Всё, что любовью названо людьми

Дымный воздух плавал под потолком, душный от амбры и мускуса. Тяжёлые шторы скрывали окна, запрещая дневному свету пробиваться в маленький зал. На диванчиках, расставленных тут и там, разгороженных ширмами, вполголоса разговаривали, хихикали, целовались. Полуголые девицы в нижних юбках, разгоняя табачный дым веерами, прохаживались мимо, качая бёдрами. Среди них были и опытные матроны, раскрашенные на манер ярмарочных игрушек, и свеженькие девицы из предместий Парижа, стеснявшиеся выпустить маленькую грудь из корсажа. За ними волочились господа с нарумяненными лицами, в напудренных париках и туфлях с каблуками, которые, по всеобщему представлению, делали мужчину стройнее и выше. Кроули находил странное неприятное очарование в подобных местах. Было в этих человеческих муравейниках что-то по-домашнему уютное — или, вернее, было бы, если б Кроули мог назвать Ад приятным местечком. Однако Ад по самому своему замыслу являлся местом неприятным во всех отношениях — для демонов так же, как и для грешников. Но если бы Кроули хотел вообразить себе более подходящий Ад, то он вообразил бы его таким: с дешёвым вином, картами, девицами в нижнем белье и с растрёпанными причёсками, с весёлым визгом и топотом каблуков, когда очередной молодящийся Аполлон преследовал пьяную нимфу. Кроули заглядывал сюда, чтобы побыть в одиночестве и отдохнуть. Люди никогда не мешали его одиночеству — наоборот, в их компании он всегда ощущал его особенно остро. Они сгинут, как дым, превратятся в прах. Сегодня живые, смеющиеся — завтра исчезнут. У него на колене сидела крашеная рыжеволосая девица, пила вино, которое он заказал, и болтала с подружкой о чём-то своём, человеческом и приземлённом. Кроули слушал их голоса, откинув затылок на спинку дивана. Он чувствовал себя уставшим. В последнее время он часто чувствовал себя уставшим. Приблизительно последние лет сто. Столько же, сколько он не виделся с Азирафелем. Он мастерски избегал встреч — помогало выработавшееся за тысячелетия умение чувствовать, когда ангел оказывался где-то поблизости. Даже если им приходилось по долгу службы находиться в одном городе, Кроули делал всё, чтобы не пересекаться с ангелом. Они словно жили в разных временных потоках, минуя друг друга на день, час, минуту. Кроули порой даже приходилось манипулировать временем, чтобы не сталкиваться с Азирафелем. Возможно, его усталость была вызвана ещё и этим. А возможно, тем, что они так и не помирились. Впрочем, Кроули был уверен, что примирение невозможно. И даже когда желание увидеться с Азирафелем — или желание увидеть его хотя бы издалека — становилось невыносимым, Кроули в очередной раз напоминал себе, что ангел никогда не простит его — и смирялся с тем, что они больше не встретятся. Конечно, он скучал. Они так часто общались в последние две тысячи лет, что Кроули привык к его обществу, к его виду и смеху. Ему не хватало возможности поделиться с Азирафелем последними сплетнями, разделить его энтузиазм от нового рецепта, посидеть с ним в красивом месте и поболтать о земных делах. Жизнь как будто лишилась половины своей прелести. Странно это всё, думал Кроули. Как может быть так, что радость, разделённая пополам, на самом деле умножается вдвое? А радость, доступная целиком одному, уменьшается вдесятеро? Это была какая-то хитрая математическая загадка. Люди всегда говорили, что время лечит. Кроули было любопытно, какое количество времени нужно употребить, чтобы оно наконец подействовало. Да и действует ли вообще это средство? Может, это типичное человеческое шарлатанство? Кроули закрыл глаза. Возможно, ему стоило бы просто лечь спать и проспать до самого Страшного суда, чтобы всё уже кончилось и можно было разойтись по домам: одному — в небесные выси, другому — на адские муки. По крайней мере, в этом была бы хоть какая-то определённость. Кроули понимал, что просто-напросто прячется от Азирафеля. Едва тот приехал в Париж, Кроули залёг на дно. А где лучше всего скрываться от ангела?.. Разумеется, в одном из борделей. Кроули был уверен, что никакие дела не приведут сюда Азирафеля — его обычно посылали к более важным особам, к королям и их приближённым, а не к проституткам, студентам и буржуа. Кроули невольно представил Азирафеля одетым по последней моде, в сливочного цвета камзол с золотой вышивкой и белые чулки. Поморщился, встряхнул головой, отгоняя видение. Азирафель точно придёт в восторг от новой моды. А уж в каком восторге от него будут в Версале — сейчас ценят как раз таких, с округлым лицом, светловолосых, с полными бёдрами и мягкими руками… Кроули тяжело вздохнул. Стоило подумать об Азирафеле, как фантазии и видения атаковали его, будто свора адских гончих. Чтобы избавиться от них, ему бы стоило отправиться куда-то в Австралию, если не дальше. Занятый выбором места, географически максимально удалённого от Парижа, Кроули пропустил момент, когда в окружающей его реальности произошло кардинальное изменение. Оно сопровождалось тихим колокольчиковым звоном — с таким обычно являлся Азирафель, когда не утруждал себя перемещениями традиционным способом, а просто возникал там, где ему требовалось. — Кроули. Кроули не пошевелился, наивно надеясь, что у него в ухе просто застряла клавесинная нота и со звоном вывалилась оттуда в неподходящий момент. Он не собирался открывать глаза и смотреть на Азирафеля. — Кроули, — повторил ангел. Голос у него был заискивающий. — Я знаю, что ты не спишь. — Ошибаешься, — отозвался Кроули. Азирафель приблизился — будто в душном ладане вдруг повеяло свежим ветром, жасмином и розами. — Кроули, я знаю, мы плохо расстались, — быстро сказал он, — и я не стал бы тебя тревожить, но я попал в трудное положение… У Кроули сами собой раскрылись глаза. Азирафель стоял перед ним, сцепив руки под грудью, и смотрел умоляюще и виновато. Этот взгляд вошёл в зрачки Кроули и вышел с другой стороны черепа, проломив стенку. Там, наверное, осталась дыра размером с пушечное ядро. Стройный парад мыслей, которыми Кроули уже почти сто лет убеждал себя, что правильно поступил, вдруг нарушил порядок, побросал оружие и с криками разбежался. Кроули машинально потянулся пощупать затылок и удивился, не наткнувшись на острые осколки костей. — Я присяду? — Азирафель глазами показал на соседнее кресло. Кроули хлопнул по бедру девицу, сгоняя со своего колена. Та беспрекословно покинула маленький альков, утащив с собой подругу и початую бутылку вина. — Ангел? — настороженно спросил Кроули. — Дело деликатное, — сказал тот, устроившись рядом. Он старался смотреть Кроули в глаза, будто из вежливости не обращая внимания на его разбросанный вид, но всё равно нет-нет, да соскальзывал взглядом на широкую рубаху, распахнутую на груди и одним краем выпущенную из штанов. Кроули встал, начал одеваться, чтобы не смущать ангела своим видом. Азирафель следил за ним, будто искал подсказку в его движениях. Кроули нарочно одевался медленно, чтобы не выдать себя резкостью жестов. Он был рад видеть Азирафеля, и чувство это было сладкое и горькое одновременно. Похоже, его ничем нельзя было вытравить, оно проросло, пустило корни по всем венам и капиллярам, питаясь его кровью. А Кроули даже не заметил, как оно вымахало в такого монстра. Как баобаб. Как американская секвойя. Самые старые деревья считали по три тысячи лет, а этому было шесть. Когда-нибудь будет десять?.. Сто?.. И ничего не изменится?.. Может, однажды оно перестанет расти — а может, однажды оно сожрёт Кроули целиком, вытянув из него всю жизнь. Интересно, что будет тогда. Останется ли это чувство жить само по себе, станет незримым духом — или прорастёт из его тела тоненьким деревцем?.. Или просто развеется в воздухе? Вот был бы достойный конец этой бессмысленной твари — родилась без цели, и умрёт без следа. Кроули надел камзол, выправил волосы из-под воротника, завязал их в хвост. Азирафель едва заметно порозовел, опустил глаза: видимо, тоже вспомнил последний раз, когда ему довелось причёсывать эти кудри. — Я тебя слушаю, — повторил Кроули, усаживаясь назад. — Что за деликатное дело? Азирафель глубоко вздохнул, как всегда делал перед тем, как сообщить что-то неприятное в уклончивых выражениях. — Ты знаком с графом Сен-Жерменом? — спросил он. — Все с ним знакомы, — Кроули пожал плечами. — Он оказался замешан в одном происшествии, — туманно сказал ангел. — Мне нужно твоё содействие, Кроули. Кроули смотрел на него, пытаясь понять, что происходит. Формально они не разрывали соглашение, но Кроули полагал, что после всех тех событий в Новом Свете, после всех брошенных друг другу слов само собой разумелось, что их дороги теперь разошлись. Или нет? — Почему именно моё? — спросил Кроули. — Ты же ангел. Твои чудеса будут посильнее. — Я не могу официально вмешиваться в это дело, — понизив голос, сказал Азирафель. — Сен-Жермен наверху не на самом хорошем счету. Если кто-то проверит мой расход чудес и откроется, что я помогал ему в отношении некоторых событий, для него это плохо кончится. Меня тоже не похвалят, — добавил он. Кроули поставил локти на колени и наклонился вперёд. — И о каких событиях речь? — Пропала дофина Франции, — шёпотом сказал Азирафель. — Мария-Тереза? — удивился Кроули, будто во Франции была какая-то другая дофина. — И как Сен-Жермен с этим связан? — Непосредственно, — Азирафель опять вернулся к уклончивым ответам. Кроули сморщил нос — он ненавидел, когда Азирафель ходил вокруг да около, ограничиваясь намёками, взглядами и интонациями. Конечно, смотреть на это всегда захватывало, но Кроули не хотел ни о чём больше догадываться. — Я не могу никому довериться, кроме тебя, — виноватым шёпотом сказал Азирафель — и Кроули почувствовал, будто диванчик под ним ухнул вниз, и сам он летит, не чувствуя собственного веса, так что желудок прилип к горлу, а голова закружилась. — Помоги мне её найти. — Он что, похитил её? — Нет! — воскликнул Азирафель. — Он бы никогда так не поступил, он замечательный человек!.. — Твой друг, разумеется, — ревниво добавил Кроули. Азирафель вспыхнул сильнее, чем можно было ожидать, умоляюще посмотрел на Кроули. Если бы Кроули не был на все сто процентов своей демонической души уверен, что ангел никогда не вступит в любовную связь с человеком — он бы заподозрил, что одной дружбой там дело не ограничилось. — Расскажешь по дороге, во что я ввязываюсь, — бросил он. Азирафель просиял, улыбка лучиками морщинок сложилась у глаз и губ. Кроули схватил свой бокал, чтобы допить остатки вина и спрятать за ним порыв разулыбаться в ответ. Нанятая карета стояла на улице, поодаль от входа. Кроули распахнул дверцу перед Азирафелем. Забравшись за ним, упал на сиденье напротив, раскинул ноги. Чем неувереннее он себя чувствовал, тем более расхлябанную позу принимал, компенсируя тревогу и беспокойство хаотичным качанием колена. Было о чём тревожиться — Азирафель заискивал перед ним, будто чувствовал себя виноватым, а Кроули не мог придумать ни одного правдоподобного объяснения этому. Не мог же ангел заманивать его в ловушку?.. Как друга — не мог. А как демона?.. В отместку?.. Или по велению свыше?.. Азирафель ни в чём не был перед ним виноват — так почему он тогда так смотрел, украдкой, избегая встречаться глазами, почему краснел, чего стыдился?.. Кроули ждал от него чего угодно — холодности, высокомерия, привычной игры в святошу — но не этого заискивания и виноватых взглядов. Это пугало. Кроули не понимал, что происходит, что с этим делать, как ему вести себя с таким Азирафелем. Чего он хочет, чего ждёт? Страх и неуверенность мешались в нём, затуманивая голову. Не в Сен-Жермене ли дело? Что, если какому-то человеку удалось добиться от ангела особого расположения или, там, особенных чувств, а теперь приходится звать ему на помощь менее удачливого соперника?.. Едва допустив эту мысль, Кроули был сожран