So here we are, now we’re just worlds apart, But were we any closer at the start? Something so alone, you want somebody, But you’re still on your own. Joe Bonamassa «No Slack»
Алан достал из пакета ярко-желтого воздушного змея и вручил его Энди, прежде чем присесть возле рюкзаков, чтобы закатать штанины до колен. - Чего ждешь-то? – поинтересовался Уайлдер, теперь принимаясь развязывать шнурки. – В одной руке катушка, в другой – змей. Разматывай, давай. И встань спиной к ветру, а то не взлетит. Никогда, что ли, не запускал? - Не доводилось как-то, - несколько сконфуженно признался Флетчер. - Уф, ну ладно, - скинув кроссовки, Алан забрал змея из рук Энди и, оступаясь на песке, отошел подальше. – На счет три я его отпускаю, а ты бежишь. В ту сторону, от меня. - Именно в ту? – на всякий случай уточнил Флетч. Уайлдер задумался, затем, облизав палец, попробовал ветер. - Ну да. Против ветра надо, если хочешь, чтобы взлетело. Несколько дней Алан развлекался со своей новой игрушкой неподалеку от студии. Правда, змей постоянно застревал в деревьях и после того как, доставая змея, Уайлдер оскользнулся на мокрой после дождя ветке, упал и заработал знатный синяк на полспины, он выдвинул предложение поехать на побережье, где «и ветер получше, и деревьев нет». Подразумевалось, что поедут как минимум четверо музыкантов плюс Флад (а то как же оставлять его одного в студии? заскучает ведь). Когда эту тему подняли в первый раз, отказался только Мартин. Через некоторое время Дэйв впал в привычное последнее время состояние ненависти ко всему сущему, обозвал всех идиотами и в который раз закрылся у себя в комнате, велев стучать только если приключится конец света. А уже перед самым отъездом Флад сказал, что защемил себе что-то в спине и, к величайшему сожалению, поехать не может. Когда Энди услышал эти слова, то почувствовал, как его желудок провалился куда-то вниз, словно пол под ногами истаял и оказался зыбким болотом. Он ведь понимал, что не может ручаться за себя, если останется с Аланом наедине, имея отличную гарантию безопасности в виде двухсот пятидесяти километров расстояния между Мадридом и Валенсией. В то же время Флетч знал, что отказаться уже сейчас, стоя на пороге, будет не только невежливо, но даже… подло, пожалуй. Однако чего Энди не знал, так это того, что накануне Мартин подошел к Фладу, который уже заталкивал в спортивную сумку книгу и пару маек, и очень тихо и серьезно сказал: - Лучше тебе остаться, - и на недоуменный вопрос «Почему это?», отшутился: - Долг призывает тебя остаться в студии, - помедлив, Гор пробормотал, скорее для себя: - Да и не нужно нам еще одного нервного лунатика, - Флад сделал вид, что понял, и без излишних расспросов швырнул сумку в дальний угол, а когда следующим утром Алан крикнул с первого этажа «Ты идешь?» ответил, что у него болит спина и вообще Гор просил не ехать никуда, они ведь работают. Все четыре с лишком часа дороги Флетчер благополучно проспал, подложив под голову рюкзак, и по приезду без особого энтузиазма согласился вместо того, чтобы спать дальше – уже в гостиничном номере – пойти запускать тех «чертовых змеев», но соленый морской запах мигом вдохнул в него новые силы. На берегу было пусто (туристический сезон еще не пришел) и оттого невероятно привольно – ощущение клаустрофобии и давящих на сердце стен, преследовавшее его с первого дня в студии, отступало под шелестом дыхания волн и шуршанием прибоя. - Эй, ты опять спишь там? – окликнул его Алан. – Готов? Повторяю: на счет «три» ты бежишь. Раз. Два. Три! - подпрыгнув, он отпустил змея, и Флетч, держа катушку высоко над головой, бросился бежать. - Давай! Держи его против ветра! Держи чертового змея против ветра! – кричал Алан. Лимонно-желтый ромб, треща хвостами, поднялся в воздух. Уайлдер смотрел на него с восторгом, который знаком, пожалуй, только тем, кто присутствовал на запуске Аполлона-11. Они не меньше нескольких часов носились по пляжу, в радостном угаре от новых игрушек. Падали, смеясь, и, вскакивая на ноги, бежали дальше, чтобы