Эксперимент RK800

      Я не ошиблась, посчитав, что ночь будет тяжелой. Она была практически бессонной. Впервые за долгое время я испытывала тяжести выбора несмотря на то, что сам выбор был очевиден. С одной стороны тот, кто готов был идти за тобой до конца, чье доверие было проверено временем, с другой стороны тот, кто находился на службе полиции и «Киберлайф», с кем я была знакома без году неделя. Казалось бы, куда еще проще? Руководствуйся верно расставленными приоритетами, и все будет хорошо. Но именно эти приоритеты и заставляли меня тоскливо кутаться в одеяле на постели Майлза, кусать губы и пытаться убедить себя в верности принятого решения. Хотя на деле все мысли в голове звучали так, точно я пытаюсь оправдать свой выбор, сомневаясь, что он правильный.       К трем часам ночи мне все же удалось задремать. Девиант покинул комнату сразу после завершения разговора, и я не задумывалась на тему того, где он и что делает. Глаза наливались свинцом, в какой-то момент я больше не могла отдаваться размышлениям, погрузившись в тревожный сон. Почему тревожный?.. потому что сквозь дремоту я ощущала, как прогибается рядом кровать, как теплая рука старательно подтыкает одеяло, как нос девианта утыкается в затылок, при этом бережно сгребая меня в охапку, стараясь не тревожить сон. Все происходящее было словно за пеленой тумана, на утро я могла бы списать все на «показалось» или на странный «сон», однако… да что однако. Именно так я и сделала, с горечью в сердце осознавая правдивость слов Коннора на тему «вы видите его отношение, но стараетесь игнорировать». Похоже, я и впрямь так сильно боялась привязанности, что пыталась не видеть ее в самом очевидном месте.       Как и ранее, завтрак уже ждал меня на столе. Нацепив красное короткое платье домашнего стиля и свои любимые неизменные угги после душа, я не стала впервые за долгое время подвязывать волосы. Не хотелось. В голове пульсировало, отдаваясь легкой болью в висках. Андроид заметил мое состояние «нестояния», еще когда я уединилась в ванной комнате. Потому рядом с тарелкой и чашкой чая стоял бокал воды с таблеткой для снятия повышенного давления.       Удивительно… даже после вчерашнего он продолжает это делать.       Майлз уже был при параде. К моему изумлению я умудрилась проспать до двенадцати часов. Странно, что андроид до сих пор здесь. Еще вчера он говорил, что должен забрать документы. Вряд ли девиант ждал, когда я проснусь, а значит, документы следует забрать в определенное время.       – У тебя повышенное артериальное давление, – не глядя в мою сторону, оповестил Майлз. Я и сама знала о проблеме, но указывать на это не стала. Иронизировать и шутить после вчерашнего разговора еще сильнее перехотелось. – Выпей таблетку, станет легче.       Я не могла говорить, лишь кивнула головой, усаживаясь напротив за стол. Нежелание разговаривать было основано на целой смеси эмоций и мыслей. Стыд за произошедший секс, к которому я принудила машину как взбешенный зверь. Вина за откровенное фантазирование о другом существе. И, главное, обида. За то, что девиант буквально напрямую сказал, что уедет из города вне зависимости от моего решения. Майлз так боится быть вновь брошенным и забытым, но при этом извещает о своем желании скрыться подальше от опасности в моей или без моей компании. И кто из нас теперь ощущает себя брошенным?.. преданным?..       Яичница не лезла в рот. Впереди было много дел, и большая их часть имела эмоциональный окрас, поэтому организму следовало запастись энергией. Я с усилием воли поглощала несчастный завтрак, так же прикладывала усилия, чтобы выпить чай и таблетку в полной тишине. Телевизор вещал о каком-то бунте девиантов, произошедшем ночью. Магазины «Киберлайф» были разворованы, двое полицейских убиты. Дело принимает опасный оборот… видимо, Майлз обосновано беспокоится за наши жизни.       – Я должен отправиться за документами через двадцать четыре минуты, – не отрывая взора от экрана, буднично произнес Майлз. На нем уже была уличная одежда в виде рубашки, джинс и ботинок. Последние напомнили мне о не настроенном контроллере в теле машины. – Ехать не близко, так что приеду, когда уже стемнеет.       Я не стала отвечать, отчужденно посмотрев на друга искоса. Все внутри требовало подать голос, привлечь к себе внимание того, с кем делишься самым сокровенным уже полтора года. Чего уж говорить про гуляющую по улицам опасность, при которой не знаешь, когда наступит черный, траурный день. Любое слово может стать последним.       Девиант посмотрел на меня тоскливым взором голубых глаз. Он явно не ожидал от меня такого отчужденного состояния, не понимая, что именно во мне вызвало чувство враждебности.       – Дженнифер, не молчи, – Майлз сгорал от внутренних конфликтов, я читала это в его глазах, в его голосе. – Скажи хоть что-нибудь.       Выяснять отношения не хотелось, да и озвучивать свое решение тоже. Первое бесполезно, а второе понятно без лишних слов. Потому, отставив полупустую кружку с чаем, я спокойно высказала единственную более или менее не окрашенную эмоциями мысль:       – Мне по-прежнему не нравится эта идея. Это слишком опасно, причем для нас обоих. Меня-то хоть в тюрьму посадят, а тебя просто убьют.       – Все же лучше предпринять попытку, чем сидеть здесь, как мыши, – Майлз говорил без злости или обиды, он старательно использовал учтивый тон, пытался убедить меня в верности решения. Мы оба смотрели друг другу в глаза, разве что девиант преисполненным уверенности взором, я же – с испугом и сомнением. – Ты ведь собрала кодировку? Отлично, возьмем с собой ноутбук, карту памяти и будешь работать дальше. Как много тебе нужно времени на преобразование?       Процесс изменения кодировок, с которыми раньше не имел дела, всегда длительный и муторный. Если шаблонные коды машин я могла спокойно набрать едва ли не с закрытыми глазами благодаря годам работы, то совершенно новые, неизвестные доселе шифры потребуют недели, если не месяцы. Находиться столько времени за территорией страны при условии отсутствия разрешения на выезд, да еще и с фальшивыми документами очень опасно! Да, Мексика закрыта для правительственных органов США, но кто знает, что может случиться в самой Мексике и как поведут себя штаты в случае обнаружения побега? Вряд ли получится после этого так просто войти в базу ФБР и исправить свое досье, сделав вид типа ничего не случилось. Лицо мое наверняка будет висеть на плакатах в каждом участке. В таком случае будет оставаться надеяться на увеличенное внимание полиции и федералов к девиантам, а не к какому-то сбежавшему из страны преступнику-воришке.       – Как минимум несколько недель, – устало выдохнув, я предприняла очередную попытку переубедить Майлза. Она заранее была провальной, так как девиант ответил на мой начавшийся тревожный лепет полуулыбкой. – Но ты же должен понимать, что за эти недели может случиться что угодно! Я не смогу пользоваться своими банковскими счетами за пределами страны!       – Значит, мы снимем все средства сегодня вечером, – тут же нашелся ответ.       – А если нами заинтересуется полиция Мексики? О нас наверняка доложат властям США!       – Тогда мы просто заляжем на дно, – Майлз, крепчая в своей уверенности все сильнее, аккуратно заглянул мне в глаза, взяв уложенную на стол ладонь обеими руками. – Дженнифер, послушай. Я понимаю, что тебе страшно. Но никто не знает, во что может перейти этот конфликт. В сеть просочился слух о пропаже огромного количества кобальта вместе с андроидом, что перевозил груз. Если с этим как-то связаны девианты, то может произойти взрыв! Все живое здесь погибнет, Джен! Я не могу оставить тебя здесь!       – А если ты ошибся? И нету никакой бомбы, не будет взрыва. Что тогда? Прятаться в Мексике в каком-нибудь подвале в надежде, что получится преобразовать код?       Мы сыпали друг другу вопросами и фактами, старались использовать исключительно холодную рассудительность. Я-то уж точно пыталась. Сесть в тюрьму на десять лет мне не радовалось. Конечно, перспектива умереть в результате взрыва была куда хуже, но что-то подсказывало, что это все бред собачий. Умерщвлять полностью землю, чтобы занять облученный клочок территории США… какому дураку это покажется умным ходом?       Майлз, устало опустив голову, убрал свои руки. Всем своим видом девиант показывал, что осознает бессмысленность попыток переубедить меня по крайней мере в большей степени. Мы оба знали, почему именно я не хочу уезжать из города. Не только страх сесть в тюрьму является причиной. Еще одна не менее важная причина сейчас лежит в подвале с отключенным процессором.       Встав со стула, отчего последний протяжно скрипнул ножками по полу, Майлз неторопливо двинулся к коридору. Уже на пороге андроид остановился, повернувшись ко мне полу-боком.       – У тебя есть время до вечера. Не хочу думать, что ты готова оставить меня ради него.       Эти слова взыграли во мне эмоциями, напомнив о горькой обиде перед поставленным другом ультиматумом. Саркастично усмехнувшись, я холодно заметила, продолжая буравить взглядом место, где недавно сидел Майлз:       – Ты мне буквально в лицо сказал, что покинешь город вне зависимости от моего решения. И кто еще кого оставляет…       – Дженнифер, я…       – Не надо, – я тут же прервала виноватый голос машины взмахом руки. – Езжай за документами и постарайся быть аккуратным. Если на улице и впрямь так опасно, как ты рассказываешь, то тебе следует избегать появления на людях.       Какое-то время царило молчание. Кожей ощущала на себе взор Майлза, с какой тоской и грустью он смотрит на меня, точно ввергнувшись в не укладывающиеся в голове противоречивые мысли. Кому, как ни ему знакомо чувство брошенности. Именно в этом чувстве сейчас пребывала я, имеющая выбор, но при этом лишенная возможности выбирать.       Я даже не стала провожать девианта, лишь горько посмотрела на него из-за плеча, все так же сидя за столом. Майлз одарил меня не менее горестным взглядом и скрылся за дверью, оставив в компании что-то бубнящего телевизора.       Лестница в подвал представлялась спуском в Ад. Совсем недавно я боялась ощутить привязанность к RK800, теперь же я с упоением осознаю прочность сине-красной нити, опоясывающую меня и этого странного детектива, чьи кодировки и прошлое не дают покоя. И вот, мне предстоит разрезать эту нить тяжелыми ножницами. Разрубить топором образовавшуюся вчера железную цепь, уничтожить легкую, но значимую зависимость от полицейского на столе. Я больше не надевала халат – мне не хотелось представать перед ним в виде техника или исследователя. Хотелось быть простым, обычным человеком со своими ранами на душе, со своими мыслями. Так будет тяжелее прощаться, своими же руками я усугубляю положение, спешно поправляя черные волосы за спиной, разглаживаю короткие рукава и такой же короткий подол обтягивающей, трикотажной ткани, стираю образовавшиеся слезливые потеки под глазами. Мне так не хотелось прощаться… я думала, что у нас будет еще немного времени на общение, возможно, у меня даже получится склонить машину к присоединению, однако один вечер обрубил все под корень. Мало того, что мысль пополнить нашу компанию оказалась провальной, так теперь еще и избавиться от Коннора придется впопыхах.       Я долго не решалась включить машину. Стояла рядом со столом, понимая, что напрягшийся голос и пустота в груди не дадут мне нормально провести последние часы с Коннором, не выдавая смятений. Ими я как раз была полна, и даже флегматик внутри не давал былого спокойствия. Уверена, он поможет сохранить лицо кирпичом, зато сбившийся пульс сердца заставит голос дрожать все сильнее с каждой секундой.       Оттягивать момент было бесполезно. Секунды лишь складывались в минуты, и эти минуты могли перерасти в часы, уменьшая возможность послушать мужской, приятный голос еще немного. Разбудив компьютер, я с некоторое время нетерпеливо постукивала пальцами по компьютерному столу. Спустя несколько минут писк оповестил об активации RK800.       Я не видела, как тот просыпается – стояла к нему боком, устремив взор в экран. Я не видела, как андроид по привычке трется плечами о стол, сгоняя нахлынувшие неприятные ощущения холода. Я не замечала, как губы андроида трогает полуулыбка, как Коннор медленно отводит голову в мою сторону, продолжая смотреть в потолок. Его голос прозвучал пушечным выстрелом, ломая внутреннее решение не выдавать своих смятений.       – Доброе утро, миссис Харди.       Усмешка сошла с моих губ в попытке скрыть нарастающую вину перед машиной. Вместо привычного пожелания доброго утра я, не глядя на Коннора, уселась в кресло. Первые несмелые удары по сенсорной клавиатуре вызвали на экран все временные файлы памяти машины. Я не спешила устанавливать границы фрагментов, которые подвергнутся чистке только по одной простой причине: зачистка памяти Коннора словно бы означала, что я и сама все забуду. Этого мне не хотелось. Немного поразмыслив, я выделила временной отрезок в последнюю неделю и направила их на копирование в заранее приготовленную флэш-карту. Возможность в будущем вспоминать RK800 с помощью просмотра наших встреч через его глаза добавила горечи во рту. Но я все же улыбнулась сама себе, словив очередной симптом образовавшейся привязанности.       – Вы сегодня молчаливы, – отметил Коннор слегка обеспокоенным голосом. – У вас все в порядке?       Шорох кабелей по столу подсказал, что андроид смотрит на меня, повернув голову. Я не могла ответить ему взором в карие глаза, боялась, что выдам сомнения в отношении своих дальнейших действий. Сам-то андроид в скором времени узнает о планах на этот день, однако ему точно не стоит вместе с этим знать о моих переживаниях. Пусть лучше видит каменное лицо и флегматичную непоколебимость, чем чувство вины и тоски.       – Да, все хорошо, – холодно заметила я, вставая из-за стола. Бегунок копирования обязался дойти до конца в течение десяти минут. – Просто не выспалась.       И то была правда, разве что отсутствие сна никак на самом деле не сказывалось на моем состоянии.       Коннор отметил, что на мне нет халата, однако ничего говорить не стал. Я все так же избегала его взгляда, медленно снимая деактивированные заглушки с его тела, от которых не было смысла уже несколько дней. Каждое мое мимолетное прикосновение к машине сопровождалось его вздернутым уголком губ. Коннор не активировал контроллер. Коннору «нравилось» все чувствовать.       – Вы снимаете их, – еще один капитан Очевидность проснулся. – Зачем?       – Они тебе больше не понадобятся.       