Глава№7.
«Шанкори прожил рядом с семьей императора ровно один век. Он хранил семью, убирал опасности от его детей и ждал, когда же оболочка для его любимой души, для Шао, будет готова. Года шли, имо наседали, атакуя стаями, а ребенок с обещанной душой все не рождался. В какой-то момент он терял терпение, в какой-то момент отчаивался, и вновь начинал надеяться. Имо. Эти стайки голодных до его силы хищников, как всегда атаковали в попытке не просто подвинуть Ивари, нет, они жаждали выпить его силу. Уже не так привлекала сфера, как родич. Их влекло к нему, к тому, что он защищает, к тому, что было ему дорого. Дни, когда душа должна была вселиться в подготовленное для нее тело приближались. Шанкори откровенно начал опасаться. Вокруг Кавехтара, чего никогда не было, кружило более трех тысяч имо. Они прибывали и прибывали на Легио, облетали планету на кораблях и ждали тот самый момент, когда сильнейший из их рода будет беззащитен. Момент зачатия внутри тела матери, когда точка для струн души образовывается, именно в этот самый момент Шанкори будет уязвим как никогда в жизни. Располагаясь в покоях Тенаара, давно уже протоптав дорожку к ним, минуя запреты, сел на кушетку. Ту самую, зеленую, которую создал Первый Тенаар, сам Будашангри Имо Ламенсей. Он выставил маяк, на который предназначенный имо к титулу «Тенаар», будет идти и не запинаясь находить в темноте незнания. Эта кушетка простоит тысячелетия, потому что в мире будет лишь… Шанкори прикрыл глаза. Он не страшится, что возможно последний из воплощений. Не страшит его быть тем, кто закроет своими силами Легио от первой вспышки зажегшейся Акатарсы. Нет, его не пугает быть развеянным, быть ушедшим, ведь это его предназначение, это его путь, дабы синее небо закрывало его любимый мир и берегло его. — Старик, ты ведь слышишь? — спросил он вслух, а к его сознанию и разуму ласково прикоснулись энергетические едва ощутимые волны. Ивари заулыбался. Буквально мгновение и из-за его спины вышел тот, кто хранит этот мир. Тот, кто почти истратил запас жизненной энергии своего часа. Да, именно часа, а не души или еще чего-либо. Хранитель верхнего предела сил, осязаемый в мире сознания душ, один из многих, кто еще ни раз и ни два будет выступать в роли щита. Пока это будет требоваться, пока не свершится ранее оговоренное. — Вижу, ты решился. — Верхний Страж Духа, ныне это Велехвар, мягко улыбнулся и присел рядом на кушетку. — Что же, начнем? — Да. — Шанкори прикрыл глаза, но тут же открыл их. — Ты нашел сменщика? — с тревогой посмотрел на старца. — Валаштару, хороший и повзрослевший духовно. Он хорошая кандидатура для становления молодого Стража. — Хорошо. Тогда, начнем. — Закрыв глаза, вдохнув и выдохнув, шагнул в плоскость текущего хапсара и словно замер. Страж мягко прижал ладонь к его голове, укладывая на спину, после чего осторожно развернул и устроил его полностью на кушетке. Казалось что молодой имо просто спит. Но это было не так. Этот имо задумал невероятную вещь, для обычных людей. Увы, все пришедшие имо сюда, дабы добраться до него, не отступят, не отстанут, а будут методично пробивать щиты с маниакальной остервенелостью. Шанкори это понимает. Никакие уговоры на его родичей по расе не подействуют. Единожды впустив мысль о величии и господстве, где сила сферы Маймельхан лидирует, имо теряет самого себя, начинает меняться и жаждать эту силу в свое единоличное пользование. Такой имо становится одержимым и развеять его одержимость невозможно. Предназначенный для титула «Тенаар» защищен от потери самого себя. Поистине, Сфера страшнейшее оружие для разума, а печати, что подключают к ней оболочки и дают возможность ощутить этот поток энергии, вполне способны свети с ума. Только сильные духом, волевые и прекрасно осознающие самих себя личности, способны выстоять, удержаться от соблазнов и не потерять свое истинное «Я». Увы, имо беззащитны перед Сферой. Страж плавно прижал руку к его груди и ласково позвал: — Маленький, иди сюда. Его рука постепенно начинала светиться, оплетаемая определенной силой, которая не только ластилась, но и агрессивно атаковала. Страж же был только ласков и крайне осторожен. Данный ритуал мог сделать любой Тенаар, но предназначенному для этого титула не нужны были печати на теле. Он сам главная печать, а наносимые печатарем, просто привязывают его к роду, чьего наследника символы отразит Книга Судеб Будашангри… Страж плавно оплел сгусток самой прочной сферой, состоящей из хапсара, после чего выдохнул на нее защиту от времени, вырвав из себя, лишаясь оной. Его время, его предназначение, его жизнь — все сложилось в единую картину. Страж будет сменен, а Оболочка Шанкори Ивари осядет в Кавехтаре, затем уведет за собой орду имо, дабы обещанная душа смогла родиться».***
Император взошел на императорский корабль и прошел в одну из кают. Там, легко уложив Сато на кровать, отошел в сторону, так как доктор Кива прилетел следом за ним и был готов обследовать найденыша. Доктор осторожно взял в руки медицинскую пластину и еще более осторожно взялся за руку пациента. Он приложил прибор к ладони и стал ждать. Прошла извечно долгая десятая секунда, затем раздался писк, оповещая о том, что работа завершена и итоги сделаны. С напряжением вглядываясь в данные, Кива молился, что бы на этот раз это был он. Уж слишком много лже-Тенааров было, слишком много их рвало сердце и душу императору. На этот раз все должно быть правдой. Обязано! Тенанук в напряжении стоял и ждал, когда доктор огласит вердикт и скажет, что Сато ничего не угрожает. То, что это именно Сато император вообще не сомневался. Его сердце оттаяло в тот же момент, как волосы стали медными. До того момента лишь ледяная уверенность, что не ошибся, лишь она наполнила все мысли и сверлила во взгляде такое безразличное свечение глаз любимого… потерянного. — Это Тенаар. — Едва шепча произнес доктор. Он повернул голову к императору. — Это он! — лицо озарилось такой улыбкой, какую никто и никогда не видел на лице у этого человека. — Да и так понятно, что он. — Проворчал Тенанук. — Его состояние? — Немного ослаблен, есть небольшое колебание ауры. Но это не страшно. После крепкого сна придет в норму. — Понятно. Лечите. — Отдав приказ, император покинул медицинский блок. Тенанук быстрыми шагами направился на командный мостик. За ним следовали его верные воины. Войдя на мостик, привлекая внимание, император кивнул головой капитану. Тот поклонился и отдал приказ взлетать. Имперский корабль мягко поднялся в воздух. Плавно набирая скорость, он вылетел за пределы границ астероида и полетел к головному кораблю. Там их уже ждали. Когда корабль влетел в недра флагмана и завис над посадочной зоной, колонна воинов встала в ровный живой коридор. Император и его воины вышли первыми. За ними шла регент-императрица со своей охраной. И за всей процессией следовал доктор Кива сопровождая медицинскую капсулу. Вокруг него собралось более двадцати охранников, представителей расы фильб. Капсула была непроницаема, дабы не тревожить сон больного светом внутреннего освещения, а может дабы скрыть личность пострадавшего. Был дан старт и имперский линкор сдвинулся с места едва заметно ускоряясь. Выйдя на траекторию заданного полета, скорость возросла, и корабль стремительно полетел за пределы солнечной системы, где находился последние несколько недель. Возвращаться на Тарпенди император не собирался. Как и объяснять причину столь быстрого отлета. Капитан флагмана передал послание попытавшемуся связаться с императором Владимиру. Ему сообщалось, что император получил очень важные известия и вынужден немедленно отбыть в другое место. Владимир не дурак, понял, что вести переданы корсаром, поэтому только с пониманием отнесся к тому, что с ним не попрощались. И нисколько не обиделся, все же император не его близкий друг-родственник, а правитель, чьим приказам они все подчиняются, и отчитываться ни перед кем не обязан. Император получил от доктора полную сводку о состоянии Тенаара. На первый взгляд незначительная усталость перешла в угрожающую потерю сил. Доктор сообщил, что пока Тенаар будет в капсуле. Тенанук на это кивнул головой, соглашаясь с тем, что лучше не рисковать. Он подождет. Еще чуть-чуть. За эти годы он научился ждать. Его научили, и разочаровывать учителя нет никакого желания.***
Леди Сесилия прибыла в гости к леди Альме. Та, после приветствия и нескольких минут радости женщины при встрече с ее детьми, пригласила обговорить все моменты. Они, вместе с Владимиром, засели в одном из кабинетов. Сам Владимир был в некой немилости у супруги. Как леди Сесилия узнала, после отлета сестер Альмы, дворец и люди во дворце были проверены чуть ли не под микроскопом. И после проверки пропало несколько человек. Альма не понимала такой маниакальности ничего не поясняющего супруга. Вот поэтому и показывала свое отношение к подобным расправам, так как всех убранных явно казнили. В кабинет вошел слуга, который передал сообщение Владимиру. Тот, прочтя его, стремительно поднялся на ноги и спешно покинул дам. — Что с ним творится? — всплеснула руками Альма. — Вот как император отбыл не простившись, так у мужа совсем заклинило на почве проверок и недоверия всем и всюду! — Альма, дитя, поверь, — Сесилия улыбнулась, — если он так нервничает и через мелкое сито проверяет, значит что-то император такого сообщил, что супруг посчитал своим долгом выполнить. А раз так, то обожди не много, и он все сам тебе расскажет. — Ваши бы слова, да не затягивать. — Альма недовольно покачала головой. — Надеюсь, что с поставками проблем не будет. Император вскоре направит в ту область автоматический завод, комбинат карантинного типа и военных. Первую партию мы предоставим уже сейчас, — Сесилия улыбнулась, — так как капитан Серинджи имел на своем борту малую фабрику, прибывшие на место грузовые суда получили почти тонну материала. Еще пара недель и к сроку будет готов весь груз. — Это очень удачно подобранный момент. Здесь скоро проведут ежегодную ярмарку, куда представители из других империй прибывают, себя показать, на нас посмотреть. — Альма заулыбалась. — Если им представить образцы, думаю не за горами и требование о заключении торгового соглашения с Легио. — И конечно же расширение их шпионской сети. — Сесилия заулыбалась. В кабинет ворвался Владимир. — Жена моя, я только что получил срочные известия. — Пирс был встревожен, что заставило принцессу замереть на месте. — При выходе из врат «Пути» корабля с принцессами не было. Только их охрана. — ЧТО?! — Альма подскочила на месте, не заметив удовлетворенную ухмылку на губах сидевшей леди, которая, впрочем, очень быстро исправила ее на изумление. — Их ищут, но пока неизвестно куда выбросил поток. И на запросы они не отвечают.***
То, что они летят куда-то не туда, никто на корабле не знал. При входе во врата никакой странной мысли не мелькнуло ни у кого. Вокруг них были стражи, они летели по заданному алгоритму, «Путь» сам отправит корабль в нужную точку. Когда же судно вышло на ту сторону, первым странности заметил пилот. Он сообщил капитану, что координаты не соответствуют родной звездной системе. А потом накрылась медным тазом навигация, связь и энергия на корабле начала давать сбои. Находившиеся на борту корабля люди, особенно принцессы, нервничали, но сделать ничего не могли. Вокруг них темнел просто пустой космос. Неделю они были в полном гордом одиночестве. Системы жизнеобеспечения давали сбои, похолодало. Спасатели не торопились. Отчаяние подбиралось все ближе. Капитан собрал всех членов экипажа и высокородных дам с их охраной и описал им все перспективы. Выйти за пределы корабля нет никакой возможности — заклинило шлюз. По какой-то причине не работает и подача энергии в шлюпках. Если свести к одному предложению все его объяснение, то получится: мы сдохнем на этой консервной банке, потому что не можем подать сигнал бедствия, сами себе не поможем, и никто не знает где нас искать. По его подсчетам, кислорода хватит еще на пару месяцев, а вот тепла из-за отсутствующей энергии не хватит, и они замерзнут через четыре дня. Даже если найдут что сжечь, просто задохнутся — некуда угарному газу деваться, система вентиляции сбоит. В сложившейся ситуации, капитан дал поисковой команде три дня. После этого он просил всем дать ему ответ — они замерзают постепенно в течение суток или всем ставят укол снотворного, и никто ничего не почувствует. Оно и так не почувствуется, но страха не будут испытывать. На третий день, когда срок вышел, принцессы, наоравшись и наревевшись, дали добро. Первыми были дети. За ними они сами. За ними стражи вместе с членами команды корабля. Когда усыпили всех, доктора поставили уколы себе и капитану. Как только голова его опустилась на подушку, ведь каждый ушел в свою каюту, корабль стал призраком. Света в нем больше не было. Холодно и одиноко. Две тени, что служили госпоже, вошли в больничный корпус, взяли медицинский пистолет и сделали себе инъекции. Они обследовали корабль и подтвердили ей, что корабль действительно неисправен, что команда действительно ищет выход из сложившейся ситуации. Только после их отчета госпожа сдалась и позволила поставить себе укол. Но и после этого стражи еще несколько часов бродили по кораблю, исследуя его — а вдруг это такая атака? Но нет, все было, как и должно быть в их ситуации. И, как и желала госпожа, они последовали за ней. Пусть со снотворным, но последовали. Миновал час, леденящий холод медленно сменился на теплый ветерок. Черные, без энергии освещения, коридоры плавно рассеивали свою густоту. Медленно, но верно, корабль оживал. Послышались спешные шаги, тихие переговоры. Вперед, по еще не до конца освещенным коридорам спешили боевые расчеты. Это были военные, оборудованные всеми возможными системами поиска живых, кто будет под системой сокрытия. Причем не только марки Легио, но и той, какую носили их враги, какую носят воины других империй. Они искали всех теней, которые только могли тут быть. За воинами шли бригады медиков, везли медицинские переносные капсулы. Согласно проверке, когда воины посчитали место «чистым», врачи начали эвакуацию пострадавших и сейчас спящих, страдающих от переохлаждения. Воспаление легких или последствия в виде заболеваний внутренних органов им не грозило — капсула вылечит все. Постепенно, от каюты к каюте, от палубы к палубе, были собраны все живые люди на корабле. Погибших не было. Даже слабенькие дети и те выжили. Две тени, что не учтены в журнале поднявшихся на борт воинов, также легли в капсулы, только им в лекарственные блоки ввели еще снотворного. Мало ли! Они могут очнуться быстрее своей хозяйки, так что безопасность превыше всего. Как только корабль был освобожден от команды, его реанимировали, заменили другой командой и отправили в полет, дабы пеленги зафиксировали его и на помощь ринулись спасатели. А уж команда поиграется с догоняющими, нервы кое-кому потренирует.***
