Комната в более сдержанном стиле, нежели коридор и гостиная, встретила Драко умиротворяющим спокойствием и утренней прохладой из распахнутого настежь окна. Он отрешённо прошагал внутрь помещения и грузно опустился на постель. Каждая клетка тела болела, мышцы ныли, а в глаза будто насыпали песка.
Как же он устал.
Драко не знал, сколько ещё будет продолжаться это безумие, превращающее его жизнь в сплошной авангард с острыми углами и расплывчатыми образами, не дающий никакого представления и смысла. Он не до конца понимал, почему ему приходится убегать и почему его семьи нет рядом. В голове крутились тысячи разрозненных мыслей, которые всегда заканчивались одной единственной фразой: «Какого чёрта?»
Драко поспешно закатал рукав и оглядел предплечье: чёрный змей притаился, молчал. Тяжело вздохнув, Малфой сначала опустил рукав, а потом не спеша, расстёгивая каждую пуговицу на рубашке, разделся и залез с головой под мягкое одеяло.
Хотелось поскорее уснуть и хоть ненадолго забыть ужас, произошедший в Хогвартсе.
Драко потёр подушечками пальцев переносицу и глубоко вздохнул. За усталыми веками вспыхивали образы обезображенных ранами студентов и профессоров. Казалось, и сейчас он слышал чьи-то крики, шум битвы и оглушающие взрывы.
Сколько ещё призраки будут являться ко мне? Я не смогу так просто избавиться от них. Мерлин, смилуйся надо мной. Неужели я не заслужил покоя?
Гул воспоминаний оглушал и ослеплял настолько, что, каждый раз закрывая глаза, Драко терял связь с реальностью и снова находился на поле боя. Озлобленный и уставший от всей этой чертовщины, что творилась вокруг: где все те, кто жил бок о бок многие годы, готовы были рвать друг друга на куски, упиваясь вкусом мнимой победы.
В войне не бывает победителей. Одни проигравшие.
Ему виделось, как он бежал вперёд, не разбирая пути и не оглядываясь. Кого или что он искал, оставалось загадкой. Драко просто пробирался сквозь обломки рухнувших каменных изваяний, когда вдруг его тело будто парализовало, и он замер, смотря на Гермиону.
И разве она дочь монстра? Абсурд! Их различие слишком очевидно, только слепой не заметит. Грейнджер способна к состраданию и любви, она светлый и добрый человек, не то что Волдеморт. Всё это слишком странно и запутано.
Мысли закручивали Драко в водоворот и утягивали за собой на самое дно отчаяния. Он с трудом мог дышать, сбивался с частых и быстрых вдохов на глубокие, от которых начинала кружиться голова. Малфой не знал, сколько прошло времени после долгой безуспешной попытки уснуть. Он повернулся на спину, стянул с лица одеяло и невидящим взглядом уставился в потолок.
В тишине коридора послышался щелчок, и кто-то прошаркал тапочками до двери в его комнату, а затем этот кто-то постучал и, не дождавшись ответа, открыл дверь.
В проёме сначала показалась растрёпанная каштановая макушка, а потом и бледное осунувшееся лицо с высокими скулами. В тусклом свете падающем из окна, выражение лица Гермионы казалось оцепеневшим и было похоже на маску: безжизненные черты, а в глазах мерцали отблески стеклянной пустоты.
— Я войду?
Драко грустно улыбнулся, высунул руку из-под одеяла и легонько похлопал ладонью по свободной половине кровати. Он чувствовал себя виноватым, и от этого неприятно заныло где-то в районе солнечного сплетения. Грейнджер выглядела не очень хорошо, точнее, откровенно плохо. Столь быстрая аппарация далась ей слишком тяжело: на тонком лице выделялись тёмные круги под глазами, придавая ей пугающе болезненный вид, тонкая кожа казалась совсем невзрачной и белёсой, потрескавшиеся и сухие губы свидетельствовали об обезвоживании.
Гермиона бесцветно улыбнулась ему и вошла в комнату, закрыв за собой дверь на ключ, торчащий из замочной скважины.
— Как ты?
Гермиона тихонько на цыпочках подошла к постели Драко, легла рядом с ним, а он бережно её укрыл одеялом.
— Уже лучше, спасибо, — ответила она, уютнее кутаясь в мягких складках одеяла. — Наталья помогла мне. Знаешь, у неё неплохие познания в колдомедицине.
— Не сомневаюсь, — Драко зевнул и перевернулся на бок, закидывая на Гермиону руку и прижимая её к себе. — Прости, я поступил по-идиотски, спешил.
Сейчас Гермиона ему казалась такой маленькой и хрупкой, что Драко очень захотелось укрыть её от любых напастей, спрятать от всевозможных угроз. Но он не мог. Единственное, что он мог сделать, это обнять её и прижать к себе сильнее.
— По—идиотски, — согласилась Гермиона, — но я понимаю, у нас было слишком мало времени. Главное, что мы оба живы и… в безопасности? — последнее Гермиона сказала скорее с вопросом, нежели с утверждением.
— Стефан надёжный человек. Моя мать доверяет ему, как самой себе, раз направила меня сюда.