Андроид расценил это, как акт доверия, но я же, сгорая внутри от обиды и беспомощности, готова была разреветься от осознания истинной причины избавления от заглушек. Лучше бы они оставались на нем все это время, пусть включенные, пусть приносящие боль тому, кто научился чувствовать. Но, по крайней мере, это будет означать, что никто не будет прочищать память RK800, никто не отправит его на все четыре стороны, оставив наедине с жестоким внешним миром. Пару дней назад мне хотелось согреть его своим теплом, спрятав от окружения, а теперь я вынуждена лишить его не просто памяти, но опыта. И как мне потом жить со своей покалеченной совестью?..       Убрав все заглушки, я уже хотела вернуться за стол, как застыла, повернувшись боком к Коннору. Его голубой диод бликовал в свете лампы, и я понимала, что следующие мои слова окрасят цвет светодиода в желтый, а то и в красный. Но я не могла молчать. Воспоминания о том, почему внутри взыграло желание защитить Коннора, не давали утаить случившееся. То, что могло вызвать у RK800 не просто дестабилизацию, но некоторое чувство справедливости. Уверенности в том, что я была права, говоря о балансе вселенной, которая за все требует плату.       – Златко мертв, – наблюдая за бегунком на экране, блекло произнесла я. – Его дом сожгли.       Андроид молчал, за него говорило золотое сияние на виске. Недавнее расположение машины к беседе вдруг сменилось отчуждением. Я пропитывалась им насквозь, стоя рядом с Коннором. Сам же RK800, сурово сдвинув брови вместе, пронзал потолок тяжелым взором.       – Не знаешь, как это могло случиться? – как бы невзначай спросила я, едва повернув голову к машине.       – Нет, – короткое слово, но как много всего в похолодевшем тоне андроида.       Я вернулась за стол, не желая продолжать тему. Разговоры постепенно вытеснили из меня чувство горечи, оставив лишь привкус вины и смирения перед неизбежным. Сидеть в тишине тоже не хотелось, особенно теперь, когда бегунок копирования подходил к концу. Сложив руки на груди, я откинулась на спинку кресла и беспечно произнесла:       – Мне не дает покоя одна вещь. Ты ведь мог вызвать сюда оперативный отряд, связавшись с офисом «Киберлайф». Почему ты этого не сделал?       Андроид явно испытал облегчение от сменившейся темы, однако и эта была ему не совсем комфортна. Тем не менее я заприметила, как теплеет взор машины, как сменяется суровость голоса на мягкость. Коннор непрерывно смотрел в потолок, вздрагивая черными ресницами.       – Должен сказать, что я уже привык к этому месту. Здесь спокойно. Не база «Киберлайф», конечно, но все же здесь намного комфортней, чем на складе.       Я завороженно смотрела на шелестящие губы, наблюдала за всеми движениями головы машины, что как бы кивками пыталась показать свое убеждение в истинности слов. Вчера вечером я была так близка к нему, как никогда. Всего пять дней, а такой взрыв чувств при виде темных глаз. Понимаю, как сильно буду тосковать по мужественному, но мягкому голосу, как сильно буду скучать по возможности дотронуться к мужским губам подушечкой пальца. Мне бы и этого касания хватило на долгие годы, ведь большего я не смела требовать, лишь мечтать.       – А может, ты просто боишься быть деактивированным? – в шутку, приглушенно спросила я, не сводя взора с лица андроида, что снова становилось суровым.       – Я не говорил этого, – сдавленно ответил Коннор. – Лишь пытался донести до вас, что ко всему быстро привыкаешь.       Ты вообще не должен привыкать, Коннор. Не должен привыкать.       Облизнув губы, я досмотрела, как бегунок копирования достиг предела. Компьютер оповестил об окончании процедуры, после чего предложил продолжить манипуляции по удалению памяти. Выделенный участок был как раз на том самом месте, где мне и хотелось освободить машину от воспоминаний: девианты на трассе, Златко, я. Особенно я.       – У меня есть небольшая новость, Коннор, – компьютер отобразил красно-черное окошко с разрешением на удаление памяти с последующим отключением машины. Сидя в кресле боком к RK800, я все никак не могла решиться на нажатие кнопки. Было бы проще просто отдать приказ, не разговаривая с Коннором больше никогда. Я и так много допустила ошибок за последние несколько дней: рассказала Коннору о своем прошлом, залезла в его память, допустила сомнения у Майлза о моем отношении к детективу. И вот, я снова совершаю ошибку, решив обрисовать Коннору сложившуюся ситуацию. Не стоит и гадать, почему мне так хочется обсудить с ним такие вещи. Узнать, одна ли я схожу с ума в этом подвале, ощущая крепкую сине-красную нить, или же кое-кто так же не хочет покидать это место, в частности покидать мое общество.       Да… мне требовалось это знать. Требовалось слышать его взволнованный голос, требовалось видеть желтый или даже красный диод, требовалось чувствовать взаимную зависимость. Мне так хотелось, чтобы андроид принялся отговаривать меня от решения, оперируя ли рациональными фактами или безрассудными переживаниями – все равно! Лишь бы почувствовать себя нужной ему, плевать по какой причине.       Я молчала минимум минуту, пытаясь подобрать дальнейшие слова. Снаружи холодная, внутри сгорающая. Коннор заметил мое смятение, теперь тревожно глядя на меня снизу вверх.       – Мы покидаем город этим вечером.       Слова подействовали на андроида, как беспричинная оплеуха. Испуганно нахмурившись, RK800, шкрябая оголенными сгибательными механизмами, резко сел. Карие глаза старались найти в моих каре-зеленых ответы, но он не видел их там по причине еще не озвученных вопросов. Их же Коннор поспешил задать.       – Но ведь вам воспрещен выезд за городскую черту. Как вы собираетесь покинуть город?       Меня больше не пугало то, с какой резвостью RK800, он же полицейский, он же последняя разработка на службе «Киберлайф» принял вертикальное положение. Напротив, я встала рядом с машиной без какого-либо страха, держа руки скрещенными на груди.       – Кое-кто делает фальшивые документы и переправляет людей и машины через границу штатов. В Детройте становится слишком опасно, нам придется покинуть его, пока ситуация не усугубилась.       Андроид словно не верил своим ушам. В нем играло так много «эмоций»: беспомощность из-за своей «обязанности» никак не реагировать на происходящее и тревога за… за что? За себя? За меня? За нас? За что?!       – Фальсификация документов наказуема сроком до трех лет. Учитывая, что у вас уже стоит запрет на выезд, в случае вскрытия побега вам могут присудить срок от десяти до двенадцати лет лишения свободы, – Коннор чуть склонил голову набок, говоря уверенным в себе голосом. Его прищуренный взгляд точно пытался пробурить во мне дырку, но я была непреклонна, отвечая ему стойким холодным взором. – Покинуть город при таком раскладе – иррациональное решение. Вы можете попасть в беду.       Я не могла ему ответить, ведь сама понимала все погрешности этого сумбурного плана. Опустив голову взором в пол, я постаралась защитить решение покинуть страну столь необдуманным способом, однако чем больше говорила, тем больше убеждалась в собственное неверие своим же словам. В ход шли аргументы Майлза, но точно не мои собственные, которых нет.       – В беду можно попасть и здесь. Конфликты между людьми и андроидами становятся все хуже. Заказчик, с которым вчера сорвалась сделка, погиб в одной из таких стычек. Не хочу оказаться на его месте. Лучше быть в тюрьме, чем убитой.       Какая глупость, подумалось мне. И двух лет за решеткой хватило, чтобы видеть все достоинства смерти перед жизнью в клетке.       