змеи опять поднялись в воздух (Алан снова и снова повторял свой совет, который вскоре начал звучать как заповедь), пока ветер не начал неумолимо крепчать с каждой минутой, волнуя и без того неспокойное море пуще прежнего. Флетч почувствовал, что под силой ветра его змей будто бы обрел собственную волю и рвется, бешено пытается освободиться от человеческого контроля. Он попытался спустить змея, накручивая леер на руку, но веревка больно врезалась в кожу, а змей едва ли снизился на пару футов. Энди уже испугался, что сейчас леер исполосует ему все руки, как неожиданно оказавшийся рядом Алан перехватил леер и уверенно дернул на себя, ослабляя натяжение веревки и позволяя Флетчу высвободить руку, после чего проворно намотал леер на катушку. - Забыл предупредить, - кривовато и растерянно улыбнулся Алан. - Нельзя его на руки наматывать. Можно и до мяса порезаться. *** - Надо будет потом купить кайты, - Алан неловко шевелил пальцами, на которых стремительно разматывавшаяся веревка оставила легкие продолговатые ожоги, - Ими хотя бы маневрировать можно. - А змеем вообще можно управлять? – Флетч искренне полагал, что его змей мечется точно опаздывающий на самолет Дэйв только потому, что ему не хватает умения. Алан неопределенно покачал головой: - Нет, ты не можешь управлять воздушным змеем. Это, в принципе, возможно, если сделать две стропы, но даже так маневрировать тебе еще учиться и учиться. Для начала хватит и того, что ты можешь дать ему взлететь, а потом регулировать высоту полета. - Понятно… - пробормотал Энди. - Да ничего тебе не понятно, - миролюбиво констатировал Уайлдер. Было решено, что на сегодня надо закругляться – с моря пригнало грозовые тучи, и запускать змеев стало небезопасно. Змеев вернули в пакеты и для верности придавили сверху рюкзаком (Алан заявил, что они могут самостоятельно сняться с места, если ветер слишком уж сильный, и Флетчер решил, что благоразумно будет согласиться). Сами почти-что-аэронавты сидели на берегу, плотно задернув куртки, и смотрели, смотрели на волны. Ветер бил в лицо, обещая выжать бешеную свистопляску с громом и молниями из величественных угрожающе-синих штормовых облаков, что громоздились над берегом – их беспорядочная, округлая масса, отливающаяся жемчужными, похожими на проплешины пятнами, выглядела тяжелее гранитных скал. Глядя на разворачивавшуюся перед ними картину, медленно развивавшуюся напряженную спираль бури, Флетч ждал, что в любую минуту холодная, облепленная песчинками рука Алана сожмет его ладонь. Тогда, пожалуй, Энди пододвинется ближе – так, чтобы их плечи соприкасались. А потом аккуратно опрокинет Алана на песок, шалея от вседозволенности, которую обещает безлюдный пляж… Но ничего не происходило. Рокотнула, обрушившись, волна и темный облачный пласт отъехал в сторону, обнажив белую, рыхлую внутренность тучи, а Алан всё смотрел, завороженный, на вздымающиеся седые гребни, на возникающие и тут же обваливающиеся стены мутной воды. Энди в упор не понимал такой совершенно не свойственной Уайлдеру нерешительности. Ему-то казалось, что вся затея с поездкой – в особенности постепенное сокращение списка участников – просто способ избавиться от лишних соглядатаев, и не видел каких-либо помех сейчас, когда на всем берегу не найдется хоть еще одного дуралея, вздумавшего прогуляться перед штормом. Однако когда Алан пробормотал, что, должно быть, ветер, черт, песок, черт, попал, и принялся яростно вытирать глаза, Энди пронзила похожая на сквозняк мысль – ведь это всё те же вымученные попытки отдалиться, которые проваливались раз за разом. Когда они безмолвно решали, что хватит, стоп – а затем, ополоумевшие, рвались встретиться. Когда они не видели никаких перспектив, возможностей, понимали, что зашли, наконец, в тупик, а потом – к черту всё! к черту весь мир! иди сюда! Флетч осознал вдруг, что на самом деле выходные вне студии задумывались как некая финишная прямая, проверка: а не сорвутся ли они на этот раз? Выдержат ли сейчас, не сдерживаемые ничьим надзором и необходимостью