ревностью заживо, изнутри. Его ревность не стала растягивать удовольствие и терзать его вымышленными подозрениями — она проглотила его целиком, как крокодил, даже перед глазами встало красное марево. — Ну? — грубо спросил Кроули и вдарил кулаком в потолок, давая сигнал кучеру, что можно ехать. — Я весь внимание. Азирафель смутился ещё сильнее, будто свернулся сам в себя, даже плечи поднял повыше. Кроули смотрел на него, за сомкнутыми губами проводя языком по зубам. У Азирафеля был новый одеколон, запах розовой воды слышался так отчётливо, будто Кроули прижимался носом к его надушенному кружевному воротнику. Ему шло. Сам выбрал или принял в подарок?.. — Граф устраивал спиритический сеанс в Версале для их величеств, — начал Азирафель. — Мария-Тереза оказалась крайне одарённым медиумом, граф попросил её оказать им честь и побыть связующим звеном с миром духов. — И что, её утащили призраки? — спросил Кроули, скорчив гримасу. — Ничего такого, — возразил Азирафель. — Она превосходно справилась со своей задачей. Их величества провели целый час, общаясь с Александром Македонским, Цезарем и Платоном. Потом дофина почувствовала себя нехорошо и удалилась к себе. Азирафель сделал многозначительную паузу и закончил: — С тех пор её никто не видел. — И даже Сен-Жермен не может её найти? Он же хвастается, что он маг. Мог бы поколдовать, — Кроули изобразил пару пассов руками. — Он не хвастается, он действительно маг, — со скрытым упрёком сказал Азирафель. — Но не из тех шарлатанов, что «ищут» человека по пуговице и пряди волос. — А почему ты ему помогаешь? — ревниво спросил Кроули. — Разве ваши не считают колдовство дьявольским искусством? Азирафель потупил глаза, сцепил пальцы и пошевелил ими, глядя в окно. — У него есть покровитель… — начал он, но прервался на тяжёлый вздох. — Это очень деликатная ситуация, — жалобно добавил он, глянув на Кроули. — Я рассказал бы тебе, если бы мог. Кроули молчал, барабаня пальцами по колену. Они встретились — и будто ничего не случилось, будто между ними не пробежало больше ста лет и они по-прежнему были друзьями. Хотя вряд ли Азирафель забыл Санто-Томе. Но если ему нужно прикрыть свой зад, он может довериться только демону. Кроули не знал, стоит ли этому радоваться. Азирафель обратился за помощью, но что это, в сущности, между ними меняло?.. И стоит ли об этом вообще говорить? Извиняться за гибель людей, за провал миссии Азирафеля? За свой гнев?.. Может быть. Потом, может быть. Не усложнять всё сейчас — объясниться потом, когда он найдёт эту пропавшую девочку и вернёт её ко двору. Азирафель будет благодарен за помощь, тогда и можно будет поговорить. К тому времени Кроули надеялся подобрать нужные слова для раскаяния. Их временный союз ничего не менял. Там, в прошлом, на улицах остались лежать тела, и это невозможно исправить. И простить — невозможно. Но если сейчас он нужен Азирафелю, он будет рядом с ним. Граф Сен-Жермен оказался невысоким, очень приятным мужчиной с манерами одновременно простыми и крайне учтивыми. Одевался он скромно, но на пальцах и табакерке носил превосходные алмазы. Кроули разглядывал его с откровенным интересом и враждебностью — человек, который сумел завоевать расположение Азирафеля, просто обязан был представлять из себя нечто необыкновенное. — Мой дорогой граф!.. Кроули сузил глаза, глядя, как Азирафель пожимает ему обе руки. Эти двое явно были близко знакомы — гораздо ближе, чем он мог спокойно вынести. Хотя граф не проявил к Азирафелю никакой особенной нежности, Кроули от этого легче не стало. — Позвольте представить вам моего друга. Месье Кроули необычайно сведущ в оккультных науках. — Да, я вижу, — со спокойной улыбкой сказал тот и протянул Кроули руку, унизанную кольцами. — Наслышан о вас и польщён знакомством. Кроули, пренебрежительно фыркнув (и что там Азирафель уже успел рассказать, что он «наслышан»?), небрежно дёрнул за протянутые пальцы и отвернулся, рассматривая кабинет графа. Шарлатан он был или нет, но его версальская лаборатория выглядела внушительно — на столах громоздились перегонные аппараты, тигли, жаровни, в пузатой реторте что-то искрилось и булькало, из змеевика в подставленный стакан по каплям сочилась жидкость. — Проводите алхимические опыты? — спросил Кроули, щёлкнув ногтем по тонкому стеклу. — Разрабатываю технологию получения красителей для тканей, — пояснил граф. — Я бы с удовольствием устроил для вас экскурсию, но, боюсь, это отнимет у нас драгоценное время. — Да, у вас же там кто-то пропал, — небрежно сказал Кроули, слоняясь вдоль столов и пригибаясь, чтобы рассмотреть своё искажённое отражение в стенках круглой бутыли. — Дофина Франции, — подтвердил тот. Кроули выглянул из-за перегонного куба, чтобы глянуть на графа. Тот почему-то не выглядел сильно обеспокоенным или напуганным. Хотя любому на его месте пора было бегать кругами и рвать на себе волосы. Граф же лучился благожелательной, почти снисходительной улыбкой безмятежного человека. Азирафель смотрел на него с таким восхищением, что Кроули едва не пожелал им обоим провалиться на месте. — И давно её никто не видел? — С утра, — вставил Азирафель, явно стараясь тоже быть полезным. Кроули строго посмотрел на него, намекая, что если к нему обратились за помощью, то он тут главный, а если это кого-то не устраивает, то он может преспокойно вернуться в бордель и оставить ангела самостоятельно разбираться со своими проблемами. Азирафель виновато прикусил губу. — Король знает? — спросил Кроули. — Если до рассвета дофина не будет найдена, ему придётся всё рассказать, — ответил Сен-Жермен. — А сейчас почему нельзя? — Мы не хотим раньше времени поднимать панику, — торопливо ответил Азирафель. — Это может всё усложнить. Он поднял брови, явно умоляя Кроули самому догадаться об истинной причине. Причина, разумеется, была в том, что в случае огласки Азирафель будет обязан включить это в свой отчёт наверх, а там его за дружбу с Сен-Жерменом, как он сказал, по голове не погладят. «А за дружбу со мной вообще могут свергнуть с небес», — со злой досадой подумал Кроули. — Когда её видели последний раз? — Около полудня, после сеанса, — ответил Сен-Жермен. — Вы проводили его не в полночь? — насмешливо переспросил Кроули. Сан-Жермен ответил улыбкой. — Для духов нет разницы между ночью и днём, — сказал он. — Я не приверженец дешёвой театральности, мсье Кроули. Всё, что я делаю, я могу делать при свете дня. Кроули скривил гримасу. — Прошло всего несколько часов — с чего вы вообще взяли, что она пропала? Может, она спит? Навещает подругу, гуляет в парке? Сен-Жермен переглянулся с Азирафелем. — Видите ли, месье Кроули, — начал он таким тоном, будто пояснял ребёнку очевидный факт, что нельзя хвататься за раскалённый утюг голыми руками, — я тоже немного знаком с оккультными науками. Марии-Терезы нет в Версале. Биение её души настолько слабо, что она либо при смерти — либо находится за тысячи миль отсюда, что, разумеется, невозможно. Я опасаюсь, что она в огромной опасности, и если бы вы немедленно приступили к поискам — вы бы оказали мне огромную услугу, не говоря уже о спасении невинной души. — Вы хотите сказать, что мне следует пошевеливаться, господин знаток оккультных наук? — презрительно спросил Кроули. — Если вы в них так искусны, моя помощь вам не нужна. — Кроули!.. — умоляюще воскликнул Азирафель. — Нет, мой дорогой друг, он прав, — Сен-Жермен придержал Азирафеля за локоть. — Я изучаю магию и алхимию всего триста лет, и мои познания скромны. Я смиренно прошу вашего снисхождения, — он коротко поклонился. Впрочем, смиренным он не выглядел ни на грош. — Триста лет? — хмыкнул Кроули. Его забавляло это желание напустить значительной таинственности. — Ну, да. Вам триста лет, а я — демон из Преисподней. — Я знаю, — спокойно сказал Сен-Жермен. Кроули высоко поднял брови. Глянул на Азирафеля — тот за спиной графа активно кивал, то ли подтверждая его слова, то ли призывая просто согласиться и взяться уже за дело. Кроули, качнув головой, подозвал Азирафеля к себе. — Это что ещё такое? — возмущённо спросил он. — Я что, должен ему подыгрывать? — Он говорит чистую правду, — полушёпотом сказал Азирафель. — Я лично знаком с ним уже сто пятьдесят лет, и за это время он совершенно не изменился. Я упоминал, что у него есть покровитель? — Выкладывай всё, — велел Кроули. Азирафель нервно сцепил пальцы. — Я не должен тебе этого говорить. — А я не должен тебе помогать, но я же здесь! — Его опекает один из наших, — признался ангел. — Неофициально. — Неофициально? То есть, тайком? — Не вполне тайком, секрета он из этого не делает. — Ангел, — угрожающе сказал Кроули. — Хочешь, чтобы я ушёл? На лице Азирафеля отразилась мука, он издал тихий стон. — Иисус, — шёпотом сказал он. — Кто?! — громко изумился Кроули. — Ты слышал. — Он же от вас ушёл!.. Азирафель утвердительно угукнул, глядя в сторону. — И что — вернулся?.. Азирафель помотал головой. — Так он шляется средь людей и учит их творить чудеса?.. — Только некоторых, — тихо сказал Азирафель. — Можешь себе представить, как это злит Гавриила. Он ничего не может предпринять против Иисуса, но за графом пристально наблюдают. Им нужен только повод применить к нему самое строгое возмездие. У нас не очень поощряют людей, которые стремятся открыть тайны вселенной. Магия, колдовство — наверху считают, что людям лучше держаться от этого подальше. — Иначе люди станут равны ангелам и дадут вам под зад? Азирафель насупился. — Зачем тебе я — у вас есть целый сын Божий! — Мы не можем его позвать, — объяснил Азирафель. — Никто не знает, где он. Он появляется, только когда сам этого хочет. — Чем это он так занят? Азирафель пожал плечами. — Раздаёт хлеб нищим и утешает плачущих, я полагаю. Он всегда где-то среди тех, до кого никому нет дела — с бродягами, сиротами, калеками, нищими. Азирафель вздохнул. Кроули тоже замолчал. Они встречались всего лишь раз, но он до сих пор помнил ту встречу. Сын плотника из Галилеи всё же увидел мир и все царства земные. И почему-то вместо всех его благ и красот он выбрал скитания среди горя, болезней и отчаяния. Наверное, потому, что именно там в нём сильнее всего нуждались?.. Кроули чувствовал странную досаду от мысли, что Иисус отверг тот мир, который Кроули ему показал. Но эта досада, как невесомая вуаль, прятала под собой что-то иное. Надежду?.. Если сын Божий выбрал жизнь среди людей самых обездоленных, грязных, потерянных — может, однажды у него дойдут руки и до существ пострашнее?.. — Кроули, я прошу. Моя Жозефина Папильон в затруднительном положении, — доверительным и настойчивым шёпотом сказал Азирафель. — Твоя — кто?.. — переспросил Кроули. Азирафель выразительно двинул бровями. — Не вынуждай меня говорить это вслух!.. Я же ангел. — Вслух?.. А что такого? Что ещё за Жо… Кроули замолк на мгновение — и расхохотался ему в лицо. Схватился за стол, согнулся от хохота пополам, задыхаясь. — Я и не знал, что у неё есть имя!.. — простонал он. — Ну прости, ангел!.. Мы не были друг другу представлены!.. Азирафель смущённо и сердито смотрел в ответ. Кроули хохотал, не в силах разогнуться, тихонько всхлипывал. — Не вижу ничего смешного, — обиженно сказал Азирафель, вызвав у Кроули новый взрыв хохота. — Жозефина Папильон!.. — повторил Кроули, утирая слёзы, и его снова скрутило. Пришлось покрепче ухватиться за стол, чтобы не обвалиться на пол. Азирафель с недовольным видом пережидал новый приступ, но это абсолютно не способствовало тому, чтобы Кроули успокоился. — А ручку… ручку этой даме куда целовать?.. — простонал Кроули. — Прекрати немедленно, — сквозь зубы потребовал Азирафель. — Ты ведёшь себя хуже мальчишки. — О, да, да, прости, — Кроули попытался взять себя в руки, выпрямился, придал себе серьёзный вид. — Вы же потеряли дофину. Если ты ещё и Жозефину потеряешь… — Кроули прыснул, но нашёл в себе силы