Молчание Коннора нарушалось мерным гулом компьютера. Некогда голубой диод искрил золотым, сам обладатель светодиода угрюмо смотрел в металлический стол. Интуиция подсказывала, что творится в голове андроида. Она же меня не подвела, заранее готовя к тяжелому разговору относительно будущего RK800.       – Что будет со мной? – обреченный, потерянный голос был ударом ножа по сердцу. Мне хотелось реветь, просить прощения, хотелось содрогаться всем телом, а не подавлять внутреннюю дрожь. Но я должна была сохранить стойкость. Кто-то из нас двоих просто обязан быть непоколебимым, создавая иллюзию уверенности.       Руки рефлекторно сжались на груди плотнее, выдавая мои скрытые переживания. Но Коннору было не до анализа поведенческих реакций. RK800, взволновано перебегая взором по моим глазам, умолял об ответе приоткрытыми губами.       – Я достала все нужные мне кодировки, так что мне осталось только зачистить тебе память. Думаю, ты знаешь, зачем эта процедура, потому нет смысла пояснять ее значимость.       – Я был вам нужен только ради этого? – из всего сказанного мной Коннора зацепило только это. Он впивался в меня обреченным взором, заставляя мою стойкость трещать по швам. Больше на моем лице не было уверенности и спокойствия, только чувство вины в виде нахмуренных бровей и поджатых губ. – Ради кодировок, верно?       – Почему тебя это так волнует?       Наши голоса не превышали обычного тона, кажется, мы даже говорили тише, чем обычно. Как бы мне хотелось сейчас успокоить андроида, протянуть руку и ободряюще сжать мужское плечо в попытке прочувствовать холод пластика. Вместо этого я медленно опустила руки, не сводя жалобного взора с машины.       Холод металлического стола придавал уверенности. Ледяные ощущения, быстро сменяющиеся жаром под воздействием собственного тепла, позволяли держать себя хоть в каком-то контроле, но чем дольше я смотрела в поникшие карие глаза, тем меньше мне хотелось контролировать свои эмоции. Как можно быть холодной, когда ты буквально в лицо столь прекрасному созданию говоришь о том, что он потерял свою актуальность? Коннор не признается себе в своих реальных процессах систем, имеющих странные кодировки, и потому он молчит, не находя оптимального ответа на щепетильный вопрос. Вместо него на вопрос отвечаю я.       – Когда ты пришел в дом Златко… тебе и впрямь открыл человек. Низенький, но крупный мужчина с густой бородой. Ты сразу заметил следы тириума на его руках, но, видимо, был слишком увлечен возможностью продвинуть расследование, раз не стал обращать на это внимание, – я говорила приглушенно, спокойно, смотрела на вдруг помрачневшего Коннора безучастным взором. Голос мой не дрожал, а вот легкие при упоминании о кадрах резко участили работу. Идти на поводу у сердца я не собиралась, и потому, помолчав с половину минуты, подавила учащенное дыхание силой. – Он был очень приветлив, попросил тебя подождать в гостиной, а сам скрылся из виду. Ты едва успел заметить, как система начала ловить ошибки из-за начавшихся радио-помех. Вот почему ты не смог оповестить полицию или «Киберлайф» о своем местонахождении, не смог провести обмен данными.       Выждав некоторую паузу, я облизнула пересохшие губы и опустила взор в стол. С каждым произнесенным словом взгляд андроида становился тяжелее, Коннор смотрел на меня то ли испуганным, то ли удивленным взором. Даже представить не могу, какие мысли царят в его голове, учитывая как быстро желтый диод сменился агрессивно-красным. Самое плачевное для меня было то, что я отныне не испытывала стыда за нарушение личных границ машины. Мне было стыдно за то, что делал абсолютно чуждый человек, олицетворяющий в глазах RK800 всю жестокость человеческого мира.       – Андроид серии TR400 разбил тебе ноги. Ты пытался сбежать из подвала, пока никто не видел, боже, да тебе практически удалось подняться по лестнице, но этот жирный ублюдок уволок тебя обратно, – холод в голосе сменился презрением, из-за чего нервные связки под давлением учащенного сердцебиения задрожали. Я не смотрела на Коннора, но понимала, с какой неприязнью он смотрит на меня. Его молчание можно было бы расценить, как повиновение, но на деле андроид просто не мог найти сил, чтобы остановить меня. – Он-то и оставил все эти царапины на корпусе. Но самое отвратительное было то, что эта сволочь заменила твой тириумный насос на треснутый. Хотел, чтобы ты медленно терял силы, оставаясь в сознании. Ему была очень важна твоя память… он только и делал, что приговаривал, как ему повезло…       Дрогнувший голос вынудил замолкнуть, и я повиновалась ему. Кусала нижнюю губу в попытке смирить злость на покойника, но так и не могла взглянуть в глаза того, чьи личные границы были нарушены. С одной стороны ему должно быть абсолютно все равно, просматривала ли я память, что именно я об этом думаю, ведь он сам когда-то считал, что именно так я и поступлю, как любой другой незаконный деятель – сотру все подчистую, оставляя белое поле для собственных нужных мне красок. Однако теперь в его взгляде можно было прочитать удивление вперемешку со злостью и презрением.       Глубоко вздохнув, я убрала руки со стола, и хотела уже повернуться к компьютеру, но Коннор не дал этого сделать. Андроид слегка поддался вперед, впиваясь в меня потерянным взглядом.       – Вы влезли в систему моей памяти. Вы же говорили, что никогда этого не делаете! – Коннор словно не верил собственным ушам, прослушав все то, что последние пять дней терзало его мысли. Я же, вновь ощутив острый укол стыда и вины, вернулась к краю стола андроида, впиваясь в него умоляющим понять взглядом. – Зачем вы сделали это?!       – Прости меня, Коннор, прости! Я знаю, что поступила ужасно, но мне было очень важно знать, что произошло в доме Златко!       Карие глаза резко сощурились, точно в попытке понять столь странное, нетипичное для человека поведение. Еще вчера этот же самый человек утвердительно ответил на предположение детектива о намеренном избегании привязанностей, а теперь этот же человек пытается вымолить прощение за преодоленные границы дозволенного, за нарушение собственных правил. RK800, все еще сияя красным диодом, взглядом искрящихся в негодовании глаз бегал по моему лицу. Мне оставалось лишь ждать от него последующих вопросов, окончательно теряя свою стойкость и холодность.       – Почему? – после некоторой паузы приглушенно спросил Коннор.       Ответ даже для меня самой был загадкой. Потому я не соврала андроиду, потеряно пожав плечами.       – Я не знаю. Просто важно и все. Ты весь такой… правильный со своими речами о корпорации и законе, но твой внешний вид и все твои системы буквально кричат о неоднозначности! – я не могла отвести от андроида жалобного взора, зато Коннор теперь отчужденно смотрит в стол, избегая визуального контакта. Что творится в этой прекрасной голове?.. боль?.. страх?.. или там полнейшая тишина, вынуждающая его закрыть рот и больше никогда не доверять своему «тюремщику»? – Я знаю, я поступила ужасно. Я и сама теперь жалею, просмотрев все то, что этот ублюдок сделал с тобой… не стоило мне лезть не в свое дело.       Я не надеялась получить ответа, по крайней мере не сейчас, признавшись в самом гадком по моим меркам поступке в отношении машины. Даже своевольное изменение в его конструкции не выглядит так мерзко, как попытка влезть в «душу». В наличии последней я уже не сомневалась. Достаточно было посмотреть на кровавого цвета диод и обреченный, уставший взгляд андроида с торчащими из затылка кабелями.       