Говорят, когда заходит солнце, просыпается то, о чём днём мы можем говорить, весело смеясь. Это страхи, существа, что вылезают из самых отдаленных уголков сознания, мерещатся на каждом шагу. Иногда мы слышим их, медленно сходя с ума. Говорят, даже сам бог не ведает, на что способны эти твари
Уроки были давно сделаны, что позволило детям Советского Союза отдыхать в своих комнатах. Украина и маленький Армения собирали огромный пазл, состоящий из пятиста штук, делясь друг с другом разными историями. У обоих парней было приподнятое настроение, что можно было заметить по их улыбающимся лицам. — А мы во время прогулки исследовали сад на школьном дворе, — маленький Армения с широкой улыбкой рассказывал про сегодняшние похождения, при этом жестикулируя руками. — Да? И что же вы там нарыли? — спросил украинец, ставя ещё один пазл на своё место, полностью погружаясь в длинную историю маленького братика, иногда ставя замечания или тихо хихикая. Больно забавен рассказ Армении. Беларусь сидела на полу и рассказывала своему плюшевому другу о событиях сегодняшнего дня, улыбаясь. Она гладила игрушку по голове, смотря в безжизненные карие глаза бурого мишки, что смотрели прямо в душу. И почему детям так нравятся игрушки? Казахстан читал книгу, которую сегодня взял из библиотеки. На губах подростка застыла улыбка, его смешило то, что происходило с главными героями книги. Ужасы, вот от чего по-настоящему дух захватывает. На страшных моментах ты, сам того не замечая, подпрыгиваешь и дрожишь, стоит только раздаться какому-нибудь звуку или же шороху. Особенно страшно читать на ночь, ведь, кто знает, возможно, именно под твоей кроватью затаилось то, от чего мурашки по коже бегают. Пожалуй, только в комнате России была мрачная и угнетающая атмосфера. Подросток сидел на кровати, завернувшись в одеяло, боясь пошевелиться. В его мыслях до сих пор застыл тот кошмар. Это стучащее в окно его комнаты нечто и его слова, никак не хотели покидать голову подростка. Казалось, что если он сделает хоть одно лишнее движение, хоть один вздох, то это существо явится, чтобы забрать с собой..... Как только энергии в его организме стало достаточно для того чтобы просуществовать ещё один день, немец открывает глаза. Привстав на локтях, он обвёл удивлённым взглядом комнату, в которой неизвестно как оказался. — Что за чёрт? — спросил немец в пустоту гостиной. Сев на кровати, а потом и встав с неё, пощурился от вновь возникшего дискомфорта. — Больше не собираюсь, — буркнул он, поправив багровый плед. Потянувшись, ариец вновь осмотрел комнату. — «Но всё же, как я сюда попал?» — у него было всего два варианта. Но первый был слишком бредовый, хотя, второй был не менее бредовый. И он был готов уже поверить в первый, как вспомнил о том тепле. Поняв, что второй всё-таки правдив, немец глубоко вздохнул, отправляясь на выход из комнаты. Выглянув из-за двери и никого не увидев, немец бесшумно вышел из своего укрытия и направился к двери, за которой скрывалась комната старшего коммуниста. Сразу же увидев свою цель, немец прикрыл дверь и подошёл к столу, за котором сидел он. Русский сидел за мебелью, сгорбившись. Казалось, он не замечал немца из-за того, что с головой ушёл в бумажную работу. — А как же отдых? — шёпотом спросил немец, кладя худощавые руки на широкие плечи русского. — Ты договорился с Японией? — в его голосе можно было заметить еле уловимые нотки беспокойства. — Да, она приедет завтра утром и останется здесь на неделю. А пока что, мне нужно разобрать вот эту, — он указал рукой на немалую стопку листов, стоящую у рабочего стола. — Может, тебе помочь? — спросил немец, понимая, что и так уставшему разуму коммуниста может навредить такое большое количество работы. — Нет, не стоит, — не отрываясь от письма, сказал русский. — И пожа-алуйста, иди поешь, — с надеждой в голосе протянул коммунист, всё же удосужившись перевести взгляд на Рейха. Союз знал, что этот доходяга точно не ел сегодня, не говоря про вчерашний день. — Хорошо… — как-то грустно произнёс немец, убирая руки с плеч русского, а после направился к двери. Бросив обеспокоенный взгляд на коммуниста, немец вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь. Набрав в лёгкие побольше воздуха, немец выдохнул и направился в сторону заветной кухни. Заглянув в дверной проём и никого там не увидев, ариец смело прошёл в помещение и бухнулся на самый дальний от входа стул, тут же положив руки на стол, а на них голову, тихо при этом шикнув. Больно. Он не так уж и сильно хотел есть, так почему бы не посидеть здесь некоторое время, а потом вернуться к коммунисту? Подумав и решив, что это хорошее решение, немец устремил безэмоциональный взгляд в пол, начиная погружаться в свои мысли.***
Осталось совсем чуть-чуть. Союз знал, что если сейчас оторвётся от документов, то точно не вернётся к работе ближайшие несколько дней. Выпрямившись, коммунист кинул обречённый взгляд на последний листок. Всего пару строк, а так хочется уже встать и придя на кухню, залпом высушить весь графин с ледяной водой. Последняя строка, подпись, он с победной улыбкой вылезает из-за стола. Наконец он закончил перебирать и подписывать эту груду макулатуры. Со скоростью света коммунист сбежал по лестнице и, забежав на кухню, тут же окинул её взглядом. Найдя столь нужный графин с водой, он подлетает и наливает полный стакан прохладной жидкости, сразу же выпивая её, громко стукнув пустой стакан о тумбу, он вновь заполняет его до краёв. Вздрогнув, немец перевёл шокированный взгляд на коммуниста. Опять он по своей неосторожности забылся. А что если бы вместо Союза сюда прибежали его дети, тогда что? — Всё в порядке? — спросил немец, уже обеспокоенно смотря на коммуниста, который осушил уже третий стакан. Выпив ещё пару стаканов, коммунист отдышался и сбивчиво стал говорить: — Да… просто… уморился, — тяжёлое дыхание не позволяло говорить нормально. Облокотившись о тумбу, русский перевёл взгляд на нациста, что по-прежнему лежал на столе. — Надеюсь, ты