Начальник Хорти сидел в своем кабинете, куда он заходит один раз рано утром, а затем, как всегда, происходит что-то такое, что заставляет его наматывать километры по Кавехтару. Нередко приходится спускаться и в его недра, присутствовать при допросах. Много чего Кавехтар преподносит с раннего утра, а иной раз и глубокой ночью. Вот, например, вчера. Казалось бы обычный день, простой, как всегда со своими свитскими страстями, а в итоге что? Беготня, ловля идиотов, допросы и очень-очень неприятные воспоминания о происшествии. Хорошо, что еще сестры императора уехали, а то было бы! Хорти потер переносицу пальцами правой руки. Как же его бесит то, что крыса до сих пор жива и здорова! Аж скулы сводит. Скорей бы уже ошиблась, что ли? Надоело искать эту суку, натыкаться на ее подачки, разменные монеты. Еще и этот неизвестный имо. Точно баба. Как и сказала регент-императрица, так и доказывается с каждым происшествием. Мужик бы так не смог отпечатки оставлять, картину, словно шелком вышитую, раскрывать полотном перед глазами. Почерк женский, мягкий, хоть и крайне жестокий. Мужчина так не умеет, от его действий все же веет мужским духом. И Хорти, как мужчина, ощущает здесь руку женщины, от того его и бесит такое. Не может выловить бабу, не может ее даже увидеть! Скосив глаза на отчет, который был положен ему на стол, покачал головой. Сим и Налин, две бестии Тенаара, гоняют всех вокруг себя, ищут и носом землю роют. Находят. Ох как же они быстро находят подложенные мины с этими закладками внушения! Иногда человек ничего не знает и крайне спокойно реагирует, когда его ограничивают. Это те, у кого закладка глубоко и ее еще не активировали. Активные же делают все, что только можно, лишь бы скрыться. В большинстве случаев исход смертельный. Или сами, или при задержании настолько агрессивны, что их крайне опасно оставлять в живых. Сим и Налин. Выбранные, признанные, защищаемые в свое время, уведенные из-под носа Хорти, по приказу самого Тенаара. Тогда ведь ребус сложился и привел к этим результатам. А если бы Хорти в тот день не полетел смотр устраивать? Не дал бы забрать Файдалу этих двух женщин? О них бы узнали все, Тенаар перестал бы доверять Лингам, начал бы искать тех, кто может выполнить его приказ, а дальше больше и страшнее. Поежившись, Хорти усмехнулся. Тенаар прекрасно знал как и что сделать, дабы выстроилась высокая пирамида на монолитной и нерушимой подушке. Люди, дела, действия — лучше него никто не смог подготовить… Хорти выпустил воздух сквозь сжатые зубы. Он не просто сбежал. Он ушел. Подготовив все, словно заранее знал, что так и будет, что надо на долгие года готовить костяк, дабы у императора в темный час ничего не полетело внутри его империи, а он сам был способен огрызаться на любые нападки. — Какой же ты все-таки умный, сукин сын. — В восхищении заулыбался Хорти. Свои выводы, догадки и просто предположения данный воин никогда не озвучит, вот только после нанесения печати на тело, налет легкого «веяния» с него был снят основательно. Тенаар ушел, потому что проигрывал. Он это чувствовал, не знал откуда идет удар и решительно дистанцировался. Что у него творилось в душе, по какой причине спусковой курок отработал, никто не знает, но на уровне интуиции он выстроил четкий план, который сработал. Имо, чужой и лишний, у них был давно и никто не мог его вычислить. А сейчас? Да его почти за пятки кусают две зверюги верные Тенаару! Еще немного и вцепятся, порвут на части. Хорти посмотрел на папку. Леди Анира была права, уголок одеяла ему сунули в руки, в надежде ухватить хвост лисицы. Ткнув пальцем в папку, начальник СБ Кавехтара покачал головой: — Пока император не вернется, пока он не вернется.***
Сато проснулся в медицинском блоке, огромных размеров и светлых тонах. Осторожно приподнявшись на локте, огляделся. Странное место. Он такого не знает. Чувствуется некое движение, но куда и зачем — непонятно. — Господин. — Послышалось сбоку. Сато резко повернул голову. Перед ним стоял неизменный доктор императорской семьи, постарел, исхудал, морщин прибавилось, но все также ощущается внутренний стержень и ума в глазах не убавилось. — Здравствуйте, доктор Кива. — Медленно проговаривая слова, поздоровался Сато. — Как ваше самочувствие? — поинтересовался доктор. — Нормально. — Произнес он, оглядывая старого человека. — Вот и хорошо! — просиял доктор. — Вы кушать будете? Сато отрицательно покачал головой. Но доктор погрозил ему пальцем, сощурившись, словно ребенка ругает, и приставил разнос с едой. Через силу накормил больного и посоветовал ему еще поспать. Не став нарушать больничный режим, Сато прикрыл глаза и крайне быстро уснул. «Валаштару стал Стражем. Прежде чем завершить инициацию, его предшественник погрузил свою память в общую сферу Стражей. Когда время придет, Валаштару получит необходимые знания, которые перемешались в общем котле. Когда придет время, он узнает о том, что было сделано по приказу одного единственного существа в галактике, ради которого и был создан тот, кто способен защищать его, или карать за него, а также тот, кто ждет его появления. Валаштару прошел инициацию, зная, насколько важные полномочия легли на его плечи, насколько тяжела его ноша и серьезны обязанности. Также он знал, что есть наследник рода имо, идущий от Первого Тенаара. Шанкори Ивари имо-Ламенсей. Как он изменит свое имя для империи Легио или всей галактики не имеет значения. Главным в его имени останутся первых два слова, а все остальное лишь отзвук былого. Страж встрепенулся, так как ощутил странность. Потянувшись следом за этим росчерком, физически оставаясь на месте, а ментально растягивая свое сознание на огромное расстояние. Мельтешащие тени имо мешали увидеть, ощутить, осознать. Когда он понял, что происходит, то не смог дотянуться. Если бы это был опечатанный Тенаар, а не только претендент, то Страж смог бы раскинуть щит, затребовать каждое живое и мыслящее существо защищать. Но это только претендент и у Стража нет права вмешиваться в войну имо. Победитель станет самым главным, а проигравшие падут. Они слишком безумны, слишком жаждут силу Маймельхан, их не одернуть и не отговорить — почуявший Сферу имо никогда не отступится. Это равносильно тому, как человек не может голой рукой заблокировать поток энергии молнии. Шанкори Ивари стремительно отдалялся от Легио, словно убегая, словно уводя эту разношерстную массу. Где-то на границе империи раздался мощнейший взрыв, который выдрал из полотна галактики больше трех тысяч имо, озверевших и обезумевших от жажды обладания Сферой. Какими бы они ни были ранее, ранимыми и добрыми, твердолобыми и злыми, все едино — ощутил вкус силы Сферы, потерял себя. Вот она сила крови в действии, вот оно проклятье имо, когда в Кавехтаре не сидит законный владелец титула «Тенаар». Шанкори Ивари ушел. Страж ощущал это, посылая по его следу особые корабли, особых воинов. Посылал и знал — не найдут. Каждый момент его поисков был тщетным, пустым, несущим осознание того, что сильнейший из рода ушел. Он увел имо, дабы обезопасить Легио, не разводить кровопролитную войну, лишить имо права веять и подчинять жителей. Имея силу, он знал цену ответственности и ошибок, которые мог совершить… Страж вздрогнул. Пять печатей. Пять нитей от Сферы к телу. Настроившись ощущать, почувствовал, что претендент не тот. Имо, слабый, самовлюбленный и… безумный. Сфера корежит всех, кроме самого сильного претендента. Шанкори Ивари прожил в Кавехтаре больше трех веков, без подключения печатями, и не сошел с ума. Этот же имо, даром что женщина, смог выжить, но не может собрать воедино свое сознание. Темные времена настали для империи Легио, темные и беспросветные…»***
Миновало двое суток. Все это время к Сато заходил только доктор. На вопросы он не отвечал, ну а Сато потом перестал их задавать. Он ощущал себя не в своей тарелке. Такое доброе отношение, никакого осуждения или негодования со стороны доктора не было, и если честно, — оно пугало. Сато ведь понимает, что времени прошло не один-два месяца. За такой срок доктор не постарел бы столь сильно. К концу второго дня Кива разрешил Сато выписаться из больничного корпуса, не увидев у него никаких отклонений от нормы. Как только он сообщил это, тут же двери раскрылись и на пороге появилась Ремана. Первая жена императора. Главная женщина в гареме. Правящая Мать — на груди висит символ императрицы. Ею она стала после исчезновения Тенаара, когда начался переполох. И ею оставалась до сих пор, не дав соперницам ни шанса себя подсидеть. Возможно останется таковой и впредь. Ремана мягко улыбнулась занервничавшему Сато и предложила руку, дабы сопроводить его в жилую зону. Осторожно он принял ее помощь, и они пошли. Шагая по коридорам, поднимаясь на лифте, Ремана ни одного слова не проронила. Она молча держала Тенаара под руку и мягко улыбалась. Едва кивала головой на приветствия офицеров и игнорировала склонившихся воинов. С каждым шагом Сато ощущал незримую тревогу. У него начали дрожать руки. «Почему она молчит? Неужели ей нечего сказать? Для чего такая добрая и мягкая улыбка?» — думал Сато, все больше нервничая. Но женщина шла молча и легонько сжимала его руку, как бы вселяя в него уверенность и даруя свою защиту. Вскоре они свернули на лево и попали в жилую зону, больше напоминающую небольшой ярусный город. В этом месте были комнаты для семьи императора, возможного сопровождения в лицах высокопоставленных чиновников или родовитых особ. Путь же идущей пары был в коридор, что относится непосредственно к пространству отдыха императора. Здесь был широкий и богато украшенный коридор, несколько дверей из дорогого материала. К одной из них Ремана и подвела Тенаара. Как оказалось, это была не простая каюта, а шикарно обставленная гостиная. Женщина прошла вместе с ним к кушетке и предложила присесть. Как только он опустился, поклонилась и отошла на некоторое расстояние. Сато неуверенно смотрел на нее, но ничего не говорил, а она искренне ему улыбалась. Это пугало и сбивало с толку. Если объективно судить, то Ремана должна была накинуться на него с обвинениями и бить кулаками. Но она ничего не делала, да еще и была довольная. Словно то, что он сделал является естественным его желанием побыть подальше от Легио, Кавехтара, императора, сродни небольшому отпуску. Отпуск закончился, вот он вернулся, вот его рады видеть. Всё на этом. От подобных умозаключений становится страшно. Реакция, на которую он рассчитывал, не появилась, доводя до внутренней паники, но пока еще не заставляющей подобраться и бежать куда глаза глядят. Наказание лаской — страшнейшее для мазохиста; наказание добром для злобного человека, хуже дыбы. Сато не был ни тем, ни другим, а чувствовал себя во сто крат хуже. Он чувствовал свою вину. Она не обвиняет, она не кричит, она не выказывает ни грамма недовольства, а он словно пудовые гири на горб складывает с каждой секундой молчаливого диалога: я не обвиняю твое желание бросить нас. Больше не в силах смотреть на ее умиротворенное лицо, отвернулся. Он сидел в напряжении и не знал, чего именно ждал. Ему было и стыдно, и страшно. Он ушел, оставил их, а они его нашли. Для чего? Ну, тут несколько ответов, и один из них пугает до дрожи. Думы, молчание леди, отсутствие еще кого-либо, занимало всю голову найденыша и заставляло нервничать. Так прошло около получаса. Потом дверь скользнула в бок. На пороге появился император. Его лицо было застывшей маской, тоже ничего хорошего не предвещающей. И пусть никто не потребовал от него ответов, именно император спросит за всё и за всех. Ремана встала с кушетки, на которой сидела некоторое время, и поклонилась ему, глубоко, уважительно. Тенанук лишь едва заметно кивнул на ее приветствие. Он глянул на кушетку, где сидел Тенаар. Словно нашкодивший мальчишка тот потупил взор и не знал куда деться. Его виноватое выражение лица покоробило все спокойствие, что он, император, так старательно собирал по крупицам в эти два дня. Оскалившись Тенанук стремительно пошел к кушетке. Говно закипало, не давая мыслить хладнокровно. Ревность поднимала голову, осматривалась и ощеривалась в страшнейшем оскале. Все темное нашло лазейку и теперь вылезало из недр, старательно столько лет задавливаемое. Шао нашел Сато, Шао жаждет знать, Шао добьется ответов! Сато сглотнул. Он ждал, что его сейчас размажут по стенке и готовился не давать ему отпора, не среагировать в самозащите. Он был готов принять любой удар от него. Любое наказание, что был бы способен придумать Шао. Но то, что случилось в следующую секунду удивило: Шао резко схватил его за руку и потянул за собой. Молча, без единого слова они вышли из залы отдыха. Император еще мог контролировать себя в присутствии посторонних. Ремана посмотрела им в след и мягко проговорила: — Аулина, пригласи доктора Кива. Пусть захватит с собой все необходимые лекарства. Молодая и верная девушка лишь склонила голову. Ремана вздохнула. То, что сейчас произойдет, послужит ему хорошим уроком. Никакие побои и упреки не возымеют такого эффекта, как упрек и боль в глазах Тенанука. Ремана лишь легонько улыбнулась. Когда император успокоится, а Тенаар вернется на свое законное место, змеям в гареме настанет конец. От осознания этой мысли, императрица хищно улыбнулась. Кот возвращается в свои законные владения, крысам жизни не будет по определению. Это кошки не могут выловить юрких грызунов, потому как двери частично закрыты, запаяны. Главный кот легко отопрет все замки и сорвет все печати. От него не ускользнет ни одна мышка. Сато шел послушно сзади, ведомый Шао, который до боли стиснул его руку. Не смея даже подать вида, что ему больно, он терпел молча. Они прошли до конца коридора, свернули и подошли к красующейся белой двери. При приближении императора из инвиза вышел воин и открыл ее нажав на панель. Та тихонько скользнула в сторону. Шао не останавливаясь прошел внутрь огромной каюты, похожей на дворцовые покои. Дойдя до середины комнаты, он выпустил руку Сато. Тенаар едва заметно стал растирать ноющую ладонь. Все же хватка у императора звериная и еще чуть нажми — сломал бы пальцы. И только то, что он сдержал свою силу не навредило его руке, лишь распространил боль по всей ладони, говорило о том, что Шао еще что-то способен понимать и его не накрыло волной ярости. По крайней мере так подумал с тоской глядя в пол Сато. Тенанук же резко развернулся. Он смотрел на застывшего супруга. Смотрел с полными осуждения глазами. — Где ты был? — с упреком спросил он. — Где ты был эти годы? Его грозный голос заставлял Сато еще больше нервничать. Раздирало чувство вины и боли усиливалось с каждой минутой, особенно рядом с любимым человеком которому причинил боль. Было больно видеть Шао таким. Было такое чувство, что он где-то сломался. Что в нем что-то было не так. И это уже не исправить, не починить, не замолить. У Сато же имелись причины, из-за которых он отдалился так далеко и так надолго. Ни месяц и ни два, это он понимает, возможно десять лет? Увы, его память полна белых дыр, временные рамки стерлись. — Отвечай. — Холодно потребовал Шао, чей голос звенел сталью. Сато сглотнул и опустил глаза еще ниже. У него не было нормального ответа. Он половину всего происходящего за последние годы не только не помнит, но и не ощущает, что прожил их. Его смутные воспоминания так туманны, что впору задуматься о их реальности. — Молчишь? Нечего сказать, да? — Шао усмехнулся. — Как удобно, промолчал и авось все само наладится. — Сато встрепенулся и посмотрел на него, потому что столько обиды и злобы одновременно никогда не слышал в свой адрес от этого человека. — Не смотри так. Не поможет. Я задал вопрос. Отвечай. — Забегав глазами по комнате, Сато облизнул пересохшие губы, ведь выдержать прямой упрекающий взгляд любимого он не мог. — Молчать бесполезно. — Шао оскалился. — Или мне к твоему любовнику наведаться? Так, из чистого любопытства. Сато побелел. Любовник? У Сато?! По телу прошлась ледяная волна осознания. Память услужливо показала некоторые моменты, в которых явно было нечто такое, чего бы он никогда не хотел испытывать. А, именно, тело другого мужчины. И не тогда, когда он, а тогда, когда его. Не Шао. Это был не Шао. В груди словно петарда взорвалась, обжигая и замораживая одновременно. По телу пошла крупная дрожь. Спазмы сдавили ребра, мешая дышать, вынуждая раскрывать губы, как рыба на суше. Он судорожно стал хватать ртом воздух, словно задыхался. Опустив голову и начиная наклоняться в бок, Сато чуть не упал. Его тут же подхватили сильные руки, в которые он нервно вцепился непослушными пальцами. Все тело сводило судорогой, перед глазами поплыло, паника охватила нутро. В голове крутилась мысль, самая страшная для Сато: измена, измена, измена. Шао перепугался, когда увидел этот его панический ужас в глазах. И, к сожалению, император не знал от чего он: то ли от страха за свою жизнь, то ли за жизнь того корсара. Тенанук даже не подумал о том, что эта паника была вызвана тем, что Сато осознал: принял кого-то еще, кроме Шао. Отдался кому-то еще… Император же не мог думать правильно, он ощущал удушающую ревность и списал состояние любимого на страх быть убитым или потерять любовника. Эта мысль вызывала сильнейший гнев, и только остатки разума и крупицы воли держали его в рамках приличий. Он его даже не ударил, что является достижением. Если бы хоть один удар был, Шао не смог бы сдержаться и просто забил до смерти. Он почти на грани, почти готов сотворить непоправимое. Они простояли так пару минут, каждый думая о своем и копаясь в своих ощущениях, после чего Сато смог лишь едва успокоиться, вернее дурнота отступила. Осторожно выпрямившись, не поднимая головы он тихо произнес: — У меня нет ответа. — Это был почти безжизненный голос человека, который понимает, насколько огромна его вина. — Да? — усмехнулся Тенанук. — Неужели наш красноречивый Тенаар потерял свое красноречие? Или он тебя петь научил только для себя? — прошипел Шао, с силой сжав пальцы. О, Боги, подарите хладнокровие! Сато вздрогнул. Он не мог отрицать, что спал с корсаром. И что не приходил к нему, не сопротивлялся. Наоборот, именно