В который раз пытаюсь вернуться к компьютеру в желании поставить точку, однако в который раз меня останавливает мягкий, почти шепчущий голос Коннора, что, судя по удрученной интонации, окончательно потерялся в собственных установках. RK800, чьи волосы слегка взъерошились из-за резкого принятия вертикального положения, продолжал бурлить дырку в столе взором полной невысказанной боли.       – Мне было так… страшно, – Коннор неосознанно выделил последнее слово, точно пробуя его на вкус, старательно пережевывая и изучая доселе неизвестное ему ощущение. – Он все время говорил, что выиграл в какую-то лотерею, рассказывал, как зачищает машинам память и продает на черном рынке. Я не знал, что он делает с системой циркуляции тириума, на тот момент система самодиагностики уже не отвечала.       Оборвав свою речь, Коннор поднял на меня полный отчаяния взгляд. Я чувствовала себя психиатром, тем самым человеком, к которому приходят в поисках успокоения, к которому обращаются в желании получить моральную пилюлю от душевных терзаний. Но я техник. Не врач, и уж точно не жилетка для слез. Потому подвал наполнялся молчанием с отзвуками гула компьютерного процессора на стоящем рядом столе.       – Я не хотел отключаться, – наконец, признался Коннор, ища в моих глазах поддержки.       Утративший всякую надежду голос вызывал во мне приступы истерики, очередные всплески желания сгрести RK800 в охапку и скрыть от жестокого, неизведанного ему мира. Люди, в частности такие как я – покалеченные и преданные души – вынуждены бороться с окружением каждый день, покрываясь шипами или как минимум ледяной коркой. Каково же существу, что «жило» не больше полугода, внезапно столкнувшись с одной из форм неподдельной человеческой жестокости?       – Мне очень жаль, Коннор, – только и смогла выдавить из себя я, обхватив собственные плечи руками в попытке унять внутреннюю дрожь. – Я даже представить себе не могу, каково это: смотреть в глаза своему убийце.       – Убийце? – недоуменно переспросил андроид, от смены настроения которого я даже потерялась. – Я не могу умереть, миссис Харди. Я не живой.       – Как скажешь, Коннор.       Блекло улыбнувшись машине и отметив желтый цвет диода, я глубоко вздохнула и попыталась вытолкнуть из головы все услышанное в течение последних пяти минут. Теперь прощаться с охотником стало еще сложнее, пусть тот даже после разговора продолжает убеждать себя в своей «правильности».       – Куда мне идти?       Вдруг заданный задумчивым голосом вопрос вернул меня из раздумий, позволив снова нацепить флегматичную маску безразличия. Андроид все так же смотрел на меня, только в этот раз в его взгляде не было страха или отчаяния, теперь насыщенного шоколадного оттенка глаза были полны непонимания ситуации.       И впрямь. Я ведь даже не подумала, куда отправлю машину после обработки памяти. Впрочем, вариантов изначально было немного, учитывая, что передо мной не обычный бытовой помощник, а самый настоящий детектив на службе полиции.       – Не знаю, – я озадаченно пожала плечами, присаживаясь на край хирургического стола рядом с Коннором. – Можешь найти своего напарника… этого… Эндрюса.       – Андерсона, – учтиво поправил Коннор. Надо же… минуту назад он утопал в отчаянии, а теперь диод горит голубым, словно бы ничего и не бывало.       – Андерсона, да. Думаю, он будет не против принять тебя обратно, учитывая, как тепло ты о нем отзывался.       – Вряд ли лейтенант воспримет мое появление положительно, – Коннор удрученно склонил голову, и в этом жесте можно было прочитать неподдельную тоску. – У него уже есть свой напарник.       – Тогда отправляйся в «Киберлайф», – не самое лучшее решение, однако после очистки памяти Коннор не будет помнить Златко, Майлза и даже меня. «Киберлайф» для него снова станет святым пристанищем, а темные склады для андроидов – едва ли не настоящим домом. Это сейчас я читаю на лице машины отчуждение при упоминании компании, однако вместе с прощанием с памятью произойдет и прощание с образовавшимися взглядами на окружающие вещи.       – В «Киберлайф» меня ждет деактивация, – Коннор слегка качнул головой в знак нежелания возвращаться обратно. – Меня разберут на части и будут пытаться найти причину исчезновения. Если им удастся восстановить память, то у вас появятся действительно серьезные проблемы.       – Этого точно не случится, – в этот раз отрицательно головой покачала я. Былой удрученности в наших голосах не было, теперь мы разговаривали спокойно, рассудительно, словно бы до этого не звучало страшного рассказа обо всех нюансах пребывания машины в доме Златко. – После тюрьмы я наверняка знаю, как не оставлять за собой следов.       Андроид усмехнулся в ответ на мое ироничное замечание о своем прошлом. Мне тоже не удалось сдержать усмешку, теплым взглядом глядя на Коннора.       Прошла всего одна секунда, в течение которой в подвале царило необычное чувство единения и понимания. В изумительных глазах RK800 мелькнуло тепло, однако и оно тут же сменилось усталостью. Этот взгляд мне не нравился. Не нравилось и то, что Коннор произнес в следующее мгновение, не спуская с меня нахмуренных глаз.       – Возьмите меня с собой.       Дружественная атмосфера была разбита в дребезги. Всего одной фразой Коннор напомнил о состоявшемся разговоре в комнате девианта, благодаря которому в голове крутится ультиматум: «либо ты поедешь со мной, либо останешься здесь с ним».       Едва машина произнесла подобное, я тут же вскочила со стола, пряча взор. Коннор уловил резкую смену настроения, и потому подвал наполнился его торопливым, но взволнованным приглушенным голосом:       – Я не стану мешать. Если желаете, смогу помогать в вашем деле, только не оставляйте меня здесь!..       – Я не могу, Коннор…       – Прошу вас. Мне нельзя назад в «Киберлайф», мне некуда идти...       – Я не могу!       Сорвавшись едва ли не на дрожащий крик, я резко обернулась к замолчавшему андроиду. Его взгляд… он разрывал меня на куски! Заставляет топиться во внутренних терзаниях, испытывать стыд и чувство собственной ничтожности! Всегда гордая собой за оказанную помощь машинам, я вот-вот поступлюсь своими принципами и брошу несчастное, погрязшее в новый мир создание на произвол судьбы. Кто же я после этого? Тварь? Или тот, кто просто пытается выжить в жестоком мире?       – Не могу, ясно? – тише произнесла я, отвечая жалобному взгляду Коннора не менее удрученным взором. Сердце бушевало внутри, совесть нашептывала о моей бесхребетности, но выбор был очевиден с самого начала. Или Коннор, или Майлз. И это явно не тот, кого я знаю всего пять дней. Может, Майлз и поступил жестоко, осознавая мои отношения к охотнику, но при этом ставя этот страшный выбор, все же я не могла поступиться единственным близким созданием на свете, с которым меня связывало нечто большее, чем просто желание быть вместе. С ним меня связывали полтора года доверия и душевной близости.       Ощущая горечь в груди, я отвернулась от поникшего взора RK800, не смея смотреть в его сторону. Безупречный, идеальный, но такой тоскливый от осознания, что он никому не нужен. Я хотела опровергнуть его мысли, хотела сказать, как сильно мне нравится его общество и как бы мне хотелось взять его с собой, но увы.       – Вас вынуждают, – мгновенно догадался Коннор, в чьем голосе больше не было ноток мольбы. Он был жестким, спокойным, но понимающим.       – Прости, Коннор, – не глядя на машину, я вернулась обратно на край стола, чуть ближе подвинувшись к RK800. Тот был слишком удручен своей сложившейся ситуацией, чтобы ощущать мое излишне близкое положение. – Не все в этом доме зависит от меня, как оказалось. Если ты так не хочешь возвращаться в «Киберлайф», то попробуй примкнуть к девиантам. Не думаю, что…       – Я не девиант, – холодно отметил андроид, сверля меня тяжелым взором.       Уставший вздох сошел с моих губ. Никогда не признается. Никогда не поставит под сомнение свои установки. Даже после всего рассказанного, после всего увиденного в системе RK800, я продолжаю ловить на себе инертные, холодные взгляды каждый раз при попытке вести машину на признание. Что ж… это уже не имеет значения.       – Пусть будет по-твоему, – усталая улыбка тронула мои губы, вызвав у охотника некоторое чувство тревоги. Не желая больше глотать переживания, заедая их чувством беспомощности перед будущим темноволосого Коннора, я мельком взглянула на монитор ожидающего разрешения процессора, отметив начало третьего часа. Времени становилось все меньше. – У нас осталось всего несколько часов. Давай мы не будем их тратить на дурные размышления.       Мне удалось разбить крупную стену взаимного отчуждения всего одним упоминанием о скорой точке в конце этой истории. Коннор, проследив за моим взором, сменил голубой цвет диода на желтый. Он видел красно-черное окошко программного обеспечения. Видел запрос на очищение памяти. Но должна была отдать должное: андроид не подал признаков паники или страха. Вместо этого Коннор вернулся ко мне уставшим, но теплым взором, слегка сутулившись под натиском мыслей.       – О чем вы желаете поговорить, миссис Харди? – охотник верно распознал мой взгляд, желающий внести в наш последний разговор хоть немного тепла. Его слова были учтивыми, искренними даже не смотря на читаемую обреченность в выражении его лица.       Полностью усевшись на стол так, чтобы обе ноги едва касались пола, я в привычной манере маленькой девочки с тоскливой улыбкой поболтала в воздухе уггами. Халат, к которому так никто и не прикоснулся со вчерашнего вечера, продолжал валяться на полу, сброшенный с тела машины. Я кончиком носка касалась белой ткани, даже не представляя, какими словами можно скрасить «последние» часы нынешнего Коннора. И, главное, какими словами успокоить свою собственную обливающуюся невыплаканными слезами душу.       Слова нашлись довольно быстро. Все-таки тишина подвального помещения всегда позволяла в быстром темпе разгрести ворох копошащихся в голове мыслей.       – Хочу сказать, что ни капли не жалею о потраченных двадцати пяти тысячах, – я тепло улыбалась андроиду, от которого меня отделяло меньше половины метра. Коннор вздернул уголки губ, продолжая сверкать золотым сиянием на виске.       – Я понимаю, что мои слова могут казаться неуместными, учитывая все случившееся, – охотник иронично качнул головой, как бы намекая на связь «тюремщик – заключенный». Это вызвало во мне дружескую усмешку, – но должен сказать, что мне приятно было познакомиться с вами, Дженнифер. Вы достойный человек, который оказался в непростой ситуации.       – Мы все порой оказываемся в непростой ситуации. И не всегда имеем возможности выпутаться из нее.       – Я искренне надеюсь, что ваши планы окажутся крепче, чем на первый взгляд.       Последние слова были сказаны с неуловимым беспокойством, как будто бы андроид и впрямь переживал за этот несуразный побег из города, совершенный чужим ему человеком. А может, мне не показалось? Может, он и впрямь переживал?       Я не могла отвести от него печального взора. Коннор отвечал мне тем же. Его не смущало, как быстро сменяется грусть в моем взгляде на туман, как пристально каре-зеленые глаза смотрят на мужские губы. Последние несколько дней я только и делаю, что мечтаю прикоснуться к ним. Не пальцем, как раньше, но в легком или же требовательном поцелуе, увлекая за собой RK800 в мир незнакомых ощущений. Былая пустота в груди из-за понимания скорого прощания медленно сменилась трепетом от допущения всего одной шальной мысли. А впрочем, что я теряю? Сейчас или никогда.       Последняя мысль сыграла роль детонатора для взбешенных чувств, требующих хоть раз в жизни оказаться поближе со столь прекрасным созданием. Пока Коннор хмурился, явно правильно интерпретируя мой затуманенный взгляд, я, не успевая обдумать свои действия, поддалась вперед, сократив расстояние между нами до минимума. Сбившееся разгоряченное дыхание перебивалось его холодными, имитированными вздохами, которые теперь ощущались на губах. Всего несколько сантиметров, всего одно движение вперед, но я не могла побороть оставшуюся стенку. Вместо меня ее преодолел андроид, неуверенно коснувшись моих губ своими.       И этого легкого прикосновения хватило, чтобы осознать – как с Коннором никогда и ни с кем не будет. Ни с Майлзом, ни с людьми, ни с кем. Даже с бывшим мужем не было искр в грудной клетке, выбивающихся взбешенным сердцем. Закрыв глаза, я лишь на одно мгновение углубила поцелуй, позволяя себе немного вольности. Потерянный андроид не знал, как действовать, и просто позволял мне делать все, что я захочу. Но разве я могла?..       Медленно отстранившись от андроида, я с сомнением посмотрела в карие, встревоженные глаза машины. Так близко, чтобы слышать шепот друг друга, но далеко, чтобы желать большего, чем мимолетная связь. Я больше не видела перед собой компьютерного окошка с требованием подтвердить начало форматирования, все мои мысли занимали прекрасные мягкие губы, доведенные техниками до совершенства. Даже во время поцелуя чувствуешь все неровности на теплой, искусственной коже. Это… увлекает.       – У вас очень теплые и влажные губы, – сдавленно, почти шепотом произнес Коннор, все еще сохраняя неприлично близкую дистанцию.       Его шепот вызвал во мне бурю эмоций, при которых все оставшиеся ограничительные рамки спадают. Вздрагивая ресницами и не смея говорить громче самого андроида, я, покрываясь краской, произнесла, совершенно потеряв над собой контроль:       – Внутри я еще теплее, – срывались с моих губ бесстыдные слова.       Андроид, перестав хмуриться, вернул свой взор в мои глаза. Его зрачки блестели, и причиной тому были явно не лампы над потолком. Причиной стал неудержимый интерес с примесью неизведанных тактильных чувств.       – Я хочу знать, каково это…       Очередные сдавленные слова, вызывающие во мне нескончаемый поток эмоций. Ни капли стыда, ни грамма смущения. Я чувствовала себя голодным хищником, что вот-вот с удовольствием разорвет свою жертву на части, вдоволь напившись кровью. Вот только жертвой стал андроид, считающий себя полноценной машиной, а кровью – тяжелый жар внизу живота, не позволяющий мне взять над собой контроль. Словно бы я хотела его себе возвращать.       Не спуская с полных губ Коннора голодного взгляда, я медленно забралась на стол, шурша уггами по металлической поверхности. Коннор с неприкрытым интересом и восхищением наблюдал за тем, как я усаживаюсь на него сверху, как запускаю руку под мужское белье, освобождая внушительный мужской член. Каждое прикосновение к его телу вызывает у него неосознанное замирание грудной клетки, каждое прикосновение трикотажной ткани красного платья играет легкой полуулыбкой на его губах. Совсем забывшись от нахлынувших чувств, я даже не заметила, как начинаю скулить в нетерпении, отодвигая собственное белье в сторону и прижимаясь к нему горячей плотью. Мне так хотелось поцеловать его… а впрочем, почему нет?       