В комнате воцарилась тишина. В горле застрял комок недосказанности и боли. Извечный вопрос
«Что если…?». Что если в какой-то другой вселенной Грейнджер никогда не была дочерью Волдеморта и продолжала сражаться на «правильной» стороне? Хотя… есть ли вообще эта правильная сторона, или всё зависит только от точки зрения? Отец очень долго верил в то, за что боролся, пока не понял, что там, куда он стремится, его ждут смерть и забвение. И вовсе не потому, что он был плохим солдатом. А потом было поздно что-то менять, если бы отец даже подумал о том, чтобы переметнуться на другую сторону, для всех Малфоев это закончилось бы очень плохо.
Волдеморт не прощает предательств и слабости.
Драко пытался облагоразумить самого себя: никаких «если» и быть не могло. Мир такой, какой он есть, и по-другому быть не может! Что случилось, то случилось — уже ничего не исправить.
В надежде хоть ненадолго убежать от реальности, Драко посмотрел на Гермиону. Большие карие глаза смотрели в ответ на него с беспокойством и неподдельной тревогой. Он до сих пор не верил, что она может за него переживать после всего, что было в школе. После всех его унижений и оскорблений в её сторону.
Но Гермиона переживала. Она простила его.
Драко легонько покачал головой, как будто отрицая такую возможность, а потом тихонько вздохнул. Нужно было отвлечься. И он начал рассказывать о своём детстве, о самых ярких моментах, таких как первый полет на метле, как когда-то давно мама учила его танцевать, а он так и норовил наступить ей на подол платья (не специально, конечно), о знакомстве и нелёгкой дружбе с Блейзом Забини. Ему хотелось поделиться с Гермионой чем-то светлым и важным, тем, чего сейчас им обоим не хватало, а она внимательно слушала его, иногда глупо улыбаясь.
Когда Драко рассказал всё, что смог, Гермиона поделилась с ним своей жизнью. О том, как жила с Грейнджерами в мире магглов, как получила письмо и целый месяц готовилась к поступлению в школу чародейства и волшебства. О первых притирках с Поттером и Уизли, а позже примирении после победы над горным троллем и дальнейших ежегодных приключениях.
С головой погрузившись в обсуждения, хоть местами и совершенно бессмысленные, они не замечали, как летит время.
Драко то и дело посматривал на Гермиону, пытаясь найти хоть намёк на её родство с Волдемортом. Но не находил.
Единожды он ясно увидел в ней отцовский озлобленный взгляд, точь-в-точь, что ему приходилось наблюдать на собраниях пожирателей. Карие глаза Грейнджер тогда презрительно сощурились и, кажется, даже потемнели; сверкнули в тусклом свете фонарей и буквально выплеснули на него весь негатив, скопившийся внутри.
Родство с одним из самых могущественных тёмных волшебников, невиданная внутренняя мощь, воспитание «кнутом без пряника» и пропитанная болью и страданиями аура Малфой-мэнора, — всё так или иначе повлияло на неё. Пробудь там ещё пару-тройку лет, во что бы Грейнджер превратилась? Смогла бы она затмить в своём совершенном сумасшествии Беллатрису?
Ох, Драко мог поклясться — смогла бы, — и всенепременно сделала бы это, а заодно и избавилась бы от ненавистной мучительницы Лестрейндж, а после, одним мановением натренированной властной руки, подчинила бы себе всех слуг отца. И видит Мерлин, надрессированная Грейнджер, конечно, не без труда, но превзошла бы Волдеморта. Её оружие не страх и беспрекословное подчинение. Она хитрая, умная, а главное — расчётливая. Её неконтролируемые порой эмоции — лишь всплеск гормонов и недостаток дисциплины, возьми она себя в руки и…
Драко нервно сглотнул от своих мыслей.
Грейнджер как самое совершенное оружие. Пресвятая Моргана, не дай нам умельца-охотника, в чьих руках Гермиона продемонстрирует весь свой потенциал!
Бледный сумрак пасмурного дня пробивался сквозь занавески вместе с прохладой и сыростью от проливного дождя, который закончился около получаса назад. Гермиона поднялась с кровати, потянулась и зевнула, чем заставила Драко оторваться от размышлений. Знала бы она, какими словами он описывал её не далее чем несколько секунд назад…
А что она сама сможет сказать о себе? Кем она себя считает?
— Можно вопрос? — с колебаниями поинтересовался Драко.
— Угу.
— Что ты почувствовала, когда узнала правду?
Она обернулась и внимательно посмотрела на него, удивлённо приподняв бровь.
Ещё никто её не спрашивал про это, и Гермиона не знала, что на такой вопрос можно ответить. Что можно почувствовать, когда вся твоя жизнь оказывается одним сплошным обманом? Когда всё, что ты про себя знала превращается в песочный замок, который смыло волной правды, которая тебе даром была бы не нужна…
— Не знаю… глупый ответ, да, но на самом деле, я помню лишь то, что сильно разозлилась. Я думала, меня одурачили, это чья-то злая шутка, — сказала она с нескрываемой неуверенностью в голосе. — Потом пришли осознание и страх.