закончить, — обещай, что только мне доверишь её поиски. Клянусь, что приложу все усилия к её спасению! — Начни прилагать их прямо сейчас, пожалуйста, — сердито попросил Азирафель. Кроули протёр лицо ладонями, стряхнул с пальцев смех, выдохнул. — Хорошо. Значит, во дворце её нет. Марии-Терезы, — с ухмылкой поправился он. — Мадемуазель Жозефина, я полагаю, пока ещё с нами. — Я не утверждал, что во дворце её нет, — вставил Сен-Жермен, на которого смеховая истерика Кроули не произвела совершенно никакого впечатления. — Мы не могли обыскать всю округу, но, соблюдая известную осторожность, расспросили фрейлин и служанок её высочества. Никто не видел её после того, как она ушла. — На сеансе не происходило ничего необычного? — спросил Кроули. — Ничего из ряда вон выходящего, — ответил Сан-Жермен. — Я бы даже назвал его вполне заурядным. Духи вели себя благосклонно, охотно отвечали на все вопросы. — У вас есть предположения, что случилось? — Мы слишком мало знаем, чтобы судить. Возможно, её исчезновение объясняется иными причинами, но, как я уже сказал, её жизнь висит на волоске, и нам нужно спешить. — Никто не видел, что она покидала Версаль? Она не брала ни лошадь, ни карету? — С тех пор, как она удалилась к себе, её не видела ни одна живая душа, — с уверенностью сказал Сен-Жермен. — Или же кто-то видел, но молчит, — пробормотал Кроули. Опытным оккультистом он не был, и ждать от него этого было всё равно что ждать от рыбы познаний в мореплавании. Но он полагал, что сумеет распознать вмешательство демонических или каких-нибудь ещё посторонних сил. И начать поиски следовало с ближайшего окружения Марии-Терезы. Сен-Жермен, конечно, заверил его, что они с Азирафелем уже переговорили с фрейлинами и не обнаружили ничего заслуживающего внимания, но Кроули не без оснований полагал себя более опытным в вопросах выведывания информации, чем эти двое. Читать людские мысли он, разумеется, не умел, но ему были открыты тёмные тайны их душ — страх, стыд, чувство вины. Он умел вызывать их, умел подпитывать, а при необходимости мог просто заставить во всём признаться, если ему было недосуг играть в игры с человеческими чувствами. У Азирафеля были свои способы выведывания правды — он мог умело вызывать раскаяние и желание снять груз с души, покаявшись во всех грехах. Но если ему лгали, он мог повестись, как ребёнок. Здесь, в Версале, у каждого были секреты, запах порока был таким стойким, что трудно было разобрать что-то определённое. Слегка попахивало мёртвыми душами, но после спиритического сеанса это было неудивительно. — Отведите меня туда, где проходил сеанс, — велел Кроули. — Посмотрим, что вы упустили. — Мы ничего не… — начал Азирафель, но Кроули предупреждающе поднял палец, напоминая, что он здесь главный. — Это можно устроить, — согласился Сен-Жермен, никак не комментируя предположение о своей некомпетентности. То ли он был настолько вежлив, то ли согласен — было не разобрать, но Кроули это его спокойствие просто выводило из себя. — Мы пройдём потайным коридором, так будет быстрее. Подойдя к стене, граф раскрыл неприметную дверь, которая полностью сливалась с обивкой, жестом пригласил Кроули идти первым. Кроули обернулся к Азирафелю. — Мадемуазель Жозефина составит мне компанию? — поинтересовался он. — Ты теперь до скончания веков будешь потешаться? — недовольно спросил Азирафель. — Бога ради, Кроули, ты слишком давно не был в приличном обществе. Все так говорят, когда необходимо затронуть деликатную тему! — Вини не меня, а свою любовь к дурацким словечкам, ангел. Так ты идёшь? — Я буду там бесполезен, — виновато признался тот. — Будет лучше, если я отвлеку внимание короля, займу его хотя бы игрой в карты, чтобы дать вам время. Если он пошлёт за дофиной, а её не смогут найти — мы не сумеем это скрыть. — Это весьма предусмотрительно, — сказал Сен-Жермен. Он ждал у раскрытой двери, терпеливый, как мраморная кариатида, с вежливой улыбкой, под которой можно было угадывать хоть бешенство, хоть равнодушие. Чем дольше Кроули находился в его обществе, тем сильнее ему хотелось устроить графу какую-нибудь пакость. — У вас найдётся чем промочить горло? — Кроули оглядел бутыли и реторты. — Что-нибудь, чем не красят ткань. — Простите, мой дорогой друг, я не держу вина, — благожелательно сообщил граф. — Я не пью. Кроули закатил глаза. Высокомерный, хвастливый, лицемерный, да ещё и трезвенник! И как такой человек вообще мог понравиться Азирафелю? — Почему? — спросил он, кивнув ангелу на прощание. — Принципы не позволяют? Сен-Жермен вошёл в коридор вслед за ним и притворил дверь. — Вперёд и налево, — сказал он. — Нет, дело не в принципах. Я не употребляю еды и питья по другим причинам. Здесь направо. Видите ли, чтобы человеческая оболочка могла поддерживать высокую связь с другими мирами — или, если угодно, с другими слоями реальности — она должна придерживаться строжайшего режима чистоты. — И целомудрия, — саркастично добавил Кроули. — Разумеется, — серьёзно ответил граф, и у Кроули дёрнулись пальцы — он едва удержался, чтобы не развернуться и не вцепиться своему спутнику в горло. — Вы, мой друг, как существо, не принадлежащее этому миру, можете пренебрегать этими правилами, но поскольку я человек, мне приходится себя ограничивать, иначе моё тело окажется неспособным чувствовать тонкие эфирные вибрации. Еда, вино и плотские удовольствия заглушают их. Заниматься алхимией после стакана вина — всё равно что ковать меч сквозь подушку… Прямо, прошу вас. — Чем же вы питаетесь — эфиром? — насмешливо спросил Кроули. — Я пью воду, — сказал тот. — И при мне всегда эликсир, который поддерживает мою материальную оболочку. Он изготовлен на основе философского камня, и я принимаю его уже сто семьдесят лет. Увы, человеческое тело — крайне хрупкий, грубый, но совершенно необходимый сосуд для души, и с этим приходится считаться. — И кто же вас всему этому научил, — равнодушно бросил Кроули. — О, я общался с великими магами древности, — охотно ответил Сен-Жермен. То ли этот эликсир не позволял ему распознавать сарказм, то ли граф намеренно игнорировал интонации Кроули. И то и другое бесило одновременно сильно. — Я изучал искусство магии в Египте, Персии и Китае. — Ага, — сказал Кроули. Они шли по узкому коридору, погружённому в полумрак, с изнанки роскошных залов. Редкие лампы освещали тёмные стены, с потолка кое-где свешивалась паутина и невесомыми нитями ложилась на лицо. За тонкими стенами слышались голоса, смех — они шли мимо них, огибая залы и чужие покои. — Помните легенду о Персефоне? — спросил Сен-Жермен. — Она была вынуждена остаться в царстве Аида, потому что вкусила из его рук гранатовых зёрен. А Адам и Ева?.. Их изгнали из Эдема из-за яблока. — Не из-за яблока, — раздражённо поправил Кроули. — Яблоко было лишь поводом. — Вовсе нет, — снисходительно возразил Сен-Жермен. — Суть этого яблока была в том, что оно принадлежало другому миру. Оно не было Эдемским — оно было земным, именно поэтому оно было запретно. Вкусив его, первые люди познали земную жизнь и уже не могли оставаться в своём прежнем невинном мире. — Всё это аллегории, — перебил его Кроули. — Они съели яблоко — и их изгнали, никакого другого смысла тут нет. — Вы мыслите крайне прямолинейно, мой друг. Это история не о буквальном, физическом яблоке, сорванном с ветки. Она куда глубже. — Иногда яблоко — это просто яблоко, — огрызнулся Кроули. — Оно даже на вкус было самое обыкновенное. Сен-Жермен тихо хмыкнул у него за спиной. — Налево, пожалуйста. Кроули свернул в ответвление и остановился. Здесь дурно пахло. Как будто дохлой крысой, только намного сильнее. Кроули повёл носом, отыскивая источник смрада. — Вы это чувствуете? Сен-Жермен, поднял голову, принюхался. — Да, — сказал он. — Тянет смертью. Кроули глянул вдоль коридора вперёд и назад, прислушался. Толкнул одну из ближайших дверей. Едва поддавшись, та врезалась во что-то постороннее, открыв лишь узкую щель. Оттуда определённо пахло разложением, и сильно. Кроули навалился плечом, и дверь поддалась, сдвинув то, что её блокировало. За ней оказалась комната — гостиная чьих-то покоев. На полу лежали тела — и, судя по запаху, лежали здесь уже несколько дней. Семь человек в неестественных позах. Пять придворных, судя по камзолам и платьям, служанка и стражник. Кто-то был застигнут на пути к двери и растянулся, простирая к ней руки. Две дамы лежали в креслах, мужчина в форме гвардейца возле окна сжимал в кулаке край шторы, будто пытался отдёрнуть её и распахнуть окно, когда силы оставили его. Сен-Жермен зашёл следом, прижимая к носу надушенный платок — по мнению Кроули, мера совершенно излишняя, запах стоял такой, что от него не помогло бы даже искупаться в ванне одеколона. — Любопытно, — сказал Кроули, разглядывая мертвецов. — Но не думаю, что это связано с нашим делом — они здесь уже давно, а дофина пропала лишь утром. Странно, что их никто не хватился — хотя, в Версале столько людей, что можно и потеряться. — Но этого не может быть! — воскликнул Сен-Жермен. Кроули развернулся к нему. Граф, склонившись над одним из тел, забыв про платок, пристально разглядывал лицо. — Этого не может быть, — уверенно повторил он. — Я знаю этого человека, мы виделись с ним сегодня утром! А это мадам де Шермонн, она была на моём сеансе вместе с дофиной. Мадемуазель де Суайез вчера играла в карты с королевой… Сен-Жермен поднял на Кроули непонимающий взгляд. — Да? — с возросшим интересом переспросил тот. — И как же вы это объясните? — Не имею ни малейшего представления, — признался тот. — Что это — заговор? — Сен-Жермен впервые нахмурился. — Против короля?.. Но я бы знал, если бы его величеству что-то угрожало. — Заговор против королевы? — предположил Кроули. — Против наследника? Дофины? — Мы не можем быть уверены, что это связано с исчезновением Марии-Терезы, — сказал граф. Он склонился над одним из тел, повернул к себе его голову. — И не можем быть уверены, что не связано… Нужно определить причину смерти, — пробормотал он себе под нос. — Но в моей лаборатории бывает много гостей, придётся оставить их здесь и работать с тем, что есть. — Кажется, пора оповестить короля, — сказал Кроули. — Мы не знаем, что происходит, — Сен-Жермен поднял голову. — И если это заговор — не знаем, кому можем доверять. Его величество сейчас под надёжной защитой, так что я прошу вас пока сохранять всё в тайне. Кроули хмыкнул. Азирафель, конечно, всегда хорошо справлялся с ролью ангела-хранителя — если ему никто не мешал — так что, вероятно, можно было доверить ему жизнь королевской семьи. — Мне придётся работать здесь, — сказал Сен-Жермен, поднявшись. Он снял камзол, начал засучивать рукава. — Я постараюсь установить, что послужило причиной их смерти. Вероятнее всего — яд. — С чего вы взяли? — поинтересовался Кроули. — Нет крови, — коротко отозвался тот. Кроули пожал плечами — это было похоже на правду. Он стоял посреди комнаты, смотрел на людей. Он их не знал, и всё равно его что-то царапало. Он ведь решил быть демоном и ни о чём больше не сожалеть — почему же у него перед глазами против воли вставал пожар в Санто-Томе? Люди смертны, так было задумано. Они всегда умирают. Иногда глупо, трагично, случайно. Иногда — по его вине. И он не должен был к ним привязываться… Но почему-то у него никак не получалось стать правильным демоном — таким, как другие. Он встряхнул головой, отправился осматривать комнаты. Их было всего две — гостиная и скромная спальня, они явно принадлежали не самой знатной особе. Кроули поворошил кровать, заглянул в ящики комода, шкатулки. Ценности были на месте, с одежды не срезали ни кружева, ни жемчуг, ни богатую отделку, будто дело было не в грабеже. На столике в гостиной стояли закуски, но к ним едва притронулись. Там же были бокалы с остатками вина, открытая бутылка. Дверь в коридор оказалась незаперта, ключ от неё валялся