Сато шел в поисках чужого тепла, получая его в объятиях другого мужчины. И он оберегал его, создавал вакуум защиты вокруг него. Это память не затерла, словно издеваясь. — Ну, так что, научил он тебя петь только для себя или нет? — резко схватив за подбородок император злобно смотрел на него, с силой сдавливая пальцы. — Я не помню. Шао отдернул руку и засмеялся. Его смех был истеричен и надрывист. Он даже отступил на пару шагов отталкивая супруга. Сато же в ответ весь сжался — и внутренне, и снаружи. Таким Шао перед ним никогда не представал. Он всегда был сильным и всегда контролировал себя. Но сейчас его демоны вырвались наружу. Его смех был сродни смеху сумасшедшего. И пугал посильнее ножа у горла. Даже на Алкалии, когда нашел и пришел в снимаемую Сатори квартиру, он выглядел гораздо лучше. Да, был зол и ревновал, но нет, в нем не было этой надломленной черноты. Сейчас она оплетает его изнутри и поглядывает кроваво-красными глазами, обещая все муки мира, какие сможет выдумать. Император вытер проступившие слезы на глазах. Нервно так, ненавидя слабость в звучавшем смехе, что был надрывным, поломанным. Сато, как ни кто другой, смог нанести такой удар, какой в жизни никому не будет доступным. — Нет, ну надо же! — обманчиво веселым голосом заговорил. — А как удобно списать все на забывчивость! — Шао с издевкой и язвительностью скривился, но продолжил допрос. — Ты что, в усмерть пьяным был, когда трахался с ним? Сато лишь отрицательно покачал головой. — Тогда что? Давай, расскажи мне, как так вышло, что ты не помнишь! Я слушаю. — Император скрестил руки на груди, стоя напротив виновато замершего на месте любимого супруга. Да, в хвост вас и в гриву, за столько лет разлуки он ни на минуту не забыл о нем, не смог охладеть, не смог возненавидеть. Негодует, обижен, раздавлен, но ни на мгновение не допускает мысли о расставании. Это невозможно. Никогда! Но Сато опустив глаза не знал, как ответить на вопрос, на который у него самого ответа не было. Его память настолько белая, что слепила глаза. Лишь незначительные обрывки всплывали и тут же ускользали. И от этого становилось только хуже. Шао спрашивает и хочет услышать нормальный ответ, а у Сато такового нет. — Ну что ты замер, как кисейная барышня? — Язвительно проговорил император. — Лучше бы ты меня избил. — Едва слышно проговорил Сато, словами, силой голоса и его интонацией показывая насколько сдался. Услышав это Шао на секунду замер. Сато никогда не говорил подобного. Что-то произошло такое, что он не может ему об этом рассказать. Какая бы ни была обида, но страх навсегда потерять его пересиливал все разумные пределы. И сейчас Тенаар что-то скрывает, что, вероятнее всего, намного страшнее простого побега. На него так сражение с имо подействовало? Или тут другое? Что с ним случилось? Ревность и измена, это ведь одно дело, но чтобы Сатори сдался и желал быть избитым? Сатори Ши-имо Хинго?! Тенанук подошел и схватил его за подбородок. Он грубо заставил посмотреть на себя. Таким Сато ему не нравился, такого он его не желал видеть никогда. Сато — единственный, кто мог заставить принца измениться. Шао принял себя, снял налет империи, и никогда не видел, чтобы темная лошадка опускала глаза. — Избил? Тенаара? Издеваешься? — процедил сквозь зубы Шао, больно вбивая свои слова, заставляя встрепенуться. Сато не любил, когда Шао выходил в разговорах на титулы, принадлежность к определенному углу Кавехтара. Не любил настолько, что один раз попытавшись показать, насколько он значим для гарема, получил в лицо кулаком! — Нет. — Сато вымученно улыбнулся. — Так тебе легче станет. — Легче? — оторопело моргнул, не узнавая человека перед собой. — Да я тебя одним ударом убью. — Смотрит и не верит, что это и есть его любимый Сато. Эта размазня — Сатори? Да вы издеваетесь?! — Какая разница, если тебе легче станет. — Пожал плечами Сато, не делая попытки ни освободиться, ни огрызнуться. — Что? — не веря в услышанное, Шао словно ледяной водой был облит после жаркой сауны. — У меня нет причин препятствовать тебе. К тому же, я действительно ничего не могу вспомнить. Ты говоришь, что у меня был любовник. Значит был. И я более не могу быть твоим. Тебе в пору разозлиться и избить меня за неверность. У Шао весь мир перевернулся с ног на голову. Это отчаяние в глазах Сато, его безжизненный голос говорили о том, что что-то произошло такое, что он покинул его по своей воле, не думая о последствиях. Не думая ни о ком. Что именно произошло? Что? Имо так подействовал? Эта тварь имо его разрушила? Сатори никогда не сдавался. Никогда. Даже отдав себя насильникам, дабы спасти Шао, он не сдался, не взмолился прося пощады. Сатори никогда не опускал руки. Никогда не был вот таким. Это не его любимый, эта тряпка не Сатори Ши-имо Хинго! — За что ты меня так наказываешь? — спросил Шао, буравя взглядом уровень его пояса. — Что я такого сделал, что ты так бесчеловечно поступил? — Я не наказываю тебя… — почти шепча произнес Сато. — Да? — Шао стиснул его руки сильной хваткой, стремительно поднял голову и заглянул в лицо. — Сбежал, тайком, как мышь. Исчез на долгие годы и теперь у тебя нет слов объяснить это? Почему? Зачем ты так со мной? — Императора всего затрясло. — В чем я виноват?! — закричал на него, не выдержав морального пресса, который давил со всех сторон, оставив все вопросы, все догадки и страхи в едином котле на пылающем огне ревности. Сато не мог вымолвить ни слова. Он пытался найти нужное в этот момент оправдание, смягчить ту боль, что пронзает Шао с головы до ног. Но не мог. Слова застревали в горле. Сердце замирало и болью отдавалось во всем теле. Он еще ни разу не видел его таким раздавленным. И ни разу в его жизни не было такого, что бы он не мог найти подходящих слов. А Шао все повторял свой вопрос и повторял. Его всего знобило, и он был готов вновь заорать, но не смог, перехватывало горло и душило. Это было ужасно больно, и он уткнулся головой в грудь Сато, чувствуя такой родной и любимый запах. С силой сжимая его руки, пытаясь остановиться, император перестал контролировать себя. Его переклинило, пронзая той же тьмой, которой был опутан любимый супруг. Чернота, что еще оставалась внутри Сатори, она укусила Шао, и он озверел, перестал соображать. Резко выпрямившись, оскалившись, Шао дернул Сато так, что тот не удержался на ногах. Через мгновение ударился спиной о кровать. С него срывали одежду. Дико и безжалостно, как зверь, разрывая что смог разодрать. Когда последняя вещь улетела за спину императора, он набросился на его тело. Безумно сжимая руками, агрессивно целуя и кусая, Шао навалился всем телом сверху. От боли, что приносили укусы, Сато пытался избавиться, но не мог — ярость, поглотившая разум дрессированной ревностью, болью, обидой и страхами, стерла человека, оставив животное. Император обезумел, блокируя все попытки препятствовать своему безумию. Сколько оно длилось, как сильно сопротивлялся Сато, Тенанук не знал. Он победил в этом бою, взял свой приз, не позволил ему ускользнуть. В какой-то момент сопротивление прекратилось, но пелена в глазах не сошла, пока зверь в груди не насытился. Тенанук сорвался. Не смог обуздать враз завибрировавшие силы, идущие от печатей, не смог голосом разума обуздать ревнивого зверя, что потребовал пометить свою пару. Сорвался, слетел, оттрахал тело, от аромата которого его переклинило. Этот запах кто-то еще вдыхал, когда страсть раскалялась до предела? Его кто-то еще слышал, когда наступает момент пика наслаждения? Если бы императора сейчас видели, то не смогли бы узнать. Это был неуправляемый зверь, нагнавший свою добычу и растерзавший. Вся боль, горечь, страхи, ревность, обиды и тотальное непонимание, за что с ним так поступил человек, которого он столь сильно и даже маниакально любит, выплеснулась физически. Шао никогда не обижал Сато столь жестоко. Никогда, до сего момента. — Сато? — осторожно позвал император. Он легонько похлопал его по щеке, но тот не отреагировал. — Сато?! Оргазм и нега сменились страхом. Кроме запаха тела был еще один неприятный запах. Запах крови. Опешив Шао глянул вниз. Бедра у Сато все были красные. Он ошеломленно сел и обмер. Сато лежал на спине, весь в засосах и укусах, белый как мел и у него шла кровь. Осознав, что это его вина, император метнулся к двери и чуть не рухнул из-за наполовину стянутых штанов. Резко натянув их, он подлетел к двери и долбанул кулаком по панели. Жалобно пискнув она активировала механизм, створка двери скользнула вбок. — Кива сюда! — зарычал Тенанук. Через минуту доктор прибыл, а стражи тактично не посмели войти. Уж что-что, а опасность они чуяли хорошо. Войди внутрь и ты будешь трупом. Кива же поклонился господину и прошел к кровати. Так как заранее предупредила императрица, что скорее всего император не сможет сдержаться, а Тенаар не будет ему сопротивляться, либо просто не сможет, то первый травмирует последнего, Кива и не удивился увиденному. Доктор лишь вздохнул. «Хоть бы опять кошмаров у него не было. А-то ведь император пострадает». — Подумал Кива, когда стал осматривать пациента. О том, что здесь и сейчас виноват в таком состоянии Тенаара сам император, даже мысленно тактичный доктор не произнес. Не его дело, как происходят разборки. Они супруги по каюхайду, посему никому вообще нельзя вмешиваться. Сами разберутся, даже так радикально действуя. Покачав головой, доктор осторожно ввел мягкий и тонкий прибор в опухший и воспалившийся анус. Через минуту обеззараживающее действие прибора снизило опухоль. Что ни говори, а такие штучки весьма полезны. Ведь никогда не знаешь, что может случиться. Пока шел процесс восстановления поврежденных тканей и слизистой, Кива поставил укол общей поддержки организма. За всеми манипуляциями доктора пристально следил Тенанук. — Император. — Тихо позвал доктор. — Да. — Скажите, а это нормально? — он показал на левую часть тела Тенаара. Шао подошел и только сейчас заметил это. Вернее, осознал, что видел и чего касался губами. Все место где раньше была татуировка, сейчас было одним сплошным шрамом. — Что это? — спросил император, холодея, понимая насколько эта находка жуткая, насколько… — Ожог, повелитель. — Доктор присмотрелся. — И ему не меньше пяти лет, как бы не больше. У Шао аж ноги подкосились, стоило лишь осознать, насколько опасно было там, где пропадал его любимый. Он, можно сказать, рухнул на край кровати, пытаясь судорожно найти виновника. Ни один человек не сможет нанести вред Тенаару. Ни фильб, ни человек, даже принадлежащий другой империи, не осмелится ударить его. Атаковать Сато мог только имо. В груди обледенело сердце. Во всей галактике только два существа могут нанести вред Сатори: раса имо и император Тенанук. Больше ни у кого не хватит силы воспротивиться защищающей печати на его теле. — Как такое возможно? — шокировано спросил в пространство. Что ответил доктор Шао не слышал, сидя на краю кровати закрыв глаза. У него в груди билось сердце, да с такой скоростью, что грозилось вырваться из клетки созданной ребрами, да упорхнуть туда, где не будет столь жесткого перепада бурлящего адреналина в крови. Или не будет столь безумного владельца тела. Мысли же крутились и вертелись на одной ноте: Сато атаковали физически. И атаковали тогда, когда он был на корабле этой твари корсара! Зарычав от злости, резко встал; в его груди полыхало пламя. Он намеревался все узнать и был готов вылететь из комнаты, но его мягко остановили: — Император, простите, но ваша одежда… Шао глянул на себя и ужаснулся: брюки были в крови. Ему стало дурно. Можно сказать, что только сейчас до него дошло то, что он изнасиловал Сато. Ощутив себя полнейшим ничтожеством, схватил первые попавшиеся вещи, стремительно направился в душевую. Если он выйдет сейчас, то даже его руки будут пахнуть кровью. Кровью Сато… Стоя под прохладными струями воды, Тенанук одной рукой уперся в стену, а второй зажал рот. Сейчас, сквозь обрывки памяти он услышал крики Сато и его слабые попытки остановить безумие, что сковало императора, того, кто все еще его супруг. Сглотнув, Шао прижался лбом к стене. Он себя уже ненавидел, боялся и не мог осознать насколько ему страшно. Было тошно, в горле застрял ком и не проходил. Да, они бывало ссорились и помахать кулаками могли, но не так… — Что я творю! — застонал он, вновь «услышав» голос Сато. — Боги, светила и духи!.. — взмолился тихим шепотом, заглушаемым шумом воды. Ощущая себя мразью, император не мог простить подобного. Да, Сато ушел, сбежал, бросил, изменял. Да, мать вашу в ноги и барабаном по голове! Да, все правда, за каждый проступок надлежит наказывать. Но не так. Это низко, грязно, беспощадно. Уж лучше бы он послушал Сато, когда тот говорил о кулаках. Уж лучше бы избил. Зажав рот обеими руками, опав на колени, задушено и почти не слышно, закричал, выгоняя напряжение. Вода заглушила этот недо-крик, а он не осмелился сделать его явным, подрагивая всем телом, практически трясясь в судорожных корчах. Что теперь делать? Как ему в глаза смотреть? Так стыдно и совестно Шао еще никогда не было, но еще и больно, словно стеблями с шипами по телу отходили со всей силы, а затем облили соленой водой. И вроде бы не смертельно, но очень больно, саднит и дергает. Через несколько минут император вышел из душа полностью одетый и оглядел то, как доктор осторожно обтирал пациента. — Никого не впускай сюда. И никому не рассказывай, что символ Тенаара выжжен. — Как прикажете, повелитель. — Поклонился Кива. — Разрешите сменить простыни? — Да, но сначала одень его. — Как прикажете. Шао еще раз оглядел лежащего Сато на постели и вышел. Следом за ним выдвинулись и его вездесущие охранники. Все, кроме Файдала, были в инвизе. Перед лифтом, который доставит на уровень, где располагается капитанский мостик и все необходимые помещения, для координированной работы отлаженной системы полета, Тенанук замер. — Ты уже что-то сделал? — спросил он не поворачивая головы. — Еще живой. — Почти рыкнул Файдал, которого близость Тенаара взволновала так, что успокоиться он не мог до сих пор. Хоть император и принял душ, кровью все равно пахнет. Частички под ногтями, которые не чистили, прекрасно справляются с тем, чтобы фильб ощутил кровь имо. — Мне нужен разговор. Потом делай, как посчитаешь нужным. — Тенанук шагнул внутрь лифта, прекрасно понимая, что даже если он отпустит корсара, Файдал ни за что не позволит тому жить. Как-то одним вечером Сато рассказал, что Линги ощутили его своим вторым кенкерни, ядром силы, вокруг которого каждая стая сплачивается, составляет костяк, взращивает потомство. Кенкерни, все равно что Бог для семьи. Касаться пальцем данного фильб имеет право только его семья, а иметь близость только его избранник. Про то, что кенкерни может стать представитель иной расы, ранее императору рассказывал сам Файдал, но уточнял, что таким человеком может быть только несущий печати, либо представитель рода, некогда выходцев из дома Первого Тенаара, несравненный имо. При этом первый, тот что с печатями, становился ядром для фильб чаще, чем имо, так как эти особи в Кавехтаре гости не частые, а уж в церемонии выбора старшего владыки и подавно. Это ведь церемония для императора, если ранее его отец не озаботился о наличии охраны из этой расы. В совокупности всех знаний, Тенанук сейчас не будет приказывать Файдалу то, что тот не выполнит ни при каких обстоятельствах. Даже если это будет стоить жизни главе стаи Линг, даже тогда он не отступит, так как кенкерни его дома тронули. И пусть у корсара могло не быть выбора, Файдалу на это плевать с высокой колокольни. Здесь никакие уговоры или приказы не помогут. И вмешайся Сато, Файдал официально головой кивнет в знак согласия, а неофициально отправит фильб-санс, дабы завершились веселые дни того, кого Линг приговорил к смерти за унижение его дома. Шао это знал, Шао не мог приказать обратного, Шао не желал спасать — он дико ревновал. А еще, если учесть то, что он увидел перед выходом из своей каюты, люто ненавидел этого мужика. Люто и черно, как только был способен. Все же он из рода Маин, а они не умели прощать, если наносились оскорбления, затрагивающие их семью и любимых. За самих себя могли стерпеть, даже в ноги поклониться. Не развалятся, так считают. А вот за семью, за любимых, за детей своих — лучше тогда на свет не рождаться, потому как нигде не спрятаться. Они прибыли на мостик, прошли к уже готовой переговорной. Ранее один из воинов стремительно прибыл, передал приказ императора и команда связистов быстро