Spent a long time looking For a game to play. My luck should be so bad now To turn out this way. Jethro Tull «A New Day Yesterday»
У них не было никаких демо-записей от Мартина, ни проблеска идеи о том, какое здание будет построено на еще не созданном фундаменте. Была только необходимость сделать уже хоть что-то. Пускай и звучали уверения, что на предыдущем – таком успешном – альбоме они могут выезжать еще не год и не два, всю команду преследовало неожиданно синхронное ощущение, что необходимо двигаться дальше, иначе они рискуют погрязнуть в топи и на веки вечные застрять именно на этой ступени. Сковывающая суставы неподвижность и перспектива навеки остаться с клеймом двух самых популярных песен пугала. Хотелось идти куда-то. Может даже и спускаться. Но не стоять. Только бы выбраться, только бы… однако, радостно ринувшись воплощать в жизнь планы и выбираться из рутины, они сразу же совершили ошибку. Несмотря на то, что в прошлый раз все уже сполна успели прочувствовать минусы того, что студия находится в том же доме, где живет вся честная компания, снова была арендована громадная вилла со стенами из красного кирпича (на сей раз в Мадриде). Надеясь на лучшее, музыканты поселились там, намереваясь никого не выпускать дольше чем на неделю, пока альбом не будет завершен. - Такое ощущение, что мне снова семнадцать, - хмыкнул как-то Алан, ставя на плиту чайник. – И я опять живу в одной квартире с оравой приятелей, а из всех нас нормальная работа есть только у меня. Однако проблема заключалась именно в том, что им всем уже было далеко не семнадцать. Идеализм и романтические мысли о прекрасном будущем оставили их. Раньше они были… более податливыми что ли. Более терпимыми, куда охотнее мирились и шли на компромиссы. А сейчас между глыбами упрямых характеров не оставалось пространства для маневра. Это стало заметно еще во время записи «Violator», когда ругань началась уже в первый день работы. Они разучились дружески подтрунивать друг над другом, беззлобно посмеиваться, и отныне казалось: каждая шутка имела под собой скрытое желание задеть и оскорбить. Поначалу углы хоть как-то сглаживало присутствие Тильды-Матильды. Она - то ли горничная, то ли кухарка, то ли всё вместе - была нанята, чтобы, вроде как, наводить порядок и готовить. Если бы не Тильда-Матильда они бы передрались, едва успев распаковать вещи – решая вопрос, кому выносить мусор. Крупнотелая дама из тех, чей возраст сложно определить (можно лишь отмахнуться, сказав: «ну, за пятьдесят где-то»), Тильда-Матильда выглядела суровой, точно гранитный утес. Своей хозяйственностью и едва заметными усиками на верхней губе она внушала невольный трепет. В её ушах угрожающе болтались громадные дешевые серьги с красными стекляшками, и она основательно напугала Энди, налетев на него с щеткой и просьбой вытирать ноги, когда он, замученный долгой дорогой и духотой, едва переступил порог дома. Впрочем, в следующее же мгновение от этого образа «тётки-тиранши» не осталось ничего. Тильда-Матильда беспокоилась о жильцах, точно все они были её внуками или племянниками. Клохча как взволнованная курица-наседка, она была одновременно во всем доме, беспощадно выметая клочья пыли и стирая невидимые пятнышки грязи с оконных стекол. В то же время она умела быть бесшумной и незаметной, с поразительной для такого грузного тела грацией невесомо скользя по паркету в войлочных тапочках, чтобы ни в коем случае не потревожить работающих в студии музыкантов. Но кроме этих неоспоримых достоинств Тильда-Матильда достаточно сносно говорила на английском, а в кармане передника таскала засаленную колоду карт и всегда была рада погадать кому-нибудь. Надо было только попросить. Как-то Дэйв со смехом рассказал, что Тильда-Матильда нагадала ему «казённый дом до доски гробовой». Остальным карты давали более оптимистичные прогнозы. Мартину – пять детей («Куда мне столько?» - смеялся Гор). Алану – дальнюю дорогу и цыганку со жгучими глазами. А вот Флетчера предостерегли, что придется