на полу рядом с телом. Кроули гадал, что заставило этих людей собраться вместе. Служанка, две придворные дамы, один стражник, трое прилично одетых мужчин — что свело их вместе? Чем они занимались, о чём говорили? Если кто-то пытался покинуть комнату, почему не успел? Неужели яд действовал так быстро? Как быть с тем, что Сен-Жермен уверял, что ещё вчера и сегодня утром эти люди были живы, если по всем признакам выходило, что они давно мертвы? Всё это никак не складывалось. Казалось, эти люди, кем бы они ни были, оказались здесь случайно. И чьи это были комнаты? — Или яд — или колдовство, — задумчиво заметил Кроули, сделав круг по комнатам и вернувшись в гостиную. Он прислушался — ему показалось, он что-то почувствовал, будто холодная мрачная тень скользнула где-то в пространстве и растаяла без следа. Сен-Жермен, с карманной лупой изучавший ногти одной из женщин, поднял голову. — Но если яд — где он был? — спросил он в пространство. — В еде или питье? Или в воздухе? — Могу проверить, — предложил Кроули. Он сунул мизинец в горлышко бутылки, принюхался к нему, лизнул след от вина. Нет, ядом даже не пахло. Не было его ни в кремовых пирожных, ни в засахаренных фруктах. Это была загадка — пропавшая дофина, несколько мёртвых тел в незапертой комнате… Их мог найти кто угодно, в любую минуту — почему никто не нашёл? — Боюсь, у меня плохие новости, — сказал Сен-Жермен, поднимаясь на ноги. — Я не смогу определить яд без вскрытия. Кроули пошарил глазами по комнате. — Здесь есть стол. Сен-Жермен скептически посмотрел на него. — Исключено. У меня даже нет с собой инструментов. — Тогда найдите мешок побольше, чтобы перетащить их куда-нибудь, — Кроули кивнул на тела. — Я найду Азирафеля, ему стоит об этом знать. И ему это не понравится. — Храни нас, святые небеса, — задумчиво сказал Сен-Жермен ему вслед. Кроули быстро миновал несколько коридоров и залов. Он не первый раз посещал Версаль, так что дорогу знал. Но ангел нашёлся куда раньше, чем Кроули добрался до королевского крыла: в одном из салонов была суета и взволнованные голоса, кто-то звал врача. На кушетке, уронив голову на локоть, лежала молодая девушка в истрёпанном шёлковом платье. К подолу пристали сухие листья, волосы были в полном беспорядке, она слабо дышала. Рядом с ней обнаружился Азирафель, который пытался привести её в чувство нюхательной солью. Кроули поморщился — даже издалека этот запах для его чувствительных ноздрей был омерзителен — куда хуже, чем запах смерти. — Ангел, — вполголоса позвал Кроули, подобравшись поближе и встав у него за спиной. — Ты разве не должен быть с королём? — Расступитесь, господа, прошу вас! — приказал громкий женский голос. — Её высочеству нужен воздух! Откройте окно! — О, так ты нашёл её?.. Дофина пошевелилась со слабым стоном, приподняла голову — и вздрогнула, шарахнувшись от толпы. От полной апатии и усталости она мгновенно перешла в состояние нервной лихорадки. Шарила безумным взглядом по лицам, будто пыталась узнать их, озиралась, прижав руки к груди. — Помоги мне увести её, — шёпотом попросил Азирафель. — Она не в себе. — Что случилось? — на всякий случай спросил Кроули. — У неё нервный припадок, — отозвался ангел, помогая девушке встать на ноги. — Её нашли в лесу, на дороге в Сен-Клу. Мария-Тереза, поддерживаемая его рукой, поднялась на ноги, сделала несколько неверных шагов. Кроули подставил ей локоть, и она машинально ухватилась за него. Фрейлины потянулись за ними. — Значит, у тебя хорошие новости, — сказал Кроули. — Если можно назвать хорошей новостью то, что дофина, возможно, сошла с ума — пожалуй. — Она жива, и это главное, а спятить может кто угодно и по любой причине, — сказал Кроули. — У меня тоже есть новости, но они тебя не обрадуют. Он понизил голос, хотя окружающие их люди в любом случае не смогли бы разобрать ни слова из того, о чём они говорили — они видели лишь двух мужчин, которые помогали дофине дойти до её покоев, но их речь, достигнув одного уха, мгновенно вылетала из другого, оставляя после себя смутное ощущение, какое бывает, когда пытаешься что-то вспомнить — но даже не уверен, а было ли что забывать, чтобы потом вспомнить. — Мы с графом нашли несколько трупов в крыле апартаментов. Граф утверждает, что эти люди ещё вчера были живы — а я уверен, что они мертвы уже несколько дней. — Это плохо, — пробормотал Азирафель. — Он пока не может сказать, что их убило — отрава, болезнь или какое-нибудь колдовство. Всё это может быть связано — сеанс, пропажа дофины, эти странные смерти. — О, Боже, — взволнованно сказал Азирафель. — Мне тоже это не нравится, — сказал Кроули, шаря глазами по сторонам, будто ждал, что люди вокруг сейчас начнут падать замертво. — Ты не понимаешь — завтра король устраивает бал в честь свадьбы дофина, — сказал Азирафель. — А здесь убийства?.. Или загадочная болезнь? Спятившая принцесса?.. Это скандал! Стража возле комнат дофины не моргнула и глазом, когда ангел и демон ввели Марию-Терезу в её покои. Фрейлины кинулись задёргивать шторы, готовить постель и раздевать девушку, чтобы уложить в кровать. Кроули равнодушно повернулся к ним спиной, отошёл вместе с Азирафелем к окну. — Её нашли на дороге в Сен-Клу, да? Так она просто отправилась на прогулку, чтобы развеяться — и там потеряла рассудок? — спросил Кроули. — Я бы не сказал, что она его потеряла, — ответил ангел, тревожно переплетая и расплетая пальцы. — Но с ней точно что-то не так. — А я бы посмотрел на безумную королеву на троне Франции, — невинно сказал Кроули и стащил виноградинку с блюда на буфете. — О, Боже, — снова вздохнул Азирафель. — Собираешься что-то предпринять? — спросил Кроули. — Девица нашлась, про Сен-Жермена никто не узнает — теперь всё в порядке? — Как всё может быть в порядке, если здесь Бог знает что происходит? — тихо воскликнул Азирафель. — Здесь, в Версале!.. Когда ради этой свадьбы собрался весь цвет Франции!.. Они тоже могут погибнуть! — Как будто лучше, когда погибают простые люди, — заметил Кроули. Азирафель вдруг смутился, потупился, затеребил цепочку на камзоле. — Ты прав, — тихо сказал он, — это ничем не лучше. Кроули замолчал, глядя в окно. Азирафель стоял рядом. Молчание между ними становилось неловким. Кроули не знал, что ему делать дальше. Уйти? Если его роль выполнена — хотя, он не так уж и поспособствовал в поисках, дофина нашлась совершенно без его содействия. У Кроули возникло странное ощущение, что её пропажа, как и её обнаружение, на самом деле совершенно не требовали его вмешательства. Девушка просто перепугалась после общения с духами — у медиумов такое бывает, особенно если они неопытны и чувствительны. Кроули покосился на Азирафеля. Тот стоял, смотрел в окно, будто высматривал там кого-то среди людей, прогуливающихся в садах. Его глаза бегали. — Ангел, — начал Кроули. — Да? — с совершенно рассеянным видом отозвался Азирафель. — Зачем ты позвал меня? Азирафель поджал губы, посмотрел в сторону. — Мне кажется, я всё тебе рассказал. — А мне кажется, что не всё, — сказал Кроули. — Ты… ты ошибаешься. — А ты врёшь. Азирафель вспыхнул. Нет, он так и не научился врать. — Нам лучше вернуться к Сен-Жермену, — сказал он. — Он должен осмотреть дофину. Она нездорова. — Кто ему даст — он не придворный врач, он красильщик, — напомнил Кроули. — Он маг! И мы должны попытаться!.. — Мы? — переспросил Кроули. Азирафель нервно выдохнул, бросил на него короткий взгляд. Испытующий, умоляющий. — Говоря «мы», ты подразумеваешь тебя и меня — или тебя и Сен-Жермена? — спросил Кроули. Не отвечая, Азирафель развернулся, почти побежал к выходу. Замедлил шаг только у постели — дофина лежала на подушках, бледная, будто бескровная, с побелевшими губами. Кроули потянулся за ним. Азирафель шёл быстро, Кроули пришлось ускорить шаг, чтобы не отставать от него в широких коридорах. — Ангел. — Кроули? — бросил тот на ходу, не оборачиваясь. — Ангел! Азирафель словно бежал от него — от него или от чего-то ещё, а Кроули просто не мог остановиться, хоть и понимал, как это глупо выглядит — следовал за ним, не зная, зачем это делает. Он говорил себе, что просто проводит ангела — и на этом они распрощаются снова. Это была нелепая встреча. — Вот что, ангел — если ты больше не нуждаешься в моих услугах… — начал Кроули, распахивая перед ним дверь покоев, где оставил графа, — то я… Его прервал шум возни и глухое рычание. Мгновенно отстранив ангела, Кроули первым просочился в дверь. И застал необыкновенную картину. Сен-Жермен привязывал к креслу труп мадам, обвив её гардинным шнуром — а та извивалась, бешено вращая глазами и скаля зубы, и сучила ногами, пытаясь вывернуться. — Какого… — начал Кроули, шагнув ближе. — Какого дья… Гос… Ангел?! — он потрясённо развернулся к Азирафелю, так и не определившись с тем, какую из высших сил призвать в свидетели, и уставился на него, будто Азирафель мог прояснить, что здесь происходит. — Вы очень вовремя, друзья мои, — с натугой сказал Сен-Жермен, затягивая узел за спинкой кресла. — Мне понадобится ваша помощь. — Так они живы? — изумился Азирафель. — О, нет, — заявил Сен-Жермен. — Они мертвы. Более чем мертвы. — Как-то не очень похоже, — сказал Кроули, с подозрением оглядывая остальных мертвецов. Те пока вели себя смирно и не подавали признаков жизни, но Кроули догадывался, что теперь ждать от них можно чего угодно. — Тела совершенно мертвы, — сказал Сен-Жермен, вынув из кармана маленький ножик и хладнокровно перепиливая ещё один шнур, свисающий со штор. — В них нет живой души. — Тогда какая же в них душа — мёртвая? — с сарказмом спросил Кроули. — Мёртвая! — воскликнул Азирафель. — Ну, конечно! Спиритический сеанс!.. Сен-Жермен замер со шнуром в руках, будто эта догадка его потрясла. — О, — с досадой сказал он. — Боюсь, вы правы, мой друг. Это всецело моя вина. — Поясните? — Кроули не удержался от злой ухмылки. — Её высочество неожиданно прервала сеанс, и я не завершил его должным образом. Обычно это безвредно, так как связь между мирами довольно слаба, но, к сожалению, моё мастерство в сочетании с талантом дофины открыло для духов широкую дорогу. И она осталась открытой без какого-либо присмотра. — Так закройте её, пока сюда весь загробный мир не слетелся! — потребовал Кроули. — Дофина нашлась — бегите к ней. Его оборвал новый стон, донёсшийся с пола — гвардеец, до этого лежавший бездыханным, открыл глаза и сел, вращая головой. Его движения были неловкими, рваными, будто он не вполне понимал, как владеть своим телом. Будто некто надел это тело, как костюм, не подходящий по размеру, и теперь пытался справиться с ним. — Боже милостивый, — негромко сказал Азирафель. — Как думаешь, сколько душ уже успело пройти по этой дороге? — вполголоса спросил Кроули. — У нас там, в Аду, знаешь, немало грешников… — Это катастрофа, — прошептал Азирафель. — Они вселяются в живые тела, убивают их — и оживляют снова!.. А завтра бал!.. Вы представляете, к чему всё это может привести?.. Кроули смотрел на него, высоко подняв брови, предлагая Азирафелю самому озвучить степень затруднительности положения его Жозефины Папильон. — Господа, не могли бы вы мне помочь? — прервал их Сен-Жермен, скручивая руки стражника. Тот вяло сопротивлялся, явно не осознавая, что происходит. Кроули присел на корточки рядом с ним, поймал за лицо, повернул к себе, разглядывая тусклые глаза. — Мёртвые души, да?.. — вполголоса проговорил он. — А всё-таки наши или ваши?.. — Разумеется, ваши, — мгновенно отозвался Азирафель. — Праведники не сбегают из Рая и не крадут чужие тела. Куда вероятнее, что грешники захотят сбежать от вас в тщетной надежде избежать посмертных мучений. Рядом с ними зашевелилось новое тело, и им пришлось оставить разговоры и присоединиться к Сен-Жермену, чтобы скрутить оживающих мертвецов. — Ты мог бы их изгнать, — предложил Кроули, когда все семеро, перевязанные верёвками, будто