Он понимал её.
Что ещё можно почувствовать, когда оказываешься человеком, чьё прошлое растоптали и выкинули на свалку без шанса с ним попрощаться. Чьё будущее настолько тревожное и неясное, что сулит лишь близкую свежевыкопанную могилу где-то на задворках Годриковой впадины. Чьё настоящее сжигает горячкой жизни, без возможности что-то осмыслить и передохнуть.
— Ты и сейчас боишься?
— Честно? Очень боюсь, — прошептала она, — но только не за себя. Я приношу неудачи, Драко. По-хорошему, нам нужно разделиться. Им нужна я, а не ты.
Её слова ударили больнее любой пощечины. Оскорбили сильнее, чем самое гнусное ругательство.
— Ты в своём уме? Мы проделали этот путь вместе!
— Это не важно. Я хочу спасти тебя от них, и, если повезёт, спастись самой.
— Не важно? Как ты можешь такое говорить? — перешёл на повышенный тон Драко. — После всего, что произошло, наша обязанность — набраться сил, вернуться и приложить усилия к уничтожению ублюдков! Вместе! Гермиона, хватит проявлять слабость. Достаточно! Как там говорят магглы? Не прячь голову в песок, ты не страус.
— Пожалуйста… не заставляй меня, — она заплакала и спрятала лицо в ладони. — Мы сами ублюдки. На наших предплечьях Метка!
Драко смотрел на неё, не в силах сдерживать себя.
Хрупкая, потерявшаяся девочка. Она не готова к интригам и страстям тёмных магов, хоть и пыталась стать одной из них, пусть и не по своей воле. Что же они сделали с ней? Неужели смогли сломить закалённый гриффиндорский дух?
Не верю! Она сильная. Просто забыла об этом.
Сейчас ей, наверное, кажется, что весь мир против неё одной, и она вряд ли поверит хоть одному моему слову.
Драко подошёл к ней и прижал к своей груди, поцеловал в макушку, чтобы хоть как-то успокоить.
Просто почувствуй, что я рядом!
— Тише, милая, тише.
— Ты не понимаешь! Ты не знаешь, каково быть дочерью одного из самых могущественных тёмных волшебников! — Гермиона подняла на него раскрасневшиеся от слёз глаза. — Да, он сущее зло, но во мне течёт его кровь, и ты сам говорил мне эти слова. Столько лет я считала чужих людей своими родителями, а когда узнала правду… — она замолчала, прокашлялась и продолжила вываливать на Драко всё, что чувствовала в данную минуту. Все те слова, что скопились и просили быть озвученными. Вынырнула их тёплых объятий и села на кровать. — Мне не хватает сил заставить себя изменить чувства, Драко. Он рассказал мне о той женщине, что родила меня, представляешь? Ха… Её звали Николетт. Француженка из знатного рода. Талантливая и упрямая ведьма, — повторила она слова Волдеморта. — Моя
настоящая мать мертва, иронично, не правда ли? Мне открылся желанный кусочек головоломки, но правда лишь разочаровала меня! Каждый день жизнь подкидывает мне новый вопрос без ответа. Мне страшно и я в замешательстве. Мои близкие в большой опасности или вовсе отдали жизнь за мир, но всё напрасно! Я больше не верю в победу светлой стороны, мне всё чаще кажется, что вообще нет этих тёмной и светлой сторон.
Она говорила и говорила, размахивала руками и хмурилась. Где та Гермиона Грейнджер, которую Драко знал? Та, которую он старательно анализировал перед сном, зная, что из-за этого бесполезного занятия проспит завтрак.
Узнали бы её друзья? Уизли тот ещё дурак, но не так скуп на чувства, как может показаться на первый взгляд, но заметил бы он без подсказки состояние некогда близкой подруги? А Поттер? Он умён и не лишён эмпатии, к тому же слишком хорошо знает Гермиону, возможно, даже лучше, чем Рона. Сложно!
— Да, ты права. Давай попробуем вместе найти ответы на наши вопросы?
— Нам нельзя быть вместе, разве ты не понимаешь? Драко, я чудовище, посмотри, во что они меня превратили? Я монстр!
— Не говори так, Гермиона.
— Не говорить? Тебе не нравится слышать правду? Я монстр! Разве ты не заметил разницу? Эта клякса на предплечье сжирает всё хорошее, что осталось во мне! Я убивала ни в чём не повинных людей! Я убийца, Малфой! Луна погибла из-за меня. Я не помогла ей, просто ушла! Мне не хватило смелости признаться в этом Невиллу, а ведь он любил её и верил, что…
Гермиона взвыла, громко и отчаянно закричала, не справившись с настигнувшей её истерикой. Вцепилась пальцами в подол своей ночной рубашки и упала на колени. Её не беспокоило, что оглушающий плач наверняка разбудил Стефана и Наталью. Ей было наплевать на этот незначительный, пусть и неприятный факт. Слёз, пролитых в стенах Хогвартса, оказалось недостаточно, как и укоров.
— Гермиона, мы все убийцы!
