Velvet Erotica

      — Гермиона, пожалуйста, скажи, что это шутка! — Гарри, обхватив голову двумя руками, сидел в кресле. Полный недоумения и отчаяния голос дрожал. Зелёные глаза за стеклами старых очков тускло блестели. — Твои родители мертвы?       — Я не в силах повторять это, Гарри.       Гермионе очень хотелось жалобно застонать, зарыдать, рассыпаться тошнотворным бредом диких усталых воплей. Зайтись криком, сбить костяшки нежных пальцев в кровь, а потом повеситься к чертям собачьим. Она нуждалась в спасении, крепком дружественном плече и обещаниях, что всё наладится, если верить. Вера. Можно было бы повторить это слово на добром десятке современных языков и семи или восьми древних. Только какой в этом смысл?       Какой в этом всём смысл?       Слишком часто она задавалась этим вопросом в последние сутки. Будто вопрос клеймом отпечатался в сознании. Нагло впитывался в ткань пораженного мозга, отравляя всё на своём пути, коверкая всю правильную информацию, которую Грейнджер впитывала в себя как губка с самого рождения.       — Если в этом замешан Дамблдор, значит всё, что ты сказала — правда, — Рон внимательно смотрел на подругу, явно боясь ляпнуть лишнего.        Рон Уизли, рыжеволосый гриффиндорец, чьё присутствие в Золотом Трио было будто предубеждено судьбой. Весельчак, который даже во сне любил поболтать. За несколько лет Гарри и Гермиона всё же научили его такту; вовремя «затыкать рот», даже если он прав, потому что некоторым, например Малфою и его компании, не стоит что-то повторять. Куда лучше молча уйти от конфликта. Сейчас он, ошарашенный рассказом подруги, старался здраво мыслить и подбирать только правильные и подходящие слова. Получалось не очень.       — Завтра я отправляюсь к нему, — Гермиона выдохнула, эмоции покинули её, безвольной куклой она сидела в бархатном красно-золотом кресле.       Мысли её были там, где пребывал ОН. Хладнокровный, равнодушный, а глаза — кровавые бусины. Стоял там с орудием убийства её родных в тонкой кисти ледяной руки, походившей на уродливого белого паука.       — Как?       — Что? Не-е-т!       — Нельзя так скоро, Гермиона!       — Нужно поговорить с Дамблдором!       — Только не завтра!        Гарри и Рон яростно перебивали друг друга, напуганные, они взмахивали руками в протесте. Измученные звонкие голоса мешались друг с другом, звякали отчаянно, хрипели, звучали сотней чужих слов. Усыпанное веснушками лицо Рона раскраснелось; Гарри бережно снял очки, изредка прикладывая кончики большого и указательного пальцев к переносице. Потирал виски, кусал губы и искал… искал выход. А она только смотрела в пол, боясь даже подумать, что её ожидает впереди. Тонкие бледные пальцы привычно сжимали подол плотной школьной юбки; цепляясь за ткань, Гермиона отчаянно-горько пыталась зацепиться за ускользающую бредовую реальность, которая острым лезвием ножа проходилась по её душе, оставляя кровавые нити-следы. Впивалась когтями глубоко в горло. Боль. Страх. Ненависть. Её ждала бездна неизвестности, которая пугала куда больше хладнокровных убийц пожирателей, стен старинного Малфой-мэнора, самого Волдеморта.       Мерлин милостивый, помоги мне!        Дамблдор больше часа рассказывал ей, как стоит себя вести, к чему нужно морально и физически быть готовой. Перечислил известных ему Пожирателей, добавляя, какими они были в школьные годы, точнее, какими он их запомнил. Сделал акцент на трёх из них: Беллатриса Лестрейндж, Николас Мальсибер и Люциус Малфой. Дамблдор был уверен, что больше всего стоило опасаться именно их, ярых приверженцев чистоты крови. Да только какой в этом толк? Жалкая теория, которая на деле окажется разрушительной смертоносной практикой. Говорил, что опасаться стоит всех, считая Долохова, ведь у того на предплечье вилась чернильная змея, а сам он был другом Тёмного Лорда ещё со школьной скамьи, ровно как и Николаса Мальсибера. И что нет кого-то опаснее их.       Гермиона слушала его, воспалённый разум пытался ухватиться за все эти фамилии. Дамблдор выделял их, самых опасных, но разве можно их как-то выделять? Все они гордо несли одно знамя, все до единого были страшны для неё.       — Мальчики, мне нужно ещё раз всё обдумать.       — Конечно, Гермиона, мы понимаем.       — Да, понимаем, — повторил Рон.       Медленно поднявшись со своего места, Гермиона поправила мантию и, обхватив тонкие плечи дрожащими руками, вышла из гриффиндорской гостиной. Холод полутёмного коридора неприятно встретил её, стремительно остужая нагретую жаром камина чёрную ткань мантии. За спиной что-то недовольно бормотала Полная Дама.        Цокот каблучков о каменный пол эхом отражался от древних сырых стен, а Гермиона мысленно отсчитывала количество пройденных шагов.       Сто двадцать четыре.       Обойдя четвёртую по счету статую доблестного рыцаря, она всем телом внезапно врезалась в кого-то.       Начищенные лакированные туфли, безупречно выглаженная мантия, зелёный с серебром галстук и язвительная усмешка.       Малфой.       — Заблудилась? — он держал её за предплечья. Гермиона даже не заметила отсутствия привычного за много лет «грязнокровка».       Голова отвратительно гудела, в мыслях была какая-то гадкая склизкая каша.       — Нет.       Завязывать бессмысленный диалог совершенно не хотелось, потому она резко высвободилась из хватки Малфоя и сделала шаг в сторону. Плавно дёрнулась чёрная ткань мантии.       — Куда ты?       — А какая разница? — получилось слишком отстранённо.       Малфой насмешливо покачал породистой головой. Ртутные глаза сияли, словно два маленьких солнца.       — Филч вышел патрулировать коридоры, грязнокровка, надеюсь, ты… попадёшься ему, — он демонстративно провёл ладонями по рукаву своей безупречной мантии, смахивая невидимые пылинки.        Драко Малфой. Ещё один заложник детства. Чистокровный волшебник, гордящийся своим происхождением, любимец девочек, круглый отличник, игрок сборной Слизерина по квиддичу. Высокий рост, широкие плечи, пряди платиновых волос и острое бледное лицо, нельзя было скрыть факт его… красоты. Да, Драко действительно был красивым юношей; аккуратные слегка острые черты лица, ровный, в меру длинный нос, чувственные губы и серебристо-дымчатые радужки глаз. Да только какой в этом толк, когда его «верх» — унижение магглорождённых волшебников и издёвки над младшекурсниками. Но всегда был акцент на ней, большая часть грязных словечек приходилось на её адрес; всевозможные производные слова «грязь»; потом было обязательное упоминание её непослушных волос, а точнее «вороньего гнезда», которое «грязнокровка никогда не моет». Абсурд состоял в том, что Гермиона точно знала, да, и Малфой тоже, всё это было ложью. Он лгал себе из-за привитых с молоком матери стереотипов и взглядов на правильность жизни. За это глупо винить человека семнадцати лет. Наступит момент, и он сам сделает свой выбор — правильный или нет, зависит только от него.        Как кстати мысли о слизеринском хорьке заместили все остальные, по дороге к кабинету декана Гриффиндора Минерве Макгонагалл. Гермиона не просто так пришла именно туда. Не было сил и желания прощаться с любимыми друзьями, потому Гермиона всё решила ещё там, в кабинете директора, она отправится в Малфой-мэнор ночью, и единственный с кем стоило попрощаться, так это любимый декан родного львиного факультета.       — Мисс Грейнджер, вы вовремя, директор прибудет с минуты на минуту, — Макгонагалл устало смотрела на любимую ученицу, в её взгляде читалась тревога.       — Я перемещусь в поместье через каминную сеть?       — Да, воспользуемся камином в кабинете Дамблдора. Мой на данный момент отключен от сети по приказу Министерства.       — Хорошо, профессор, я всё поняла.       — Милая, я боюсь за вас. Это ваше окончательное решение? Быть может вам лучше остаться в Хогвартсе хотя бы до окончания обучения?       — Нет, я должна быть рядом с НИМ, только так я смогу помочь Ордену победить в этой войне.       — Храбрая, храбрая девочка.       Тёплая женская рука опустилась на хрупкое девичье плечо, Минерва ласково погладила нежную молочную щеку своей ученицы.       — Дамы, доброй ночи, — Дамблдор шустро вошёл в кабинет, полы его длинной серебряной мантии развевались, а бубенцы на концах золотой ниточки, поддерживающей седую бороду, тихо зазвенели.       Гермиона не стала прятать грустной улыбки.       — Доброй ночи, Альбус.       — Доброй ночи, директор.       — Минни, можно тебя на минуту?       — Да, конечно.       Профессор виновато улыбнулась Гермионе, а потом шагнула за директором.       — Минни, — требовательно произнёс он, — как ты считаешь, Долохов…       — Антонину нет смысла врать, — оборвала его Минерва. Ее холодные зеленые глаза сузились, как у кошки.       — Минни…       — Мы были однокурсниками, — бросила она негромко, — я помню каждого из них. Антонин никогда не был лжецом.       — Хорошие воспоминания? — рассеянно поинтересовался Дамблдор.       Минерва неожиданно улыбнулась.       — Право слово, Альбус, — сказала она снисходительно, — все мы были детьми. Конечно же, у меня есть хорошие воспоминания. О каждом из них. Даже, — она поколебалась, — даже о Томе.       Директор пристально посмотрел на нее.       — Верно, — согласился он медленно, — ты права, Минни. Как и всегда.       Тихо зазвенели бубенцы.       — Пора, мисс Грейнджер.       — Прощайте, профессор.       — Надеюсь — до свидания, милая. — Минерва обняла Гермиону за плечи, тёплые руки успокаивающе проскользнули по хрупким лопаткам в каком-то материнском жесте.        Весь путь до точки отправления они молчали, каждый думая о результате бесчестного обмена. Приманка-Гермиона — это единственный хороший план, как сама она думала, к сожалению, сравнивать было не с чем. Она считала своим долгом быть полезной Ордену, когда как не сейчас может выпасть такая «удача».       Альбус Дамблдор.       Гермиона верила этому величайшему волшебнику, потому было чуточку легче обдумать всё, и, взвесив все за и против, она согласилась на эту пугающую авантюру.       Малахитовая горгулья пропустила их к винтовой лестнице, как только Дамблдор произнёс пароль. Феникс мирно спал на тонкой золотой жёрдочке, совершенно не обращая внимания на вошедших волшебников. Гермиона коснулась плеча директора, на её уставшем лице появилась улыбка.       Пора.       Взяв в ледяную подрагивающую руку горсть летучего пороха, она крепко зажмурилась и, рассыпая искрящиеся частицы, быстро шагнула в камин. Языки изумрудного пламени коснулись острых носков черных школьных туфель, проворно добрались до перламутровых колен, а потом и вовсе поглотили волшебницу целиком, унося из Хогвартса.