ярмарочные колбасы, лежали на полу в один ряд, извиваясь и клацая зубами. — Мог бы, — согласился Азирафель. — Но не могу. Я же говорил, это привлечёт ненужное внимание. В таких обстоятельствах это особенно… нежелательно. — Ну да, ну да, — вздохнул Кроули. — Так что будем делать? — Мне нужно увидеть дофину, — сказал Сен-Жермен. — Я должен вывести её из транса, иначе сквозь её высочество сюда хлынет весь Ад. — Погодите, — Кроули вдруг осенило. — Но души из Преисподней не могут просто так взять и уйти. Их сторожат. Если кто-то из них пропадёт — это заметят. — И отправят орду демонов их ловить? — с беспокойством спросил Азирафель. Кроули неопределённо повёл головой. — Ну, отправят орду, но у половины орды найдутся другие дела, половина от половины заблудится по дороге, половина от половины от половины отвлечётся и забудет, что им велели, в итоге сюда доберётся от силы два-три демона — и это не мои проблемы. — Не твои проблемы? — возмутился Азирафель. — Не наши, — поправился Кроули. — Не наши?.. — Мы договаривались, что я помогу найти дофину. Она нашлась — чего ты ещё хочешь, ангел? — Кроули, — взволнованно сказал Азирафель, — ты всё ещё нужен мне здесь. — Это я вижу, ангел, не сомневайся, — отозвался тот, постаравшись, чтобы эти слова не прозвучали слишком радостно. Его только что изобретённый метод набивания себе цены отлично работал. Азирафель и не мог, и не хотел его отпускать. Дофина не в себе, по Версалю бродят просочившиеся в дверь между мирами духи, за ними могут прийти демоны, и переловить их всех будет не самым простым делом, учитывая, что сбежавшие точно не хотели бы вернуться в Ад. — И какой у нас план? Будем ждать, пока за ними кто-нибудь явится? — Кроули кивнул на связанных мертвецов. — Ты предлагаешь мне просто подождать, пока сюда заявится толпа демонов? — возмущённо спросил Азирафель. — А есть другое решение? — риторически спросил Кроули. — Ты не можешь рисковать, изгоняя их — а я вообще не могу, демоны демонов не изгоняют. Они одновременно посмотрели на Сен-Жермена. — Я более сведущ в призыве духов, а не изгнании, — сказал тот в ответ на молчаливый вопрос дуэтом. — Нам лучше поторопиться, господа — я должен привести дофину в чувство, это важнее всего. Мы даже не знаем, сколько душ успело прийти сюда за то время, что она была без наблюдения. Азирафель с тревогой посмотрел на Кроули. — Хорошо, ладно, — с искусно разыгранным недовольным вздохом согласился тот. — Давайте заткнём дырку в плотине. А что делать с ними? — Кроули кивнул на оживших мертвецов, которые и не думали затихать. — Разберёмся с ними позднее, — решительно сказал Азирафель. — Нужно расставлять приоритеты. Сначала поможем дофине — а потом решим, как поступить с этими несчастными. В покоях дофины был полумрак. Дежурная фрейлина, повинуясь мановению Кроули, заснула, уронив на колени книгу. Азирафель с любопытством поднял маленький томик, перелистал. — И как вы намерены её заткнуть? — спросил Кроули у Сен-Жермена, который перебирал на буфетном столике бутылки вина. — Какой-нибудь мрачный ритуал? — О, всё довольно просто, — отозвался тот. — Я рассказывал вам о том, что еда и питьё укрепляют связь живой души с её земным пристанищем. Я думаю, пары глотков вина будет достаточно. — Что, так просто? — удивился Кроули. — Пара глотков вина? — Лишь дилетанты думают, что магия всегда требует ритуалов, свечей и заклинаний, — сказал Сен-Жермен. — Когда Иисус превращал воду в вино, он не устраивал из этого шоу. Помню, я как-то сказал ему… — начал он и остановился, будто скромность не позволяла ему хвастаться. Кроули переглянулся с Азирафелем, призывая его в свидетели этого хамства. Но Азирафель улыбался, глядя на графа, будто принимал это всё за чистую монету. Кроули выдохнул сквозь зубы, пробормотал проклятие. Вернувшись к постели дофины, Сен-Жермен приподнял её голову и поднёс бокал к её губам. Та попыталась отвернуться, но он удержал её, влил вино в рот, что-то шепнул. Она закашлялась, слабо застонала, вяло оттолкнула его руку. Сен-Жермен позволил ей улечься обратно. Собравшись у её кровати, они смотрели, как медленно выравнивается её поверхностное дыхание и розовеет лицо. Смертельная бледность отступала. Кроули стоял рядом с Азирафелем, делая вид, будто всё это его совершенно не волнует — особенно присутствие Азирафеля. На свободе оставались проскользнувшие в этот мир духи, бродили рядом, сеяли смерть — и что же они могли сделать со всем этим?.. — Домик садовника, — сказал Азирафель. — Ммм? — протянул Кроули. — Мы можем перенести их в домик садовника, там будет безопасно, — пояснил ангел. — И граф без помех сможет произвести все необходимые… манипуляции. Мы ведь всё ещё не знаем, что их убило. — Отличная мысль, — одобрил Сен-Жермен. — А потом? — спросил Кроули. — А потом мы появимся на балу, и каждый со своей стороны будет следить за порядком, — сказал Азирафель, качнувшись на каблуках. — Если орда демонов не явится за сбежавшими душами — будем считать, что всё обошлось. — А те семеро?.. — Позовём экзорциста. Кроули хмыкнул. Это звучало, как план. — А если всё-таки кто-то явится? — спросил он, прислушиваясь к тишине спальни. В ней что-то бродило — неуловимое, тёмное, но он никак не мог ухватить это ощущение и распознать его. — Я уже не смогу тебе помочь, ты же знаешь. — Знаю, — тихо сказал Азирафель. — Но это будет уже неважно, я буду вынужден им противостоять. — Ой, как мне всё это не нравится, — вздохнул Кроули. — Я не думал, что всё зайдёт так далеко, — извиняющимся тоном сказал Азирафель. — Я всего лишь хотел найти девушку. — Идёмте, друзья мои, — предложил Сен-Жермен. — Хотел бы я сказать, что одержимые не дойдут до лачуги садовника сами — но ужас нашего положения в том, что эти — дойдут. Бал проходил в Большой галерее — только это огромное пространство могло вместить всех гостей. В Версале собрался весь цвет общества — сотни кавалеров и дам щеголяли пышными платьями и бриллиантами, сияло всё, от канделябров до пряжек на туфлях. Кроули, в маске ворона, высматривал в толпе Азирафеля. Скользил взглядом по лицам, находил его, в белой полумаске совы, отпускал — и в сердце тянуло, будто кто-то перетягивал в нём струну, и она вот-вот готова была лопнуть. Кроули не понимал, как он мог отказаться от общества Азирафеля. Он не понимал, как прожил без него сто лет — он силился вспомнить, но не мог, они плыли перед глазами пустым туманом, будто их и не было, будто их стёрли из памяти, как рисунок на запотевшем стекле стирает рука служанки. Он ждал его появления — и боялся, сам не зная чего. Надо было повиниться перед Азирафелем за их прошлую встречу, надо было целовать ему руки и умолять не разрывать их дружбу. Они вели себя, будто ничего не случилось — но оно случилось, и оно всё ещё лежало между ними, как пропасть, утыканная ножами. Можно было, закрыв глаза, притвориться, что пропасти нет — но нельзя было сделать ни шага навстречу друг к другу. Кроули наткнулся взглядом на дофину. Она была в сопровождении мужа. Ещё слабая после перенесённых испытаний, она радушно улыбалась каждому, с кем ей доводилось переброситься парой слов. Последив за ней и быстро потеряв к ней интерес, Кроули, прислонившись к колонне, продолжил изучать лица гостей. Один человек в алом костюме привлёк его внимание. Он был высок и темноволос, левую половину его лица закрывала белая маска, будто он прятал под ней уродство. Он стоял возле музыкантов, не проявляя никакого интереса к танцам, и слушал. — Чтоб мне провалиться, — прошептал Кроули. Он знал эту маску. Он знал того, кто был сосредоточием всех болезней этого мира — от желудочной колики до родильной горячки. Если Чума решил посетить Версаль, события могли начать развиваться совершенно непредсказуемо. Четыре всадника Апокалипсиса жили среди людей, не подчиняясь никому — ни Раю, ни Аду. Они были сами по себе — третья сила, время от времени нарушавшая баланс противостояния добра и зла в неожиданную сторону. Кроули сталкивался с ними пару раз — и нередко приписывал себе их деяния. Всадникам всё равно не было дела до бумажной возни, так что все были в выигрыше. А значит, раз уж Азирафелю было так важно сохранить всё в тайне, вот на кого можно было свалить и исчезновение дофины, и появление мёртвых душ, и что угодно ещё. — Азирафель, — шепнул он, возникая у ангела за плечом. Тот выдохнул, глянул через плечо. — Кроули. — В Версале Чума. — Что? — Азирафель развернулся к нему всем телом. Кроули показал глазами на высокую фигуру в алом. — О, конечно! — Азирафель порывисто схватил Кроули за руку. — Вот и объяснение! Я всё думал — не может быть, чтобы люди, погибшие пару часов назад, выглядели так ужасно! Так это его рук дело! — И если он здесь, он не ограничится парой человек, он убьёт сотни. — Мы должны его остановить! — Мы не можем его остановить, — поправил Кроули. — Он будущий всадник Апокалипсиса, мы против него бессильны. — Ладно, — отозвался Азирафель, — если мы ничего не можем сделать с ним силой — мы могли бы уговорить его оставить Францию и перебраться в другое место. Какое-нибудь более пустынное. Малолюдное. В пустыню, скажем. — И что ему делать в пустыне? — спросил Кроули. — Насылать чесотку на ящериц? Азирафель выглядел совершенно потерянным. И было с чего — всё шло к тому, что, сколько ни изворачивайся, а придётся признаваться начальству во всём, что тут стряслось. Кроули медленно сделал круг мимо Азирафеля. — Вот теперь твоя Жозефина Папильон находится в действительно интересном положении, — сказал он. Азирафель с отчаянием посмотрел на него. — Мы могли бы его отвлечь? — предположил он. — Чем? Конфетами? — саркастично предположил Кроули. Азирафель ахнул, всплеснул руками. — Конечно!.. Да!.. — Конфетами? — недоверчиво переспросил Кроули. — Едой и питьём!.. Земной едой! Если она ослабляет сверхъестественную связь сущности с нематериальным миром, то от человеческой еды он должен ослабеть! — Нам придётся держать его в подвале связанным и откармливать тысячу лет, чтобы хоть немножко ослабить, — ответил Кроули. — Так себе план. — Сен-Жермен, — сказал Азирафель. Глаза у него зажглись. — Его эликсир из философского камня! Подмешаем его в вино — и это сработает! Кроули хмыкнул. — А он достаточно сильный? — А у нас есть другой выбор? — с отчаянным энтузиазмом спросил Азирафель. — И что будет с Чумой? Он умрёт? — Никто не умрёт, — уверенно заявил Азирафель. — Но определённо станет менее смертоносным. Я полагаю, никто не будет возражать, если болезни вроде чумы, холеры, оспы и прочих станут не опаснее насморка? Кроули в роли «никого» пожал плечами. — Он не из наших, так что мне всё равно. С меня не спросят. — С меня тоже, это благое дело, — нервно заявил Азирафель. — Я избавлю мир от болезней! — Сен-Жермен сейчас с нашими семью трупами? — уточнил Кроули. — А где ему ещё быть? Он ищет способ изгнать их из тела. Я побегу к нему — а ты пока займи Чуму разговором, чтобы он никуда не ушёл. — И о чём мне с ним говорить? — крикнул Кроули в спину Азирафеля. — Он любит музыку! — на ходу отозвался тот. — Музыку, — буркнул Кроули, глядя, как тот исчезает среди людей. — Клавесины. У меня от них вечно зудит в голове. Он поморщился и сунул мизинец в ухо. Чума обернулся, когда Кроули подошёл ближе, смерил его взглядом. — Развлекаешься? — Кроули кивнул на музыкантов. Тот молча отвернулся к оркестру. Потом вдруг спросил: — Ты помнишь музыку сфер? Голоса ангелов, поющих хоралы? Свет облаков? Кроули подманил к себе лакея, разносящего вино, взял бокал. Вопрос застал его врасплох. Он помнил многое о прошлой жизни, но вспоминать о ней не любил. — По мне, так эти хоровые упражнения были сплошной тягомотиной, — сказал он. — Я всегда старался улизнуть пораньше или прогулять — не моё это всё. — А я не помню, — сказал Чума. — Я помню воспоминание о своей памяти, но музыка ускользает. — Было бы что