все наладила. Переговорная, чистый канал, шифрование такое, что не одно столетие будут расшифровывать, а также никаких следящих устройств внутри помещения, где будет проходить разговор. Это была комната с оборудованием, креслами и пятеркой сотрудников, которые моментально удалились, стоило только императору ступить на мостик. Файдал вошел внутрь переговорной и дополнительно установил специальный щитовой ограничитель, дабы даже чисто случайно не получилось так, что суть разговора императора будет хоть кому-нибудь известна. Тенанук прошел к креслу, занял его. За его спиной развернулся щит, а воины покинули комнату, прикрыв дверь, но оставшись рядом с ней. Связь быстро наладилась, показывая на той стороне капитана корабля, отважного корсара. Когда император забирал своего супруга, то и подумать не мог, что данный человек причастен к физическому увечью его любимого. Знай он это, приказал бы вырезать их всех еще там, во владениях Пирс. И хорошо, что еще только нагнали и остановили. Император видел на лице капитана тревогу, понимал, что на его корабль наставлены пушки, а на той стороне противник из стаи Линг. Корсар осознавал, что живым он не уйдет. — Император. — Мужчина склонил голову. — Я так понимаю, ты уже осознал, что жить тебе осталось очень и очень мало. — Тенанук не был молодым и беспечным, он уже давно император, он прошел многое и закалился еще больше, чем кажется на первый взгляд. Именно по этой причине щадить он более никого не собирается. Сато кто-то очень серьезно ранил, и рана эта борльше похожа на проведенную пытку. Шао подобного с рук никому не спустит. Никогда. — Да, император, осознаю. — По его лицу было видно, что надежд он не питает, не поможет. — Тенаар — кенкерни для стаи Линг. — Владыка огромной империи только что вынес приговор одному судну. — Даже если я прикажу, они не подчинятся. Ты не был парой для него, на тебе нет метки принадлежности ему, но ты брал его. Даже если он пришел к тебе сам, это ничего не меняет. Он был невменяем и стая видела его таким. Твой приговор отсрочен на несколько минут, и то только потому, что мне нужны ответы. Корсар сглотнул. О том, что у каждой стаи есть свой кенкерни, ядро силы, по факту сильнейшая особь, способная удерживать в себе огромную энергию и подпитывать родственную связь, только младенец не знает, так как еще не понимает, что ему говорят. — Вам нужны ответы? — корсар невесело улыбнулся. — Что же, спрашивайте. — Кто сжег татуировку Тенаара? — Он сам. — Почему? — Я не знаю. — Корсар покачал головой. — Когда он тайком пробрался на наш корабль, мы даже не поняли. Затем его нашли, но шаман сразу предупредила — не трогать. Не послушали. — Капитан невесело улыбнулся. — Попытались. Умерли. Мгновенно. Я такого никогда не видел — черные пузыри по коже, лопаясь вытекала не красная кровь, а черная и сгустками, воняя нефтью. Это было жутко. И любой, кто попытался его убить, умер тут же, не нажав на спусковой курок. — Он после этого, сжег? — Да. — Капитан кивнул головой. — Шаман заставила всех отступить, спросила, к кому он пришел. Указал пальцем на меня. Из всех на корабле, только я мог дотрагиваться до него, остальные мгновенно умирали. — Он покачал головой. — Когда забрал его в свою каюту, вышел порядок наводить, а вернувшись увидел сидящим на полу, в руках лазер, вся кожа на груди до мяса выгоревшая. Сам его лечил, шаман настои делала, мази давала, обезболивающее. — Почему он пришел в твою постель? — император смотрел на него так, как смотрит палач на свою жертву. — Потому что захотел. Иногда, где-то раз или два в месяц, он желал близости. Приходил, брал свое и уходил. Молча. Его боялись, его ненавидели, но знали, что защищает нас. Все авантюры в космосе, вплоть до найденного кармана с кристаллами энергии, все они были удачными только благодаря ему. — Что ж, более удача не на вашей стороне. Я Лингам не смогу приказать, как и сказал в самом начале, но, — он тяжело вздохнул, — в какой-то степени я очень благодарен, что ты смог его сохранить. — Император, могу ли спросить? — Спрашивай. — Почему он таким стал? Черные волосы, глаза, молчание, отрешение, словно и не жил. — Капитан прикрыл глаза. — Даже, когда приходил ко мне, словно тень, ни звука, и дыхание никогда не ускорялось. Механически все, как робот. — На него напал имо, и почти победил. — Имо? — округлил глаза корсар. — Да. Именно поэтому он ушел, дабы отдалиться, снять лишнее напряжение и нападки. — Вы нашли этого имо? — Нет. — Император покачал головой. — Но найдем. Теперь эта тварь никуда не денется. — Да будет так, а не иначе. — Корсар прижал руку к груди и чуть склонил голову. — Император, я действительно не знал, кто он. — Тенаар является имо, и он прекрасно умеет веять. Даже знай, ты бы все равно забыл. Не твоя вина, но жить тебе не дадут. Даже если ты никогда и ни о чем никому не скажешь: я это пойму и приму, а Линги нет. Ты для них враг крови. Они сделают все быстро. Прощай, и пусть другая жизнь у тебя будет лучше этой. — Завет. — Корсар закрыл глаза, а император увидел, как волна огня полыхнула со спины капитана, разрывая соединение связи. После разговора с этим человеком, Шао еще долго сидел в шифровальной комнате. Линги, ощутимо, расслабились. Предотвратить подобную казнь никто не в силах, это инстинкт, это как дышать. Стае не докажешь что Сато сам шел к корсару. У него есть супруг, тем более по каюхайду, а это значит никто не имел право касаться его руками. При этом было странно то, что догадки начальника Хорти не оправдывали этот закон: Шита никто не убил. Хотя этих парней явно Сато трахал, да так часто, так яростно, что все Линги были обязаны устроить кровавую жатву. Но не устроили. Да и метки на Шита не было, что они принадлежат Сато, уж точно Хорти или Файдал унюхали бы. Именно это и не дает покоя, потому что вот здесь и сейчас было наглядно продемонстрировано, как Линги ощерили пасти в зверином оскале, хотя корсар сам к Тенаару не подходил. И все же, жить ему не позволили. А Шита живы, здоровы и работают на своих местах. Есть с чего подозрения развивать, сомнения подкармливать и… Император вдохнул и выдохнул. Сато вернулся. Из глубины давно затравленной души, теряющей надежду и силы, медленно и неотвратимо, вальяжным шагом, шла радость. И не просто там какая-то, а именно РАДОСТЬ. Тенанук непроизвольно заулыбался. Чисто и искренне, от всей души, как только мог человек обретший наивысшее счастье. Его солнышко вернулось, его сокровище, его любимый человек, друг и соратник, любовник и супруг. Это вторая половинка сердца, это одна душа на двоих. Как же долго они были порознь, как же страшно было жить и каждый день вдыхать воздух, гадая, живой ли его любимый или нет. Поиски, нервы, ночные кошмары — таблетки не всегда помогали. Пресловутая зеленая кушетка, беседка в саду, чувство, что Сато тонет, что он умирает, медленно и мучительно… Иногда Тенанук думал, что сходит с ума, когда чувствовал, насколько плохо его любимому, и не мог сорваться с места, дабы найти. Куда бежать, где искать, в какую сторону космоса податься? Знай он о корсаре раньше, стремительно понесся бы за ним в тот карман и внутри забрал его, отобрал, вернул и окружил собою так, чтобы даже мысли у него не возникло, что можно сбежать. — Файдал! — рыкнул император, накрутив самого себя. В комнату вошел воин, чьи глаза сияли словно звезды. Он был доволен, он ощутил свободу от душащей ярости за сетью, за кенкерни, второе ядро его дома. Корсара больше нет, ярость семьи сошла на нет, сердце спокойно. — Сделай так, чтобы по прилету вокруг Тенаара была такая охрана, какая не подчинится его приказу. Никогда не подчинится. Ты меня понял? — Да, господин, все исполню. У господина Тенаара будет тройное кольцо защиты и стражи, дабы более никуда не смог уйти. — Они все, разом? — Да, господин. Взрыв не дал ни шанса, а запущенные гранаты с расщепляющей сердцевиной добили тех, кто чудом мог остаться в живых. Тенанук встал, пошел на выход. У него сейчас слишком много эмоций, но нет энергии делать хоть что-то. Так хотелось просто лечь рядом, обнять и вдохнуть его аромат, почувствовать его тепло и забыться сладким сном рядом с боком любимого человека. Это разве много, чего он желает?***
В полумраке каюты на большой кровати выделялось бледное лицо. Шао сглотнул. Он до сих пор не верил, что Сато здесь. Словно это был сон, смешанный с кошмаром, а по утро откроет глаза и окажется один в своей постели. И этот страх сейчас пронизывал все его нутро. Исчезновение любимого супруга, единственного человека, ради которого он жил несколько лет, сказалось на нем очень и очень сильно. Седина, морщинки и бессонница лишь малая часть, основной была неуверенность и подозрительность. А последние события доконали его настолько, что он буквально зверел, если узнавал что-то о своем семействе. Но сейчас он тут, рядом, спит и выглядит таким умиротворенным, что в груди щемит от радости и нежности. Император скинул одежду и осторожно забрался на кровать. Под его весом она немного прогнулась и Сато едва слышно застонал во сне. Замерев, Шао во все глаза смотрел на лежавшего под простынями супруга. Сейчас, после приближения, император заметил, что его лицо было все в поту, под глазами залегли тени. Хоть доктор и сказал, что так оно и будет, но тревога от этого не исчезла. Шао даже зажмурился, подождал минуту, потом открыл глаза и осторожно лег рядом. Он уставился на спящего Сато и невольно погладил его по щеке. Теплая, родная, а аромат его тела дополняет картину. Наклонившись и осторожно поцеловав в припухшие губы, Шао лег головой ему на грудь. Удары сердца умиротворяюще действовали и вскоре император заснул. Он заснул крепким сном, без сновидений и кошмаров. Просто заснул, так как не мог уже долгое время. Без лекарств, без алкоголя, без доведения себя до состояния, когда просто падаешь от недостатка сна. Сейчас он уснул чистым и полным спокойствия сном. По корабельному времени рано утром Шао открыл глаза и первым делом посмотрел на вторую сторону кровати. Пусто. Он даже усмехнулся. Горечь скользнула по нутру, захотелось взвыть и закричать. Ну конечно, это был очередной сон. Длинный кошмар, от которого он только что проснулся. Закрыв глаза рукой, Шао сглотнул. А ведь реальный сон был. Запах, тепло, голос… Шао отдернул руку от лица и резко сел. Оглядевшись, он неуверенно подумал, что все еще спит. Это не его покои. По крайней мере не в Кавехтаре. Выбравшись из постели, император накинул на плечи халат и замер. Из душевой доносились звуки воды. Это точно не Ремана или кто-нибудь из жен. Да и любовниц он с собой не брал. Супруга бы не осмелилась прийти в его каюту и что-то делать. Щелчок в сознании заставил вспомнить, что он вылетел из Кавехтара на встречу с неким корсаром, дабы поблагодарить за службу. — М-да, поблагодарили. — Не весело подвел итог император, когда досконально вспомнил все, что вчера было. Посмотрев на дверь, ведущую в ванную комнату, он затолкал подальше и поглубже свои надежды, что все же сна ему такого неописуемого и богатого не приснилось, направился выяснять, кто осмелился залезть в его ванную комнату. Ведь может статься так, что дурная Айрана-Руми как-то пролезла. С нее станется. Девица наглая, упорная, только невезучая. Император, лишь из жалости, намекнул Ремане, что не против ее попыток, дабы дама не рвала жилы. Он давно понял, что такая профурсетка не остановится ни перед чем. Дать ей малое, а затем отобрать, это ли не тактика гарема? Ремана прекрасно поняла его не прозвучавший приказ, посему просто некоторое время держит глаза закрытыми в ее сторону. Придерживает и гарем. Но если это она там сейчас, а все остальное было действительно сном, то Айрана-Руми костей не соберет. Пока он медленно шагал к двери, думал о своем, шум воды стих. Затем послышались мокрые шаги. Император замер. Через пару минут дверь открылась и вытирая голову вышел мужчина. Его волосы были длинные, темно-красные. У императора даже в горле пересохло. А когда этот незнакомец убрал полотенце с лица, то и ноги чуть не подкосились. Не сон, не игра больного воображения, истерзанного постоянными думами о любимом. Он здесь, он рядом, он нашелся! — Сато… — зачарованно глазея на своего рыжика, Шао практически шептал. Немного виновато, что отразилось на лице, Сато проговорил: — Извини, я воспользовался душем… — он умолк сдавленный в медвежьих объятиях. Шао, смазанной тенью метнувшийся к нему, сжал в своих руках и стал неистово целовать. От того, что все это ни сон и что его любимый сейчас стоит перед ним, императора захлестнула волна радости, той самой, которую он гнал от себя или столь же неистово призывал. Сато не сопротивлялся. Он боялся лишний шаг сделать. Пока его целовали так отчаянно и с таким желанием, Сато ни о чем другом думать не мог. Вскоре он ощутил, как падает на кровать и его прижимают к ней. Вспомнив вчерашнее, он невольно вздрогнул, цепенея после этого. Незамеченным подобное не осталось, потому как пелена ярости его более не сковывала, он вновь был тем, кто знал прекрасно тело любимого, мог угадать все, чего ему хочется от их близости и так как именно хочется. Шао мгновенно отстранился, прекрасно помня, что могло быть причиной такой реакции. — Прости, я напугал тебя? — прошептал император, не стремясь показывать, насколько чувствует свою вину. В том, что случилось вчера, виноваты оба, но пока Сато не объяснится, просьбы простить не услышит. Сато лишь покачал головой и потянул его к себе. Но Шао улыбнувшись мягко отстранил его руки и осторожно развязал халат. Оголив его тело, он осмотрел вчерашние следы своего безумия. Осторожно касаясь метки укусов и кровоподтеков, Тенанук медленно опустил голову и поцеловал назревающий синяк. Затем другой. Потом еще один. Сато заворожено смотрел на его поцелуи и то, как он нежно проводил языком по самым больным местам. Шао старался быть нежным и у него очень хорошо получалось. У него всегда хорошо получалось прогонять боль, даже если сейчас источником оной был он сам. Тенанук осторожно коснулся плоти Сато. Тот вздрогнул, но не посмел отстранить его руку, чего ему так сильно хотелось сделать. Его пугала близость после вчерашнего. Это было дико и страшно, очень больно. Пусть о нем и позаботился доктор, но внутри еще все болело. И если Шао сейчас опять вставит… — Боишься? — спросил внезапно остановившийся супруг. Сато лишь отрицательно покачал головой. Он не мог ему отказать. Признавая свою вину, пытался заставить себя не сопротивляться, что было чертовски трудно. Ведь его сильно пугало то, что может опять повториться. Но, решив для себя все, он стойко желал доказать своему ненаглядному, что наказание получил заслуженно и права не имеет отказывать. — Врунишка. — Шао лег сверху, аккуратно придавив своим телом и прекрасно чувствуя, насколько крупной дрожью пробивает его от страха. — У тебя на лице написано, что ты меня боишься. — Ласково провел пальцем по скуле, осматривая любимые черты, запоминая его вновь, изучая его вновь и любуясь тем, каким совершенным он может быть. Пусть Тенанук влюбленный идиот, но Сатори его самое большое и прекрасное сокровище. Это никогда не изменится. Никогда. Сато отвел глаза. Это ощущение его тела и пугало и радовало одновременно. Он, после сна и душа, увидев эту неподдельную радость, что расписалась на лице Шао, понял, как же отчаянно он скучал по нему. Словно мир перевернулся вновь и вот он, любимый и желанный, пусть жестокий, но ведь Сато заслужил, так? — Ну вот, ты даже глаза отводишь. — Шао наклонился и поцеловал его в шею. — Не бойся, я тебя не обижу. — И в подтверждении слов, Шао осторожно стал двигать рукой скользя по его плоти. — Не бойся, расслабься. — Страстный шепот на ухо, щекоча волоски, заставляя возбуждаться с невиданной силой и скоростью. Сато дышал все прерывистее и переставал осознавать, где он и что с ним делают. Просто растворился в блаженной неге, ласке, желании и чувстве, что он на своем месте. Под этим мужчиной, рядом с ним, на нем — Сатори был единым целым с этим человеком. Даже сейчас, после всего, он не мог отдалиться и… — Поласкай и мой… — попросил Шао прерывисто дыша ему в ухо, заставляя спутаться мысли, быть послушным и сосредоточиться на человеке, который занял все его сердце. Сато медленно положил руки ему на талию, а потом скользнул вниз, закусив губу. Он осторожно нащупал его плоть и легонько сжал. Шао вздрогнул и с шумом выдохнул. Находясь в положении сверху, он ласкал Сато, а тот все смелее ласкал его. Они предавались ласкам долго, томно и не торопясь. Наигравшись