для того, чтобы упереться коленом в его поясницу (не перенося весь вес на одну ногу, но с достаточной силой, чтобы Алан ощутил дискомфорт). Он ненадолго замешкался, пытаясь понять, как бы ему так хитроумно снять брюки, не отпустив при этом Уайлдера, но тем не менее, сам не поняв, как это у него получилось, все-таки избавился от чертовой одежды и, склоняясь к Алану, негромко произнес: - Я же сказал, что настройки сбились, - Алан взрыкнул возмущенно, когда Флетч резко завел ему руки за спину, но высвободиться не попытался. - Только не говори мне, что ты ничего там не менял. - Близко не подходил, - прошипел Уайлдер куда-то в подушку. - Разумеется, - покладисто согласился Энди. Рывок – и Алан приглушенно чертыхнулся сквозь зубы. - Что, не так? – не без приглушенной язвительности поинтересовался Флетч. - Остановишься - и я тебя убью, - пообещал Уайлдер хрипло. Но останавливаться Флетчер вовсе не собирался. По совести, ему куда тяжелее было бы сейчас попытаться взять собственное тело под контроль и замедлиться, угомониться, отстраниться. Угрозы убить, четвертовать и вообще как-то жестоко расправиться с Энди постепенно стихли, сменившись другими проявлениями эмоций, такими же тихими, но не менее яростными. Они взрывали мозг (что уж там от него на тот момент осталось), выжигали в сознании пустыню и заставляли самого Флетча лепетать, задыхаясь, такие пошлые идиотизмы, что услышь он их в более адекватном состоянии – пришел бы в ужас. - Тур скоро закончится, - негромко произнес Энди, уже не пытаясь сопротивляться сну, гладя Уайлдера по плечам, чувствуя под пальцами еще не сошедшие следы от укусов мерзкой мошкары, что тучами летала вокруг них в Бресте, медленно пьянел от ощущения Алана – совершенно реального и до одури настоящего. - Пара концертов осталась? - Угу, - отозвался Алан. Во дворе гостиницы заурчал автобус, зазвучали взволнованные смешащие голоса – очевидно, некая туристическая группа покидала гостеприимный Бирмингем. - А дальше? - А черт его знает, - промямлил Алан. Неожиданно он встрепенулся, и, стряхивая руку Флетчера, приподнялся: - Вот уйду в запой в лучших традициях мистера Гора и запишу пять сольников. - Тоже в лучших традициях мистера Гора? – усмехнулся Энди. - Да, как-то так. Шум двигателя туристического автобуса затих, смешавшись с обволакивающей тишиной улиц, изредка перемежавшейся визгом шин ночных гонщиков или воем сирен скорой помощи.