Двигаться в таком положении было нелегко, но я игнорировала кабели за андроидом, игнорировала стискивающее движения платье. Впивалась в машину настойчивым поцелуем, заставляя ее учиться новому, неизведанному. Коннор не имел своих привычек, не имел ни малейшего понятия о правильности выражающейся в физическом плане любви, однако умело копировал мои движения, заставляя подвал наполняться звуками переплетающихся языков. Судорожно сжимающиеся мышцы внутри отдавались небольшой болью в примеси с искрами в животе на каждое движение. Я прижималась к андроиду, как могла, неосознанно пыталась слиться с ним в одно целое, позволить поглотить себя в своем тепле, но дурацкое платье не давало полноценного ощущения близости, несмотря на медленные, и от того разрывающие сердце на части ритмичные толчки. Коннор, как и я, явно не был доволен наличием одежды, иначе в следующее мгновение я бы не услышала сказанные прямо в губы слова:       – Сними его… – хрипло произнес охотник, хмурясь и моргая на каждое ощущение сжимающих мужскую плоть мышц.       Вызванная столь непривычным обращением Коннора улыбка смешивалась с едва различимыми стонами, вырывающимися из самой груди. Несколькими неловкими движениями рук я кое-как стянула платье через голову, обнажая черное белье. Процесс вынудил остановиться, однако как бы я не пыталась быть аккуратной, все равно едва не залепила андроиду локтем по лицу. Коннор на эту неуклюжесть лишь туманно усмехнулся, точно мы не в первый раз уже предаемся изучению друг друга на холодном столе.       – Прости… – со сдавленным смешком произнес женский хриплый голос, как только платье было откинуто на пол. Больше никто из нас слов не произносил, настойчиво отдавая предпочтение страстным поцелуям.       Сама того не подозревая, я учила его правильным движениям: покусывала нижнюю губу, изучала собственными губами мужественную шею, ворошила пальцами темные волосы. Изредка натыкалась на дурацкие кабели, но вскоре приноровилась рефлекторно обходить их стороной. Они не смущали меня, меня вообще ничего не смущало: ни отсутствующие у машины руки и ноги, ни подключенные к затылку шнуры диагностики, ни красный, едва не искрящийся диод. Я слышала его хриплое, рваное дыхание, что система адаптации выбрала, как наиболее оптимальный вариант в данной ситуации, все больше жалась к нему, отмечая карие закатывающиеся глаза, неразличимые мужские стоны. Я ведь сама захлебывалась в пропитывающих тело чувствах. Двигающиеся вверх-вниз женские бедра покрывались мурашками на каждое скольжение, некогда холодный и тихий подвал стал жарким и тесным. Мир вокруг нас словно сужался, не было ничего, кроме двоих на холодном хирургическом столе, что слегка поскрипывает от шелеста кабелей по металлической поверхности. Майлз, ФБР, ультиматумы – все осталось наверху, за закрытой в подвал дверью, и я благодарила за это вселенную, все быстрее и быстрее двигаясь на прижимающимся ко мне Конноре. Не прошло и пяти минут, как андроид уже выработал свои собственные привычки, нетерпеливо, но все еще неумело исследуя языком впадины у выступающих ключицах. Он изредка утыкался носом в женскую шею, его хриплые стоны смешивались с моими беспомощными всхлипами. Пусть девиант, отдавший последние полтора года жизни общему делу, умел гораздо больше благодаря опыту и установкам. С Коннором все равно было лучше. С Коннором было великолепно до щебечущих в груди тропических птичек, подгоняющих скорый финал в человеческом организме, что уже на протяжении нескольких дней мечтает только об одном – прикоснуться, стать ближе, согреть своим теплом.       Мне хотелось говорить ему о том, как сильно он мне нужен. Как сильно я нуждаюсь в том, чтобы чувствовать его вот так близко каждый день, но я молчала, ощущая, как вместе с нарастающим в теле наслаждением по сосудам бежит отчаяние от скорого прощания. Не время портить столь изумительный момент… не время заставлять RK800, что в первый и в последний раз чувствует себя по-настоящему нужным, ввергаться в боль от ощущения своей ненужности. Коннор рефлекторно пытался прижиматься ко мне сильнее, его система напрочь забыла о недостающих конечностях, и все его неловкие движения плечами говорили о потребности охотника согреться человеческим теплом. Я прижимала его к себе за спину, старалась двигаться быстрее в сладком предчувствии дурманящих мозг вспышек внизу живота. Это было так странно… любить друг друга посреди подвала, под светом ярких ламп, на ледяном столе. И еще страннее было видеть красный броский цвет на вике «стабильной» машины, получая от его вида самое настоящее удовольствие.       Искусственное тепло Коннора было похлеще, чем самый забористый алкоголь. Я пьянела на глазах, двигаясь все быстрее и порывистей, зарываясь пальцами в его волосы, покрывая поцелуями его лицо. Уже летала где-то в облаках, покрываясь волнами бесстыдных мурашек, и ни разу не жалела об этом недолгом времени раскрепощения своей души. Рассказы об аварии, о заключении в тюрьме, в нарушенном правиле не лезть в чужую память – все это был своеобразный путь к возможности познать RK800 не со стороны систем и программ, но со стороны его истинности. И пусть он убежден в своей «правильности». Наплевать. Я слышу срывающиеся с его губ мужские стоны, вижу, как вздрагивают черные ресницы покрытых дымом карих глаз, как сильно он старается прижаться к моей груди в поисках упоительного тепла женского тела. Я знаю, кто он такой. Но теперь не знаю, кто я сама.       Недавние тихие всхлипывания превратились в откровенные вскрики, когда наслаждение начало накатывать водопадом. Спина выгибалась в инстинктивной попытке вобрать в себя как можно больше удовольствия, и это позволяло машине полноценно покрывать меня нетерпеливыми поцелуями. Сознание постепенно приходило в себя, вдоволь налетавшись среди звезд. Оно вернулось в потряхивающее от пережитого тело, при этом стараясь еще немного побыть там, в тумане наслаждения. Ведь стоит тому развеяться, и многоточие в конце истории превратится в уверенную точку. Этого мне хотелось сейчас меньше всего.       Испарина покрывала мою кожу, меня и впрямь трясло так, словно это были не двадцать минут секса, а пятичасовой марафон по серпантину. Коннор прижимался к моей груди, все еще прерывисто дыша и вслушиваясь в учащенное биение взбешенного сердца. И вроде бы так хорошо, вроде бы по сосудам до сих пор бежит горячая кровь, но… стоит мне кинуть блеклый взгляд в сторону компьютера, и подвал вдруг становится холодным, а вселенная – жестокой. Осознание скорых действий вернуло пустоту в груди. На глаза начали наворачиваться слезы.       Зажмурив веки и горестно подавив комок в горле, я выпуталась из плена мужского тела, продолжая прижимать к себе Коннора за спину. Мне не хотелось смотреть ему в глаза даже не по причине стыда от случившегося. Я не стыдилась. Но по причине едкого чувства предательства, словно бы это он последние полтора года проходил со мной через ад и рай. И вот, я незаметно для еще не пришедшей в себя машины стараюсь дотянуться левой рукой до дурацкой сенсорной кнопки подтверждения.       