вволю Шао притянул уснувшего Сато к себе и блаженно уснул… «Шанкори знал, что надлежало сделать. Остатки его личности существовали в оболочке, что была пропитана потрясающей энергией сферы. Имо, эти жаждущие его силы создания, все преследовали его, все стремились нагнать. Из всей массы, после вспышки максимального потока силы, дабы сокрыть отбытие сгустка личности Ивари, выжило только три имо. И это самые сильные из всей массы, а также самые упорные. На троне в Кавехтаре уже сидит Тенаар. Почти обезумевший имо, самый сильный и самый хитрый из всей массы. Он не направился в погоню, а остался. Если бы присоединился, то стал бы четвертым, кто претендует на жизнь оболочки-Шанкори. Сейчас, после проведенной процедуры со старым Стражем, от Шанкори Ивари осталась лишь крупица, память и цель. Душа и сознание отправлены далеко, дабы спрятать надежно. Предназначенная ему душа родится еще не скоро, а когда это случится, то «Шао» отправится на поиски. Он не сможет игнорировать этот зов. Не сможет уклониться от своей судьбы в этой жизни. Да, душа родится мужчиной, и Шанкори знает это, не боится. Его оболочка вообще чувств лишена, она выполняет программу. Успешно, надо сказать. Они добрались аж до империи Оламу! Одна из преследователей ненадолго отстала, разродившись и оставив дитя на попечение семьи, которую веянием подготовила служить и защищать. Но она вновь вступила в гонку, вновь жаждет накрыть своим саваном оболочку-Шанкори. Вторая планета на орбите звезды, что приютила столицу Оламу, отныне станет приютом для важнейшего дела — точки отсчета памяти. Ивари, лишь его оболочка, смог добраться до самого защищенного банка во вселенной и вложил в ячейку нечто крайне важное для самого себя, запер это на отпечаток ладони и маркер своей крови. Никто, кроме него, не сможет проникнуть в хранилище. Даже сильнейший имо не получит того, что оболочка-Шанкори туда положил. Только он сам, только его настоящее тело, где объединены душа и сознание, смогут войти и забрать. Будет последний бой, где оболочка уничтожит преследователей, которые знают в лицо Шанкори Ивари, запомнили вкус его силы. Жаль, что девчонка родилась раньше, чем ее мать настигла оболочку и частично ощущает вкус его силы. Она станет проблемой, но ни неразрешимой, а вполне решаемой. Третий же Тенаар слаб, его воля уже сломлена, а страхи породят много новых законов для Кавехтара, относительно того, как надлежит себя вести рядом с ним. Это будут глупые законы, но исправить их в силах только настоящий Тенаар. Когда придет время, Шанкори Ивари обретши новое имя, вернется, будет защищаем и любим душой, что уже один раз не смогла приблизиться к тому, кому обещана. На этот раз Ивари не уйдет, не сможет сбежать и это хорошо. Он ничего не будет помнить, он будет сопротивляться, он будет негодовать, он будет отказываться, но не сможет отказаться от Шао. Душа обещана, а Тенаар один единственный на четыре жизни, на четыре перехода. После этого будет то, с чем согласился Будашангри, отдавая в оплату то, что было попрошено…» По коридору к своим покоям шла Ремана. Она жила через каюту от императора. Проходя мимо белой двери, женщина едва заметно подозвала Файдал-Линга кивком головы. — Госпожа. — Поклонился он и зашагал рядом с ней. — Как повелитель? — тихонько спросила она. — Его лицо сияет. — А Тенаар? — Я его не видел с того момента, как повелитель привел в покои. — И звуки… — …доносятся ежедневно. — Закончил ее фразу Линг. — Хорошие? — Превосходные, госпожа. Уже пятый день голос Тенаара звучит, радуя императора. — Хорошо. — Улыбнулась Ремана. — Значит наш император вскоре начнет улыбаться. — Да, госпожа. — Линг понизил голос. — А когда змеи покинут дворец, то и мир обретут его стены. — Ты прав воин, как никогда. — Злорадно усмехнулась Ремана. — Именно от змей, императору придется избавиться в первую очередь, если он не хочет еще раз потерять сокровище империи. — Прикажите исполнить? — Нет, Файдал, эта честь за Тенааром. — И она победоносно улыбнулась. Воин поклонился и вернулся на свое место. А Ремана вошла в каюту.***
Шао мягко надавил и Сато весь изогнулся под ним. Они уже несколько дней не вылезают из кровати. Шао, как одержимый требует внимания и берет его по несколько раз в день. То, что это выматывает и начинает доставлять легкую боль Сато не говорил. Он был рад успокоить Шао. Даже если будет истекать кровью, не скажет ни слова. И вот сейчас, ощущая дурноту, Сато промолчал. Шао мягко скользил в нем и целовал в шею. Его толчки доводили до безумия и плохое самочувствие списывалось на это. Сато стиснул Шао в объятиях, после чего получил несколько мощных толчков, что стало последним что он запомнил. Его руки ослабли, и он потерял сознание. Шао остановился. Он похлопал его по щекам, но тот не пришел в себя. Испугавшись, Шао быстро выбрался из постели, накинув халат, вызвал доктора. Когда Кива вошел, то увидел сильно встревоженного императора. Без лишних слов доктор приложил руку пациента к индикатору и стал ждать. В полученных цифрах он разбирался меньше минуты. — Что с ним? — Переутомление, повелитель. — Выдал свой вердикт доктор. — Переутомление? — Да. Повелитель, господин ослаблен. Где источник потери сил, пока не ясно, надлежит еще провести ряд тестов. Посему, прошу вас, будьте помягче и поосторожнее. — Он молчал. — Шао закрыл глаза. — И как давно? — Судя по его состоянию, медленное истощение сил началось еще пять дней назад. — Черт! — император покачал головой. Его радость не знает предела, а Сато молча терпит из-за чувства вины. — И что делать? — Немного снизьте темп, и пусть побольше спит. Лечебное питание будет подобрано со всей серьезностью, дабы поддерживать ослабленный организм. — Ладно. — Шао оглядел лицо Сато. — А сейчас его состояние? — Он спит. Ничего опасного. — Хорошо. Иди. — Как прикажете, повелитель. Кива ушел. Вернее, вышел и тут же засеменил в сторону покоев императрицы. Двери открыли незамедлительно, пропуская, дабы нести весть, ибо именно эта владычица была кровно заинтересована знать все из первых уст. Она сидела за столом и просматривала документы, что получила от леди Паолины. — Доктор. — Кивнула едва заметно головой, указала на стул перед собой. Старый доктор присел и улыбнувшись произнес: — Император на пути исцеления. — Да? — повела бровью женщина. — Да. Я проверил его семя, и оно дееспособно. К тому же император вымотал Тенаара за пять дней так, что его организм на грани истощения. — Не такой уж и приятный повод для радости, если Тенаар заболеет. — Нет, что вы! Тенаар не заболеет. Вы бы видели, какими глазами император смотрит на него и какой заботой готов окружить! Нет, он не допустит его болезни. Ремана лишь тяжело вздохнула. Пять дней назад ее супруг силой взял Тенаара, что слышали все на этаже. От криков разрывалось сердце. Ремана, как императрица и как жена сильно переживала за императора. Но когда он так поступил из-за гнева, она не смогла найти ему слов оправдания. Вот только ни слова не произнесет. Это не ее дело, и не у нее право спрашивать с Тенаара, где он был, что делал, и уж тем более не ей решать, как наказывать его, да и наказывать ли вообще. Регент-императрица примет решение императора без единого слова против. — Я надеюсь на это, доктор Кива. — Улыбнулась императрица. — Очень надеюсь.***
Принц Иршан смотрел в окно. Его загоняют в угол. Хорошо, что Хорти не будет действовать, пока император не вернется. Дальше же личный Армагеддон для одного принца и одной принцессы. Согу, самый жестокий из всех братьев в своем стремлении докопаться до истины, саму истину не видит. Он маниакально ищет крысу, равно как Эльмир и Клави, вот только не разбирается в тонких нитях. Да, он играет в бомонде, крутится в министерстве, но остается пристрастным. С ним Иршан никогда не был в мире и согласии. Никогда не поддерживал его. Держался на расстоянии. И вот теперь вылезает это все боком. Прижав ладони лодочкой к лицу, не закрывая глаз, тяжело вдохнул и выдохнул. Он ведь живой человек и ему страшно. Недра Кавехтара, после освеженной памяти с казнями на арене, не добавляют оптимизма к своему будущему. И ведь не шибанешь чем-нибудь этого настырного Согу. Слишком он приближен к брату, слишком. Убрав руки от лица, осмотрел личное пространство, личные вещи и тряхнув головой, вдохнул и выдохнул, после чего покинул покои. Надлежит делать свою работу, как принц империи Легио. И никак иначе. Прошел по коридору, спустился на этаж приемных помещений, тут же сталкиваясь с принцем Ильмаром. Брат тут же подал сигнал глазами, ступая в сторону. Иршан последовал за ним, уходя за колонну, дабы «посекретничать». — Что-то невесел братец. — И смотрит так, как ждущий жертву в засаде хищник. — А что должно радовать меня? Твое лицо с утра пораньше? — огрызнулся Иршан. — А ты не рычи, не рычи. — Ильмар хищно сощурился. — Может статься так, что глотнуть свежего воздуха шансов более не будет. Император возвращается. — Я это знаю. Мне можешь не напоминать о том, что знают все, включая крыс и их детенышей. — Колко отозвался принц. — На что намекаешь? — Прямым текстом говорю: ловите крысу в другом месте. — Иршан одарил опечатанного печатью Тенаара таким взглядом, коим можно убить, но как всегда мимо. — Запомню. — Ухмылка была хищной, и она договорила без слов: «как только тебя поймают, я тебе все-все припомню, что здесь и сейчас прозвучало». Иршан обошел своего брата, политического деятеля, врага и друга, — семья императора никогда не будет семьей. Только не эти, вкусившие силу власти и ее опьянение. Прав был их отец, у него никогда не было семьи после того, как потерял первую супругу. Все последующие были политиками, желали власти и использовали детей своих в играх, а также атаковали детей соперниц. В этом противостоянии ни один ребенок императора, будь он от политической супруги или наложницы, не остался безучастным. Дети наложниц желали обезопасить матерей, потому как те страдали от нападок других наложниц, нередко подосланных политическими супругами. Дети же оных супруг, уже не просто безопасности желали, они тянулись к власти. И Ильмар не исключение. Вот только он, единственный из братьев, кто забрался выше некуда. Печать от руки самого Тенаара, она гарантирует ему не только свободу действий, но и неприкосновенность, даже нарушая слово императора. Посему он вообще ничего не боится, так как истинно чист, истинно верен. Ильмар посмотрел ему вслед и молча обдумал свои ощущения. Крыса или нет? Согу уверен в этом, абсолютно уверен в том, что все же крысой является Иршан. И не в его скверном характере дело. Просто складывается ситуация так, что это именно он. Тогда, Анира есть главная крыса? По уму и сообразительности да, они крайне способны. Оба. Был бы здесь Маатон, можно было бы сказать со всей уверенностью, что это он, а эти двое его помощники. Вот только картинка не складывается. Принц доподлинно знал одну вещь, которая очищает имя Маатона. Сам император проверял его, своими людьми. Он чист, как младенец. Есть свои рабочие кляксы, но они складывают картину так, что это не предательство, а тактические ходы дабы добиться результата. И этот результат всегда направлен на благополучие не только мира, за который он в ответе, но и на всю империю. Ильмар не собирался занимать сторону уверенного Согу в том, что Иршан предал их. Согласно тому, что было передано начальнику СБ Кавехтара, но ни на миллиметр не сдвинувшего пласт действий, имело место быть неким нюансам, которые не позволяли спустить Иршана с Анирой в недра Кавехтара. А раз так, надлежало быть бдительными, но не спешить. Ильмар и не собирался спешить, но обозначил свою позицию перед Иршаном. Тот точно знает, что Хорти получил данные. Знает и нервничает, от того забывается, нарушает правила этикета, переходит в язвительную форму общения. Ильмар знает его как облупленного, так что указать на свою осведомленность не лишнее. Если он крысиный король, то придется попотеть, дабы доказать свою невиновность. А уж вокруг бдительные охранники спокойствия Кавехтара глаз не сомкнут, пока не поймают за руку. Ильмар усмехнулся. Дожили, всех подозреваешь, отовсюду ждешь смертельного удара. Да, нынче Кавехтар не спокоен. Как никогда не спокоен. — О чем думы, братец? — сбоку стоял Согу, опираясь плечом о колонну. — О том, насколько мы в дерьме, братец. — Фи, какое бескультурное поведение для принца. — Скривился Согу. — А что такое? — заулыбался Ильмар. — Как по углам дамочек зажимать, так все ученые и культурные, а тут слово одно сказал и все, культуру потерял? — Слово весомее поступков. Его слышать могут многие, а поступок увидят не все. Не забывай, ты в Кавехтаре, в его тысячелетней змеиной норе. Здесь именно слово важнее поступков. — Жаль, что поступки словами затираются. — Не все. — Ты прав, не все. И это вселяет надежду. — Ильмар стрельнул глазами по сторонам и шагнул ближе. — Ты уверен, что все так, как было передано Хорти? — Да. — Согу кивнул головой. — Здесь нужна крайне серьезная проверка. — И Хорти не торопится, словно верит ему? — Нет, не верит. Императора нет, так что он только окружает, подбирается на расстояние прыжка. Команда фас будет, будет и добыча. — А, если, обознались? — Ильмар чуть сузил глаза. — Значит просто докажет свою непричастность, перед ним извинятся, нервные траты возместят. — Иршан свои нервные траты сам возместит, не отмоемся. — Усмехнулся принц, покачал головой. — Ладно, будем следить, а он будет ходить по тонкому льду. — И знать, что знаем мы, или догадываемся. — Согу невесело скривил губы. — Как думаешь, император его сразу в недра отправит, или разбираться кого поставит? — На этот счет ничего говорить не возьмусь, ошибиться можно легко, заглушить отголоски сложнее. — Ну да, ну да. В этот же самый момент принц Иршан шел в сторону своего кабинета. Ильмар только что сказал ему, что будет следить в оба глаза. Согу точно следит, подбирается. Он передал неполные данные Хорти, и если бы не заступничество Аниры, было бы все очень и очень плачевно. Сейчас, даже попытавшись, Иршан не имеет право дергаться. Любое его движение рикошетом пробьет не только часть его наработок, но и врежет со всего размаха по сестре. Он вошел в свой кабинет, встал напротив окна. Мысли роились в голове черные, жуткие. Со спины его обняли крепкие руки. — Ты такой напряженный. — Грубый голос, жесткий и властный, родной. — Тут, не напрягаясь, пальцем в небо тыкать не нужно. Я у них козел отпущения. — Не волнуйся, — колючая щека прижалась к шее, — разве сестра не выставила временный барьер? — Пока императора нет, я в безопасности. — Вот и не дергайся, пока его нет. — Тебе легко говорить, Андреа. — Не волнуйся. Пока император не прикажет, я не сдвинусь с места. — А прикажет? — Я не смогу ослушаться, и ты знаешь по какой причине. — Знаю. Иди, тебе работать надо. Как и мне. — Повернись сюда. — Приказ, рукой вцепившись в волосы. Иршан робел перед ним всегда, с первого мгновения встречи. Именно поэтому старый император убрал Критци подальше, но не казнил. Он слишком сильно действовал на его сына, слишком волновалась мать, что все зайдет дальше, чем просто слепое обожание, как к сильному и умелому воину. Не напрасно. Хорти почти каждую третью ночь вдавливает его в матрас, вырывая хриплые стоны, и принц Иршан не противится, ждет его всегда. Этот язвительный и говнистый принц был влюблен в него по уши, а умелый воин делал все, чтобы пожар между ними горел. Редко, очень редко фильб выбирают кого-то не из своей расы. Иршан силен физически, но рядом с Хорти он слабый. Соответственно и его место в постели под воином. Днем приказывает принц, ночью приказы ему раздает воин. Сейчас он жадно впился в его губы, вдавил в себя, вжал собою в стену. Он рыкнул, просунул колено ему между бедер и подтянул вверх, зажимая промежность. Руками уперся по бокам и оторвавшись от уже искусанных губ, прошипел в лицо: — Не делай того, из-за чего я буду обязан разодрать тебя. — Я не виноват. — Иршан подрагивал, окутанный волной возбуждения. — Андреа, — его руки с силой вцепились в его куртку, — не виноват. Слышишь? Подставляют, загоняют как зверя, но я не виноват. Сделал все, для империи, и стал идеальным кандидатом. — Если ты врешь, — он покачал головой, оголяя клыки, — если ты только врешь, обещаю, ты пожалеешь. — Не вру. — Иршан прижал лицо к его шее и куснул кожу. — Не вру, зверь мой, не вру. Его повторно обняли, колено перестало давить, перестало делать больно. Хорти, опасный и самый строгий воин-наставник, какой только был известен принцам. Он некоторое