— Замолчи, Малфой! Не тебе говорить мне об этом. Таким, как ты и твой отец, — она скривилась и едва не сплюнула скопившуюся в уголках рта вязкую слюну на пол, — мне не подобрать слов. Смерть ваш верный союзник. А я? Я не должна быть причастна к вашей среде! Вы уничтожили и растоптали меня… Малфой, я ненавижу себя и вас за это. Я больше не я! Я не принадлежу себе! Я не знаю, кто я такая!
Драко с широко распахнутыми глазами следил за её перекошенным в истерике лицом; влажными губами, источающими словесный яд; глазами, сверкающими от слёз. Каждое её слово было прямым попаданием в цель. В яблочко!
Больно.
В груди клокотала справедливая обида, и это выводило из себя, но Малфой сдерживался. Да, она говорила правду, но верила ли сама в свои же слова? Где гарантия того, что как только она успокоится, не станет просить прощения, как делала уже не раз?
Держись, Драко! Ей просто нужно выговориться! А мне, что не нужно? Твою мать!
— Всё сказала? А теперь послушай меня, если тебе, конечно, интересно хоть что-то кроме самобичевания! Мы все умылись кровью, и плевать, по собственному желанию или нет! Я не знаю, какого ты там мнения о моей семье, может, для тебя мы просто кровожадные ублюдки, но нас такими сделал твой папаша! Ага, это он извратил моего отца, а затем и меня! Его приказы мы верно выполняли! Его прихоти! Но, несмотря на всё, лично я не хочу больше продолжать
такую жизнь! Я хочу и буду её менять! Видимо, я был слишком глуп, когда наивно полагал, что ты готова идти со мной в эту лучшую жизнь!
Вот оно! Долгожданное освобождение от гниющих глубоко внутри слов. Драко обессилено выдохнул и отвернулся. Быстро заморгал, не желая продемонстрировать Грейнджер непрошеные слёзы обиды.
Они оба сдались.
Их не хватило и на сутки покоя.
Они просто не справились с собой, потому стояли по разные стороны комнаты, переваривая непростой разговор.
Драко сжал пальцы в замок, задумался и наконец заговорил:
— Война не окончена, тебе ли не знать. На нас совершенно точно объявили охоту его верные псы, но мы не сможем прятаться здесь вечно, рано или поздно они узнают, где мы. Вместо того, чтобы сидеть сложа руки, мы должны придумать план.
Гермиона утёрла лицо от слёз. Выдохнула и посмотрела на него.
От слабости и сожалений не осталось и следа. Считанные минуты назад ему казалось, что перед ним была сломленная девушка, потерявшая надежду. Обозлённая на весь мир за несправедливость. Тогда почему вдруг её лицо будто просияло от мыслей в голове, которые она собиралась озвучить? Он был готов поклясться, что её намерения ему не понравятся.
Что ты задумала, Грейнджер?
— Ты прав, — она вдохнула полной грудью и выдохнула. Заправила прядь за ухо и выпрямила спину. — Я потратила непозволительно много времени на бездействие и продолжать я не намерена.
Что? Да у неё раздвоение личности, не иначе? Или…
Говорила она уверенно, по крайней мере, старательно делала вид, но взгляд выдавал подсознательный страх. Драко почувствовал его, когда Гермиона обернулась на него в ожидании… поддержки?
— Узнаю Гермиону Грейнджер, — Драко неуверенно улыбнулся. Ощущение улыбки показалось странным и даже неуместным после всего, что они умудрились наговорить друг другу в порыве гнева. — Я больше никогда не назову тебя Реддл, и не надейся.
Он подошёл ближе, присел на корточки перед ней и положил ладони на её колени, как сделала когда-то она в библиотеке мэнора.
Драко вспомнил поцелуй и облизнул губы. Хотелось повторить, но Гермиона, воодушевлённая планом, затараторила:
— Мне нужна волшебная палочка. Да! Палочка. Но где её раздобыть?
Впервые за несколько дней мысль явилась к нему молниеносно, и она не была сумбурной, совершенно ясно он вспомнил брошенную Стефаном фразу в гостиной перед самым его уходом.
— Кажется, я могу с этим помочь, — Драко открыл дверцу прикроватной тумбочки и заглянул внутрь. — Стефан сказал, что здесь должна быть палочка его жены, — Драко недолго покопошился и победно поднял руку, сжимая в кулаке древко и помахал перед удивлённым лицом Гермионы.
Она ловко ухватилась за палочку и её потянула на себя. Драко спокойно разжал пальцы, заинтересованно наблюдая за её действиями. Она подскочила с кровати и подбежала к окну. Такую Грейнджер он любил — готовую к приключениям, пусть и опасным. Такой он тайком любовался в Хогвартсе, пряча глубоко внутри досаду и страх. Ему не хотелось, чтобы из-за неугомонных друзей она могла пострадать. Теперь же его долг оберегать эту девочку, и он не в праве облажаться.
— Экспекто Патронум! — из палочки вырвался яркий светло-голубой луч света.