Андроид заметил это движение. Резко, но мягко отдернувшись, Коннор с тревогой посмотрел на тянущуюся в сторону компьютера руку, после чего с еще большей тревогой вернул свой затравленный взор на мое лицо. Всем своим видом он просил не делать, возможно, самую главную ошибку в жизни, но конец нашего знакомства был предопределен с момента покупки. Я лишь могла отвечать ему молящим прощения взглядом каре-зеленых глаз, с которых градом текли слезы, игнорирующие все еще живущее в теле тепло от произошедшей близости.       – Дженнифер, прошу тебя, не делай этого… – тараторил мягкий мужской голос, обладатель которого стремительно перебегал по моему лицу испуганным взглядом. – Пожалуйста…       – Прости, Коннор… прости меня…       Рука как назло нашла кнопку и ударила ровно в цель. Коннор, внезапно потупив взор и сменив красный диод на желтый, безучастно склонил голову. Бегунок удаления на экране достиг предела в считанные секунды, после чего диод стал тусклым, голубым. Память была стерта. RK800 отключился, пронзая мою грудь бездумным взором пустых глаз.       Сдавленные рыдания вырывались из меня наружу вместе с потоками соленых слез. Сжимаясь в комок, я, кое-как вернув белье машины в должный вид, сползла на холодный, бетонный пол. Тепла внутри больше не было. Только мрак от вырванного куска сердца, презрение к самой себе и ненависть на Майлза – того, кто и стал причиной душевной боли.       Да, я ненавидела его. Всем своим сердцем, всей душой ненавидела, проклинала и злилась, судорожно задыхаясь в приступе аритмии на полу. Недавние от наслаждения потряхивания превратились в откровенную дрожь мышц, не получающих должную порцию кислорода. Как бы я не злилась на Майлза, мысленно осыпая его всеми оскорблениями мира, единственным, кто был во всем этом виноват – я сама.       Нельзя было выкупать RK800! Нельзя было уточнять у него подробности встречи со Златко, нельзя было лезть в его память и рассказывать о своем прошлом! Нельзя было прикасаться к нему… и теперь, благодаря всем моим ошибкам, я сижу на коленях на полу, ощущая могильный холод в душе. Вскоре всхлипы сменятся смирением, но ненависть к себе и девианту еще долго не сможет покинуть сердце. А пока я, не видя ничего перед собой, вялыми движениями надевала платье и буквально ползла наверх, подальше отсюда, цепляясь за стены.       Время утекало незаметно. Самое сложное было позади, казалось мне… глупая. Сложнее было не прощаться, сложнее оказалось собираться в дорогу после утраты львиной доли души. Я кое-как складывала какие-то вещи, даже не осознавая, беру ли я нужное или просто на инерции хватаю все подряд, лишь бы занять руки каким-то делом. Единственное, что было уложено осознанно – ноутбук. Мельком подумала об оставленной в подвале флэш-карте с кодировками и памятью, но страх увидеть Коннора не давал вернуться за важной вещью. Потому я решила забрать ее перед самой поездкой. На большее мой потускневший рассудок не был способен.       За окном начинало темнеть, когда я, все еще потряхиваясь от мрака в груди, кое-как разогрела себе еду. Увы, но первый кусок отбивной едва был проглочен. Второй и вовсе встал поперек горла. Третий был выблеван. Я не могла есть. Просто не могла. Мысли нагло лезли обратно в подвал, возвращая к оставшемуся сидеть «очищенному» Коннору, и как бы я не старалась отбросить все размышления на задний план – не получалось. Я вообще ничего больше не могла. Даже сопротивляться нарастающей ненависти к девианту, что вот-вот вернется домой.       Пурга на улице усилилась, и когда входная дверь хлопнула, я едва не подскочила на месте, затравленная и ушедшая в себя.       – Документы у меня, – беспечный тон Майлза, что старательно пытался стряхнуть снег перед зеркалом, вызвал во мне приступ отвращения. Смотреть на машину я не стала, не сводя взора с полной тарелки перед собой. – Ехать до места два часа, так что в восемь вечера мы должны покинуть дом.       То ли он не замечал моего отчуждения, то ли просто не желал его замечать – девиант как ни в чем не бывало прошел на кухню, стаскивая куртку и кепку. Все его движения игнорировались мной, старательно делающей занятой в еде вид. Если, конечно, ковыряния вилкой в отбивной можно назвать занятостью.       – Дженнифер, ты…       – Я очистила его память, – не желая слушать голос Майлза, я оборвала его речь жестким тоном.       Девиант некоторое время стоял передо мной, не шелохнувшись, глядя сверху вниз. Что у него происходит в голове впервые за долгое время не волновало. Хватит. Мне бы со своими мыслями и злостью на друга разобраться.       Послышался сдавленный, обреченный смешок, придавший теплому мужскому голосу усталость:       – Все-таки влюбилась…       – Я сделала свой выбор. И к твоему счастью, он не в пользу того, кого я знаю всего пять дней, – я холодно смотрела в голубые глаза Майлза, который виновато хмурился с каждым моим словом. Уверена, утренние слова о том, кто и кого бросает надолго засели в его голове, заставляя жалеть о поставленном передо мной нечестном выборе. – В отличие от некоторых я не собираюсь бросать близкого, поджав хвост. Чего теперь ты еще от меня хочешь?       Столько злости в моем голосе не было даже когда девиант раз за разом предлагал влезть в систему ФБР самостоятельно. Майлз открывал и закрывал рот в надежде, что найдет нужные слова. Но он понимал – таких слов нельзя найти. Их просто не существует.       Вернувшись к тарелке, я блекло посмотрела на все это время работающий телевизор. Часы показывали начало пятого, а значит, в запасе было три часа. С учетом сложенных вещей это целое море времени. Следовало бы подумать, куда девать RK800, чья полупустая оболочка теперь вызывала у меня ассоциации со смертью. Смертью собственной совести и души.       – Помнишь, я дал тебе карту с тремя фрагментами памяти.       Удрученное напоминание Майлза о забытом видео вынудили меня на некоторое время забыть о злости. Растерявшись, я посмотрела на машину снизу вверх. С полгода назад я бы многое отдала, чтобы услышать от друга пояснения на тему его нежелания воспользоваться возможностью, сбежав в открытую дверь подпольного секс-клуба прямо под дождь. Сейчас взыграл обычный элемент неожиданности, ведь злость полностью вытеснила все переживания на тему прошлого девианта.       – Там, где ты стоял напротив открытой двери? – пояснила я после секундного молчания.       – Верно, – услышав мой не такой злобный голос, Майлз ощутил прилив уверенности, усевшись напротив. Он выждал некоторую паузу, собираясь с мыслями, однако едва открыл рот, как тишину дома пронзил стук в дверь.       Мы оба подскочили, словно ужаленные. Окна на первом этаже всегда были зашторены, и только позже я поняла, как сильно спасло нас это. Переглянувшись с таким же встревоженным девиантом, мы не спешили открывать дверь. Сидели в оцепенении, словно дожидаясь повторного стука, уповая на «авось показалось». Увы. Стук повторился. И в этот раз он был дополнен грубым, приглушенным голосом, доносящимся рядом с приоткрытым на проветривание окном.       – Мэм, будьте добры. Откройте, это полиция.       Сердце бухнуло в пятки. Внутри все съеживалось, казалось, кровь сейчас окончательно остынет и образует тромбы прямо в сердце. И это было бы неплохое решение проблемы: умереть в результате инфаркта здесь, за столом. Но я лишь могла мечтать о смерти, уже представляя, как цепляются на руках холодные наручники, как Майлза пристреливают на заднем дворе. Как ушедшего в себя Коннора вытаскивают из подвала…       Я не могла встать. Но и сидеть тоже не могла. И потому, подбадриваемая тревожным взором вскочившего с места Майлза, медленно подошла к двери, заглянув в глазок…