время обучал их, после чего мать Иршана заметила влечение, поговорила с императором и отправила подальше. Будь ее воля, она бы его в самую опасную точку воевать отправила, лишь бы подальше. Но император решил по-своему, чем сохранил этого воина. Но время все расставило по своим местам. Сейчас Хорти обнимает его, ластится так, как умеет, а Иршан принимает эти грубые ласки, зная — он искренен. Волнуется, страшится и любит. Не щенячьей любовью, с соплями и детской ревностью, а любовью крупного волкодава. И это Иршану нравится. Очень. — Приходи ко мне сегодня. — Шепотом на ухо. — Не хочу быть один. — Прижавшись лицом в его шею, принц млел от того, как крепко его обнимают эти сильные руки, как жадно Хорти желает присвоить без остатка в свое единоличное пользование. — Приду. — Шепот, на грани слышимости, легко приподнять голову за подбородок и еще раз жадно поцеловать. У них так было с первого мгновения, когда принц осознал, что хочет его. Хорти дал понять — сам не ляжет. Он истинный альфа, не согнется, не даст взять себя за холку. Иршан покорился, подчинился, отдал всего себя и его забрали. Вот со всем его говнистым нутром забрали и окружили собой. И это нравилось. Этого ему всегда не хватало рядом с женщинами — властной руки на собственном горле. Хорти оторвался от его губ, оставив покусанными, припухшими и зацелованными. Он был всегда честен с ним, не игрался, не юлил, а с первого момента, как понял взгляд полный желания, просто пришел и взял. Хорти не умеет иначе, он другой, он не такой как живущие в Кавехтаре. И, что удивительно, этот человек принял его таким, какой он есть, не пытаясь менять. Да что там, он даже ни разу не попытался быть ведущим в постели. Подчинялся, покорялся, отдавался и всегда оставлял после себя тонкую нить интереса, который не угасал. Хотелось его не только под собой видеть, но и рядом с собой. Новость о том, что леди Анира под Тенааром, очень и очень удивила. Согласно этому ей было разрешено использовать систему «Медея». И она просила притормозить дело, когда придут данные. Если бы не это, то сердце воина было бы разодрано на куски. Потерять Иршана он боялся больше, чем вызвать гнев императора. Настолько открыто он не говорил принцу о своих чувствах, но и не скрывал того, что между ними больше чем просто секс. Для Хорти больше. Иршан показывает, что он не ошибается: ластится к нему, как щенок, гарцует как молодой кобелек, и ночью стонет как родная сука, которая вошла в гон течки. Он сводит с ума. Рыкнув, куснув его в шею, но так, чтобы можно было скрыть воротом рубахи след, Хорти заглянул в глаза. — Я приду. Подготовься. До прибытия императора не делай опрометчивых шагов. — Еще раз поцеловал, после чего резко отстранился и вышел. Иршан осел на стул, упер обе руки локтями в стол, ладонями подпер голову, направляя взгляд вниз, но не видя того, что было перед ним. Все мысли роились там, где были его страхи. — Как же я тебе в глаза буду смотреть, когда все откроется? — прошептал свой вопрос Иршан. Он ведь частично использует и Хорти, лишь бы выгоду свою поиметь, выкрутиться. А когда все вскроется, беды не миновать. Если удастся спастись от гнева императора, то Хорти доделает начатое.***
Айрана-Руми сидела в саду, любовалась сезонными цветами, слушала музыку. Умиротворенной она была крайне редко. Сейчас такой день, когда ей не хотелось психовать и кричать. Еще немного и рубеж будет пройден, она начнет полнеть, округляться и вскоре родит. Четвертый раз, он будет ее победой. Каюхайд практически исчез. Беседка, где жены императора заседания с чаепитием проводили, а также та кушетка, больше не источают его силу. Метка лопнула. Еще чуть-чуть и он сдохнет. Пара дней осталась. Сфера примет ее, беременную и беззащитную, окутает своей силой, дарует власть и тогда все попляшут. Уж она всем покажет, что значит обижать имо. Переведя взгляд в сторону опустошенной беседки, заулыбалась хищно. У него осталось времени меньше двух недель. Как только это время истечет, единственным имо в Кавехтаре будет она, Айрана-Руми. И скоро титул станет ее, по праву рода, расы столь немногочисленной и скрытой, что знают о ней лишь посвященные. Погладив свой живот, женщина победоносно осмотрела простор сад-Ханти. Совсем скоро все узнают, насколько сладка была жизнь, вольна и хороша. Как только она станет Тенааром, моментально тут все переделает. Этот сад ее угнетает, а все этим его жопой насиженные кушетки и беседки бесят. Да, она тут колоссальный ремонт устроит. Сад, убранство, перетасовки в кадрах. Ей не нужны гаремные суки, коим место под могучей ногой. Да, Айрана-Руми всем их место укажет. И не послушаться ее они не посмеют. Кишка тонка противостоять Тенаару тем печатям, что трусливая псина ставил. Силенок не хватит. Упиваясь фантазиями, мечтами, любовница императора сидела и в ус не дула, что по сути доживает последние деньки в тишине и спокойствии. Она была так увлечена своими фантазиями, что не следила за толщиной нити, что тянется к печатям, которые были поставлены ее противником. Стали ли они толще или остались столь же тонкими, только более прочными, какая ей была разница? Кушетка и беседка больше не излучали его метку, они его больше не подпитывали. Его дни были сочтены. Нити от печатей не дадут ему сил, не удержат, не смогут. Так она думала, так ей было удобнее всего дожидаться падения в небытие поверженного противника.***
Сато проснулся на следующий день. Его крепко обнимали, со спины шевеля волоски на шее. Было уютно, хорошо и спокойно. Шао дарил ему покой. Рядом с ним не ощущалась та дикая потеря сил, которая постоянно напоминала о себе, стоило императору отойти более чем на десять минут. И Сато не знал причину. Его страшило подобное, а еще постоянные сны о том, что ему надлежит что-то забрать. Где и что — не знает, даже предположить не может. Мысленно расцеловав любимого, реально не осмелившись, попытался выбраться из его объятий. Идея оказалась не удачной. Император моментально проснулся, встрепенулся и сжал руки сильнее. В шею тут же прозвучало, обдавая теплым дыханием: — Куда собрался? — В душ… — шепнул Сато. — Да? Только в душ? — сощурился со сна Шао. — Да. — Ощущая в интонациях голоса ноты допроса, Сато замер в его руках не зная как поступить. Конечно же супруг теперь его словам верить не будет, но не настолько же тотально! Или настолько? Шао расцепил руки. — Ну иди. — Его взгляд изучал спину, затылок, почему-то не двигавшуюся фигуру. В ответ императору прозвучало очень тихо: — Если ты не хочешь, не пойду. — А ты собрался делать только то, что я хочу? — вкрадчиво спросил он, плавно садясь на постели. Несмелый кивок в ответ разозлил. Его любимый никогда не был покорным. Никогда. Император быстро схватил супруга за подбородок и заставил посмотреть на себя, поворачивая его голову. Он разозлился. Покорная овечка, это не Сато! Даже не близко! У него даже взгляд был испуганным и затравленным. — Что ты будешь делать, если я тебя отдам солдатам? Сато вздрогнул, но не выдавил ни звука. — Отвечай! — рявкнул Шао, сжав его подбородок пальцами сильнее. — Подчинюсь… — Дурак! — Шао отдернул руку и резко соскочил с кровати. Благодушное настроение с раннего утра испарилось, как и не было. Они летят в империю, домой, в гнездовье змеиного анклава! В этот гребанный гадюшник, будь он неладен. Таким Тенаара видеть никто не должен. Это не Тенаар! Это не Сатори Ши-имо Хинго! Это не он, а потрепанная проститутка, которую мужик на месте преступления поймал, хотя она ему клялась, что больше не работает по профилю. Да, он виноват, да его наказал супруг, да, флаг вам всем в руки, все случилось, и нет, он его таким беззащитным не отдаст в гарем. Словно зверь в клетке, заметавшись по каюте, император начал одеваться, не вызывая прислугу. Он их вообще выгнал, как только Тенаар нашелся. Одеться в достаточно простые вещи он мог и сам, чай не на коронацию идет… хотя, там одежды на нем было минимум. Минута, затем другая и вот дверь за ним закрылась. Сато сглотнул. Ком в горле нарастал быстро и плотно, что дышать стало трудно. Он зарылся лицом в простыни, где только что лежал император и тихонько всхлипнул. Слезы были редкие, быстро высыхали от горячего дыхания. По телу шла дрожь. «Он меня никогда не простит», — думал Сато. Все его мысли были только об этом. Причина, по которой он ушел, являлась страшной пакостью, опасной и рвущей его сердце и душу. Настолько это все было еще свежо, что он медленно выпрямил руки, приподнимая тело над кроватью. Скользнувшие волосы почернели до корня, глаза тоже стали черными, сомнамбула вновь возвращалась. Он переставал себе принадлежать, переставал соображать, чувствовал черноту и пустоту, но только снаружи. В груди же пылало сердце, его, Шао сердце, жаркое и мощное, каждым своим ударом разбивающее черноту. Борьба за разум Сатори продолжалась до сих пор. Шао этого не знал, но только он сейчас удерживал в мире живых своего любимого. Только он питал его обледеневшую душу теплым отваром из своих чувств. Питал и поддерживал тем, что просто был рядом с ним всю ночь, овладевал его телом, дарил поцелуи, требовал дать все, что только можно и давал, все что имел. Злился, негодовал, но безмерно любил его, и это держало, это не давало умереть. Сатори Ши-имо Хинго здесь и сейчас действительно находился на грани жизни и смерти, действительно мог умереть хоть в этот самый миг, но нить каюхайд, сплетенная между ними, она держала, изо всех сил держала его. Опав на кровать жадно хватая воздух ртом, Сато перевернулся на спину, дрожа от нестерпимого холода безумия. Имо сходят с ума не так как люди, гораздо страшнее. Его безумие до сих пор с ним, не отступило. Лекарства не помогут. Если он сломается, то даже Валаштару ничего не сможет сделать. Каким бы ни был виртуозом Верхний Страж Духа, он не сможет удержать его в реальности. Не сможет успеть к мгновению тьмы. Держит только Шао и его чувства, только они вместе держат его. Остальные нити лопнули, когда Сато сопротивлялся ему, когда испугался тепла и жара души, ему предназначенной… Пронзенный внезапным воспоминанием, резко сел. Все нутро похолодело. Из-за этого он ушел. Кровь имо навеяла представителю рода Маин любить беззаветно и преданно. Это не чувства самого Тенанука, это просто влияние крови. Зажав рот руками, растоптанный знанием, он медленно встал и пошел в ванную. Ему необходимо согреться, привести мысли в порядок. Не будет больше этой клетки, не будет его любимый в тисках этих навеянных чувств. Ему бы только согреться, только бы согреться… Сато просто стоял под водой с пустой головой, никакие мысли не могли осесть и заставить развить их в дельные будущие действия. Его волосы то становились черными, то вновь обретали сочный медно-огненный оттенок. Каждый момент прихода черноты стирал часть памяти, убирал попытку взять себя в руки. Вода же все лилась и лилась. Волосы разделились согласно движению воды — часть прикрывала лицо, а другая часть прижалась к спине. И тут у него подкосились ноги, он рухнул на пол, ослабевший от оттока сил, одурманенный безумием и мгновенным его отступлением. В голове начинали роиться обрывки чьих-то слов: «Он не любит, он заколдован тобою, не любит, не любит. Это ты его удерживаешь, отпусти и он влюбится самостоятельно. Ты ему не нужен». Шелест воды скрыл истерику, которая вылилась в вой. Вода хлестала по стенам согласно форме сферы, а Тенаар обхватив себя руками, сидя на полу, скрестив ноги и прижав колени к груди, раскачивался из стороны в сторону и не мог успокоиться. Его пробивали отголоски приказа и команд, его вбивало в пол тяжелое знание не своих мыслей, его уничтожал приказ родича, что некогда сумел пробраться к нему на расстояние вытянутой руки. И он не справлялся, не мог отделить свои мысли от чужих, свои действия, от навеяных. Сатори погружался в трясину, его волосы посерели, глаза стали бесцветными, словно он старец потерявший зрение. Его никто не слышал из-за воды, закрытой двери и того, что он не желал чтобы хоть кто-то слышал. Ему было плохо, как никогда. Каждое мгновение весь этот жестокий калейдоскоп, вперемешку с теми делами, которые он творил будучи под словом родича, беспощадно вбивал его в пол своей тяжестью. Ему, как никогда, была необходима поддержка, помощь. Он нуждался в помощи, как никогда в жизни. Тенаар подобрал ноги и прижался боком к стене. Ему было холодно, хоть вода лилась почти кипяток, но было очень холодно и больно в груди. Император же прибыл на мостик. Его хмурый взгляд, сродни катастрофе, мужественно выдерживали все собравшиеся в этом месте. Чай не школьницы-одуванчики, и не такое видели. — Император. — Отдав честь, капитан пригласил повелителя сесть в кресло в центре командного блока. Сев на жесткую поверхность, символизирующую главенство, Тенанук спросил: — Сколько нам еще лететь? — Девять дней, император. — Ответил капитан. — Без отклонений по пути? — Да, император. Флот лег прямым курсом на Легио. — Хорошо. Прибывший в этот момент Даррелл, легонько пошевелил пальцами правой руки, давая сигнал, что капитан свободен. Тот отдал честь и вернулся на свое место. Уж кто-кто, а этот человек умело управлял массами вокруг владыки империи, и так легко, что ни разу не было заминки. Все быстро всё понимали, отходили или приближались, дабы завершить действие. Даррелл умело проводил инструктаж, направлял лучших говорливых воинов, которые легко объясняли, что и как надлежит делать. Очень полезный секретарь, очень. — Файдал, ты теперь доволен? — сухо спросил Тенанук, не поворачивая головы. — Простите? — воин осторожно посмотрел на господина. — Ваш кенкерни вернулся. Не так ли? — Господин, — Линг слегка склонил голову пытаясь спрятать удивление в глазах, — если довольны вы, то довольна и вся семья Линг. — Не заговаривай мне зубы. — Тенанук усмехнулся. — Я знаю все про ваши «Ядра». И, даже про то, что ты объединил свое личное ядро с ядром некой самки, дабы соединить некогда слабую семью с силой рода Маро, что течет в твоих жилах. Файдал нахмурился: откуда он может про такие вещи знать? Эта часть его прошлого осталась тайной даже для прошлого императора! Неужели… — Твои мысли в правильную сторону шагают. — Усмехнулся Тенанук, прекрасно зная о чем мог подумать его воин. — Я узнал это от «Ядра». Заскрежетав зубами, Файдал сжал незаметно один из кулаков. Тиремми далеко зашла, сообщая такие вещи императору. Да, он владыка, но каждая стая имеет свои семейные тайны, и уж тем более наличие двух ядер, объединенных и слившихся на разном уровне сил, как бы по умолчанию не подлежит огласке. А она?! — Только вот не думай, что это была ОНА. — Что?.. — нехотя вернувшись в реальность из тотального мозгового штурма, где уже успел и расчлененкой заняться, Файдал далеко не сразу осознал произнесенное. — Господин, вас посвятил… — догадка прострелила в спинной мозг, отдавшись во всех конечностях вибрацией. — Да. Это сделал он. И я знаю давно. Так что смени гнев на милость, а то у меня на загривке волосы уже дыбом стоят. — Тенанук посмотрел на растерянного воина. — Мне нужно много людей, которым ты доверишь охрану ядра. Таких людей, которые ни при каких обстоятельствах не станут выполнять бредовые приказы самого ядра. Этот приказ ты уже получил. Как исполнение? — Говоря это, глаза императора сверкали. — Приказ был передан в семью, воины отбираются. — На лице Файдала отразилась хищная решимость. — По прибытии они будут ждать нас. — Вот и ладненько. — Шао глянул на монитор, который показывал впереди стремительно приближающиеся звезды. — Вот и ладненько. — Кивнул самому себе, слегка приподняв губы в едва заметной улыбке. Его любимый рыжик любит бегать, и с каждым разом прячется все лучше и лучше, а время на поиски увеличивается в огромной прогрессии. С этим пора заканчивать. Следующий его побег он просто физически не переживет. Времени банально не хватит. Добегался, допрыгался, больше такой вольности у него не будет. Больше ни шанса ему не даст. Закрылась лавочка «побегушки». Шао пробыл на мостике примерно час, потом медленно встал и покинул командный блок. Миновав рабочую часть корабля, вошел в жилую зону. По пути ему встречались солдаты, офицеры и воины охраны. И все они, как один, склоняли голову в приветствии и почтении, на что император вообще не реагировал: он глубоко задумался. В таком настроении и полной задумчивости, Тенанук переступил порог жилого корпуса, отведенного лично для него и его семьи. Слуги, что выполняли работу, тут же склонили головы. — Муж мой! — раздалось сбоку и император вздрогнул. Он повернулся