Velvet Erotica

       Гермиона сидела в тёплой постели, согнув тощие белые ноги, прижимая острые колени к груди. Всю ночь она провела в глубоких раздумьях. На нежном бледном предплечье уродливым зловещим узором красовалась Метка. Гермиона мягко проводила кончиком трясущегося пальца по шершавому глянцево-чёрному контуру, в мельчайших деталях вспоминая те адски-больные мучения, когда Волдеморт без малейшего предупреждения схватил её руку, прижал тисово-гладкую палочку к похолодевшей коже и прошипел подобием гадкого рта заклинание.       Раздирающе-громкий хруст позвоночника. Лопающиеся нити-сосуды глазных яблок. Побелевшие костяшки пальцев. Пересохший яркий рот, искривлённый горько-болезненным криком-воплем.       Тогда она кое-как вернулась в свою новую спальню, как только отец силой оттолкнул её от себя. Подобрав полы длинного бархатного платья, она, рвано качаясь, вышла из зала, обратив усталое пустое внимание только на болезненно-бледное лицо Малфоя. Он сочувствовал ей, в этом она была твёрдо уверена. Гермиона слабо кивнула ему, выражая легкую благодарность.       Только за что она его благодарила?       Безусловно, он, пройдя через получение чёртовой Метки, мог прочувствовать на своей белой потрепанной шкуре каково это. Сделав ещё один осторожный шаг к выходу, Гермиона почувствовала, как маленькие ступни холодеют, а тонкие пальцы будто наливаются обжигающе-горячим свинцом. Всё тело свела судорога, и гриффиндорка нелепо упала, безуспешно выставив нежные руки перед собой. Антонин Долохов шатнулся в её сторону, вскинул руку в атласе черной перчатки, но как только Волдеморт скользяще встал со своего места, усмирил странновато-дружелюбный порыв.       — Драко, проводи мою дочь в её покои.       — Да, господин.       Драко осторожно помог ей подняться на немеюще-дрожащие ноги и прижал за талию ближе к себе. Тонкими пальцами она пыталась приподнять тяжёлый подол, но замлевшие конечности не слушались хозяйку. Драко почти нежно сжал в кулаке мягкую чёрную ткань у самого бедра Гермионы и осторожно потянул вверх, открывая острые носки нарядных туфель. Они шли тихо и молча, Малфой только тяжело вздыхал, когда Гермиона спотыкалась, но по-прежнему не давал ей упасть. Она нервно сдувала с побелевшего и искривленного болью лица выпавшую каштановую прядь кудрявых непослушных волос, которая противно щекотала обнаженную шею. Гермиона все же старалась идти сама, но тело продолжало отчаянно сопротивляться ей, очередной дрожаще-неуверенный шаг громким эхом отразился от каменных холодных стен, когда Гермиона случайно задела резкий выступ в щербато-оскаленном полу острым каблуком, который с хрустом отломился. Драко внимательно наблюдал за ней: её длинные чёрные ресницы дрожали, когда она жмурилась от яркого пронизывающего света многочисленных факелов, освещавших винтовую лестницу западного крыла. Подниматься было бы значительно легче, если бы Гермиона просто расслабилась без всяких беспомощно-безуспешных попыток идти самостоятельно. В какой-то момент ему это надоело, одними губами он грязно выругался, и взял её на руки; его тёплые ладони расположились на оголённых лопатках и под коленями.       — Ты вообще питаешься, Грейнджер? Ты слишком легкая.       Гермиона не стала отвечать на его раздражающий вопрос, остатки сил выходили из неё с каждым новым выдохом-всхлипом. Она не особо хорошо помнила, как оказалась в своей спальне. Наверняка Драко принёс её сюда и мягко уложил в теплую постель, даже удосужился укрыть легким одеялом.       Хорошо хоть одежду не снял.        Гермиона снова и снова вспоминала это день за днём; горько плакала, утирая покрасневший нос. Добивала себя мыслями о настоящих родителях, повторяя самой себе, ради чего она здесь. Гермиона в ярко-алых красках видела смерть Волдеморта исключительно от её руки, нагло стискивающей древко его тисово-фениксовой палочки. Воображала, как будет кровожадно и безжалостно пытать его и смотреть в его отравляюще-змеиные глаза. Насладиться его последним рваным выдохом.       Целый месяц она, скрытая старинными стенами поместья врага, планировала своё возвращение в мир, где не будет Его.       Потом Долохов вошёл утром в её защищено-уютную спальню, без стука распахнул тяжелую дубовую дверь. Гладко выбритый, хорошо выспавшийся. Он скинул пуховое одеяло на пол, негромко приказывая проснуться. Гермиона недовольно посмотрела на него снизу вверх, но всё же встала.       — Ты уже неплохо обосновалась здесь, — Долохов посмотрел на сложенные стопкой вещи, на стуле у распахнутого настежь окна. — Тёмный Лорд недоволен тобой. Знаешь, ему доложили, что ты отличница. — Он вертел в руке волшебную палочку, на которую нервно поглядывала Гермиона, мысленно готовясь получить проклятие в живот или спину.       Он улыбнулся — одними глазами, но она всё равно заметила желчно-зеленый блеск его холодно-насмешливых глаз.       — Тогда удосужься объяснить, как ты так легко забыла об учёбе?       — Но ведь вы не отпустите меня в Хогвартс? — Глупо было спрашивать, но надежда всё ещё теплилась где-то внутри мягким меховым комком.       — Конечно, нет, об этом не может быть и речи. Обучать тебя всему необходимому будут здесь, голубка.        Гермиона надеялась вернуться в Хогвартс, к своим друзьям, хотя бы на некоторое время. Ей не хватало их лиц, которые она постепенно забывала. Если раньше она помнила — на какой щеке Рона маленькая родинка, и на какую сторону Гарри зачёсывает волосы, то сейчас это были просто размытые облики призрачно-знакомых ранее людей, дрейфующих в её голове белыми парусниками.       Не забыть бы кто из них рыжий, а кто брюнет.       Она быстро прошла к шкафу, распахнула его, чтобы достать необходимые вещи и побежала в ванную комнату, под недовольное бормотание Долохова, который постукивал себя палочкой по правому бедру, словно отмерял данное ей время. Пока она принимала душ, Антонин ждал её у раскрытого окна, сжимая жемчужно-белыми зубами фильтр крепкой маггловской сигареты, и выпускал струйки дыма, вьющегося в воздухе. Лицо его было напряжено, каждая морщинка выделялась на бледной коже. Кончик его палочки чертил замысловатые фигуры на его бедре, он нетерпеливо постукивал себя рукояткой и недовольно вздыхал, втягивая в себя горький противный дым. Гермиона старалась делать всё быстрее, мысленно ругая себя за патологическую медлительность. Ещё на первом курсе Гарри как-то пропустил шутку, что ей удаётся быстро только штудировать учебники.       Повернув вентиль крана, перекрывая воду, она вылезла из ванны, наступая мокрыми ногами на холодный кафельный пол, слегка поскальзываясь. Обернув тело белоснежным махровым полотенцем, она посмотрела на себя в зеркало. Малфой был прав, она похудела: щеки впали ещё сильнее, зрительно вытягивая бледное уставшее лицо, под глазами красовались тёмно-сиреневые синяки.       Она всё чаще отказывалась от еды, до тех пор, пока Волдеморт лично не явился в её покои. Он наградил Гермиону Круциатусом, предупредив, чтобы та прекратила вести себя таким образом. Каждый приём пищи он не прикасался к своей порции, пока Гермиона не доест. Только потом он отпускал её.       Много Волдеморт не требовал: питаться и учиться.        Долохов провожал её каждое утро до библиотеки, где Гермиону уже ждала пожилая женщина в белой мантии и стопкой учебников. Три часа занимала теория. Гермиона читала, делала пометки на пожелтевшем пергаменте, выводя пером округлые буквы. Миссис Аманита Дюмок преподавала в Хогвартсе ЗОТИ, сразу после занятий с Гермионой она возвращалась в школу. И каждый день понемногу рассказывала гриффиндорке, как там обстоят дела. В целом ничего не изменилось, кроме её друзей, которые с каждым днём становились мрачнее тучи — так говорила миссис Дюмок. Потом она рассказала, как Гарри и Рон подрались с компанией Малфоя, когда сам же слизеринский принц наблюдал за происходящим со стороны. Аманита передавала ей сочувственные пожелания от Макгонагалл, на которые сердце Гермионы больно сжималось, замедляя свой темп.       Практику преподавала Беллатриса Лестрейндж. Она обучала Гермиону искусству окклюменции и легилименции; открывала чертоги разума гриффиндорки, всякий раз, противно смеясь на воспоминания о Гарри и Роне. Жестоко наказывала, когда Гермиона тщетно пыталась скрыть что-то, но и поощряла за прогресс в обучении. Ровно в семь вечера Беллатриса ждала её в подземельях. В самой большой камере, она преподавала искусство боевой магии, в которой Гермиона показала себя, как хороший дуэлянт. Она отражала атаки Лестрейндж, уворачивалась от них, тут же посылая защитное заклинание. Беллатриса хохотала и посылала в Гермиону яркий луч проклятия, когда измотанная гриффиндорка умоляла закончить занятие.       Лестрейндж знала меру своим наказаниям, ведь Тёмный Лорд не погладит её по головке за дочь, которая будет мертва.       Гермиона, обнимая себя за плечи, возвращалась в свою комнату, изредка встречая на своём пути кого-то из пожирателей, недовольно взирающих на неё, или домовых эльфов, которые следили за чистотой поместья. Всего единожды она пересеклась с Нарциссой, женщина сочувствующе кивнула ей в знак приветствия и как можно незаметнее выронила из рук кусочек пергамента прямо у ног Гермионы, затем миссис Малфой быстро обойдя её, звонко цокая каблучками, ушла вглубь коридора. Гермиона спрятала записку в рукав свитера и ускорила шаг.       Гермиона, твой отец готовит для вас с Драко совместное задание. Подготовься, скорее всего — вам придётся кого-то убить. Н.М P.S Умоляю, будьте осторожны. В случае критической ситуации скорее возвращайтесь в мэнор.       Гермиона перечитывала эти строчки уже в пятый раз. Неужели им и правда придётся лишить кого-то жизни? Она мотала головой, протестуя написанному на пожелтевшем клочке, стоя перед зажженным камином, а потом скомкала послание и бросила в огонь.       Задание, значит. Клянусь тебе отец, ты не сможешь сделать из меня своё подобие!