все свои дела закончил и теперь можешь прилечь, — сказал немец, подняв голову и сев ровно. — Да…— русский наконец смог выровнять дыхание. — Но сначала нужно приготовить ужин и накормить детей, — СССР подошёл к холодильнику. — Помочь? — немец покинул нагретое место и подошёл к Союзу. — Нет, — сухо отрезал коммунист. Он не хотел обязывать Рейха своими проблемами. Гость как ни как. — Союз, ты устал. Позволь помочь тебе, — никак не унимался парень, обеспокоенно смотря на Союза. — Правда, не стоит. — Пожалуйста. — Нет, — коммунист поставил сковородку на плиту и, залив маслом, включил газ. Утомлённый взгляд голубых глаз вновь был направлен на Рейха. — Какой же ты всё-таки упрямый, — проворчал немец. Сейчас он был похож на маленького ребёнка. Впрочем, ребёнком он остался до сих пор. Коммунист же никак не отреагировал на слова доходяги и молча начал готовку. Решив не докучать и без того уставшему коммунисту, немец с тихим рыком направился в сторону лестницы на второй этаж. Не хочет, пусть не принимает… но всё же..... Завернув в свою комнату, немец закрыл дверь и щелкнув щеколдой, заперся внутри. Осмотрев комнату, он наткнулся взглядом на свой походный рюкзак, тут же вспомнив о том, что должен был сделать ещё вчера. Порывшись в своей походной сумке, он находит мини чемоданчик белого цвета с красным крестом посередине. Аптечку он везде с собой таскает и скажу, что пользуется он ей довольно-таки часто. Открыв чудо чемоданчик, немец сразу же находит взглядом столь нужные ему бинты. Сняв верх своей формы, взору немца предстали перебинтованные уже испорченными бинтами руки. Усмехнувшись, немец стал разбинтовывать бинт на левой руке, хоть разрезать было бы гораздо проще. Как только немного кровавого цвета повязка полностью упала на пол, взору алых глаз предстали порезы разной длины, ширины и, наверняка, глубины. Некоторые выглядели старыми, словно их нанесли давно. Некоторые ещё кровоточили, стоило только посильнее надавить, а некоторые были похожи на царапины кошки. Вновь усмехнувшись, вспоминая, каким именно способом эти раны оказались на нём, немец распаковал чистый бинт и стал медленно забинтовывать дрожащую руку. Это дело только кажется лёгким, ведь со стороны всё так просто выглядит. А вы попробуйте сами сделать перебинтовку одной рукой. Сложно, да? Всё же справившись с этим, немец затянул узел и принялся за вторую руку. Помимо ран как и на другой, уже перебинтованной руке, взору кровавых глаз предстали ожоги первой и второй степени. От маленьких и до средних размеров, зажившие и не очень. Вздохнув, он распаковал ещё одну упаковку, также забинтовывая бедную руку. Закончив с этим делом, немец стал убирать мусор за собой в рюкзак, положив туда и аптечку. Он сел рядом с кроватью, опираясь спиной о деревянный каркас и запрокидывая голову, устремляя взор кровавых глаз в потолок. В мыслях немца был только этот коммунист, ничего другого. — «Интересно, а как он там?» — серьёзно? Почему именно он? Нарезав мясо и обжарив лук с морковкой на сковороде, русский скинул туда нарезанное мясо и, прикрыв всё это дело крышкой, присел за стол. От жара плиты голова начинала идти кругом, сердце начинало биться где-то в горле, а глаза слипались, но нужно держаться. И без того больную голову распирали мысли о нацисте. И чем его мог заинтересовать этот немец? Всё же не выдержав, немец поднялся с явным намерением пойти к русскому и хотя бы покараулить того и в случае опасности оказать первую помощь. Отперев дверь, немец осмотрел коридор, благо он был пуст. Выйдя из комнаты, тихо закрыв дверь, нацист направился прямиком на кухню. Заглянув в дверной проём, он окинул комнату взглядом и, найдя коммунистам, сидящего за столом, медленно подошёл и приложил руку к его лбу, ужаснувшись: — С-Союз? Ты весь горишь! — прошептал немец, обеспокоенно смотря на голубоглазого. После этих слов перед глазами русского всё поплыло, не в силах больше держаться, он облокачивается лбом о грудь немца. Дыхание стало тяжёлым и размашистым, сердце как будто хотело выпрыгнуть из груди. — Тс, — немец отключил плиту и, открыв окна на кухне, вернулся к коммунисту и попытался взять его на руки, что с большим трудом получилось. — Почему ты такой тяжёлый? — спросил немец и, еле как удерживаясь на ногах, пошёл к лестнице, стараясь не уронить свою ношу на пол. Свершив, кажется, невозможное, брюнет всё-таки донёс коммуниста до его комнаты. Толкнув дверь ногой, он, шатаясь, прошёл в комнату, тут же подходя к кровати и опуская на неё свою ношу. Выдохнув, он покинул комнату, вернувшись на кухню он, порывшись в ящиках, находит глубокую миску. Наполнив её холодной водой из-под крана и нарыв в ящиках чистой ткани, немец возвращается обратно в комнату коммуниста, стараясь не расплескать воду. Закрыв за собой дверь, он подошёл к кровати и, сев рядом, поставил принесённую миску на пол рядом с собой. Обмакнув туда ткань и отжав её, немец положил её на лоб лежавшего на кровати коммуниста. — мммм..... — недовольно промычал русский от ниоткуда взявшегося холода. Он приоткрыл глаза, посмотрев на красноглазого. — Спа-спасибо… — Придурок, — тихо прошептал парень, вновь покидая комнату. Знал же он, что Союзу плохо будет, нет же, надо добить себя. Спустившись на кухню, немец осмотрел её. — «Нужно принести ему воды», — налив из графина воды в стакан, он медленно двинулся обратно. Ариец мог бы и чай приготовить, вот только не знал, где у них что лежит, а искать сейчас как-то не тянуло. Поставив принесённый стакан на прикроватную тумбу, немец переместил взгляд на коммуниста.