скрываться? - Кто ж знал, что будет настолько… паршиво?.. - глухо произнес Алан. В этот момент он выглядел невероятно хрупким, как бы странно не звучало это прилагательное по отношению к Уайлдеру. Страшная черная трещина пролегла поперек души Алана, и Энди никогда не осознавал этого настолько до рези в сердце четко, как сейчас. Флетчеру казалось, что он всегда знал: ничего с ними хорошего дальше быть не может. Хэппи-энд это не про них. Только тогда он понял, что Алан – невообразимо! – считал иначе. Как сигнальная ракета взвилась перед глазами мысль, что Алан всегда сопротивлялся ощущению предрешенности и определенности, которое Флетч невольно пытался навязать ему. Потому-то он и звал, потому Энди и откликался, боясь принять на себя ответственность и отвечать затем на Страшном Суде за свои собственные поступки, вину за которые он не сможет переложить на чьи-то плечи. Однако прежде, чем Энди успел произнести хоть что-то, сделать хоть что-то – Уайлдер судорожным рывком поднялся на ноги и побежал к морю. Песок задерживал его, заставив перейти на дерганный, неловкий шаг. Ноги заплетались, Алан удерживал равновесие, сердито размахивая руками. На мгновение он замер на самой кромке воды, позволяя яростному прибою лишь слегка касаться проваливающихся в мокрый песок ступней, а затем зашел в воду с такой решительностью, точно хотел утопиться, но передумал в последний момент, остановившись, когда вода дошла ему до пояса. Склонился, набрал в горсти солёную, прибоисто-серую воду, плеснул себе в лицо – и засмеялся. - С ума сошел! – с берега кричал ему Энди, а промокший до нитки Алан, едва держась на ногах под ударами волн, громко хохотал, и смех его – пустой, горький смех на грани глубокого отчаянья – едва был слышен за грохотом разбивающихся валов мутной воды.We stand, stand on the edge again Too afraid to turn back or jump in There's a storm brewing like a ceiling But I'll never spit out the feeling Black Light Burns «I Have a Need»
Флетчер имел полное право собою гордиться – он не предпринял ничего, выходящего за рамки приличия, даже не посмел подняться этажом выше (Алан по привычке забронировал номера на разных этажах). Вряд ли они хотя бы коснулись друг друга за эти два с половиной дня. Это внушало осторожный оптимизм. Энди начал робко надеяться, что, может быть, они всё-таки выздоровели?.. Переболели, наконец, а значит, дальше всё будет хорошо. Он хотел думать, что Алан тоже укрепился в мысли: теперь-то сомнений быть не может – друзья и точка. Флетч просыпался намного позже и оба утра из окна наблюдал, как Алан, поднявшийся ни свет, ни заря, бредет по берегу. Опять босой, в одной руке связанные шнурками кроссовки, в другой – змей. Энди честно не понимал, почему Уайлдеру так приглянулось запускать воздушных змеев, тем не менее, позавтракав, он и сам выходил на побережье (Алан махал ему, но не спешил навстречу). Там Флетч читал, спал иногда на расстеленном возле рюкзака пледе, бродил бесцельно туда-сюда, то залезал на валуны, чтобы рассмотреть водоросли, мечущиеся в бурлящей воде у подножья камней, а то и брал второго змея. Тогда над берегом носились красно-зеленый и ярко-желтый ромбы, а Уайлдер кричал: «Отойди в сторону! Леером зацепит!» - ну или давал другие полезные советы по части техники безопасности. Всё было чинно и спокойно вплоть до последнего дня, когда Энди, вместо того, чтобы по телефону сообщить Алану, что машина приехала и пора возвращаться, поднялся к нему на третий этаж. Возле открытой двери номера сиротливо валялся темный рюкзак. Энди из вежливости постучал костяшками по дверному косяку: - Хей, Чарли. - Что такое? - Уайлдер, щурясь, осматривал комнату, проверяя, не забыл ли он чего. - Машина уже тут. Ты идешь? - Да-да, секунду, - рассеянно кивнув, Алан поднял с прикроватной тумбочки тонкую книжонку, блокнот и часы, которые перестали ходить после того внезапного купания. Почему-то вздыхая, Алан попытался пригладить растрепанные волосы и посмотрел на Энди с таким странным удивлением в глазах, будто бы и не