помнить, — искренне сказал Кроули. — Так умильно и сладкозвучно, что аж тошнит. По мне, человеческая музыка куда веселее. Чума медленно вздохнул. — Но если тебе интересно, — сказал Кроули, чтобы поддержать разговор, — я знаю пару мест, где неплохо играют. В основном в борделях. Зато очень душевно, тебе понравится. — Мне нравится здесь, — сдержанно сказал Чума. Кроули посмотрел на скрипки и поджал губы. Человеческая музыка была красивой — люди вообще многому научились за прошедшие столетия с тех пор, как один из них первым натянул на обруч шкуру козы и ударил по ней палкой. Просто Кроули не был любителем излишней усложнённости. — Ты знаешь, что гениальность — это род болезни? — спросил Чума. — Разве? — Крайняя глупость и крайняя одарённость одинаково далеко отклоняются от природы. — Только дураки рождаются чаще, — заметил Кроули. Чума посмотрел на него. Часть его лица, не скрытая маской, была смуглой. Другая часть — белой и гладкой, словно маска была сделана из тончайшего фарфора. — Дуракам проще реализоваться, — сказал Чума. — А гению нужна подходящая почва. Кому был нужен гениальный инженер или математик в Афинах времён Перикла, когда в почёте были политики, поэты и философы? — Архимеду это не помешало, — заметил Кроули. — Архимед был из Сиракуз, — коротко ответил Чума. — И это было другое время. — Хочешь сказать, вокруг нас полно скрытых гениев, которые не вовремя родились? — скептически спросил Кроули. — Нет, — ответил Чума. — Их не полно. Они рождаются редко. — Тебе-то откуда знать, откуда они берутся и в каком числе? — Я же сказал, — сдержанно ответил Чума. — Гениальность — это род болезни. Он покосился на Кроули и добавил: — Как и любовь. Кроули немедленно захотелось напоить его не просто живительным эликсиром, а ядом, да посильнее — цикутой, например, хотя подошёл бы и обыкновенный мышьяк. — А у людей любовь считается божественным даром, — возразил он и оглянулся, высматривая Азирафеля или Сен-Жермена. — Всё, существующее на земле — божественный дар, — ответил Чума. — И любовь, и сифилис. — Да ты романтик, — сказал Кроули и оглянулся ещё раз. — Что привело тебя в Версаль? — Хотел послушать Рамо. — Удалось? — Ещё нет. На следующей неделе он будет давать «Дардан» в новой редакции. Надеюсь увидеться с ним. — Ты же знаешь, как твоё присутствие сказывается на людях, — осторожно заметил Кроули. — Знаю, — коротко ответил Чума. — Собираешься устроить маленькую эпидемию, как в Марселе? Чума не ответил, только уклончиво повёл плечом, не говоря ни да, ни нет. — Не то чтобы я был против, — небрежно добавил Кроули. — Эпидемии отлично пополняют наши казематы. Не успел перед кончиной получить отпущение грехов — фьють! — добро пожаловать в Преисподнюю. Так что я-то не буду против, если ты здесь задержишься. Но не все расположены к тебе так, как я. — Время покажет, — отозвался Чума. — Не самый надёжный проводник, это время, — с сомнением сказал Кроули. — Никогда не знаешь наперёд, что там оно тебе покажет. По моему опыту, кукиш — самое безвредное, что от него можно ждать. Он переступил с ноги на ногу, крутнулся вокруг себя, делая вид, что разглядывает собравшееся общество. — Танцуешь? — снова спросил Кроули, чтобы не выпадать из разговора. — Нет, — ответил Чума и пояснил: — Это отвлекает от музыки. Маска Азирафеля наконец мелькнула в толпе, и Кроули торопливо отвернулся. Чума стоял, глядя на музыкантов, и не шевелился. Скучал он или наслаждался музыкой, по лицу было не понять. Азирафель появился рядом, кивнул, будто случайно встреченным старым знакомым. — Что-то затеваете, вы, двое? — спросил он, будто обращался к двум уличным мальчишкам, которых поймал за сговором у двери булочника. — Не будь наивным, ангел — кто же в таком признается, — отозвался Кроули. И ткнул Чуму локтем: — Только посмотри на него. Чума посмотрел. Он был высоким, заметно выше Кроули, так что взгляд сам собой получился сверху вниз. — Кроули, — примирительно сказал Азирафель. — Люди радуются чужому счастью, у людей праздник. Дай им насладиться этими короткими мгновениями. — Ну, если угостишь меня вином, — с намёком протянул Кроули, — я мог бы и воздержаться от пакостей. — Я не ангел на побегушках… — начал Азирафель, но Кроули остановил его предупреждающим «Э-э-э!» и пошевелил пальцами, намекая, что исключительно добрая воля удерживает его от какой-нибудь демонической выходки. — Хорошо, — Азирафель сделал вид, что соглашается лишь под давлением обстоятельств. — Пусть будет вино. В знак нашего маленького перемирия. Он отошёл к банкетным столам, пообещав вернуться через минуту. Кроули, провожая его взглядом, искренне надеялся, что эликсир Сен-Жермена окажется достаточно мощной субстанцией, чтобы повлиять на Чуму. — А как дела у твоих — у остальных? — спросил он, пока Азирафель проворачивал свой фокус с вином. — Война, Голод — работают, не покладая рук? Берут пример со Смерти? Этот трудоголик вообще никогда не отдыхает, и как только всё успевает, хотел бы я знать. Ну, а что слышно про Апокалипсис? Не так давно его поминали на каждом углу, в Преисподней все приготовились, ботинки начистили — но так и не грохнуло. Ты случайно не в курсе, когда намечается заварушка? Чума молчал, явно пережидая поток болтовни. — Мне это не открыто, — наконец сказал он. — Смерть как-то обмолвился, что нескоро, но у него свои отношения со временем. Его «нескоро» может наступить через три дня. — Или через три тысячи лет, — поддержал Кроули. — А вот и я, — объявил Азирафель, появляясь с тремя бокалами. Один протянул Чуме: — Присоединяйтесь. В следующий раз, я полагаю, мы соберёмся при печальных обстоятельствах. Стоит воспользоваться моментом. — За подходящие моменты, — с энтузиазмом предложил Кроули. Они со звоном сдвинули бокалы, Чума отпил с равнодушным видом. — Как тебе Париж? — спросил Кроули. — Изменился, — ответил Чума. — Задержишься здесь? — Возможно. Он явно не был расположен к светской болтовне — молча пил вино, не отрывая глаз от музыкантов, шевелил пальцами опущенной руки в такт. — Версальский парк очень живописен в это время года, — сказал Азирафель, явно пытаясь найти подходящую тему. — Если останешься, очень тебе его рекомендую — изумительная красота. — Сейчас февраль, — сквозь зубы напомнил Кроули. — Какая ещё красота? Сплошные голые ветки и грязь. — Подумай об этом как о предвестии весны, — с улыбкой предложил Азирафель. — Разве не удивительно наблюдать, как природа сменяет сезоны? То, что казалось сухим и мёртвым, оживает. — Кстати, — Кроули подхватил мастерски поданную тему, — о сухом и мертвом. Что это за новую заразу ты изобрёл? Я слышал, в Версале уже недосчитались нескольких человек. — Нескольких человек? — переспросил Чума. — Нет. Я так не работаю. — Как — нет? — переспросил Кроули. — Я слышал, там кто-то умер. Чума пожал плечами, допил вино прежде чем ответить: — Это какой-то демон. Мелочь. Не стоит моего внимания. — Какой демон? — удивлённо спросил Кроули. — Какой демон? — взволнованно повторил Азирафель. — Я же сказал — это не стоит моего внимания, — резко ответил Чума и сдвинул брови. На его лице вместо отстранённой погружённости в музыку впервые появились живые эмоции. Лицо на глазах оживало, превращаясь из застывшей маски во что-то куда более человеческое. Азирафель и Кроули переглянулись. — Я хотел бы жить в доме, где звучит музыка, — сказал вдруг Чума. Он нахмурился, потянулся было взять себя за переносицу, но наткнулся на полумаску и с удивлением посмотрел на свои пальцы. — Что за демон в Версале? — настойчиво спросил Кроули. — Мне это не интересно! — резко ответил Чума. — Меня это не касается! Отодвинув Кроули в сторону, он ушёл. Красный плащ летел за ним алым лоскутом. Он был немного похож на безумного кардинала в алой сутане, убегающего с праздника. Азирафель и Кроули переглянулись. — Ну, поздравляю — ты сломал Чуму, — слегка напряжённым голосом сказал Кроули. — Мы сломали, — тем же взволнованным тоном поправил Азирафель. — Думаешь, он не врал? Он никого не трогал?.. — Значит, демон ещё в Версале? — Где Сен-Жермен? — Я оставил его… Громкий вопль ужаса не дал ему договорить. В дальнем конце зала смялись ряды танцующих, шум быстро нарастал, его подхлёстывали крики и пронзительные возгласы. Толпа взволновалась, крики стали паническими, люди отхлынули, открывая пустое пространство. Когда они расступились, Кроули увидел причину их ужаса. Люди, которых они оставили в доме садовника, явились на бал и сейчас разбредались во все стороны, протягивая руки и скаля зловонные рты. У кого-то на запястье ещё болтался обрывок верёвки, кто-то был в изодранной одежде, будто на пути ко дворцу ему пришлось продираться через колючий кустарник. Они двигались медленно, но вносили невероятную сумятицу — дамы падали в обморок, мужчины бледнели и отступали. Какой-то храбрец выхватил шпагу и попытался проткнуть одного из оживших, но клинок, пройдя сквозь тело, не остановил мертвеца — тот продолжил идти вперёд с глухим ворчанием, его скрюченные пальцы подрагивали, в блёклых глазах стоял туман. — Они выбрались. Это очень нехорошо, — напряжённо сказал Азирафель. — Хуже некуда, — подтвердил Кроули. Люди хлынули к дверям, там образовалась толкучка, самые сообразительные уже кинулись к окнам вместо того, чтобы пробиваться наружу обычным путём. — Их же было семеро, — сказал Азирафель, считая по головам оживших мертвецов. — Мы нашли семь человек. А здесь их… пятнадцать? И где Сен-Жермен? — Надеюсь, что не среди них, — мрачно сказал Кроули. Толпа, сгрудившаяся у дверей в поисках спасения, вдруг распалась, прямо из центра поднялся ещё один изломанный человек. — Что бы это ни было, оно быстро распространяется. Что будет с королём, если это затронет его? Или дофина? — взволнованно спросил Азирафель. — Кроули!.. У меня связаны руки! Кроули, усмехнувшись, склонился к нему. — Меня тебе мало — хочешь, чтобы я поймал тебе ещё одного демона? — А ты можешь?! — Два года в Швейцарии многому меня научили. — Тогда действуй! — Азирафель, храбрясь, улыбнулся в ответ. Ему оставалось только молиться, чтобы все эти события не были замечены наверху — точнее, именно молиться ему как раз и не следовало. Кроули не часто случалось разворачиваться в полную силу — он предпочитал действовать незаметно, оставаясь за сценой, направляя и подталкивая людей в нужную ему сторону. Но сейчас был совсем другой случай, и меры были нужны крайние. Благодаря суматохе в зале образовалось достаточно пустого пространства — а в канделябрах хватало свечей, чтобы выполнить пентаграмму. Велев Азирафелю расставить их вокруг себя, Кроули взмахом руки начертил круг призыва прямо на паркете, и тот вспыхнул огненными линиями, сложившись в неправильную звезду. Ожившие мертвецы отшатнулись от огня, наткнулись друг на друга. Кроули воздел руку к потолку, вкладывая всю свою силу в призыв — и его зов был услышан. Маленький уродливый демон соткался из воздуха, рухнул к его ногам. Вскочил, попытался улепетнуть — но Кроули ловко схватил его за шиворот и вздёрнул повыше. Демон болтался в его руке, пытаясь вывернуться, но Кроули держал крепко. — Ты ещё кто такой? — спросил он, разглядывая маленькое отродье. — Ай! Никто, никто! — тот дрыгал ногами, пытался укусить за запястье. — Сейчас вернусь, — Кроули кивнул Азирафелю и буквально провалился сквозь землю, оставив после себя только выжженную чёрным уродливую пентаграмму на паркете и пятно обуглившегося дерева в самом центре. Кроули, провалившись в Ад, избрал самую короткую дорогу, чтобы отыскать Лорда Вельзевула. Ему даже пришлось с ноги открыть дверь офиса, чтобы появление было наиболее эффектным. Помня, что лучшая защита — это нападение, он вздёрнул мелкого демона повыше и сообщил: — Со всем уважением, Лорд Вельзевул — я не собираюсь это терпеть. Князь Ада поднял голову и уставился на Кроули, недовольно поджав нижнюю губу. — Мы здесь з-заняты, если