— Только попробуй встать, — рыкнул он, заметив, что Союз предпринимает попытки подняться. Перестав пытаться, коммунист из последних сил выдавил из себя усмешку, а после и добродушную улыбку. Но со стороны это выглядело криво и натянуто, было прекрасно видно, что ему плохо. «Чертова мигрень», — подумал Советы, проклиная головную боль. — Где лежат таблетки? — прошептал немец, понимая, что сейчас лучше не говорить в полный голос. — В шкафу, на верхней полке, — прохрипел СССР. Немец подошёл к шкафу и открыл двери. В отличие от того, что стоял в комнате, в которую его поселили, этот шкаф был полон всякого барахла. Нацист посмотрел на верхнюю полку снизу вверх. Тихо рыкнув, в который раз проклиная свой маленький рост, он встал на носочки, пытаясь рукой достать до нужной Союзу упаковки таблеток. Всё же дотянувшись до упаковки, немец победно усмехнулся и достал её. Подойдя к коммунисту, он достал одну пластину из двух, что находились в упаковке. — Сколько ты обычно принимаешь? — Две. Убрав тряпку со лба коммуниста, красноглазый помог ему приподняться и сесть на кровати. Достав из пластины две последние таблетки, он жестом показал, чтобы коммунист открыл рот. Коммунист вздохнул, хоть он этого не признавал, но ему нравилась такая забота, особенно со стороны немца. Русский послушно открыл рот. Немец не заставил ждать и положил одну из таблеток на язык коммуниста. Щёки брюнета покраснели. Взяв с тумбочки стакан, он поднёс его к губам коммуниста, поя. За первой таблеткой последовала и вторая. Коммунист довольно урчал, а немец сидел с лёгким румянцем на щеках. — Спаси… — коммунист зашёлся в приступе сухого кашля, из-за которого не смог договорить. — Много не разговаривай, — Рейх поставил полупустой стакан на прикроватную тумбу. Немец помог коммунисту принять лежачее положение и положил его голову на подушку. Брюнет вновь смочил ткань холодной водой, отжал и положил на лоб коммуниста. — Мясо и…? — шёпотом спросил немец, нависая над русским. — Рис, — тихо произнёс русский, слабо улыбнувшись. — Отдыхай, — с этими словами немец покидает комнату Союза, направляясь на кухню и собираясь готовить.***
Минуты медленно протекали, четверть, полчаса. Ровно час он лежит, смотря в потолок. Головная боль немного утихла, что позволило коммунисту делать некоторые движения, пусть и с большим трудом. Ему стало интересно, как там Рейх и ужин. Посчитав, что ему уже лучше и что уже можно прогуляться, русский, применяя большие усилия, встаёт. Покачнувшись и чуть не упав, коммунист направился к лестнице. Немец же сидел за столом и, болтая ногами, писал записки для детей Совета. Ужин был приготовлен, а стол накрыт. Закончив с последней запиской, немец встаёт и, кинув взгляд на приготовленный ужин, идёт в сторону лестницы, о чём-то задумавшись, как взглядом замечает его. — Какого чёрта ты не в своей постели?! — прошипел немец, разводя руки в стороны. Он был зол. Коммунист убрал руки за спину и, отведя взгляд, сделал лицо будто не причём, начал свистеть. Немец подошёл к этому обормоту и, взяв под руку, потащил обратно в спальню, поскольку не смог бы поднять этого бегемота ещё раз. Толкнув коммуниста на кровать, немец уложил его голову на подушку и быстро накрыл. — Ещё раз, и я привяжу тебя к этой кровати, — рыкнул он, собираясь идти, но тут почувствовал чужие руки на своей талии. Коммунист, не собираясь упускать такую возможность, хватает Рейха и тянет на себя. Не удержавшись, нацист падает на коммуниста, тут же покрываясь румянцем. — Т-ты чего творишь?! — он предпринял попытку слезть, но сильные руки русского не отпускали. — Неужели так сложно побыть со мной? — как-то обречённо и грустно протянул коммунист. — Почему ты всё время убегаешь? — Советы перестал держать немца, отведя взор голубых глаз, что были наполнены грустью. — Извини, — парень вздохнул и лёг рядом с коммунистом, приобняв того. — Как твоё самочувствие? — спросил он, подняв взгляд. Советы на это ничего не ответил, но обнял немца в ответ, про себя радуясь тому, что немец всё-таки остался рядом. Посчитав молчание за обиду, немец глубоко вздохнул и спросил: — Что сделать, чтобы ты перестал обижаться? — Хм… — коммунист перевёл задумчивый взгляд на обои. — Я даже не знаю, смогу ли простить тебя, — издевательски произнёс русский, лично ему эта ситуация нравилась очень. Он еле сдерживал довольную ухмылку. Немец на это лишь фыркнул, уткнувшись в шейку коммуниста, опаляя её горячим дыханием. По его телу пробежали мурашки, а в животе зароились бабочки. — Мх… — Союз довольно поёрзав, прижал немца к себе, утыкаясь в его макушку. — Л-ладно… всё, хватит. Нужно покормить детей, — сейчас немец чувствовал себя настоящим мазохистом, ведь объятия коммуниста не так уж и приятны измученному телу, а тем более когда тебя прижимают. Нехотя, Союз всё же отпустил немца и стал подниматься. — Ты не встанешь с этой кровати, понял? Я сам всё сделаю. Коммунист усмехнулся и добродушно чмокнул нациста в макушку, пока тот не встал. Всё это время румянец не сходил с щёк немца. Встав, парень схватил карточки которые сделал и пулей выбежал из комнаты, под тихое хихиканье русского. Положив карточки у дверей каждого из отпрысков коммуниста, немец зашёл в свою комнату и оглядел её, вспоминая зачем пришёл. Посмотрев на трёхметрового гиганта, немец подошёл и открыл его дверцы. А вот и поднос. Взяв нужную вещь, немец закрыл дверцы шкафа и ушёл на кухню. Протерев запылившуюся вещь мокрой тряпочкой, немец поставил на него одну из шести тарелок и стакан с приготовленным чаем специально для коммуниста. Взяв поднос с ужином для "больного", немец вернулся в комнату Союза. — Ужин готов, — объявил он, показывая поднос. Он подошёл к кровати и, собственно, к самому коммунисту, поставив поднос на прикроватную тумбу. — Спасибо, Рейхи, — коммунист уже без особого труда принял сидячее положение и, взяв с подноса тарелку и столовый прибор, принялся за еду. Он перевёл взгляд на Рейха и умилился такой картине. Немец стоял красный как помидор, странно глядя на коммуниста. В его глазах, в которых не было былой ненависти, можно было увидеть радугу чувств. Русский тихо засмеялся, прикрыв рот рукой. Услышав это, немец смутился ещё больше и быстрым шагом вышел из комнаты. Итак… заключительная часть. Пулей оббежав двери детей и постучав в каждую, немец скрылся за дверью уже своей комнаты, тут же закрываясь на замок. Услышав стук в дверь комнаты, дети разом вышли и непонимающе стали смотреть друг