Луч преобразовался в облик животного. Драко задумчиво покосился на Гермиону, нашёптывающую своё послание. Имя получателя она произнесла настолько тихо, что как бы Малфой ни старался, так и не смог его расслышать. По комнате пролетела маленькая сияющая выдра, напоследок закружилась вокруг хозяйки, виляя хвостом, и прошмыгнула в открытое окно.
— Если твой план провалится, мы умрём.
— Звучит крайне пессимистично, но ты прав. Будем надеяться, что моя интуиция не подведёт.
***
Третье по счёту утро нахождения в Санкт-Петербурге началось не с кофе или тыквенного сока, а со строгих причитаний Натальи на ломаном английском, местами смешанным с русскими словечками, перевод которым она не смогла подобрать.
Женщина была крайне раздражена поведением гостей, которые удосужились заснуть за беседой в Малфоевской спальне, чем и вызвали недовольство строгих правил особы. Не нашедшая свою подопечную, вверенную в её заботливые руки в выделенной ей спальне, женщина беспардонно ввалилась без стука в комнату Драко и без лишних объяснений начала лупить сонного Малфоя, проснувшегося от её вторжения, полотенцем.
— Тоже удумал, затащил больную невесту к себе в спальню ещё до свадьбы, да если бы кто узнал… Какой позор для всей семьи! — кричала Наталья, продолжая лупить нахала, на что он судорожно прикрывал руками оголённые участки тела руками от обжигающе-влажной ткани.
— Ау! Больно, — Драко зашипел от очередного хлёсткого удара.
Гермиона, еле сдерживая смех, прятала лицо за одеялом и изредка опускала краешек, чтобы подглядеть за происходящим. Наталья, раскрасневшаяся от быстрых движений, перестала размахивать полотенцем и упёрла руки в бока. Но стоило Драко засмеяться, женщина вновь замахнулась, чем ещё больше развеселила юных волшебников, тщетно делящих между собой укрытие в виде одеяла.
— Это хорошо, что я вас застала, а что бы было, если бы вас увидел Стефан, мамочка дорогая! Ну что смотрите как остолопы? Ты, — приказным тоном прикрикнула она на Гермиону, прекращая экзекуцию парня, — бегом в свою комнату, мне нужно тебя осмотреть. А ты, — недобро стрельнув глазами в сторону Драко, продолжила она, — посиди тут и подумай над своим поведением, молодой человек. Что бы сказала ваша мать на подобное поведение?
Эти слова больно укололи сердце, и улыбка тотчас слетела с его лица.
Мама.
Что с ней? И почему от неё до сих пор нет ни одной весточки? Жива ли она? Что если…
Нет! С ней всё в порядке, просто не может быть иначе! Она же самая сильная женщина из всех, что Драко знал. Она может о себе позаботиться, ведь всегда могла, даже в самые тяжёлые моменты для их семьи!
Нужно найти Стефана, может быть, пока они с Гермионой спали, она как-то связалась с ним?
Драко кинул быстрый сочувствующий взгляд на Гермиону, которая, понуро опустив голову, прошептала ему извинение, что уснула в его комнате и доставила этим неприятности, а затем смиренно прошествовала вслед за причитающей морали Натальей. Как только дверь за ними закрылась, Малфой соскочил с кровати и побежал в ванную. Принял душ, оделся и быстро пошёл в сторону кабинета дорогого дядюшки.
Он вежливо и размеренно постучал в дверь ровно три раза и, только дождавшись ответа, позволил себе войти.
— Драко, не ожидал увидеть тебя так скоро, — оторвав взгляд от свежей корреспонденции, заговорил Стефан. — Проходи, присаживайся. Кофе? — и заметив отрицательный кивок племянника, скорее из вежливости решил предложить другую альтернативу. — Чай и круассаны?
— Спасибо, не стоит, — ответил Драко и как можно быстрее продолжил, пресекая дальнейшие попытки обмена любезностями. — Стефан, известий от мамы не было?
Мужчина нахмурился и отвел взгляд к окну.
— Дядя? — настороженно спросил Драко. — Что-то случилось?
— Нет, — Стефан натянуто улыбнулся, почесывая пальцами макушку. — Но я могу отправить письмо одному человеку, и он раздобудет нужную информацию.
— Я буду благодарен, если ты свяжешься с этим человеком. Мы здесь уже неделю, но от неё нет никаких вестей, и меня это беспокоит.
— Я прекрасно понимаю тебя, но не стоит накручивать себя по пустякам, вам и без того досталось.
Стефан потянулся к кружке, отхлебнул немного и продолжил говорить, но уже бодрее, стараясь как можно незаметнее сменить тему разговора. По крайней мере так показалось Малфою, узнавшему в мимике дяди до боли знакомое присущее отцу подавление внутренних переживаний.
— Утро началось сегодня с женских криков, — ухмыльнулся он. — ох, не к добру, помяни моё слово, племянничек.
— Наталья беспокоится о состоянии Гермионы, думаю, она не зря кричала.
— Знаешь, я считаю своим долгом поделиться с тобой некоторой… — Стефан запнулся и нахмурил брови, — хм, мудростью. Женщины не так просты, как могут показаться на первый взгляд.