***

       Гермиона рассеянно оглянулась через левое плечо. Промозгло-горькая тишина маленькой неосвещённой улицы этой части немагической Британии, где поселились родители её школьного друга, нарушалась только шелестом жёлтых пожухлых листьев, которые подхваченные легким ветром, плавно кружились в воздухе. Колин Криви, хоть и доставал их трио на втором курсе со своей колдокамерой, но не вызывал сильных негативных эмоций. Не могло и мысли проскользнуть — навредить его родителям или же ему самому. Это ведь глупость! Волдеморт, настоящий чёртов демон — отдал безумный приказ убить главу семейства, а его жену доставить в мэнор.       Гермиона достала волшебную палочку из кармана чёрной мантии, руки сильно дрожали, а мысли путались безобразным шипящим клубком. Малфой же казался совершенно спокойным; он не озирался по сторонам, в отличии от Гермионы, которая в надежде осматривала окрестности; он шёл размеренным твердым шагом по мощённой дороге, убрав руки в карманы безупречно выглаженных брюк, а подойдя к самому дому, негромко присвистнул, бросая на него оценивающий взгляд. Гермиону тогда очень сильно удивила его реакция на задание; он только легко кивнул, выслушав своего господина. Когда она резко вскинула руку к лицу и зажала ладонью рот, лишь бы не разгневать отца своим протестующим вскриком.       — Ты убивал кого-то прежде?       — Нет.       Своим скомкано-тревожным ответом он и выдал своё глуповато-усталое беспокойство, скрытое под маской холодного отчуждённого безразличия пред чужой судьбой. Его голос слегка дрогнул, словно хотел сорваться в пустой утихающий смешок.       — Я… я никогда прежде даже не думала об этом. — Гермиона нервно опустила глаза, — я не смогу, Малфой.       — Сможешь. — Драко поправил растрёпанную ветром чёлку, кривя породистое лицо в усмешке. — Это у тебя в крови — убивать.       Гермиона отрицательно мотнула головой, показывая всем своим видом Малфою, что тот не прав.       Он, истерично сглотнув, сделал осторожный шаг к ней и накрыл её дрожащее бархатное плечо тёплой широкой ладонью в скользкой замшевой перчатке.       — Твой отец внушил всеобъемлющий страх на большинство волшебников, его нельзя называть по имени. Ты понимаешь, что это значит, когда тебя боятся даже назвать?       — Я не такая как он! — Гермиона брезгливо скинула его ладонь с плеча и отвернулась, кривясь в отвращении.       — Ты лжёшь самой себе, Грейнджер. Просто выпусти наружу то, что скрываешь глубоко внутри.        Ничего не оставалось делать, кроме как, отчаянно стиснув зубы, прошептав отпирающее заклинание тихо войти в дом. Было глупо надеяться, что глубокой ночью домочадцы обязательно должны спать. Мистер и миссис Криви громко и беззаботно смеялись, их было слышно даже в коридоре первого этажа. Малфой прижал указательный палец к губам, показывая Гермионе быть потише, когда она нечаянно задела подолом мантии цветастую небольшую игрушку, которая звеня, покатилась в угол. Чтобы хоть немного успокоиться, Гермиона не смогла придумать ничего лучше, чем взять за руку Драко. Будучи совсем маленькой, когда ей становилось страшно, она всегда держала за руку отца или маму, тогда становилось спокойнее. Позже её так всегда поддерживал Гарри, но сейчас ни его ни родителей рядом не было. Драко широко распахнутыми глазами посмотрел на неё, как только тонкие пальчики волшебницы коснулись его ладони, а потом переплелись с его пальцами. По его лицу скользнула тень недовольства, но сжав крепче руку Грейнджер, он сделал ещё несколько шагов по лестнице. Миссис Криви замолчала, но спустя какое-то мгновение захлопала в ладоши. Что сейчас происходило за ярко-зелёной дверью сложно было сходу угадать.       Ярко-зелёная дверь.        