на друга, как вдруг малыш Армения заметил листочек под ногами. Подобрав его, он прочитал содержимое вслух: — Спускайтесь вниз и ужинайте, — почерк немца был красив, он завораживал. — Меня не отвлекать. Приятного аппетита, — после таких слов ребята дружной толпой пошли на кухню, обсуждая причину отсутствия отца. Поев, коммунист всё же ослушался немца и встал. Ему стало намного легче, то ли таблетки подействовали, то ли немец так хорошо позаботился. Взяв поднос с пустой тарелкой и стаканом, Союз направился на кухню, где увидел своих отпрысков. — О, папа! — вскрикнула Беларусь, подбежав к отцу и заключая того в объятия. — Привет, ребята, — поприветствовал всех коммунист, ставя собранные стопкой тарелки со стола в раковину. — Давайте чистите зубы и по комнатам. — А почему ты не ужинал с нами? — поинтересовался Россия. — Неважно себя чувствовал, — отмазался Союз, направляясь в ванную комнату. Разогнав ребят по комнатам, коммунист пошёл на кухню мыть посуду. Повертев вентили, он настроил температуру и принялся за мытье. Тёплая вода приятно грела руки в холоде остывшего дома. Как только последняя тарелка оказалась на своём месте, Союз выключил воду вертя вентили. Вытерев руки, он выдохнул и, выключив свет в кухне, отправился на второй этаж. Он хотел было зайти к фюреру, но тут подумал, что наверняка уже наскучил немцу. Поэтому просто зашёл в свою комнату и бухнулся на кровать, обняв подушку. Тишина прогоняла из суровой реальности в спасительное царство Морфея, а не пойми откуда взявшаяся усталость, только добавляла масло в огонь. Но по какой-то причине, коммунист так и не смог заснуть..... Стоило только тишине воцариться в доме, немец встал с насиженного места и, взяв приготовленный заранее маленький рюкзак, спрятал походный в шкаф. Он тихо приоткрыл дверь своей комнаты, на цыпочках прошёл к выходу из дома. Прохладный весенний ветерок ночной Москвы тут же окутал тело немца, избавляя от ненужных в данное время мыслей. Он ещё днём планировал сходить туда, но из-за некоторых личностей этот план провалился. Благо, сейчас в доме все спят, что давало немцу шанс на спокойную ночь, проведённую в полном одиночестве. Но, на всякий случай, нацист оставил записку в своей комнате на застеленной багровым пледом кровати. Он выдвинулся в путь, тихо напевая немецкую колыбельную, что была так приятна в исполнении Рейха. Его переполнял восторг от ночного леса. Почему-то он совсем не боялся этой темноты, хоть и имел богатое воображение на пару с паранойей. По дороге сюда, в тот день когда он встретил этого русского и тот предложил ему место для проживания, а после и отвёз, немец увидел заброшенное здание. По его расчётам, идти туда нужно где-то десять минут. Но ничего, эту ночь скрашивала полная луна, что красовалась на ночном небе в окружении маленьких точек-звёзд. За его плечами развевалась мантия, а капюшон всё время сползал с головы немца. В очередной раз поправив этот сползающий элемент, немец огляделся. Вот и оно. Улыбнувшись, он прошёл внутрь. Красноглазому не хотелось исследовать, ему было интересно лишь одно: «Есть ли там выход на крышу?». Что ж, вскоре он сможет проверить это. Поднявшись по скользкой лестнице, немец освещал себе путь фонариком. В этот раз он молчал, надеясь, на то что в этом здании он один. Последний, пятый этаж и вот он, чердак. Немец направил свет фонарика на потолок в надежде найти там люк. И ему повезло, в уголке чердака он наткнулся на люк и лестницу. Взяв фонарик в рот, что было не очень гигиенично, немец полез по лестнице наверх, осматривая немного заржавевший вентиль. Схватившись двумя тощими руками за этот круг, немец стал крутить его по часовой стрелке, как и показывала стрелка на самом люке. — Получилось! — возликовал немец, когда люк со скрипом открылся, чуть не прибив его. Забравшись на крышу, доступ к которой он теперь имел, немец прошёл к краю и сел, свесив ноги. Он снял рюкзак с плеч и капюшон с головы, поднимая лико к небу, что было только для него одного. Нацист бы и дальше сидел, восхищаясь ночным небом, но его живот издал урчащий звук, говоря о том что надо бы и перекусить. Взяв в руки рюкзак, он открыл его. В нём лежали влажные и сухие салфетки, термос, целлофановый пакетик с бутербродами и несколько упаковок бинтов на всякий случай. Достав бутерброды и термос с горячим напитком, Рейх улыбнулся. Протерев руки влажной салфеткой, он принялся за... завтрак? Скорее всего. Через несколько минут в пакете осталась всего пара бутербродов, а в термосе не хватало половины содержимого. Вытерев сальные руки и рот влажной салфеткой, немец убрал продукты обратно в рюкзак, покосившись на бинты. Стоит? Наверное..... Закрыв ранец, нацист встал и сильно наклонился вниз. — «Упав отсюда у меня не будет шансов выжить? Хм, даже если и не подохну, то сломаю себе что-то точно» — он лёг, положив рюкзак под голову, и устремил восторженный взгляд в ночное небо, тихо напевая слова знакомой колыбельной.***
Он так и не смог заснуть спокойно, голову распирало от переполнявших её мыслей и все они — о Рейхе. Русский долго ворочался и даже пытался почитать, но всё напрасно. В голове только он. Только этот немец занимал его мысли… В итоге решив не мучить себя, коммунист встаёт с постели и выйдя из комнаты, тихо прикрыв дверь, направляется в гостевую, где и должен был находиться Рейх. Подойдя к заветной двери, он дёрнул за ручку. — «Открыто?» — удивился русский, но всё же прошёл в гостевую. Какого же было его удивление и… страх? Когда он вместо спящего на кровати немца увидел лишь пустоту. Словно Рейха здесь и не было никогда. Ни его самого, ни его вещей. Но тут взгляд Союза зацепился за аккуратно сложенную бумажку у ног кровати. Медленно подойдя и взяв эту вещь, он развернул и стал читать: «Дорогой Союз, если ты это читаешь то: либо уже утро, а я так и не вернулся, либо у тебя бессонница. Я ушёл на прогулку,***