— Придать любезность взорам, жестам, речи. Цветком невинным выглядеть и быть змеей под ним… Цитата, — уточнил Драко, о чём тут же пожалел. Стефан сверкнул недобрым взглядом.
— Уильям Шекспир, Макбет. Да, Драко, я, как и ты, не гнушаюсь маггловской литературой, а уж тем более великой классикой, — он сделал глоток и поставил чашку обратно на стол, прочистил горло и с выражением произнёс известные строки: — Не верь, что солнце ясно, что звезды — рой огней, что правда лгать не властна, но верь любви моей. Гамлет того же Шекспира, но ты ведь узнал?
— Разумеется.
— Эх, когда я был таким же юнцом, как ты, я зачитывался романами и свято верил в любовь и справедливость. Во мне кипела кровь и, казалось, весь мир был подвластен мне, стоит только захотеть, но потом я повзрослел и… знаешь, я к чему веду: будь открыт душой, но рассчитывай на ясный разум, Драко. Мир готовит тебе испытания, и даже если кажется, что это всё, край, и хуже просто некуда, поверь, может быть в разы хуже, но в твоих силах справиться с невзгодами. Потому не растрачивай себя по пустякам, иди вперёд и достигай своих целей, а нужные люди всегда будут идти с тобой плечом к плечу. У тебя прекрасная невеста. Пусть нам не удалось с ней поговорить по душам, но я чувствую ту энергию, что исходит от неё. Талант, ум и кроткость — дорогого стоят, поверь мне, уж я-то знаю. Она, конечно, не змея, но и не невинный цветок, — подмигнул он.
Драко заворожённо слушал Стефана, прислонившись плечом к книжному стеллажу. Ему всегда хотелось вот так слушать отца, который совершенно точно мог научить его чему-то действительно важному, тому, что пригодится в реальной жизни. Но, к сожалению или к счастью, Люциус не успел поведать сыну свою житейскую мудрость, потому Малфой-младший довольствовался рассказом дяди, так сильно похожим на Люциуса.
Стефан говорил о своей жизни, о почившей жене и несбывшихся мечтах. О карьере и жизненных принципах, делился с племянником самым дорогим. За неимением детей, Стефан таки нашёл отдушину в Драко, потому пусть и в неожиданном непрошеном порыве выплёскивал на него всё, что за долгие годы скопилось внутри. Ему было достаточно внимательного взгляда, чтобы продолжать говорить.
— Люби и уважай свой выбор, ведь твоя женщина — это воплощение тебя. Вот чего я никогда не приемлю, это знаменитое немецкое три «К».
Драко удивлённо изогнул бровь, и Стефан начал объяснять:
— Три «К» — устойчивое выражение, описывающее основные представления о социальной роли женщины в германской консервативной системе ценностей. Kinder, Küche, Kirche, — перечислил он на немецком, а затем перевёл. — Дети, кухня и церковь. Представь, какая атмосфера царит в подобном союзе. Женщина глубоко несчастна, а вот мужчина чувствует себя на пьедестале победы. Это очень плохо, дорогой, я надеюсь, у вас с Гермионой будет иначе. Ты уловил суть моих расписаний?
— Конечно.
— Вот и славно, а теперь ты можешь идти, я и так задержал тебя.
— Спасибо.
Стефан сдержанно кивнул и вернулся к чтению утренней прессы. Драко вышел из кабинета и закрыл за собой дверь.
Он прошагал по коридору до своей комнаты, прокручивая в голове слова дяди об отношениях между супругами.
Отец точно не стал бы учить меня подобному. Интересно, а чему бы он мог меня научить? Их отношения с мамой точно нельзя считать примером для подражания… Отец хоть и не немец, но правило трёх «К» ему бы пришлось по вкусу.
***
Прошло ещё три дня.
Гермиона молчала, постоянно смотрела в окно на проливные Питерские дожди, ожидая результат своего плана, который она провернула с помощью патронуса. Драко порядком заскучал. Хандра и меланхолия стали его постоянными спутниками, и даже разговоры с дядей, временно заменяющим ему отца, стали совсем не в радость. Масла в огонь так же добавляло отсутсвие какой-либо информации о том, что происходит в Англии: Туманный альбион казалось поглотил известия с поля боя, потому в местной магической хронике не упомянули ни слова о Волдеморте и битве при Хогвартсе. Драко чувствовал, будто что-то случилось, нечто ужасное, и это тяготило его, от того он всё больше злился и лишний раз едва ли сдерживал себя, когда Гермиона даже вскользь упоминала ту ужасную ночь. Зачем вообще говорить об этом, если нет никаких продвижений в сторону действий? А бездействие удручало час к часу сильнее.
Ему хотелось выйти на улицу. Подышать свежим воздухом, прогуляться по набережной или просто посидеть на скамейке в парке, наблюдая за мирной жизнью магглов вдали от английских страстей. Ему безумно не хватало спокойствия; впрочем, не только в последнее время, а с тех пор, как Волдеморт поселился в их поместье и негласно заставил принять Метку.
Спокойствие.
