Play with Fire

      Потолок уже начинал плясать разноцветными кругами. Джон забыл, когда в последний раз моргал. Глаза высохли и теперь невидящим взглядом впивались в темный камень потолка. Призрак охотился, поэтому в комнате было тихо, а на душе скреблись кошки. "Пусти!" － плаксивым голосом упрашивала Дейенерис в его голове, до крови раздирая сердце.       "Что я сделал?" － сам себя спрашивал Джон, не отрываясь от потолка.       Как дурак понадеялся на то, что она ответит взаимностью.       Джон часто заморгал. Влага смочила его глаза, позволяя нормально видеть, но он перевернулся на живот и уткнулся лицом в подушку. Поломанная пружина матраса неудобно тыкалась ему под грудь, но он продолжал лежать и бичевать самого себя. Полные слез любимые глаза продолжали смотреть на него, даже когда он закрывал свои собственные. Совесть тлей изъедала его, высасывая все соки, оставляя лишь бешеное желание повернуть время назад. Но что он мог? Она оттолкнула его.       Завтра надо было выдвигаться за Стену. Наперекор решению Дейенерис, Джон собрал отряд для поиска вихта, которого они покажут Серсее. Возможно, испуг ее дойдет до таких размеров, что она отправит свои войска на помощь Северу.       Даже стараясь думать о своем отряде и Стене, он все равно впускал в свою голову Дейенерис. Она пожала руку каждому, одарила сира Джораха поцелуем на удачу, но даже не взглянула на него, на Джона. Он носил меч, по праву принадлежащий Джораху, и пытался расположить к себе женщину, наверняка давно принадлежавшую ему.       "Если я умру за Стеной, она будет плакать по мне? Будут ли плакать мои родные, или только ветер похоронит меня, завывая свою печальную песню? Отнесут ли мое тело в Винтерфелл, оставив в крипте?"       Пусть он и был королем Севера, никогда ему не лежать в крипте рядом с отцом, ему, бастарду без имени, без земли, без семьи.       "Лучше пусть меня сожгут", － думал Джон, зевая и переворачиваясь на бок. － "Тогда и Иные меня не достанут, и приютом моего праха станет весь Север, за который я отдаю жизнь".       "Дейенерис неопалимая", － вспомнил Джон и провалился в темноту дремоты, переливающейся в крепкий сон.       Ему опять снилась крипта. Он бежал по темным коридорам, словно спасаясь от кого-то, чувствуя босыми ногами лужи на полу. В отражении луж он видел себя ребенком, но волосы его постепенно седели. В конце крипты стояла его статуя, высокая, на коленях покоился Длинный Коготь, у колен － точная копия Призрака. Каменное его суровое лицо походило на отца, но иначе, чем раньше. Джон потянулся к собственному лицу, но оно треснуло, драконья морда вылезла из его статуи, Длинный Коготь обуглился, а глаза Призрака кроваво засияли. Дракон двигался к нему, в то время как тьма наступала сзади, ледяным дыханием щекотя затылок. Выхватив обгоревший меч, он, зажмурившись, замахнулся, но, когда он открыл глаза, он стоял в пустыне. Одинокая башня не давала ему спасительной тени, а стоны муки и боли разрывали ему сердце. Только Джон ступил на лестницу, как она провалилась вниз, снова в крипту, но пустую: голые стены чернели, где-то совсем близко-близко, в паре шагов, горел огонь, прикрываемой чьей-то спиной. Он узнал Дени; белый мех ее шубки пускал зубастую тень на стены. Он позвал ее, но ни звука не вырвалось из его рта. Тогда он дотянулся до ее плеча и развернул к себе: лицо тети Лианны смотрело на него.       Джон проснулся до первых петухов. Постель взмокла под ним, потная грудь ходила ходуном. Вернувшийся Призрак обеспокоенно следил за ним.