Разлепив глаза, русский не сразу понял, где находится. Тусклые обои, односпальная кровать, голые, ничем непокрытые полы и яркий солнечный свет, пробивающийся через закрытые шторами окна — обычный дешёвый номер Московской гостиницы. Привстав на локтях, он осмотрел комнату в поисках вчерашней одежды. Кстати говоря, а что произошло вчера? Всё как в тумане, он ничего не помнит. Цокнув, он сел на жестком матрасе и, повертев головой из стороны в сторону, устремил взгляд на небрежно брошенное на пол пальто и футболку. Голова не так уж и сильно болит, значит выпил не так уж и много. Потянувшись к футболке, коммунист взял и, встряхнув, надел. Так же он поступил и со своим излюбленным пальто, но… Где ушанка? Осмотрев комнату ещё раз, он увидел её возле штор. Встав, русский прошёл к окну и, нагнувшись, поднял излюбленный элемент одежды, отряхнув и надев его на голову. Выпрямившись, Союз пошёл на выход из номера, а дальше вниз по лестнице. Поприветствовав сонную девушку на ресепшене возле выхода, коммунист вышел из здания. В лицо сразу же подул прохладный ветерок, освежая недавно проснувшийся разум. Улыбнувшись, Союз направился в ближайший круглосуточный супермаркет, что находился сразу за углом гостиницы. Список покупок у русского был небольшой, поэтому быстро попетляв по безлюдным просторчикам супермаркета, он вновь выходит на улицу, но уже с пакетом, полным продуктов в правой руке. Он спешно шёл по лесу в сторону своего дома, где до сих пор царили тишина и покой, волнуемый лишь одной мыслью: «Вернулся ли немец?» Забежав в дом, русский скинул свою уличную одежду возле двери, не удосужившись даже повесить её на крючки и стал спешно расставлять продукты по местам. — Молоко в холодильник..... яйца тоже, — шептал тот, чувствуя, как по лбу скатывается горячая капля пота. На улице не такая уж и жара, но социалист успел порядком за париться. — И хлеб… в, — он обернулся, ища на собственной кухне нужный предмет, и наткнулся на него, прокляв свою невнимательность. — В хлебницу, — закончил тот с продуктами и по привычке бы сел за стол, потягиваясь, зевая, но вместо этого, бросив пустой пакет на своё место, побежал в сторону лестницы, быстро перебирая ногами, и чуть ли не падая. Такой топот мог легко и просто разбудить обитателей дома русского, но его это мало беспокоило. Только Рейх. Только этот чёртов немец занял его голову. И что на него нашло? Дверь гостиной была всё так же настежь открыта, а из нее веяло прохладным ветерком, что приятно развевал светлые локоны. Медленно пройдя в комнату, он с грустью убедился в том, что ариец всё ещё на прогулке. — Надеюсь, с тобой всё хорошо.....***
Заметив, что начинает светать, лежавший до этого с закрытыми глазами ариец лишь тяжко вздохнул, словно лёгкие чем-то заложило и, приподнявшись на локтях, посмотрел вниз, где возле здания бродили наверняка голодные и злые собаки. И словно в подтверждение этих слов, одна из них подняла голову и зло залаяла на находящегося в безопасности арийца. — Ну, ещё немного посижу тут. Если вам так не нравится, то уйдите, лес там! — крикнул он собакам, указывая своим фирменным «от сердца к солнцу» куда-то в сторону, откуда он пришёл. Вновь закрыв глаза, он опустил свою тушу обратно на бетонную крышу и свесил одну ногу вниз, дразня собак, болтая ей. Бедные псины подняли лай во всю глотку, озлобленно обращаясь к арийцу, что не обращал на них никакого внимания, но вдруг он почувствовал далеко не человеческий взгляд и в миг вскочил, чуть не упав с этой самой крыши. Скажем, неожиданная попытка суицида провалилась. Оно и к лучшему… Распахнув глаза, он в панике осмотрелся, надеясь найти того, чей взгляд чувствует и сейчас. — Успокойся, параноик. Достал уже, — постучал он себя по лбу маленьким кулачком и лёг обратно, устремив задумчивый взгляд алых глаз в небо, что, меняя свой наряд, становилось светло голубым. Это очень даже успокаивало. Когда солнце уже выходило из-за горизонта, немца прошибли мысли о коммунист, чей дом находится где-то в лесной чаще. Собаки давно успокоились и убрели куда-то в лес, оставив арийца совершенно одного со своими мыслями, или, если понятней говоря, наедине. Он понял, что нужно вернуться до того, как проснутся ещё и дети, встречи с которыми он всей своей оставшейся душой хотел избежать. Поднявшись на ноги, он накидывает рюкзак на плечи и, с грустью окинув сие место, в котором провёл замечательную ночь, идёт к люку, но, к сожалению, Рейх не будет Рейхом, если не спустится без помощи лестницы..... не удержав равновесия, он выпускает прутья из рук и с громким визгом летит вниз к большому скоплению коробок с далеко не мягкими подушками. — Teufel, — простонал тот, потирая голову, что неимоверно разболелась после такого "мягкого приземления". Он должен ещё спасибо сказать, что в коробках был пенопласт, а не оружие, к примеру, но даже от такого, казалось, пустяка, на его теле появились новые синяки, а на бледной щечке — ссадина, что мелко кровоточила… С горем пополам, но бывший фюрер всё же доползает до дома Советов, чуть ли не падая в обморок. Приоткрыв дверь, что из-за неосторожности русского была не заперта, парень проник в дом. Первое, что он увидел, это брошенное кое-как пальто хозяина дома. Хмыкнув, он аккуратно взял в руки столь странный, по его мнению, элемент одежды и повесил на крючок вешалки. Также тихо он прошмыгнул в кухню, где также никого не увидел. — «Он спит», — с облегчением пронеслась мысль в его голове, после которой он осторожно стал подниматься по лестнице, ведущей на второй этаж, к комнатам здесь проживающих. Советы спокойно сидел и читал книжку в удобном кресле, обитым тёмно-голубой кожей и устланным лазурным пледом, что был так приятен на ощупь, но, увидев тёмную фигуру в дверном проёме, тут же вскочил с надеждой на то, что ему не показалось. И в правду, по коридору по стеночке и с капюшоном на голове пробирался в отведенную ему комнату давний друг и виновник бессонной ночи коммуниста — сам Третий Рейх. — Утречка, — оперевшись о дверной проём, поприветствовал тот "тень", что вздрогнул и обернулся на него. — Я тебя разбудил? Извини, я не хотел… я