Но…
Разве в этом городе бывает спокойно? Ещё вчера с улицы доносились жалобные женские выкрики и мерзкие мужские смешки. Драко не нужно было знать русский язык, чтобы понимать намерения похотливых пьяных ублюдков и до чёртиков перепуганной жертвы.
Девушка вжалась спиной в кирпичную стену и вскинула руку с массивной сумкой вперед, дабы выставить хоть какой-то барьер между собой и возможными мучителями, на что те, переглянувшись, ещё сильнее гортанно засмеялись. Один из ублюдков вальяжно сделал несколько шагов вперёд и сильно ударил девушку по выставленной вперёд руке, что сумка отлетела вбок, а из приоткрытого отсека в разные стороны посыпались её личные вещи. Девушка вскрикнула, а второй ублюдок резко, наотмашь, тыльной стороной ладони ударил жертву по лицу, отчего та потеряла равновесие и упала коленями в грязную лужу.
Драко было дернулся к тумбочке за палочкой, но остановил себя и понуро покачал головой.
Я ничем не смогу помочь! У меня есть Гермиона, о которой я обязан заботиться. И вот так глупо выдать нас и наше местоположение, я просто не имею права.
Ужасающее зрелище в переулке как-то само собой рассеялось, а перед глазами вспыхнули воспоминания, заставляя задуматься и переосмыслить многие вещи, которые некогда Малфою приходилось наблюдать в мэноре. Чего только стоили выходки отца в отношении Нарциссы после увеселений в очередном кабаке.
Грязные сцены пьяного Люциуса растворились со звоном разбивающегося стекла и неизвестным Драко резким звуком, похожим на хлопок, только более громким. Спустя пару минут проезжающий мимо маггловский агрегат на колёсах, (кажется, Гермиона назвала его автомобилем) остановился. Из него смешно вылезли, даже почти что выкатились двое мужчин в одинаковой форме, облегающей безобразные складки и животы. Толстяки поспешили в переулок, где совершалось преступление, именно в тот момент, когда первый, «кончив», передавал инициативу второму мучителю. Девушка уже даже не кричала, лишь скребла ногтями мокрый асфальт и безмолвно, обессиленно принимала свою судьбу.
Малфой содрогнулся. Неужели можно так просто смириться и перестать бороться за свою жизнь?
Пока второй ублюдок, довольно пыхтя, совершал рваные хаотичные фрикции, при этом облизывая щеку девушки влажным, белесым от налёта языком, двое мужчин в форме приблизились достаточно, чтобы схватить насильников. Выкрикнув несколько слов на незнакомом языке и выставив перед собой какие-то странные предметы, мужчины в униформе достаточно быстро скрутили ублюдков, оторвав второго от бедной, почти безжизненной жертвы, так и не дав тому получить желанную разрядку. Насильники вели себя на удивление спокойно.
Один из мужчин в униформе, усадив одного из насильников на заднее зарешеченное сидение автомобиля, вернулся в переулок и попытался помочь девушке, которая, видимо, осознав всё, что произошло, отползла к стене и забилась в истерике. Дальше Малфой наблюдать не стал.
Это было ужасно, просто стоять, не имея возможности что-либо сделать. Драко задумался, вновь прокручивая в голове сцену поимки нарушителей: будь он на их месте, точно постарался бы вырваться.
Так ли он поступил бы на самом деле?
Ведь когда его безжалостно хватали родные отец и тётка, чтобы отвести к господину для получения наказания, он и не думал сопротивляться. Стискивал зубы, мысленно проклинал всех до единого и обещал отомстить, но шёл. Лишь единожды попытался отбиться от Сивого, не желая предстать перед Грейнджер в лике провинившегося и уж тем более показывать ей, каково это, когда слизеринский принц истошно кричит от поражающей каждую клеточку боли, утирает слёзы и сплёвывает кровь. Ему было стыдно получать щедрую порцию проклятий на глазах у неё. Только когда им пришлось одновременно корчиться в муках бок о бок, стыд пропал, и на замену ему пришло сожаление.
Драко сожалел о своей доле, о новой неправильной жизни Грейнджер и о чувствах, не желающих больше прятаться глубоко внутри.
Её истязают, она молит о пощаде, царапает пол ногтями и ломает их. Кричит, плачет и вновь молит отца остановиться. А он? Смотрит исподлобья в секундной передышке между проклятиями, успевает подметить её совершенство и влюбляется с каждым взглядом больше и больше.
Сумасшедший.
И это доказанный факт.
Малфой давно медленно, но верно теряет рассудок и может поэтому сейчас вспоминает шумиху под окнами, смотря на спящую Грейнджер. Его тешит мысль от том, что он не одинок, что милая спящая ведьма тоже почти распрощалась с ясным разумом. Будь она той трезвомыслящей гриффиндоркой, попыталась бы наладить с ним контакт? Стала бы безоговорочно доверять? Смогла бы отдать единственное, что наверняка собиралась отдать
тому самому? Нет! Гермиона Грейнджер свихнулась, и только по этой причине влюбилась в такого же свихнувшегося, точно так же как героиня романа «Velvet Erotica». Драко готов поставить на кон всё до последнего кната, Грейнджер считает героиню умнее, чем та является на самом деле, и проводит параллель между ними, выискивает общие черты, и точно находит, теша внутреннего ребёнка. Ирония, но каждый порой не видит то, что лежит на поверхности, жадно пытаясь отыскать скрытый смысл. Но смысл лишь в том, что как бы не хотелось сбежать от реальных обстоятельств, ты лишь оттягиваешь время непременно настигнущей тебя кары истинного осознания.