принести что-то в жертву, чтобы снять с души тяжелый груз. «А поконкретней нельзя?» - поинтересовался тогда Энди, недоумевающе смотря на разложенные крестом карты. «Это не меня спрашивать надо, querido , - пожала плечами Тильда-Матильда, - А они тебе прямо ничего никогда не скажут». Энди хотел сказать, что редко слышит нечто более прямое, чем пять детей, но передумал. С одной стороны, он не особенно верил в мудрость кофейной гущи и тайное знание карт, но ведь только что ему сообщили о ночных кошмарах, «которые тебе жить не давали». Представлялось маловероятным, что Тильда-Матильда знала о его лечении в психиатрической клинике, так что градус убедительности предсказаний в его глазах резко вырос. Карты вообще очень хорошо вписались в странную мистическую атмосферу, окутывавшую дом, а партия в преферанс оказалась удачным способом провести вместе хоть сколько-то времени без попыток поубивать друг друга и разораться до хрипоты, ведь как команда они, раздираемые противоречиями, начали разваливаться еще во время записи предыдущего альбома. Одному мало внимания. Другой молчит, как рыба. Один ценит покой и размеренность на вес золота. Другой лютой ненавистью ненавидит графики. Один требует четкого плана работы. Другой скачет козлом по студии, надоедая всем внезапными «потрясающими идеями». Да и взгляды на будущую пластинку серьезно различались. Лейбористы и консерваторы остались в прошлом, теперь каждый был за себя и отстаивал свою точку зрения. После дичайшей сцены, когда Мартин и Алан, закрывшись в студии, кричали друг на друга часа два, споря из-за проигрыша в «Judas» , стало ясно, что призрак спокойствия окончательно покинул эти края. Первым озвучил это предположение, как ни странно, Дэйв. Они сидели в гостиной, погруженные в неуклюжее молчание, точно припозднившиеся гости, которые не прочь бы отправиться по домам и лишь дожидаются, пока хозяин предложит всем расходиться. Темнело, но включать свет почему-то никто не спешил. Энди уже отложил газету, без особого интереса слушая, как Гор так же нехотя рассказывает что-то о футболе. Алан угрюмо молчал. Дэйв же развлекался, поджигая на свечке апельсиновые корки и стряхивая на пол седой апельсиновый пепел. Небольшой язычок теплого пламени освещал нахмурившееся лицо. - Нам не изменить то, что было и уже ушло, - неожиданно изрек он и покосился на Энди. – И вам тоже. Флетчер и бровью не повел, но внутри напрягся. С того дня, когда вместе с Миллером Энди отговорил Алана покидать группу и целый час хвалил его на все лады, чтобы угомонить разбушевавшееся неожиданно чувство-острой-ненужности, Флетч не пытался хоть как-то связаться с Уайлдером. Дэйв об этом не знал (ну разве что Алан мог по пьяни пожаловаться, что вряд ли), хотя определенно догадывался. Люди прибывали партиями. Сначала Алан, в отсутствие отвлекающих факторов проконтролировавший доставку оборудования. Потом Мартин и Энди. Затем очень худой бородатый и длинноволосый парень со свежими, толком еще не зажившими татуировками на плечах и груди, который оказался Дэйвом. Они бы вряд ли узнали его, если бы Гаан не засмеялся, громко, лающе: «А чего это у вас такие постные лица?» «На календаре пятница» - объявил Энди после продолжительного молчания . «Очень этому рад. Ну что, - Дэйв прошел в общую комнату, с энтузиазмом потирая жилистые руки. Джинсы казались непомерно широкими для его костлявых ног, - Когда приступаем? Знаете, у меня столько идей по поводу пластинки! Прямо не поверите!..». Ему и в самом деле не поверили. Троица была слишком занята осознанием того, что этот человек и Дэйв – одно лицо. Со дня на день ожидали прибытия Флада и Пола Кендалла. Миллер обещал заглянуть на выходных – просто поболтать и поболтаться, так что в доме поначалу было достаточно пусто и тихо, и, воспользовавшись такой «передышкой», практически в первую ночь после приезда в студию Энди постучался в спальню Уайлдера. Дело в том, что едва увидев Алана, замершего возле усилителя и проверяющего не то настройки, не то, работает ли