просто с прогулки вернулся… — изо рта арийца полился поток слов, ни одно из которых Советы не понял. Парень боялся, что по своей неосторожности мог наделать шуму и, сам того не заметив, разбудить того, чей сон был настолько чуток, что любой шорох поднимет. Наверное, привычка с тех времён осталась. — Погоди, погоди, — с добродушной улыбкой прервал неясный поток слов из уст нациста социалист. — За что ты извиняешься? — всё-таки не понял этот добродушный "бегемот", смотря своими голубыми глазами в алые глазки напротив. — Ну… не думаю, что ты встал сам в такую ранищу, — пролепетал тот, опуская голову, продолжая винить в пробуждении коммуниста себя. Как вдруг почувствовал далеко не запах цветов, исходящий от русского. — Ох, не волнуйся, у меня… э… — замялся тот, не зная как это объяснить, ведь отчитываться перед немцем, что к тому же на несколько лет младше него, словно перед мамочкой, которую русский так любил, не очень-то и хотелось. — Были свои заботы, — кое-как придумал отговорку тот, отведя взгляд небесных глаз в ламинат и сделав вид, что очень заинтересован тем, какие узоры на нём были. — Заботы…? — переспросил тот. Парень, конечно же, знал, что суёт нос не в свое дело, но ничего с этим поделать не смог. — Мне кажется, или у тебя что-то случилось? — подпёр больную щёку рукой, облаченной в чёрную перчатку, немец. — Э, что? Нет, конечно нет, — замахал руками тот, опровергая слова нациста.— Говорю же: просто дела, — он ненавидел это дело, но ему ничего не оставалось, кроме как молиться о том, чтобы ариец не почувствовал исходящий от него запах спиртного, выдающий его, как говорится, с потрохами. — Надеюсь, что эти твои "просто дела" не обернутся чем-то плачевным для тебя и твоей семьи, — немец прекрасно понимал, как и с чем русский провёл эту ночь, но расспрашивать не стал. — «Не твоё дело», — промелькнула мысль в его голове. Зевнув, ариец направился в комнату, отведенную ему для жизни, и заперся там, показывая, что разговор окончен. Пожав плечами, Советы направился в ванную комнату, откуда, умывшись, ушёл на кухню для приготовления завтрака. Сегодня выходной, поэтому можно пока что приготовить только для себя и Рейха, что наверняка не ел. «Такими темпами он себя до анорексии доведёт», — грустно вздохнул тот, вспоминая костлявое тельце Рейха. Казалось, что если надавить на него, то тот тут же сломается. Хотя, настолько костлявым арийца не назовёшь, ведь у него есть за что можно ухватиться. Разбив два яйца в залитую маслом сковороду, он устремил взгляд на желток, что, казалось, пытался найти выход из этой белой массы и не стать поджаренным. Такой жалкий… Но голову социалиста заполняли мысли не о желтке, что прорвал плёночку и начал побег, а о Рейхе, что был таким спокойным при встрече с давним врагом. Не было агрессии, клыкастой улыбки и суженных зрачков. Не было насмешек по поводу состояния русского и его внешнего вида, не было издевок и колких словечек, что так часто использовал доходяга, но тут в голову русского пробрались слова, сказанные арийцем пару минут назад: «Надеюсь, что эти твои "просто дела" не обернутся чем-то плачевным для тебя и твоей семьи». — «Он точно догадался», — коммунист настолько погрузился в мысли, что не заметил как макнул тыльную сторону руки о раскалённое днище сковороды. — Блять… — шикнул СССР, проклиная все и вся, как в дверном проёме возник вовремя появившийся немец, что, зевая, пришёл на кухню с какими-то своими мыслями, но, услышав тихие проклятья, адресованные не известь кому, тихонько подошёл к хозяину дома, что стоял к нему полубоком. — Союз? что слу… — он не успел договорить из-за того, что алые глаза заприметили ожог, что занял часть тыльной стороны руки, заходя на первые фланги пальцев. Потянув раненную руку на себя, парень стал аккуратно сжимать её, ведь русский начал вырываться. — Ничего страшного, сейчас мылом намылю и всё пройдёт, — отмахнулся русский, всё же выдернув руку из некрепкой хватки Рейха. — А ну стоять! Я тебе сейчас одно место намылю! — рыкнул нацист, толкая русского в сторону стола и начиная копаться в ящиках, где вчера нашёл глубокую миску. Вот, кстати, и она, лежала помытая и, судя по всему, недавно в груде другой посуды. Достав её настолько бесшумно, насколько можно было, ариец налил в неё холодной воды и поставил на стол перед русским. Без слов поняв, что нужно сделать, социалист молча положил туда раненую руку, скривившись от неприятных ощущений. Во время войны ему и пули не были страшны, а сейчас что? Какой-то ожог заставлял жмуриться от боли. Или же… мужчина стал утомленно наблюдать за мечущемся по кухне немцем, что пытался найти аптечку, но так и не найдя её, стукнул себя по голове и убежал наверх. — Вытаскивай, — еле слышно прошептал тот, забегая обратно в кухню с тюбиком какого-то крема, названия которого русскому не удалось разглядеть. С тихим шипением из-за неприятного жжения, тот достаёт руку из ледяной воды и ожидающе смотрит на арийца, на щеке которого заметил кровь, но решив не спрашивать, лишь отвёл взгляд. Две ледяные, словно смерть, руки коснулись широкой ладони и, аккуратно вытерев, трепетно перенесли себе на колени, объясняя это тем, что так удобней. На щеках парня появился румянец. Непривычно. Коммунист также покраснел, ведь впервые трогает арийца без его разрешения. В голову полезли не самые культурные мысли о продолжении данной сцены, но его прервал тихий голос Рейха и ледяные пальцы, что осторожно наносили крем по всей линии ожога, пытаясь делать это быстрее и аккуратней. — О чём ты только думал? — Н-не важно… — он закрыл глаза, пытаясь скрыть ту боль, что причиняли тонкие пальчики, хотев совершенно не этого. — Слушай, это, конечно, не моё дело, но когда в следующий раз напьёшься, то пролежишь в кровати до того времени, пока последняя капля вашей идиотской водки не вытечет из твоего мозга, договорились? — устало и замученно произнёс тот, достав из кармана бинт и начав бинтовать бедную руку. — Я же волнуюсь за тебя, Совок, — совсем тихо прошептал