Его осознание настигло в данную секунду, когда Гермиона нехотя открыла глаза, морща бледное лицо от первых солнечных лучей, и заинтересованно посмотрела на него.
— Давно проснулся? — поинтересовалась она, сладко потягиваясь.
— Хм, кажется, да.
Совершенно точно да. Минутная стрелка второй раз очертила круг, пока Драко грезил о спокойствии и витал в хмурых воспоминаниях.
Гермиона в тёплом свете напомнила ему, почему они в этом месте, для чего решились на отчаянный поступок и главное: что им предстоит сделать, чтобы раз и навсегда распрощаться с прошлым.
Драко видел в ней надежду. Пусть он сошёл с ума, но это вовсе не значит, что он готов распрощаться с хорошей жизнью.
Жизнью с ней — тянущейся к нему ведьмой.
Прямо сейчас целующей в губы и обнимающей. Притягивающей к себе в порыве нежности. Он, ведомый её помыслом, подаётся вперёд. Руки сами тянутся к её животу, пальцы осторожно поддевают гладкую ткань, и рука проворно проникает под ночную рубашку. От Драко не скрылось то, как у неё перехватило дыхание от его действий, но несмотря на это, она углубила поцелуй. Он провёл пальцами от талии к позвонкам, остановился на каждом на короткий миг, будто хотел запечатлеть их в своей памяти. Драко ощущал внутреннюю силу юной волшебницы граничащую с трепетной нежностью. Он приподнялся на локтях, не отрывая затуманенного взгляда от её лица. Начал неспешно раздеваться, дразня своими непозволительно медлительными манипуляциями с пуговицами рубашки. Гермиона нахмурилась и потянулась к ремню, но Драко увернулся.
Эта девочка получит всё, что захочет, но позже.
Грейнджер послушно опустила руки на колени. Закусила губу и проследила за рубашкой, полетевшей на пол.
— К чему это представление?
— Я хочу, чтобы в этот раз мы полагались не только на слепое желание. Ты уверена в том, чего сейчас хочешь, Гермиона?
— Уверена, — она прильнула к нему всем телом и опустила ладони на его плечи. — В прошлый раз я была уверена не меньше.
— Ты знала, что в момент оргазма можно заплакать? — Драко лукаво улыбнулся, а Гермиона вздёрнула бровь в удивлении. — Значит, не знала. Когда человек получает определенную дозу некоторых гормонов, организм выдаёт разнообразные реакции, например, слёзы. Не те, когда больно. Это слёзы… хм, наслаждения.
— Хочешь довести меня до слёз?
— Возможно.
— Скажи, почему это происходит с нами? — прошептала она, всматриваясь в лицо Драко.
— Потому что мы слишком долго отрицали очевидное.
— Узнай твои родители о нас, думаешь, они бы отреагировали спокойно?
— Хочешь поговорить о них?
— Нет, но…
— Я не могу ответить на твой вопрос, но знай: мне плевать на то, что они подумают об этом. То, что происходит между нами, принадлежит только нам. Разве тебе этого недостаточно?
— Достаточно!
Гермиона прогнулась, подставляя шею под мягкие губы Малфоя, и еле слышно простонала, ощутив влажный язык на пульсирующей венке. Она чувствовала, как напряглось его тело, каждая мышца. Заёрзала на месте, ведомая желанием и попыталась прижать его ногами к себе ещё ближе.
Его тело и разум требовали её. Сейчас — в данную минуту, будто она может в любой момент исчезнуть. Драко не может позволить себе остаться без Грейнджер. Они крепко повязаны друг с другом, и теперь по одиночке стали слишком уязвимы. Только вот беда… даже рядом друг с другом они так же уязвимы.
Слишком рано повзрослели во всех смыслах. Стали болезненно созависимыми в самый неподходящий момент — в разгар настоящего Апокалипсиса.
Но вновь желание взяло над ними верх и правило их разгорячёнными телами на тонких простынях.
— Я могу доверять тебе, Грейнджер?
— А я тебе, Малфой?
Они рассмеялись и прижались друг к другу лбами.
— Будь у тебя выбор, там в Хогвартсе, ты бы смогла быть со мной?
— Ты знаешь ответ, он слишком очевидный.
— Нет?
— Конечно, нет, — она опустила грустный взгляд. — Там нам не позволили бы быть счастливыми… Но здесь нам дозволено всё. К тому же, ты сам сказал, я твоя невеста. Так что, пора вернуть мне супружеский долг, мой дорогой жених.
— Откуда эти шуточки? Раньше ты не отличалась юмором и острым языком.
— Влияние Долохова, не иначе. Патронус я отправила ему…