Гермиона навсегда запомнит её, впрочем, это единственное последние воспоминание о той ночи. Вернулись в мэнор они только к восходу. Гермиона потеряла сознание, как только Малфой прошептал незнакомое ей заклинание, а очнулась уже в своей спальне. Уже во второй раз она оказалась наедине с Драко Малфоем и оба раза она оказалась без сознания.       Проснулась Гермиона от разъярённого крика Беллатрисы, влетевшей в её спальню подобно неукротимому беснующемуся от ярости сгустку чистейшего бешенства. Пожирательница схватила её за растрепанные волосы, силой вытаскивая из постели, и потащила в главный зал. Острые длинные ногти Беллатрисы больно впивались в кожу головы. Она кричала, плевалась и злорадно смеялась, когда тянула Гермиону за собой. Колени были содраны в кровь, Гермиона хваталась за руки Лестрейндж, тщетно пыталась идти самостоятельно, но тут же падала, болезненно всхлипывала и умоляла отпустить. Острая жалящая боль выходила прозрачными каплями слёз, струилась по бледным девичьим щекам прозрачными дорожками. Беллатриса грубо швырнула её вперёд, к самым ногам Тёмного Лорда. Он с полминуты рассматривал дочь, нервно постукивая палочкой по тыльной стороне свободной руки.       Круцио!       Волдеморт наказывал её, как и обещал с первой их встречи — она будет наказана за свои проступки. Он повторял проклятие снова и снова, наслаждаясь мучениями дочери, которая безумной змеёй вилась по полу. Впивалась ногтями в кожу ладоней, пачкая все чистой-грязной кровью. Одержимо-безумно скалилась, скрипя зубами. Жмурилась до белёсых пятен на внутренней стороне век. Ночная рубаха задралась до самых бёдер, когда Гермиона выгнувшись дугой, ухватилась за подол, разрывая тонкую ткань.       Круцио!       Боли не было. Гермиона простонав, поднялась на локтях, смотря перед собой в мутное никуда. Когда в зале бесшумно появился Драко, она не знала, единственное на чём она могла концентрироваться — поражающая каждую клетку ядовитая боль, током пробегающая по всему телу, заставляющая сиюминутно метаться из стороны в сторону, забывая обо всё на свете.       Круцио!       Драко упал на колени и схватился обеими руками за голову. Стиснув зубы, он пытался справиться с силой проклятия. Тщетно. Он упал лицом вниз, послышался хруст, а по полу стало расплываться алое пятно. Малфой стонал, прикрывая рот руками.       — Отец! — Гермиона с вызовом смотрела на своего повелителя-отца, выигрывая секунды на то, чтобы Малфой смог спокойно перевести дух. — Прекрати! Ты слышишь меня? Прекрати это!       И он прекратил, опустил волшебную палочку, неотрывно смотря прямо в глаза дочери.       — Довольно!       Волдеморт невесомо приблизился к ней и наотмашь ударил по лицу. По-маггловски удостоил пощёчины, будто и вовсе забыл о магии и собственной сокрушительной мощи. Повернулся к ней спиной и направился к выходу из зала. Сердце галопом пустилось куда-то вниз. Малфой, не веря, смотрел то на Грейнджер, то на распахнутые массивные двери, за которыми скрылся Волдеморт.       — Теперь мы квиты. — Драко вытер лицо, нервно посмеиваясь, — знаешь, за что он меня наказал, Грейнджер? За тебя. Я ведь тогда постарался, чтобы тебе не пришлось никого убивать.       — О чём ты говоришь?       — Я просто вырубил тебя, идиотка, и мы вернулись сюда. Твои магглолюбцы до сих пор живы.       — Им нужно помочь!       — Поздно, — только и бросил он, неуверенно поднимаясь на ноги. Его лицо исказилось от боли и злобы.        Гермиона смотрела на него целых тринадцать секунд, а потом утёрла слёзы. Было больно дышать. Они смотрели друг на друга, каждый продумывая в голове, что следует говорить дальше, а может и вовсе стоит промолчать. Гермиона облизнула пересохшие губы. Драко проследил за этим незамысловатым движением — кончик языка гриффиндорки скользнул по верхней, затем и по нижней губе. Внутри вспыхнуло первобытное чувство, заставляющее податься вперёд навстречу необходимому, которое Малфой тут же подавил. Единственное в чём он сейчас был твёрдо уверен — он хотел прикоснуться к этим губам. Почувствовать на вкус.