провод, Энди резко почувствовал, как же ему его не хватало. Аж дыхание перехватило. Грудную клетку стиснуло от отупляющего желания сгрести его в охапку и… и… Он едва смог дождаться ночи, когда и без того тихий дом застыл окончательно. Стараясь ступать как можно тише, Флетч вздрагивал и боязливо замирал, каждый раз как под его ногами вскрикивала неплотно пригнанная половица. Часть его сознания трезвым ровным голосом говорила, что он сошел с ума, но доводы разума перекрывала одна-единственная картина: зажмурившийся Алан, его запрокинутое лицо; зацелованные губы то и дело облизывает по-змеиному быстрый язык. Слава всем языческим богам, божкам, тотемам и духам стихий – дверь в спальне Уайлдера была не заперта! Энди зашел в комнату, едва разбирая очертания предметов в неверной темноте. Кровать Флетчер и вовсе обнаружил наощупь – стукнувшись голенью о деревянный край и подавив тихое «ч-ч-ерт». Алан спал, уткнувшись носом в подушку (как он при этом умудрялся дышать – великая тайна). С улицы не поступало ровным счетом никакого света, очертания размазывались, стирались и всё казалось нежно-округлым, мягким до ломоты в грудине. Присев на край койки, Энди склонился над спящим и, задержав дыхание, поцеловал Уайлдера аккурат промеж лопаток. Алан вздрогнул, и Флетчер замер, оглушенный собственной безрассудной решимостью. Всё его существо сжало, согнуло в дугу, и Флетч сейчас мог думать только об одном - расцеловать Алана. Всего. Зацеловать до полусмерти. Добраться до мяса, до костей – и хоть так кровожадно, но выразить эту распирающую изнутри нежность, похожую на взрыв, от которой сводило все мышцы. Уайлдер неловко повел плечами и перевернулся на спину, глядя на Энди с ошарашенным недоумением только что разбуженного человека. Флетч уверенно отбросил в сторону одеяло, забираясь руками под поясницу Алана, аккуратно поднимая, пододвигая поближе. Поняв, что от него требуется, Уайлдер сонно-неспешно вдавился плечами в подушку, именно так прогибаясь в спине и поднимая бедра, чтобы Эндрю было удобнее целовать ту едва заметную линию в низу его живота (шрам от давнишнего аппендицита ) – то был какой-то особенный пункт, от которого обоим сносило крышу. - Пожалуйста, - ноющим шепотом простонал Флетчер, когда, прервавшись ненадолго, чтобы перевести дух, склонился над Аланом. Тот, в упор смотря на Энди, медленно облизал губы и Флетч сглотнул. - Чарли… - шепнул он, однако когда он снова потянулся к Алану, тот уперся коленом ему в живот и, не больно, но сильно оттолкнул его. - То есть, ты считаешь, что это нормально? – спросил Уайлдер тихо. Со сна его голос звучал несколько ниже обычного. – Не давать о себе знать несколько месяцев кряду, отвечать на звонки, будто тебе это смертельно надоело - затем явиться на день во главе дипкорпуса, снова пропасть, вычеркнуть ко всем чертям, а потом лезть вот так? Или ты с женой поругался?.. Озлобленный и распаленный Флетчер тихо прикрыл за собой дверь, направляясь в кухню, чтобы налить себе чего-нибудь покрепче. По загривку катился пот. Беззвучная борьба, закончившаяся тем, что Алан попросту вытолкал Энди в коридор, вымотала его не столько физически, сколько морально. Сжав кулаки так, что ногти больно впились в ладони, Флетчер постарался отогнать бессердечную мысль о том, что можно было бы, не спрашивая дозволения, сцепить ему руки ремнем и просто заставить – и плевать, что там подумают остальные. Все равно они ничего бы не услышали. Флетч знал это – Алан бы молчал. Никаким силам ада не выцарапать из него и звук – гордость затыкает рот получше любого кляпа. В кухне он увидел похожую на привидение тень в мешковатой рубахе и даже испугался на мгновение, но тень скользнула к холодильнику и распахнула дверцу. Тощий темный силуэт высветился на фоне белого прямоугольника. - А, Дэйв, это ты… - Флетчер даже почувствовал себя слегка оскорбленным – ничего сверхъестественного, просто человек… - Пьем? – спросил Гаан коротко. Сложно было понять, слышал ли он его шаги, знал ли, что он только что