тот, завязав нетугой узел. Дальше произошло то, что коммунист хотел бы повторять вновь и вновь. Его мягко обвили за шею тонкие и ледяные ручонки немца, трепетно прижав к себе. Правда, для удобства арийцу пришлось встать. На щеках русского заиграл мягкий румянец, а в уже открытых голубых глазах мелькнула радость. Губы сами по себе расползлись в добродушной улыбке. — Хорошо, милый, — обвив талию немца прошептал русский, утыкаясь носом в худощавое тельце. Теперь уже очередь арийца пришла краснеть. Отстранив от себя русского, тот смущенно посмотрел в глаза цвета океана, в которых читалась ласка и забота и желание… желание обнять и больше никогда не отпускать. — Будь осторожней..... — прошептал смущенно нацист, отводя взгляд. В бедовой головушке витали самые разные мысли насчёт произошедшего и каждая смущала всё больше и больше, но эту идиллию прервал скрип дверных петель и тихие шаги, слышимые со стороны лестницы на второй этаж. — Упс… — ариец мигом побросал всё и забежал за угол, тихо молясь чтобы его не успели заметить. На кухню, еле разлепляя глаза, вошёл жутко уставший подросток. Его светлые унаследованные от отца волосы находились торчком, а в глазах читалась усталость и до сих пор не ушедший страх из-за произошедшего. — Доброе утро, пап… — еле слышно прошептал подросток, подходя к тумбам с графином и прочей посудой. — Почему ты не спишь? Обычно в выходные тебя хрен поднимешь, — поинтересовался отец у сына, закидывая ногу на ногу и подпирая голову здоровой рукой. Действительно — Росс всегда любил поспать до двенадцати, да и пушка тут не помогла бы. — А… я просто за водой, — промямлил подросток и, налив себе в кружку воды, удалился с кухни, направляясь в свою спальню. По дороге чуть раза три не брякнувшись колбаской на лестнице, русский уже был в своей комнате и вновь улёгся в кровать. Услышав удаляющиеся шаги, ариец аккуратно просунул голову в дверной проём и, заметив, что кроме старшего коммуниста на кухне никого не было, прошёл в комнату, заметив русского, что встал и вновь отправился к плите, ворча о том что стал слишком рассеянный. — Только осторожней… — с тревогой прошептал ариец, обеспокоенно наблюдая за действиями русского. — Конечно, — солнечно улыбнулся тот. — Ты же меня подлечишь в случае нового боевого ранения? ~ — тихо хихикнул социалист, перекладывая глазунью на тарелку и по-своему украшая её. — Придурок, — тихо прошептал немец и, пройдя к месту, где недавно покоилась задница русского, сел. В его арсенале была куча поз от "ленивый кот на столе" и до "мёртвая черепашка на полу". Не знамо почему, но Рейху приходят именно такие ассоциации с той или иной позой, в которой он любит проводить время. И чаще всего это бывает "выдохшийся коммунист". Ведь раньше немец не видел, как ведёт себя усталый коммунист. Может, они вообще не устают, а день и ночь пашут на своих грёбанных заводах… Положив руки по локти на стол, он прикрыл глаза и бухнулся на них головой, изображая из себя того самого "уставшего коммуниста". Союз кинул взгляд на развалившегося на столе Рейха и, украсив свой завтрак достаточно хорошо, сел напротив него. Поставив перед собой тарелку и не отпуская ложку из правой руки, он пожелал себе приятного аппетита и хотел было начать трапезу, как вдруг его взгляд привлекло кое-что странное. Аккуратно протянув руку к вытянутой маленькой руке арийца, он приподнял край формы второго. — Что это? — удивленно спросил он, смотря на бинт, что был немного окровавлен. — Что случилось с твоей рукой? — с беспокойством, но в то же время серьёзно спросил тот. — Не порть себе аппетит, — фыркнул ариец, убирая руки под стол. Он мысленно материл всё на свете, а в частности того, кто оставил на нём свои "метки". Хорошее настроение Советов в миг сменилось на нет. Он сжал в правой руке столовый прибор и требовательно посмотрел на немца, что как ни в чём не бывало продолжал лежать на столе. — Либо ты рассказываешь, либо я смотрю, — буквально прорычал он, но тут же опомнился, постыдившись своего поведения. Но он имел право знать, что происходит с Рейхом или нет? — Либо молча продолжаешь есть, забыв о том, что увидел, — по-обычному спокойно сказал виновник разговора, хотя в тоне скользнули нотки вины и какой-то непонятной русскому грусти. — Ладно, прости, — чувствуя, как на него давит совесть, опустил голову мужчина, смотря на свой завтрак, от которого шёл несильный пар. Союзу казалось, что неловкость повисла в воздухе, заполняя лёгкие липким и отвратительным чувством, что он не мог никак назвать или же описать. — Но мы ещё вернёмся к разговору на эту тему, — добавил социалист и принялся за глазунью, закусывая её укропом. — Приятного аппетита, — пожелал тихо немец, коря себя за то, что коммунист увидел то, что не должен был увидеть. Ему было неловко за свою холодность в такой момент. Закрыв глаза, он попытался вспомнить то, зачем пришёл. Открыв глаза, он перевернул голову и, вернув руки на стол, начав наблюдать за русским, что уже доел яичницу и спокойно попивал чай, не замечая, что за ним пристально следят. — Кстати, — тут же вспомнил он о своих мыслях, что посетили его голову во время и до готовки. Увидев, что его слушают, он продолжил: — Почему ты ничего не ешь? — Почему ты так подумал? — немного удивившись такому вопросу, спросил тот. — Ну… ни разу не видел, чтобы ты ел… — задумчиво произнёс русский, встав с насиженного места. — Я сегодня ел, — усмехнулся парень, прикрыв один глаз, что по непонятным причинам был заметно светлее второго. — И всё? — изогнул одну бровь тот. — Я вообще-то тоже за тебя волнуюсь. Ты такими темпами до больницы себя доведёшь. — Я просто не очень хочу есть. У меня уже в привычку то, что хожу некоторое время голодный, а потом ем, — пожал плечами немец, усмехнувшись. Он положил голову на бок, устремляя взгляд в пол, изучая взглядом разного цвета плитку. — Ну так что с руками? — выйдя из раздумий, он начал мыть посуду, косо поглядывая на немца, что начал болтать ногами под столом. — То же, что и с