ты не з-заметил, — сказал он с мушиным акцентом и поморщился. Кроули вдруг обратил внимание, что князей было несколько, и они явно совещались. Асмодей сидел на столе, игрался с кисточкой своего хвоста, прикусывал её зубами и скалился. Шуб-Ниггурат, с сотней ртов и мириадом щупалец, капающих слизью, парила под потолком и роняла из себя крошечных козлоподобных существ, которые разбегались по столу и по полу. Щупальца слепо ловили их, верещащих, будто собирали хлебные крошки, и отправляли в ближайшую пасть. Аваддон подбрасывал им дохлую саранчу и скатанные бумажные шарики — щупальца равнодушно ловили и их, а рты равнодушно пожирали. Один только Дагон, сидя во главе стола рядом с Вельзевулом, явно был занят делом — писал протокол собрания. У князей явно шло совещание, и вряд ли они были рады, что их бесцеремонно прервали. Кроули хорошо понимал, что если не будет действовать быстро, их гнев обрушится именно на его голову — а значит, чем быстрее он даст им другую мишень — тем лучше. Взмахнув рукой, он бросил пойманного демона прямо на стол, в планы, свитки и перья. Тот колобком покатился по столу, опрокидывая чернильницы и рассекая когтями чьи-то бумаги. Щупальца Шуб-Ниггурат оживились, попытались поймать его, но он увернулся. — Я работаю, — начал Кроули, — и никто не скажет, что я работаю плохо. Кто-нибудь скажет? — он позволил повиснуть секундной паузе и продолжил прежде, чем кто-либо нашёл что сказать о его работе. — Тогда почему какая-то дрянь вмешивается в мой процесс? Вы хоть представляете, что там сейчас творится? — он ткнул пальцем в потолок. Дагон продолжал писать, остальные молчали. — Там мёртвые встают из могил и бродят по городу, — сообщил Кроули. — К чему это может привести, кто-нибудь задумывался? Нет? Так я расскажу! Это приведёт к тому, что кое-кто, — он показал глазами наверх, — вынет крылья из жопы и заинтересуется, что происходит — и мы все знаем, чем это кончается. — Весельем? — предположил Асмодей, покачивая ногой с копытцем. — Это приведёт к тому, — зашипел Кроули, — что люди — те, что выживут — от страха ударятся в религию и побегут в храмы — а я их оттуда выковыривать не собираюсь. Кроули сделал драматическую паузу. — Когда они все кинутся отмаливать грехи и вести благой образ жизни — что мы будем делать? Мы скажем — надо же, как удивительно — они так укрепились в вере, что не поддаются демоническим соблазнам! Смотрите-ка, они опять разожгли костры инквизиции. Глядите, инквизиция их так запугала, что они даже булавку друг у друга не украдут! Кто бы мог это предвидеть, что к этому всё придёт? Кроули перевёл дух. Князья Ада молча смотрели на него, и по их лицам было неясно, то ли они внимают ему — то ли решают, с какой стороны начать отрывать ему руки и ноги. — И когда так случится, я-то справлюсь, — быстро продолжил Кроули, чтобы не терять эффект неожиданности. — Мне это не помешает, все знают, сколько душ я привёл — не будем говорить о цифрах, но на доске подсчёта «дней, когда Кроули не привёл в Ад ни одной души» число «0» не менялось с того самого дня, как я соблазнил Еву — но все остальные как собираются справляться? Вельзевул и Дагон хмуро переглянулись. — И я даже не хочу напоминать о том, — добавил Кроули, — что там сейчас Сен-Жермен, а ему триста лет и у него очень высокие покровители, и если он возьмётся изгонять демонов — ему это удастся, — а я думаю, никто не хочет, чтобы ему это удалось. Так что какого ангела эта жалкая пародия на тюремщика мешает моей работе? — Кроули выволок из-под стола демона, который еле-еле уполз от жадных щупалец, и шваркнул его на стол, придавив им с десяток козлоподобных малюток. — Сначала этот дебил упустил сотню душ, потом сам явился — если вы считаете, что он будет хорошей заменой мне — да так и скажите, зачем эти интриги и шепотки за спиной? — Упустил сотню душ? — переспросил Вельзевул. — Давайте меня заменим! — Кроули не позволил сменить тему, ему ещё было что добавить. — Давайте наплюём на мнение Люцифера, который послал меня к людям — давайте скажем, что его решение было ошибкой, что я там совершенно не нужен, а все приведённые мной души можно сбросить со счетов, потому что любой низкоранговый тюремщик, который даже говорить толком не умеет, справится лучше! — Мы уже послали за ним, — сказал Вельзевул, когда Кроули замолчал, решив, что произвёл достаточное впечатление своей речью. — За кем? — За Сен-Жерменом. — Кого вы послали? — непонимающе спросил Кроули. Вельзевул обернулся к Дагону: — Кого мы послали? Тот зашуршал бумагами, поднял с пола оброненные листки. Демон-тюремщик попытался было дёрнуться с места, но щупальце Шуб-Ниггурат обвилось вокруг его ноги и потянуло в ближайшую пасть. — Бельфегора, — сказал Дагон. Кроули похолодел. Он знал этого демона — он был древним, злобным, редко вылезал из-под земли и искренне ненавидел людей, так что можно было только представить, что там, в Версале, сейчас творилось. — Он разберётся. Не о чем волноваться, — добавил Вельзевул. Кроули считал, что волноваться ему ещё как было о чём. Там люди, там Сен-Жермен — там Азирафель. Человек, даже маг, против такого демона не выстоит, а Азирафель… Азирафель — не воин, несмотря на то, какую репутацию Кроули создавал ему в своих отчётах и как расписывал его ужасающие способности. — Отлично, — мгновенно согласился Кроули. — Вот радость-то. Так я пойду гляну, чем там всё кончится. Не могу же я пропустить этот цирк! Не тратя время на традиционное перемещение сквозь толщу земли, он вознёсся наверх в столбе пламени. Пламя, вдруг взвившееся в разгромленной Большой галерее, никого уже не удивило — не осталось тех, кто был бы способен удивляться. Кроули возник в центре зала, огляделся, крутнувшись вокруг своей оси. Здесь было пусто, на полу лежало несколько тел, зияла пара выбитых стёкол, в которые зимний ветер задувал снежинки. Те ложились на неподвижные лица и медленно таяли, стекая по щекам редкими каплями. Паркет всё ещё дымился, двери, снесённые с петель, валялись в коридоре. Было тихо. Кроули панически огляделся — да куда же они все провалились? Спрятались? Люди-то — может быть, а вот Азирафель бы не прятался, при всей своей миролюбивости он не был трусом — разумеется, он бы выступил защитить людей от демона, даже зная, что шансов у него нет — и ведь погибнет, дурак, и жди его потом из Рая, это если его вообще пустят обратно на Землю, могут ведь и не пустить, вот и проблема решится, нет ангела — нет соблазна… — Азирафель! — крикнул Кроули, будто ангел мог его слышать. — Азирафель, где ты, тупой кусок ангела!.. Я тебя сам убью, слышишь, если!.. Кроули бросился по коридорам. Версаль был разорён — Бельфегор уже явно прошёлся здесь, судя по отметинам когтей на стенах, сломанной мебели и поваленным статуям. Неподалёку раздались голоса, Кроули на бегу перепрыгнул через поверженного Аполлона, вылетел к большой лестнице. Они были здесь — и ангел, и Сен-Жермен, стояли в дверях, за которыми рассеивалась толпа бегущих людей. Прикрывали. Бельфегор, мотая крокодильим хвостом, наступал на них, расставив чешуйчатые лапы. Кроули, не раздумывая, кинулся на него, запрыгнул ему на спину, обхватил за шею. — Даже не думай! — прошипел он. — Явился на всё готовое!.. Я охотился за ним пять тысяч лет, а ты приберёшь всё к рукам? Выкуси!.. Бельфегор встряхнулся, Кроули пришлось вцепиться в него что было сил, чтобы удержаться. Он сообразил наконец, что в человеческом обличье сражаться с чудовищем не очень разумно — и растёкся широким маслянисто-чешуйчатым телом, обвил демона кольцами, сжал, чувствуя, как ломаются кости. — Я тебе своё не отдам, — прошипел он. — Кроули!.. — крикнул Азирафель. У Кроули не было времени оборачиваться и смотреть, сообразит ли ангел, что нужно бежать со всех ног, а не стоять столбом и пялиться. Бельфегор попытался отцепить его от себя, но когти скользили по лаковой чешуе, оставляя только царапины. Кроули рывком свалил его с ног, они покатились, круша на своём пути колонны, статуи, срывая со стен картины. Демон извивался, пытаясь высвободиться, но Кроули сцепился с ним так, что оторвать можно было бы, только отрубив ему голову. Бельфегор не вступал с ним в пререкания, не возмущался — он просто рычал и колотился об пол и стены, пытаясь приложиться посильнее, но Кроули только теснее сжимал кольца. Смутная мысль, единственная, которая застряла в его змеиной голове, туманно витала в ней: убьют его за нападение на старшего демона — или всего лишь покалечат?.. За распахнутыми дверями, на ступенях, появился ещё один человек. Он был смуглым от солнца, мороза и ветра — и голубоглазым, как родник с ключевой водой. Он обвёл глазами искалеченный холл у лестницы, взялся за бородку под нижней губой. — Что же вы натворили, — вздохнул он. — О чём ты только думал? — спросил Люцифер. Кроули сидел, развалившись на мягком диванчике, и прикладывал к подбитому глазу кусочек льда. Лёд таял в пальцах, вода затекала в рукав и сбегала до локтя. Кроули морщился от щекотки, водил осколком льда по лицу, корча гримасы — лёд обжигал, он ненавидел лёд. — Он первый начал, — ворчливо сказал Кроули. — Нет, а что я должен был делать? Люцифер присел на край стола, покачал ногой. Он был красив — он всегда был прекраснейшим из ангелов, и даже пав, красоту не утратил. Однако любоваться ей больше не мог. Его отражение было чудовищным — отвратительное, рогатое, с широкой красной рожей и бочкообразным телом. Люцифер, сложив руки на груди, смотрел на Кроули с осуждением. И с долей весёлости. От него никогда нельзя было ждать ничего определённого, он повиновался лишь собственным желаниям, его поступки были непредсказуемы — возможно, даже для него самого. — Ты покалечил моего князя, Кроули. — Кто-то должен был однажды поставить его на место, — сказал Кроули. — Нет, а что мне было делать?.. Стоять и смотреть, как кто-то другой захапает всю мою работу?.. У меня на этого ангела вот такой зуб, — Кроули развёл руки во всю ширину. — Мы сражались на снежных вершинах, мы сражались в болотах, в пустынях, я изматывал его тысячи лет — чтобы кто-то пришёл и отобрал у меня всё веселье? Нет уж. — Ты откусил Бельфегору хвост, — сказал Люцифер. — А он сломал мне клык, — отозвался Кроули. — И испортил лицо. Мы в расчёте. — Твоё счастье, что Бельфегор слишком ленив, чтобы притащиться жаловаться ко мне лично, — сказал Люцифер. — Но ангела ты упустил, и этот маг тоже сбежал. Кроули сделал сложное лицо. — Кстати, об этом маге, — с намёком начал он. — Я слышал, он здорово насолил Раю всем своим колдовством. Переманить бы его к нам?.. — А что случилось с Чумой? — спросил Люцифер. — А что случилось с Чумой? — невинно переспросил Кроули. — Ты мне скажи, — Люцифер смотрел на него пристально, не отводя глаз, и улыбаясь. Кроули повертел головой, будто прислушиваясь к незримым потокам, пронизывающим пространство. — Не знаю — мы встретились на балу, пропустили по бокальчику. Он, как всегда, пялился на музыкантов, потом ушёл. Наверняка сидит сейчас и выдумывает новую заразу. Человеческая медицина не стоит на месте, нужно двигаться, если хочешь быть в ногу со временем. А то будет как с Раздором, — вовремя вспомнил Кроули, взмахнул рукой и уронил подтаявший кусочек льда в рукав. Помянул ангелов, вытряс его на пол. — Был Раздор — и сплыл, теперь вместо него Чума. Может, и его попозже заменят — не знаю, кем-нибудь вроде Невежества или Тленности. Люцифер качнул головой, словно признавая разумность этих слов. — Ты лжёшь мне в лицо, Кроули, — вздохнул Люцифер. — У тебя хватает наглости лгать мне в лицо. — Кто-то же должен, — без промедления ответил Кроули, особенно остро сейчас ощущая, что его дальнейшая судьба висит на курчавом рыжем волоске. — Я бы не полагался на старых князей — разве они умеют врать красиво? Ну что они могут — соврать о том, что работали, ээээ, не покладая копыт, ээээ, и, ээээ, наработали