был у Алана. - Пьем, - вздохнул Энди. На следующий день он собрался повторить попытку, но Алан стал на ночь запирать свою комнату, и Флетчер махнул на всё это рукой. Конечно, он тоже был неправ, считая, что у Алана и дел больше нет, кроме как дожидаться милостивого внимания, но самая мерзкая мысль, от которой на языке ощущалась кислинка с привкусом рвоты: ведь не было такого раньше! Чем больше времени проходило с последней встречи – тем яростней они кидались друг на друга, едва выдавалась возможность. Что же сейчас не так?!I'm all tangled up - yes it's a shame, I ain't got nobody but myself to blame. Joe Bonamassa «Trouble Waiting»
*** - …Нет смысла цепляться за прошлое, особенно если желание начинает затухать, - изрек Гаан с невыносимым видом великого мудреца, который только что впервые в истории человечества озвучил первую из десяти заповедей. – Минувшее уже прошло, смиритесь. Алан, скорее шутя, чем со злобой, пригрозил Дэйву, что если тот полезет «не в свое дело», то рискует случайно поскользнуться и упасть на кухонный нож. Десять раз подряд. Дэйв долго смеялся, однако вскоре после этого он сильно порезал руку, когда чистил ножом яблоко (пришлось даже ехать в больницу, чтобы наложить швы), и обвинил Алана в том, что тот, накаркал беду, жутко на него обидевшись. Эта обида дала Гаану отличный предлог не видеться лишний раз с коллегами и избавила от необходимости поддерживать подобие разговоров, поскольку всё, что ему нужно было – наркотики – ждало его, надежно спрятанное под матрасом, заменявшим ему нормальную кровать (он играл в аскетизм). Теперь почти всё время он проводил в своей «берлоге», куда не впускал никого, даже Тильду-Матильду, всё причитавшую: «пыльно ведь там, ой, пыльно же, аллергия начнется, красный станете, в пятнышку». Предпочитая вовсе не выходить из комнаты, если его присутствие не требовалось в студии, Дэйв выбирался из «берлоги» как правило, по ночам – чтобы незамеченным стянуть из холодильника банку йогурта (Мартин очень злился) – и однажды утром, прежде чем ускользнуть обратно в свою комнату, сообщил коллегам, что Алан ходит во сне. Разумеется, никто не поверил – сам Алан в первую очередь. Однако когда некоторое время спустя Энди, Мартин и Флад, допоздна заигравшиеся в карты, увидели, как Уайлдер нетвердой походкой бредет по коридору, то сразу догадались, что Гаан оказался прав, и Алан действительно лунатит – лицо у него было такое, безошибочно сомнамбулическое. Троица переглянулась, после чего они оставили в покое карты и крадучись последовали за Уайлдером. Алан спокойно прошел мимо студии, мимо комнаты с запасными синтезаторами, уверенно отпер входную дверь и остановился на пороге, высматривая невесть что в синеватой черноте испанской ночи. - Куда он собрался? – шепотом поинтересовался Флад, боязливо выглядывая из-за угла. - Да будто я знаю! – огрызнулся Энди, отпихивая звуковика-кудесника в сторону, чтобы самому лучше видеть. - Сумасшедший, - выдохнул Гор, не найдя других подходящих слов. - А если его окликнуть? Может он проснется? - Чарли?.. – позвал осторожно Флетч. - Я домой, - возвестил Уайлдер, после чего неспешно спустился во двор (он же сад) и уселся на стоящую между деревьями скамейку, равнодушно смотря перед собой. После тихих переговоров и тычков локтями по ребрам, троица боязливо подкралась к Уайлдеру. О том, чтобы тот заметил их присутствие, и речи не шло – Алан даже не шевельнулся. Зрачки у него были широченные. Энди уже подумал, что Уайлдер раздобыл наркотики (даже понял, где - на втором этаже, в «берлоге» Дэйва), и негромко поинтересовался, подходя к Алану: - Ты так и будешь тут сидеть? - Да, - безучастно отозвался тот. - Холодно ведь. - Да. - Что-то ты вообще не в адеквате, - на это Уайлдер никак не отреагировал. - Черт, Флетч, он в самом деле спит? – испуганно спросил Мартин, на цыпочках подбираясь поближе к ним. - Или разыграть нас пытается? - Чарли, я сел на твою пластинку Kraftwerk, - объявил Энди, и, когда ответа опять не последовало, аккуратно