твоей, — взглядом указывая на перебинтованную кисть коммуниста, туманно ответил тот. — А конкретнее? — Ожоги, порезы, ссадины, синяки, — начал перечислять тот, прикрыв глаза. — И к чему это? — строго спросил русский. Он ненавидел такие вещи и никогда не подумал бы, что Рейх смеет таким заниматься, но, увидев непонятливый взгляд алых глаз, он вздохнул и устало потер переносицу мокрой от воды рукой. — Зачем ты это делаешь? — Разнообразие, — улыбнулся тот, скрывая правду. — Бред это, а не разнообразие, — рыкнул русский, но тут же успокоился, чувствуя, как грудь сдавило неприятное чувство. — Кто тебе сказал, что я сам? — Что? — Я пока что не такой дурак, чтобы резать себя самостоятельно, — фыркнул тот, нахмурившись. Его обижало то, что Союз такого мнения о, пусть и не таком как раньше, но всё же гордом немце. Хотя, куда делась его гордость? Она ведь давно не подавала признаков жизни. — Хах, я рад, но… откуда это тогда? Парень молчал и, кажется, даже не дышал. Ему никогда не нравилось затрагивать прошлое, что тёмной тенью плелось за ним всё это время. — А когда Япония приедет? — резко перевёл тему разговора тот. — Ближе к девяти, а что? — Союзу было интересно узнать, но на арийца давить он не стал. Дело не его, но всё-таки это дрянное любопытство когда-нибудь толкнёт его в могилу. — Ладно, я пойду почитаю, — без особых эмоций он покинул кухню и вернулся уже через пару минут с книжкой со странным названием и обложкой. Раскрыв недочитанную книгу, коммунист нашёл нужную строчку и вернулся к чтению, что отложил из-за появления старого друга. Стрелки на часах медленно вращались вокруг своего гвоздика, минуя одни и те же чёрточки в тысячный раз. Советы оторвал взгляд от слов, написанных в книжке, переводя его на сидящего напротив арийца. Мерное дыхание, определяемое спокойно поднимающейся и опускающейся спиной, закрытые глаза и чуть приоткрытый рот, говорили о том, что ариец заснул. Он нежно погладил немецкого фюрера по голове, не забыв встрепать чёрные, словно ночь, волосы, нежно улыбнулся и положил руку на маленькую, по сравнению с его, ладошку, вернувшись к чтению. Но их идиллию опять прервали громким стуком во входную дверь. Печально вздохнув, Советы поднимается и подойдя к двери, открывает. На пороге стояла светловолосая девушка, разглядывая свои кроссовки, но когда дверь перед ней открылась, она перевела взгляд на встречающего и тепло улыбнулась. — Доброе утро, Союз, — прощебетала девушка, вскидывая руки, в одной из которых держала пакет с лакомством для детей. — Доброе, — ответно улыбнулся русский, пропуская девушку в дом. — Я очень благодарен тебе за то, что ты согласилась, — он сделал жест рукой, приглашая девушку войти. Та, не теряя ни секунды, прошла в дом и, разувшись, прошла в кухню. Только её взгляд наткнулся на немца, что обхватив ноги руками, судя по всему спал, японка протянула: — Аааавв, какой милашка, — девушка стала разбирать покупки. — Ладно, ты освойся пока, а я пойду собираться, — кратко улыбнувшись, сказал Советы, растворяясь в проёме лестницы. Через несколько минут заспанный парень раскрывает глаза и с удивлением обнаруживает японку, что тихо напевала одну из популярных песенок, что он слышал по радио. — Доброе утро, — зевнул немец, прикрыв один глаз. — Доброе утро, соня~ — усмехнулась девушка, продолжая колдовать над чаем. — Надеюсь, мелкие не доведут тебя, — слабо улыбнулся тот, поправив свои длинные волосы, чтобы те выглядели хоть немного по-человечески. — Надеюсь на это не меньше тебя, — хихикнула девушка и подошла к холодильнику, открыв и став изучать его содержимое. — Кстати, а чего это Союз в отпуск решил податься? Вроде никогда не жаловался, да и на собрания всегда в приподнятом расположении духа приходил. Всегда такой бодрый, весёлый. — Всем нужно отдохнуть от повседневной рутины и отправиться на поиски приключений. Не важно каких, главное вне дома. — А ты? Ты со мной останешься или с ним поедешь? — не унималась японка. Ей, знаете ли, ещё один ребёнок не нужен. — Если позволит, буду ему нервы трепать, — усмехнулся немец. — Нет — ну соберу вещи и поеду куда-нибудь — «желательно первой остановкой в ад», — ему хотелось поехать вместе с коммунистом, но в то же время он понимал, что наверняка лишь испортит отдых своим присутствием. — Ты спроси у него. Он не из тех, кто будет сердиться по таким пустякам, — попыталась приободрить немца Япония. — Хах, наверное. — Ладно, в любом случае, это твоё дело, а я пойду детей будить, — сказала та, поднимаясь по лестнице. — Ладно… — парень в след за японкой поднялся по лестнице и остановился у дверей в комнату русского. Решившись, он негромко постучал по деревянному изделию. Послышалось короткое «войдите» и немец вошел, прикрыв за собой дверь. Ему на глаза сразу же попался Союз, что сидел на коленях, складывая вещи в чумадан небольшого размера. — Союз… — тихо позвал тот. — Я… можно… с тобой? Поехать… — он запинался, боясь услышать отказ. Ведь после стольких лет он вновь встретил коммуниста, нельзя всё так просто оставлять, но, скорее всего, его могут послать во всем известном направлении. — Конечно можно, — добродушно улыбнулся коммунист, радуясь тому, что ариец сам подошёл и спросил его об этом. — Но советую тебе поторопиться, если не хочешь обниматься на прощанье с пятью детьми, — хохотнул тот. — Спасибо, — тот буквально засиял от счастья, тут же выбегая из комнаты русского. На удивление, детей пока что не было видно. Быстро забрав свой рюкзак из шкафа в гостиной, он буквально выбегает из дома с надеждой на то, что его не заметят. Закончив сборы, Советы взял чемоданчик и, последовав примеру немца, пулей вылетел из дома, крикнув «я ушёл» более радостно, чем обычно. Уложив все вещи в машину, мужчина кивнул немцу на переднее сиденье машины. Сев сам за руль, он дождался, пока Рейх усядется на своём месте, и после отчалил от дома с победной улыбкой на устах. — А куда мы едем? — спросил парень, смотря на коммуниста, улыбаясь сам. — «Хотя, не важно куда… ты же рядом.....»