на звук голоса. Ремана приветливо улыбаясь стояла на пороге залы для отдыха, приветственно чуть-чуть присела в реверансе. — Леди Ремана. — Склонив слегка голову, после того, как это сделал она, Тенанук подошел к ней. — У вас такой встревоженный вид. — Женщина пригласила его пройти за собой, и он не отказал ей. Они вошли в просторное помещение, служившее гостиной. Регент-императрица проводила его до небольшой кушетки, на которую они вместе опустились. — Встревоженный? — спросил Тенанук. — Да. Вы хмурите лоб. — Она ласково оглядела его лицо. — И уголки ваших губ опущены. Вас что-то беспокоит? Тяжело вздохнув, Тенанук закрыл глаза. Эта женщина, на ряду со всеми, а иной раз и больше всех, помогала ему все эти черные годы. Ремана, став регент-императрицей, тут же жестко взяла в руки кнут и поставила весь гарем на свое место. Из всех жен императора только Паолина была единственная, кого Ремана не только не трогала, но и иной раз спрашивала совета. Паолина, та что была выбрана первой, та что первая родила дитя вместо Тенаара. Сейчас она заменяет Реману, пока регент-императрица совершает путешествие с императором. — Меня беспокоит Сато. — Почему? — Ремана смотрела с искренней тревогой. — Он болен? — Нет. Слава звездам, нет. — Тенанук посмотрел на нее, опору и поддержку, взглядом полным тревоги. — Но он не такой как раньше. — Муж мой, это не удивительно. Ведь прошло столько лет. Вдали от нас, Легио, вас и империи. — Мягко проговорила она. — Да. Годы… — Тенанук закрыл глаза. — Это не мало. — Так что произошло? Я, конечно, знаю о его физическом состоянии, ведь меня держит в курсе доктор Кива, но вас ведь беспокоит нечто другое? — Да ты права. — Император кивнул. — Он боится меня. — Что? — изумилась она. — Я не ослышалась? — Боится смотреть в глаза. — Подтвердил свои слова еще раз. — И выглядит как побитый пес. Даже готов подчиняться. Беспрекословно. Сато и подчиняется! — Тенанук даже усмехнулся. — От него осталась только его тень. Я не вижу в нем того гордого и неприступного человека, в которого я влюбился едва увидев. — Муж мой! — строго сказала Ремана. — А вы думали он будет таким же, после того, как покинул вас? Без объяснений? Даже не сообщив из-за чего так на нас рассердился? — женщина фыркнула. — Конечно он сейчас ощущает себя неловко и даже стыдится своего поступка! Ведь это чуть не свело вас в могилу! — Возможно. — Не «возможно», а именно! — упрямо произнесла женщина. — Сами подумайте, его не было больше семи лет. К тому же, я ни о чем его не спрашивала. Хотя у меня было полно для этого времени. Я даже не осуждала его, не ругала и была благодарна, что он вновь с нами. А ведь должна была, по меньшей мере, показать, что он был неправ. Как думаете, муж мой, он по-прежнему будет уверен в своем выборе? — Психологическое наказание? — покосился на нее император, восхищаясь находчивостью и тонким расчетом самого правильного варианта развития событий. Сатори никогда не любил таких маневров, где ему ставят в вину его поведение не с кулаками, а мягко и нежно тыкая носом в пол. Этого он не любит, и рыкнуть не имеет право. — Да. И так же будет поступать гарем. — В голосе женщины просквозили нотки стали, уверенности правительницы и старшей женщины в самом сердце змеиного логова. — Его поступок никто и никогда обсуждать не будет. Он Тенаар. Он наш Духовный Отец. И поступки отца не порицаются его детьми, а принимаются безропотно. И только вы, муж мой, Правящий Отец, вправе спросить с него за все эти годы. — Ремана, думаешь я просто нагнетаю обстановку? — Нет. — Она ласково погладила его руку. — Вы вправе гневаться. Ведь никто и ничего не знает. Причина, по которой Тенаар покинул нас, оставил вас, до сих пор тайна. «Почему» и «зачем» крутится в голове у каждого. Но теперь все наладится. — Она улыбнулась. — Тенаар вновь с нами и отныне будет под зорким наблюдением. Легио более не допустит такой ошибки. — Говоря это, императрица смотрела уверенным и холодным взглядом, как если бы обещала врагу все муки ада. — Да, Легио более не допустит ошибки. Как и я. — Согласился Тенанук с ее не прозвучавшей просьбой, сделать это все возможное быстрее ветра. Взгляд Реманы потеплел. — Значит вы вскоре разрешите все вопросы с господином Тенааром, и мы вновь ощутим его благословление на празднике весны. Благо время еще есть, и мы сумеем вернуть доверие Тенаара. — Ты его действительно не осуждаешь? — поразился Тенанук. — Нет. Я обижена, но не злюсь. Все же мы не знаем истинного мотива его ухода, а от этого тратить время и жизнь на злость, и так считаю не только я, просто нет никакого проку. Возможно мы сами подвели Тенаара к этому шагу. — Понятно. — Кивнул император, который ни раз и ни два думал также. Он ведь тоже мог сделать что-то, что дополнило ту чашу терпения, которая постепенно наполнилась и более не могла сдерживать. Кто виноват больше, надо разбираться, но и невиновным Тенанук не был. Он это знал, чувствовал, и не мог не принять, потому что уже однажды отмахнулся от сигналов, которые подавал его любимый. Не явные, а едва заметные. Отвернулся, как все, вот и пожинал плоды, вместе со всеми. Ему времени хватило, дабы пройти путь от сложенной вины на плечи одного Сато и до осознания, что виноватым был и он сам, Шао. — Муж мой, я рада, что Тенаар снова с нами. У вас пропала тревога из глаз. — Она мягко провела рукой по его щеке. — Волнение еще осталось, но тревога ушла. Я искренне надеюсь, что все вернется на прежние места и гарем более не будет доставлять вам таких проблем. — Гарем? Императрица опустила голову. — Женщины гарема издревле сохраняли мир и покой императора. Но мы не смогли этого сделать. Не были осведомлены о настроении Тенаара. Зачастую боялись лишний раз попасться ему на глаза и не проявляли полного участия в его жизни. Такого более не повторится. — Она подняла на него взгляд, полный решимости. — Тенаар более никогда не будет оставлен без внимания. Его благополучие, это ваша улыбка на губах. Мы так давно не видели, как вы улыбаетесь. — Взяв его за руку, женщина погладила ее. — Гарем не вправе терять вашу улыбку. — Ремана… — Тенанук опешил. За все те годы, что он прожил в полном отчаянии, его жены прожили точно так же. Они были инструментом для политики, поисков Тенаара и всегда стремились выдавить из него ну хоть какое-то подобие улыбки. Даже Паолина старалась изо всех сил. Но, как теперь понял Тенанук, им этого так и не удалось. — Я тебя понял. — Хорошо, муж мой. — Она улыбнулась. — А теперь идите и верните нашего Тенаара. Только вам это под силу. Только ради вас он вернется полностью. Император лишь кивнул и встал с кушетки. Он ушел, а императрица, сцепив пальцы между собой, глубоко задумалась. Это правильно, что она показала императору позицию гарема. Он успокоится. Ведь если Тенаару грозит опасность, Тенанук бросает все и строит бастионы защиты. А если гарем полностью на стороне императора, да еще и окутает теплом и лаской Тенаара, то отпадет надобность тревожиться. И значит, император потеплеет и к ним. Ко всем: к женам и детям, подданным и партнерам. Вздохнув, Ремана грустно улыбнулась. За годы, что Тенаар отсутствовал, ни одна из женщин так и не смогла заменить его. Даже та, которая оставалась единственной женщиной, из числа любовниц, которую император вызывал к себе чаще, чем остальных. Айрана-Руми. Даже она не смогла ничего выдавить из него. Конечно, ей делали послабления, делали подарки, дали слуг, уделяли больше всех внимание, но нет, она не поднялась по лестнице от любовницы хотя бы до наложницы, которая обладает правами матери наследника. Как бы не старалась эта высокомерная истеричка, а ничего у нее не получилось. Императрица усмехнулась. Капризная наглая девчонка! Она терроризировала гарем все годы, что была любовницей императора. Пусть рядом с ней он немного улыбался, но с каждым годом все меньше и меньше. Да и родить она не смогла. Каждый раз у нее был выкидыш. Даже доктор Кива признал, что это ненормально. При том, что женщина была здорова и ее тело не отвергало плод в течение четырех месяцев, по какой-то странной причине, именно на четвертом месяце у нее происходил выкидыш. И на данный момент она беременна в четвертый раз. Несколько дней осталось до дня Х, который покажет — быть наследнику от Айрана-Руми или не быть. Если нет, то ее быстро уберет прибывший господин Тенаар, ну а если есть, то он решит, будет ли дама воспитывать ребенка или ее во время родов просто неаккуратно порежут. Жестоко и бесчеловечно, но таковы законы власть имущих. А уж жаждущих мести, и подавно. Паолина сказала, как-то в сердцах, что это кара Тенаара. Ей мало кто поверил, но она заявила: «Эта женщина никогда не удостоится чести родить наследника». На ее сторону, в тот раз, встали Анами и Селена. Хоть Анами в прошлом натерпелась от Тенаара за свои честолюбивые планы и намерения, при том разговоре она целиком и полностью была на его стороне. Аише же искала выгоду, так что быть на стороне любимицы Тенаара намного выгоднее, нежели занимать противоположную сторону. Да и не любила она эту дерзкую женщину, а после того показательного битья по щекам, да приказа самоубиться выскочкам, посмевшим вето нарушить, вообще ненавидела лютой ненавистью. Ремана, как самая старшая, понимала стремление жен изничтожить эту выскочку. Но никто ее не трогал, открыто по крайней мере. Она ведь справлялась с тем, чтобы император был в благодушном настроении уходя от нее, или выпроваживая ее из своих покоев. Хотя в последнее время это было крайне редко. Да и Айрана-Руми становилась все злее и больше нервничала. С каждым выкидышем, ее лицо черствело, словно маска, а поведение переходило рамки дозволенного, становясь все более несносным. Но жены не трогали даму, ждали подходящего случая, дабы насладиться местью сполна. Все супруги императора отлично знали, что ребенка она не так чтобы очень хочет. Он лишь инструмент. Дабы взобраться по лестнице, при этом думая, что не трогают ее потому, что император защищает, она раз за разом вбивает в свой гроб гвозди. И это при том, что четыре куртизанки, которых взяли раньше нее, трудятся на благо здоровья императора, ходя к нему согласно графику, и ни разу еще не сделавшие ни единой ошибки, не забывшись и не возомнив себя центром вселенной. Регент-императрица ранее волновалась, но затем перестала. Император, хоть и дал ей послабление, по какой-то причине держал в любовницах, даже не думал возвышать ее. Он пользовал тело, она пыталась пользовать его власть, но в итоге всему вершиной станет, как всегда, господин Тенаар. — Боги, благодарю за милость. — Прошептала женщина, потому что теперь все наладится. Император вернет уверенность Тенаару, сам господин быстро смахнет лишнюю фигурку с доски, как обычную муху. Айрана-Руми, конец тебе, твоей эпопее попыток восхождения. Еще несколько дней и будет ясно, на коне она или под конем и его копытами. Да и то, на коне пробудет ровно до родов. А как же будет плясать сипе! И весь бомонд. Ремана даже в экстазе закатила глаза. Этого никогда не забудет Кавехтар, ведь бомонд столь активно набирать очки еще никогда не кидался, как это будет по возвращении господина. Встрепенувшись, женщина быстро прошла к столу, где занималась делами, открыла несколько папок и тут же начала рассылку делать. Нет, она конечно же, не сообщала о прибытии Тенаара, но моментально подстегнула весь Кавехтар к активной гонке. Хватило сделать лишь три основных запроса и пару десятков малых, чтобы супруги императора встрепенулись, оглянулись и стеганули плеткой медлительные тела коровушек. К прибытию императора Кавехтар уже будет взбудоражен, а когда весть облетит его до недр, взорвется всеми цветами радуги! Пока Ремана обдумывала все возможные шаги, Тенанук вернулся в свои покои. Он огляделся. Сато в комнате не было. Прислушавшись, определил, что в душевой лилась вода. Покачав головой, Шао прошел к ложе и оглядел смятые простыни. Неужели это все ни сон? С трудом веря в это, Шао присел на край ложе. Может ему это все же снится? Ведь может же его больное сознание выдать столь долгую галлюцинацию? Это ведь может так быть? Хоть он и летит с ним домой, делит постель, обнимает и занимается любовью, но все может оказаться просто сном. Он не мог поверить своему счастью, не мог осознать, что долгие года одиночества и страданий завершились. И Тенанук отныне сделает все, дабы Сато никуда уйти не смог. Никогда. Закрыв глаза, попытался припомнить все те дни, что он неистово требовал отдачи от Сато. Его одержимость и страх, что все это только плод воображения, довели Сато до изнеможения. Выдохнув император оглянулся на душевую. Шум воды не прекращался. Посидев еще минуту, Шао нахмурился. Сато, редко долго принимает душ. Он как солдат — быстро и четко, не задерживаясь больше, чем на пятнадцать минут. Это в ванной может разлечься, понежиться, откиснуть и после этого разомлевший в руки своих служанок, на массаж за сплетнями и новостями. Странно, но сейчас по ощущениям складывалось так, что в каюту Шао вошел больше, чем пятнадцать минут назад. Предавшись своим думам, он миновал первые десяток минут легко и беззаботно, соответственно и еще пятак не заметил. Встав и подойдя к ванной комнате, стукнул по двери и позвал. Ему не ответили. Нахмурившись, он толкнул створку и та легко скользнула вбок. За едва прозрачной кабиной душевой угадывался силуэт Сато сидящего на полу. Увидев это, быстро вошел и распахнул кабину. Сато сидел, прижавшись к стене. Глаза были закрыты. Испугавшись, Шао выключил воду и приблизился к нему. — Сато? — он осторожно дотронулся до его плеча. — Сато! Он повернул голову: туманный взгляд, слегка припухшие глаза, кончик носа покраснел. И был бледен, хоть вода и была горячей. Никакого покраснения от поднятой температуры, никакого тепла от кожи, наоборот казалось что его морозит. — Иди-ка сюда. — Шао осторожно поднял его на руки и вынес из кабины, а затем и из ванной. Дойдя до кровати, император уложил свою ношу и пошел назад, дабы взять полотенце. Когда он вернулся Сато лежал на боку свернувшись клубочком и мелко дрожал. Присев на край кровати, Тенанук осторожно стал вытирать его спину и плечи. Сато едва заметно вздрогнул. — Да что с тобой происходит? — не выдержал Тенанук. Он резко схватил его за плечо и потянул на себя. — Сато! Тот словно еще сильнее сжавшись повернулся. Полностью виноватый взгляд несмело скользнул по лицу императора и ушел вбок. Тенанук опешил: отводить глаза не свойственно Сато. Он никогда не отводил глаза, даже если был сильно виноват. Император сощурился: — Что происходит? Почему ты отводишь глаза? Но ему не ответили. Просто молча смотрели в сторону. Тенанук схватил его за подбородок и прорычал: — Какого черта ты делаешь? Опять меня наказываешь? Реакция пошла, отразилась на лице. — Нет. Я не могу наказывать тебя. — Почти шепча ответил он. — Тогда какого ты глаза отводишь? Я тебе так надоел, что ты сбежал и теперь говоришь мне свалить, что б глаза не мозолил? — Н-нет… — Сглотнув, Сато смотрел маленькой мышкой на хищника, который раздумывал: съесть или не стоит? — Тогда что с тобой? Что еще ты скрываешь? — Шао, его любимый Шао требовал ответов, он жаждал узнать все, что заставило его уйти. И он был прав, потому что у него такое право есть, потому что они супруги, они семья. Без причины и ничего не поясняя, уходить никто не имеет право. Это уничтожает саму сущность семьи, ее единство, отдаляя друг от друга. — Я… я не скрываю… ничего. — Прерывисто ответил Сато, борясь с подступающей паникой. Сейчас он боялся Шао и боялся самого себя, той крови, что бушевала в нем, что заставляла… — Да? — грозно глядя в его прекрасное и испуганное лицо, император начинал злиться еще больше. — Тогда чего мямлишь? Глаза отводишь? Вздрагиваешь от любого моего прикосновения? — Прости… — он потупил взор не в силах больше смотреть на эту нарастающую ярость в глазах императора, на этот гнев в глазах любимого, на этот негатив идущий только потому, что все это продукт его вины, его действий, его мыслей. — За что прости? — Тенанук сжал пальцы сильнее, и кожа на лице Сато вокруг теплых подушечек стала белой. — За побег? Или за измену? Или за то, что ты влюбился в корсара? — ядовито спрашивал император, а его рука мелко дрожала от закипающей злости. — Влюбился? — опешил Сато. — Да! А иначе как мне объяснить твое поведение? Ты, тот кто поклялся, что я единственный обладатель твоего тела, и ты тот, кто нарушил клятву. Что мне прикажешь думать насчет всего этого? Что могло заставить тебя лечь с ним в постель по