потыкал Алана пальцем. - Нет, точно спит. Иначе он бы мне врезал, - Мартин издал странный звук, похожий на удивленный всхрап. Ситуация в самом деле выходила пренеприятная. Когда на улице день и ничего экстраординарного не происходит про лунатиков весело шутить. Интересно слушать истории об известных сомнамбулах, которые играли во сне на скрипке и писали поэмы. Но сталкиваться с лунатизмом вот так, лицом к лицу, и видеть неожиданно чуждого им всем Алана с совершенно пустыми, от чего-то покрасневшими глазами, видеть Алана, который выглядел так, будто в него как минимум вселился демон, и теряться в догадках, а что же делать, - это было более чем жутко. - Ну и что дальше? Оставим его тут? – спросил испуганно Гор. – А если он пойдет и с обрыва свалится? Такое может быть с лунатиками. Я читал. - Предлагаешь мне покараулить? – фыркнул Энди. - Тут вообще обрывы есть, с которых можно сваливаться? Но все-таки оставлять Алана одного сидеть на улице они не рискнули (равно как и будить – Мартин вспомнил, что лунатиков будить нельзя, может случиться сердечный приступ, и что тогда делать прикажете?). Флад подал идею: раз уж они все равно будут нести караул, можно разжечь огонь в большой чугунной жаровне, что бесцельно пылится посреди гравийного двора, и немного погреться. Пока он и Энди, обжигая пальцы и опаляя брови, раздували пламя, Мартин сбегал за пледом и накрыл Алана, чтобы тот не замерз, потому что Уайлдер, по всей видимости, собирался остаться на улице - он закрыл глаза и преспокойно уснул. Огонь разгорелся быстро. Лицом чувствуя жар пламени, а спиной – прохладу весенней ночи, Энди подумал, что и забыл уже, за всей суетой, что мнилась ему невероятно важной, как на самом деле приятно жечь костры, смотреть в пляшущий огонь и ничего не говорить. Загипнотизированные пламенем, они не смели беседовать, тем не менее, странная уверенность ощущалась каждым – уверенность в том, что его самые сокровенные мысли и его молчание сейчас прекрасно понимают. - Какого черта?.. – услышал вдруг Флетч и, обернувшись, увидел, что Алан, отбросив в сторону плед, осоловевшими глазами таращится на огонь, явно не понимая, что он тут делает и где вообще находится. - О, проснулся, наконец, – хмыкнул Мартин, зачем-то кидая в жаровню пучок выдранной газонной травы. - …Черт, - Уайлдер огорошено моргал и растирал лицо руками, пытаясь привести мысли в порядок, - Мне показалось… вы в студии… - Да мы тут просто, костер… ну, жжем… - пробормотал Флад. - А ты чего, прогуляться решил? - Прогуляться?.. – Алан осмотрелся вокруг и растерянно затих, сообразив, что каким-то магическим не иначе образом переместился из собственной спальни во двор. - Ты нас напугал, зараза. Может тебе это, в больницу сходить? – растерянно почесывая в затылке, предложил Мартин, которого можно было привести на прием к врачу исключительно в бессознательном состоянии. - Да пошел ты, - фыркнул Алан. По мере того, как он постепенно просыпался, к нему возвращалась неизменная язвительность. - Я здоров. - Знаешь, как-то не похоже. - Плевать. Вам-то что? Это моё дело. - Наше дело, - негромко произнес Энди, и на долю секунды выражение лица Алана стало неожиданно остро печальным. - Хорошо, - уже другим тоном согласился Уайлдер. Кучу времени они потратили на поиски доктора, сносно говорящего по-английски, и в конечном итоге попросили Тильду-Матильду сходить с Аланом в качестве переводчика. Тильда-Матильда нарядилась в свое лучшее воскресное платье с узором из чудовищных подсолнухов и, точно почтенная матрона взяв Уайлдера под локоть, отправилась с ним к врачу. Эскулап измерил давление, послушал дыхание, постучал молоточком по коленям, проверил слух (ну а вдруг), после чего объявил, что Алан всего лишь перенервничал, и посоветовал больше двигаться и меньше волноваться. Вопрос с волнениями Уайлдер решить и не подумал, вместо этого он пошел на рынок и купил там воздушных змеев.Remember those times I could call Through the clear day. Time you'd be there. Syd Barrett «It Is Obvious»