заметил, что тот зашел в комнату… Флетч метнулся к Алану в тот же момент, как Уайлдер, роняя всё, что у него было в руках, бросился к нему. Они вцепились друг в друга, точно от этого зависела их жизнь, и обмерли, без слов, но с неизбывным отчаяньем лихорадочно пытаясь удержать нечто эфемерное, неосязаемое, то, что опутало их однажды и лишь крепче затягивалось со временем. Не желая отпускать, страшась того, что может случиться дальше, в тот момент, когда наступит «после» - послесловие, последствие, последействие. Одна общая мысль – тупые пульсирующие удары – бьется панически: почему так поздно? Почему они не поняли раньше? Зачем они отпускали скабрезные шуточки и высмеивали сами себя? Почему не догадались еще тогда, когда в почти пустой студии не успели стихнуть последние звуки «Somebody», что это вовсе не розыгрыш и не игра? Именно в то мгновение, прижимая и прижимаясь, исступленно надеясь, что этим одним сплошным прикосновением можно исправить то, что было наделано со зла, по незнанию или по глупости, Флетч впервые в полной мере осознал, каково это: когда всё, чего ты хочешь, всё, что тебе нужно – оно здесь, в твоих объятьях. *** То был волшебный момент. И он подошел к концу. По пути обратно они не разговаривали, смотря в разные стороны. Энди хотелось взять Уайлдера за руку, просто чтобы убедиться в его реальности, но пока он собирался с силами – тот будто назло спрятал руки в карманы. Оба понимали, что теперь надо было решать, делать самый тяжелый выбор из всех, что когда-либо вставали перед ними. Это сейчас, вооруженный еще одним «после» - послезнанием - и имеющий на руках все итоги, Энди понимал, что с самого начала было ясно, чем закончится история. Но тогда ничего не было понятно или ясно – они категорически не знали, как следует поступить. Они чересчур старательно запутывали и запутывались, только чтобы осознать – если бы с самого начала они не бились так над решением вопросов морали, не выставляли требований и не пытались шантажировать друг друга… если бы у них хватило решительности на то, чтобы признать, что это не просто мимолетная блажь, а настоящее… всё могло оказаться иначе, и у сказочника появилось бы право красными чернилами вывести финальное «долго и счастливо». Однако сейчас они были к этому уже не готовы. Слишком многое они бы потеряли, если бы, очертя голову, ринулись на баррикады. Прежде всего – группу. Популярная музыка слишком капризна, чтобы простить их. Жутковато, но порой популярность идет прежде самой музыки, и лично Алан не был уверен, что жаждет безвестности. Общество осудит их – даже не за то, кто с кем там спит или спал, и какие религиозные заветы были при этом нарушены – а за то, что они посмели… посмели полюбить, среди неискренности и тиражируемых небрежных интрижек. И не факт, что они смогут перенести это унижение, не возненавидев друг друга. Для Энди вариант бросить всё и начать жизнь заново означал еще и, практически, потерю семьи. И если – как самонадеянно считал Флетч – без группы он как-нибудь сможет, он не собирался рисковать судьбой дочери и превращаться в «отца по выходным», променяв святой родной дом на изматывающее состязание по уничтожению нервов. А еще Флетч почти бессердечно рассудительно признавал: если у него снова начнутся проблемы с психикой (дурное предчувствие, что это возможно, всё не отпускало его) – Алан попросту сбежит, не найдя в себе ни сил, ни слов, чтобы всё исправить. Энди ненавидел себя за эту рациональность, но считал, что, раз он не может ручаться за собственное подсознание, то не имеет права сваливать всё на человека, неспособного справиться и примириться с его проблемами. Пожалуй, именно это всё и решило. Он не знал, как объяснить Алану, что это ради его же блага, не мог выразить понятно и без лишнего пафоса, и надеялся лишь на то, что Алан поймет сам. Однако понимать Уайлдер отказался наотрез.Never trade you for the world, Never do the things I used to. I guess it’s not good enough, This I see. But I’ll remember happier times. Joe Bonamassa «Happier Times»