собственному желанию, если ты не был влюблен в него? Не любишь его сейчас? — Я… я не… это не правда! — хлопая глазами, растерянно глядя в лицо ревности Тенанука, Сато вцепился в его руку. — Не правда? Тогда почему ты ведешь себя так, словно это я не прав и не имею права на твое тело? От любого моего прикосновения ты дрожишь. У меня такое чувство, что ты защищаешь этого корсара, лишь бы я его не порубил на мелкие кусочки за то, что он брал тебя. — Нет, не правда… — Тогда что правда? Чего ты боишься, когда я прикасаюсь к тебе? — Я не… не боюсь. — Тогда почему ты весь дрожишь? — злобно процедил сквозь зубы император. — Так противно что я до тебя дотронулся? Вот, я больше не трогаю тебя! — в подтверждение своих слов Тенанук отдернул руку. Сато била мелкая дрожь. Ему было страшно не от прикосновений императора, а от того, что он не наказал его. Шао спрашивает и требует объяснений, чем еще сильнее убеждает Сато в том, что вся любовь, испытываемая им к Тенаару всего лишь след силы Тенаара и не более. Он не понимает, почему Тенаар покинул его. Он даже не догадывается о том, что его любовь вызвана магией. Магией рода Сато, что пробивает любую защиту и порабощает свою жертву. И то, что в данный момент он, Сато, ведет себя, как сопливая девчонка, впервые в жизни получившая от настоящих отношений реальность, а не розовые очки, совершенно в голову не закрадывалось. Перед ним была проблема, у него был тугой комок в груди, остатки навеянных приказов, попытка отделаться от этого всего, попытка выжить и сохранить рассудок — он не мог мыслить логически, он выстраивал вокруг себя стену, защищался от всего. Шао же напротив, жестоко разбивал эту тонкую преграду, не давая забиться в скорлупу. Сатори не был в порядке, он не был полностью пришедшим в себя, не осознавал всю реальность, плавал в сгустках разодранного сознания, лишь волей любимого человека собирая эти кусочки воедино. Шао, через боль, возвращал его, но не физическую, а эмоциональную. Он требовал вернуть своего любимого, преодолеть всю эту черноту, что столько лет варила его в своем соку. Шао требовал, его душа яростно атаковала тьму, а сознание выдавало ревность и заставляла реагировать на выпады. — Чего молчишь? Объясни мне свое поведение. Давай, я жду. — Объяснить? — Сато поднял глаза на его дышащее злостью лицо. — Да. Объясни мне причину своего побега. За что ты так наказал всю империю и меня. На несколько лет превратил жизнь всех в сплошную черную непроглядную тьму. Тебя искали даже наши враги, ибо не долго радовались твоему уходу. И все это время Страж держал руку на пульсе, сжимал горло всем его почитающим. Скажи уж мне, из-за чего ты сбежал, а сейчас весь такой дрожащий и боящийся! Сато сглотнул. Он не поверит, однозначно не поверит, но молчанием ничего не решить и Сато начал говорить, неуверенно и тише, чем всегда. — Я могу тебе объяснить, но ты мне ни поверишь. — А ты начни, я уж сам, как ни будь, решу во что верить. — Он скрестил руки на груди, выдавая свое отношение к тому, что за него решали. Он привык решать все сам, привык руководить своей жизнью, и даже Сатори не имеет право решать за него: во что верить, а что отбросить в пучину неверия. На мгновение Сато закрыл глаза. Это было тяжело, преодолевать свои же защитные барьеры, чтобы просто открыть рот и начать рассказывать. Выкладывать на свет дня свое нутро, дабы кто-то посмотрел на него и покопался в нем. — Я не уроженец Алкалии. — Начал он медленно заходить с краю. — Я не знаю своих родителей. Имо всегда действуют как кукушки — народили и подбросили в чужое гнездо. Меня тоже, подбросили. — Он невесело улыбнулся. — Гнездом стала Алкалии, и дом, где я вырос. С раннего детства я умел две вещи: внушать и входить в состояние боевой ярости. Второе ты знаешь, ну а первое пришло вновь, когда я занял этот пост. — Он нервно провел рукой по той части груди, где ранее красовалась татуировка, а ныне был страшный ожог. — Когда я был маленьким, довольно часто играл своей силой. Обе ее грани были сильны. — Он опустил голову. — Настолько, что один единственный взгляд мне в глаза, делал рабом моего желания любого человека. — Ты сейчас, вообще, о чем? — нахмурился Шао, так как про веяние Сато ему уже как-то рассказывал и ничего такого сверх сильного у него не было. — По своей воле никто не может полюбить меня, потому что моя сила веяния заставляет делать это против воли, привязывая силу, заставляя любить. Любой человек, а Маин в особенности. — Не понял. — Император расцепил замок рук, глядя во все глаза на опущенную голову, поникшие плечи. — А что тут непонятного? — он поднял глаза. — Я — чистокровный имо. Мое веяние всегда было таким, каким никому и не снилось. Один взгляд и ты все, влюблен. — Саркастическая улыбка заиграла на губах. — Не сам захотел, а кровь тебя заставила. — Подожди, — опешил Тенанук, — ты хочешь сказать, что я дятел недоделанный, который влюбиться не может по собственной воле? — Как ты не понимаешь! — заорал Сато, сатанея на глазах, переходя из состояния кроткого мальчика в полноценную гарпию. — Кровь Маин связана с кровью чистокровных имо! Вы не можете любить сами, если встретите таких, как я! НЕ МОЖЕТЕ!!! Сдохнуть легче, чем полюбить чистокровного имо самостоятельно! — он сейчас выглядел невменяемым. Шао впервые видел его таким: безумный взгляд, мелко трясущиеся губы, ходящие ходуном руки, гневно раздувающиеся крылья носа и веющее чувство безумия. Это был не Сатори, это было что-то, что давило на него изнутри, что-то, что еще сидело в нем и не давало выдохнуть свободно. — Не ори! — шлеп! Тенанук отвесил ему оплеуху, приводя в чувство и ожидая атаки. Ее не последовало: Сато как-то сдулся, опустил голову, сцепил пальцы рук между собой. Весь его вид был крайне похож на провинившегося ребенка, когда он опускает голову, не в силах выдержать эмоционального накала страстей. — Ты не понимаешь, — плаксивый голос продолжил, заставляя заходить ходуном волосы на затылке. Сато был не в порядке, он пугал тем, что с ним творилось здесь и сейчас. Каким-то шестым чувством император почуял, что если отложить разговор, повестись на его выпады и перестать требовать объяснений, Сатори никогда не вернется и не станет прежним. Он почти сломлен, вот только причину так и не называет. — Я не могу быть рядом с тобой. — Между тем продолжил Сато. — Ты вновь станешь заложником моей крови, моего веяния. Будешь думать, что безумно любишь, а на самом деле это просто привязка. Никаких чувств нету. И никогда не было. — Подожди, — Тенанук тряханул головой. — Подожди. — Он закрыл глаза, пытаясь осмыслить этот плаксивый тон с тем, что он ему вещал. — Прости, я не могу быть рядом с тобой. — Сато смотрел на императора глазами полными слез, комкая руками край полотенца, проявляя несвойственный ему образ затюканного и пугливого, нервного и какого-то не родного отброса. — Мои силы привяжут тебя вновь. Я не хочу быть твоим поработителем. Мне нет места во дворце. Отпусти меня. Пусть на Легио, но не во дворце. Прошу, не рви на части мою душу. — Схватив его за руки, Тенаар сжал пальцы с силой, нервно цепляясь, словно император его спасение. — Я не смогу жить рядом, видя, как ты действительно любишь другого человека и знать, что все мои чувства лишь плод моих же сил… Шао накрыл рукой его губы заставляя замолчать. Он был в шоке. Император судорожно выдохнул. Сато не в порядке. Ему плохо, и все, что он тут говорит, оно имеет одно единственное словосочетание: помоги мне. Сато моли его о помощи. Он нес какую-то чушь, околесицу, вот только пальцами цеплялся так, как делал это после своих кошмаров, умоляя о помощи. Это состояние, не свойственное ему, эта мольба во всех жестах и безумные глаза, заставили мозг работать быстро, четко и правильно уловить главную проблему во всем. — Ты считаешь, что моя любовь была лишь навеяна мне тобой? — медленно спросил Шао убирая руку с его губ, глядя уверенно и непоколебимо, вынуждая отразить свою реакцию выражением лица. — Да. — Кивнул Сато. — Как только я тебя увидел, не намеренно заставил влюбиться в себя. — Как только увидел? — сощурился император, понимая, что все это чушь. До него добралась одна единственная правильная мысль-ответ на вопрос, который он задавал молча. И этот ответ нес лишь одно — отголоски атаки имо. Вот они, вот как выглядит спутанное сознание, смешанные желания и реальность, память и страхи, вмешанные в коктейль, выплеснутые в пространство. — Да. Жертвы моего очарования все проходят через мои глаза. — Закивал головой, как болванчик, расцветая улыбкой сумасшедшего, тут же словно плывя на волне эйфории, доказывая, что император прав на сто процентов. Это остатки атаки. — А если ты их не видел? — вкрадчиво спросил император, нутром чуя, как надо говорить, что надо делать, куда бить так, чтобы эта чернота рассеялась. — Только после того, как я увижу человека и его глаза. — Если Шао и мог описать в данную секунду состояние Сато, то только одной фразой «наркотическое опьянение». У него даже голос был таким, словно он под кайфом, и только пальцы до сих пор крепко впивались в одну руку супруга, а второй рукой крепко удерживали за пояс брюк. Наркоманы в кайфе так цепляться не будут. — Сато, ты вообще понимаешь, как это звучит? — Шао всего затрясло от понимания того, насколько опасно состояние его любимого и что необходимо спешить, иначе он совсем потеряется в своих ощущениях, не найдет к нему дорогу. — Ты что идиот?! — прикрикнул он и отвесил пощечину, что тут же прояснило взгляд, лишая опьянения. — С какого ты решил, что я тебя не люблю? О чем ты думал?! — взревел император, схватил его за плечи и тряхнул. — Совсем мозги спеклись, такую ересь нести, а?! — Я говорю тебе причину. — Несмело подняв глаза и посмотрев в лицо, показывая образ испуганного ребенка, Сато все еще был в плену закладки, что несла смысл «верь мне, не сопротивляйся». — Я поработил тебя и думал, что твои чувства настоящие. — Почему-то шепотом и не совсем уверенно продолжал, немного хмурился, но все также держался руками за Шао, как за спасительный круг. — Но мне нужен раб. — Это прозвучало фальшиво, что тут же резануло слух, давая понять — они на правильном пути. — Я не могу быть рядом, зная, что моя кровь опять сделает из тебя моего раба! Я хочу, чтобы ты был счастлив с той, которую действительно полюбил. — Фанатично блестя глазами, Сато не отличался от одурманенных людей, когда их не просто вербуют, а подчиняют и заставляют забыть все, кроме служения и истовой веры в любую гадость, какую только способны придумать. — Заткнись! — заорал Шао. — Закрой рот! — он схватил его за руку и лицо, и со всей силы дернул вверх, заставляя вскрикнуть. Сатори за такое врезал бы ему по яйцам, игнорируя мужскую солидарность. Но он ничего не сделал, только вцепился до белых костяшек пальцев в его руку, при этом не пытаясь отодрать ее от себя, а кажется, прижимал сильнее, стремясь слиться с ней. Его, в мгновение ока, впечатав в стену, Шао яростно зашипел. — Ты бросил меня просто потому, что подумал, что я не люблю тебя? Ты издеваешься?! — цедя слова, видя что действует, что глаза проясняются, что идет отдача, он продолжал не сбавляя тона, не убирая стали из голоса, спасая, вытягивая из ямы. — Я полюбил кого-то? Кого? Кого я полюбил?! Когда?! Кроме тебя в моем сердце даже дети не поселились! Как я мог полюбить еще кого-то, когда весь мой мир крутится только вокруг тебя? С первого взгляда, как увидел тебя. — Ты испытал на себе мои силы… — всхлипнул без слез, но не попытался отбросить, не попытался освободиться. — Я не видел твоих глаз и в пекарню не входил! — заорал Шао. Он с силой сдавил подбородок Сато так, что тот поморщился. — Я два месяца крутился вокруг, не решаясь войти! Сначала не понимал почему тянет к тебе и почему боюсь приблизиться, потом боялся, что ты меня пошлешь куда подальше. Я был по уши влюблен в тебя два чертовых месяца прежде чем пришел впервые в пекарню! — император долбанул кулаком в стену рядом с головой Сато. — Ты наказал меня за любовь к тебе? Сбежал без объяснений, как трусливая псина! — Шао… — Замолчи! Никогда не смей говорить, что мои чувства лишь плод воображения! — он ударил кулаком в стену еще раз, сильнее, резче. — Не смей топтать меня! — орал Шао. — Я тебе не позволю! — с каждым его словом кулак врезался в стену, разбивая костяшки пальцев, раня тело, ибо душа уже одна сплошная рана, кровоточит, болит. — Не позволю! Не позволю! Сато весь сжался перед ним и выглядел как затравленный кролик. Его сердце разрывалось на части. Как ему объяснить, что все что он сейчас испытывает, это только иллюзия, навеянная силой Сато? И попытка освободить его, вызывает какофонию негодования и не желания разъединять такую сильную привязку, которая гнет его сущность заставляя сопротивляться, ибо он силен и способен защищать носителя крови Имо. Все сопротивление императора сейчас, это всего лишь веяние силы крови, что не желает отпускать свою добычу. Вот и все. Любви нет и никогда не было. На удивление, именно эти мысли были чисты и сильны, пробивались через пелену забвения, через месиво его образа, его прошлого, его жизни и приказов, что еще были с ним, что еще могли победить и похоронить его. — Ты сказал, что поработил меня, как только увидел? — очень проникновенно спросил Шао, глядя глаза в глаза, перестав бить кулаком и кричать. — Да. — Тихо ответил Тенаар, почти прошептав, не разрывая зрительного контакта. — Тогда что делать с теми двумя месяцами? Я ведь на глаза тебе не попадался, издалека следил, как какой-то извращенец. Что мне прикажешь делать с этим временем? Где логика твоего заявления? — Я не знаю… — Стушевался он и опустил глаза, пытаясь сопоставить факты, найти ту самую логику, о которой спрашивает его любимый супруг. — Я знаю! — зарычал Шао. — Твоя кровь не причина моих чувств. Может она и усилила их до маниакального состояния, но не вызвала любовь. Я любил тебя, когда впервые предстал перед тобой. И добивался тебя не потому что там что-то меня направляло. — Шао провел пальцем по его губам, вырывая из пелены, заставляя вспомнить именно то, что он тогда чувствовал, как чувствовал и что для этого делал. — Если твоя сила так велика, значит тебя добивался не только я? Это ведь логично? Значит на Алкалии к тебе толпами шастали и мужики, и бабы? И был не только я в твоей постели? Это ведь тоже логично, да? Злость. Его, не прикрытая ничем, не затуманенная, родная и знакомая по стольким эпизодам проявления, скользнула в глаза, отразилась на лице Сатори. — Нет! Такого двинутого на всю голову вполне хватило! — он резко убрал руку Шао от своего лица, отбросил ее и начал защищаться, щерить пасть невидимого зверя, коим являлся, когда злился. — Да? — с издевкой осведомился Шао, скривив губы. — А судя, по твоим словам, люди должны были толпами тебя в кровать тянуть, и без разницы на пол. — С чего ты… — С того самого! Ты мне тут талдычишь, что твоя кровь привязала меня к тебе. Хорошо. Я соглашусь. Я поверю в это. Пусть будет так, но почему только я? Почему только я тянул тебя на отношения? Если люди были вынуждены защищать тебя, то почему только я мечтал переспать с тобой и подчинить себе? Почему только на меня ты так повлиял? Ведь вокруг было полно сильных людей. И женщины, и мужчины. А взял тебя только я? Почему?! Сато замер. Тонкая пленка веяния лопнула. Если когда-либо он и испытывал легкость во всем теле, то сейчас эта легкость заструилась по струнам его души. ПРИКАЗА более НЕ СУЩЕСТВОВАЛО. Прочувствовав каждой клеточкой, что значит свобода, бедный имо подрагивал всем телом, потому что было неимоверно тяжело нести такой груз. Не своей силы груз, а чужой и навеянной. Его медленно начинало колотить от отдачи приходящего тотального облечения. — Что надумал? — спросил Шао, который ощущал, что лед тронулся, что он на правильно пути. — Трудно поверить, что ты на меня не влияешь? Ошарашенный взгляд был поднят и Шао вдруг понял — Это Сатори Ши-имо Хинго, его любимый Сато, его рыжик, его сокровище. Он вернулся. Атака была отбита, сознание больше не подвергается опасности, а душа поет оперетту. — Надеюсь, ты больше никогда не будешь думать, что я тебя не люблю. Это больно, знаешь ли. — Он прижал к себе свое сокровище, которое чуть было не потерял, до смешного — удерживая в своих руках! — Это очень больно, Сато. Очень больно. — Понимаю. — Он вжался в него, укутываемый объятиями. Он вернулся. Благодаря своему любимому Шао, вернулся. Его запах, его тепло, его душа… Сатори поднял голову и подняв руки, обхватил лицо ладонями. — Прости меня.