кучу работы? — Кроули фыркнул. — Со всем моим уважением к их преклонным маразматическим годам, столетия их не пощадили. Мамона вечно копается в каком-то мусоре, на нижних этажах шагу нельзя ступить, чтобы не провалиться в шахту. Он там, видите ли, ищет алмазные жилы. Велиал отжал у грешников дюжину самых больших котлов, устроил в них джакузи с блудницами и теперь никого нормально не кипятят — все пялятся на то, как он развлекается. Нъярлотхотеп настолько загадочен, что никто понятия не имеет, чем он вообще занимается. А Левиафан вообще спит в обнимку с Кракеном на дне морском. И кто остаётся из тех, кто ещё хоть немного соображает? Тех, кто останется, на пушечный выстрел нельзя подпускать к людям — шуму наделают столько, что придётся восстанавливать инквизицию, а толку-то?.. «Через десять лет этот священник будет наш», — передразнил Кроули. — Когда Пий V отлучил от церкви всю Англию, что-то я не помню, чтобы хоть кто-то сказал мне за это спасибо. Или когда Михаил Кируларий и кардинал Гумберт предали друг друга анафеме — да на небесах шорох стоял такой, что до нас долетало! Люцифер улыбнулся. — Я помню, аж искры летели, — ностальгически сказал он. — Лет пятьдесят тогда никто не мог решить, к какой стороне примкнуть. Хорошо получилось. Кроули молча выпятил губу, намекая, что ни на что не намекает, но раскол церкви был его идеей. — Только потому, что я так ценю тебя, — снисходительно сказал Люцифер, — я закрою глаза на то, что ты устроил в Версале. — Не я это начал, — хамовато напомнил Кроули. — Пшёл вон. Кроули смело с диванчика, и только возле двери он обернулся: — «Вон» — это в смысле обратно на Землю?.. — начал он. — Чтоб я тебя не видел! — Люцифер нахмурился, и Кроули предпочёл не уточнять — а молча трактовать все распоряжения начальства в свою пользу. Оркестр настраивал скрипки. Кроули сидел в ложе у края сцены и разглядывал занавес. Азирафель появился через пару минут, опустился на кресло рядом. — Как всё прошло с отчётом? — вполголоса спросил Кроули. — Неплохо, — сдержанно отозвался Азирафель. — Наша сторона была крайне недовольна вашим побоищем. Мне предписано глаз с тебя не спускать, — доверительно сказал он, качнувшись к Кроули. Тот невесело усмехнулся. — Но в целом они предпочитают делать вид, что этого инцидента не было, — добавил Азирафель. — Ну, ты понимаешь. Из-за Иисуса. Когда ваши отправили сюда демона, мы приняли ответные меры для сохранения баланса. — Ничего вы не принимали, Иисус не подчиняется Гавриилу. Он сам пришёл. — Но он на нашей стороне, и он принял меры — воскресил людей, восстановил Версаль, заставил всех поверить, что это был массовый кошмар… А в детали ваша сторона не посвящена. — Так значит, всё по-прежнему? — Похоже, что так. Мы будем делать вид, что ничего не происходило. Честно говоря, если бы Иисус не вмешался — страшно подумать, к чему бы это привело. Кроули посмотрел на него и подумал, что тоже искренне хотел бы сделать вид, что ничего не происходило. — Ангел, — он развернулся в кресле, посмотрел на Азирафеля. — Насчёт того, что случилось в Новом Свете… Азирафель тут же опустил глаза, мгновенно сообразив, о чём речь. — Не надо, Кроули. — Я сожалею. Азирафель вскинул взгляд. — Я вспылил, — сказал Кроули. — Повёл себя, как дурак. Погубил людей. — О, нет, Кроули, — Азирафель коснулся его руки. — Это моя вина. Ты был прав. Я же знал, как ты вспыльчив, мне стоило выбирать выражения. Особенно когда дело касалось… твоих… Кроули смотрел на него, не мигая. — Кроули, я хорошо тебя знаю, — сказал Азирафель, явно решив не договаривать слово «чувств». — Я был с тобой слишком резок, это полностью моя вина. — Нет, не твоя. — Я был там, — повторил Азирафель, — и никого не смог остановить — ни их, ни тебя. Ты мой друг, — проникновенно сказал он, и Кроули аж скривился от едкой горечи этих слов. Но промолчал, ожидая, что Азирафель скажет дальше. А тот почему-то не продолжал, только теребил на коленях перчатки. — Ангел… — начал он. — Молчи, пожалуйста, — умоляюще сказал Азирафель. Между ними повисло молчание. Кроули почему-то казалось, что Азирафель понимает куда больше, чем показывает — куда больше, чем сам хотел бы понимать. Он смотрел в сторону, трепал перчатки за пальцы, выкручивал их, будто старался остановить себя от каких-то опрометчивых слов. Кроули развернулся к нему всем телом, уставился на него. Он устал от недосказанности, устал быть вдали от Азирафеля — но и находиться с ним рядом он тоже не мог. — Ангел, — снова начал он, и Азирафель вспыхнул, порывисто развернулся к нему, положил палец на губы. — Молчи!.. Кроули встряхнуло, будто в него ударила молния. Он даже перестал дышать. Палец лежал на губах, запрещая ему говорить — как будто Азирафель знал, что он собирался сказать, и не хотел, чтобы это было сказано вслух. Потому что не мог ответить. Кроули вдохнул, будто готовился задать вопрос, что всё это значит, и правильно ли он всё понимает — но и сам уже осознал, вдохнув, что произнести всё то, что он хочет — нельзя. Они смотрели друг другу в глаза. Глаза у ангела покраснели и увлажнились. Будто он всё понимал. Всё он понимал. Но не мог сказать об этом даже намёком, даже туманным, далёким намёком, даже Эзоповым языком — никаким языком нельзя было сказать об этом. Потому что они были по разные стороны, потому что им запрещено было даже думать о чём-то подобном, потому что даже за одно только слово кара могла быть страшной, и если они не будут осторожны, если они не будут всё время об этом помнить, то не сегодня — так завтра, через сто, через тысячу лет слух дойдёт до чужих ушей, и поплатятся оба. Азирафель, конечно, отделается строгим выговором, но Кроули будет ждать совсем другая судьба. И этой судьбы Азирафель ему не хотел — так же, как Кроули не хотел, чтобы Азирафель пал. «Мы не можем», — отчётливо подумал он, будто хотел передать эту мысль ангелу одним своим взглядом — и ему показалось, тот понял, ему показалось, в ответном взгляде читалось ответное: «мы не можем». Не можем об этом думать, не можем об этом сказать. Потому что согласие под запретом, а отказ будет ложью. Всё должно оставаться так, как есть. Невысказанным. Неизъяснимым. Азирафель убрал руку с его губ, почти ненамеренно скользнув пальцем по нижней губе. Отвернулся. Он стал вдруг спокоен и тих, будто они всё прояснили, всё сказали друг другу и получили все ответы. Кроули, впрочем, считал, что свой ответ он вполне получил. Он тоже отвернулся, оглушённый и потрясённый. — Так что, — спросил Кроули, медленно укладывая в голове то, что только что произошло, — ты не злишься?.. — Ты сделал свою работу лучше, чем я — свою, — приглушённо сказал Азирафель. — Это стало мне хорошим уроком, Кроули. Я не могу злиться на то, кто ты есть. — И наш договор… — протянул Кроули, чувствуя, как холодеют ладони. — Не вынуждай меня говорить это вслух, — попросил Азирафель. — Я думал, после всего, что случилось… — Многое случилось, Кроули. Многое ещё случится. Но это ничего не изменит. Он плотно сжал губы, явно намереваясь не проронить больше ни слова на эту тему, — а Кроули умирал от желания поцеловать их — прямо сейчас, забыв обо всём, наплевав на всё. Он смотрел на них, как загипнотизированный, не любуясь украдкой, а сгорая от желания обладать ими — и удерживая себя на месте, чтобы не качнуться вперёд, к ним. Азирафель повёл плечом, сжал губы сильнее, будто чувствовал на них этот взгляд и хотел от него укрыться. Кроули удивился, как не чувствовал этого раньше. В Азирафеле шла та же борьба, что и в нём. Война не на жизнь, а на смерть между желаниями и долгом. Он придвинулся ближе. Он не мог устоять, чувствуя запах соблазна. Он не мог не потянуться к нему, зная, что там, внутри, за плотно сжатыми губами, есть ответ, который он ищет — и совсем не тот, что был дан ему молчаливым взглядом. Ответ, который он жаждет всем своим существом. — Значит, ничего не меняется? — полушёпотом спросил он, и у Азирафеля по щеке растеклось яркое пятно румянца. Он кашлянул, будто хотел что-то сказать, кашлянул ещё раз. Кроули следил, как от румянца у Азирафеля загорается аккуратное ушко. — Что тут может… — начал Азирафель, но ему не хватило дыхания, чтобы продолжить. — Ничего, — сказал он, видимо, решив, что с риторическими вопросами сейчас он не справится. Кроули придвинулся ещё ближе, будто собирался положить подбородок ему на плечо. — И мы — те, кто мы есть, — тем же тоном сказал Кроули. — Разумеется, — севшим шёпотом сказал Азирафель. На нежной замше перчаток остался едва заметный след от его повлажневших ладоней. Он стискивал и крутил их так, как грубая прачка крутит бельё. — Ангел, — позвал Кроули, и у Азирафеля задрожали ресницы и губы. Он сидел, едва дыша, замерев, едва ли не окаменев от напряжения. — Ангел, — повторил Кроули. — Демон, — шёпотом отозвался тот, но даже шёпот не мог скрыть, как у него изменился голос. Румянец у него на щеке и шее горел так ярко, что Кроули почти чувствовал его жар. Он вдруг понял, что из миллиардов всех мыслимых возможностей ему сейчас выпала одна, та самая, настоящая, и до неё было — подать рукой. Коснуться пальцами щеки Азирафеля, поворачивая к себе его голову, взять его губы — и он ответит, сейчас он не устоит. Он не сможет устоять, он забудет и о своём долге, и о своём положении, и о запретах, и о наказаниях — он просто сдастся, Кроули не мог этого не чувствовать — он был слишком хорошо с этим знаком. Он сдастся — и он падёт. Потому что, коснувшись его, Кроули сам уже не остановится. Если он коснётся его, всё изменится навсегда, непоправимо. И ни один из них не знает, что будет дальше. Кроули закрыл глаза, чтобы не видеть профиль Азирафеля. Как бы он ни хотел его, цена была слишком высока. Он сжал кулак, впившись ногтями в ладонь. Распрямился. Отодвинулся. Азирафель едва слышно дышал, комкая свои перчатки. — Я всё хотел спросить, — сказал Кроули, возвращаясь к своему обычному небрежному тону и к своей обычной непринуждённой позе, пристроив локоть на спинку соседнего кресла, — зачем ты позвал меня. Чтобы найти дофину, не требовалось никаких чудес. Ты легко мог бы справиться без меня. Азирафель покраснел ещё гуще, но отмер. — Я не хотел втягивать тебя в такую ужасную историю. Мне просто нужен был повод с тобой увидеться, — признался он. — Я хотел извиниться. — Мы оба тогда напортачили, — сказал Кроули. — Да, — со вздохом облегчения признал Азирафель и бросил на него короткий взгляд. — И я хотел попросить тебя… Такое не должно повторяться. Разлад между нами очень дорого обошёлся людям. — Они всё время воюют, — тихо заметил Кроули. — Годом раньше, годом позже… — Ты же понимаешь, о чём я, — сказал Азирафель. — Значит, мир? — спросил Кроули, склоняя голову набок. — Мир, — выдохнул Азирафель и улыбнулся. — Друзья? — он протянул Кроули руку. — Друзья, — тот пожал её — а потом, перехватив его пальцы, склонился над ними и прижал их к губам. — Кроули!.. — Азирафель выдернул руку, гневно сверкая глазами. — Демон, — напомнил тот, довольно ухмыляясь. — Исчадие Ада. Готов поспорить, я тебе даже не нравлюсь. — Разумеется!.. — Азирафель мгновенно подхватил его тон. — Как ты можешь мне нравиться — это абсурд! — Полнейший, — согласился Кроули, складывая руки на груди и сползая в кресле пониже. — Кстати, что мы смотрим? — поинтересовался он. Занавес, распахнувшись, открыл взглядам античный дворец. На троне восседал Амур, вокруг него крутилась весёлая свита из Радостей и Утех. Кроули посмотрел на Азирафеля, подняв бровь. — Это «Дардан», — быстро отозвался тот. — Драматичная история — но со счастливым концом. — Никогда не видел опер, где никто не умирает в конце, — насмешливо сказал Кроули. — Нет, здесь всё кончится хорошо, — твёрдо сказал Азирафель. Кроули продолжал улыбаться, глядя на него. Потом перестал. — Ну, пусть хоть кому-то повезёт, — сказал он, отворачиваясь к сцене.