Sorcerer's eyes

      Мелкие и большие камни больно впивались в голые стопы, а колючие ветки били в лицо, наверняка оставляя многочисленные царапины, но он не обращал на это внимания — контролировать дыхание сейчас было важнее какого-либо комфорта.       Тонкие, плотные браслеты телесного цвета на запястьях пульсировали в такт заполошно бьющемуся в груди сердцу.       Он отчаянно хотел жить.       Он отчаянно желал быть спасённым (хоть кем-то, пожалуйста).       Он был слишком верен своим друзьям, за что сейчас расплачивался сковавшим душу ужасом от приближения погони, голосившей где-то на задворках сознания опасности и полной беспомощностью из-за чёртовых браслетов.       Он просто хотел жить.       Бежать постепенно становилось все тяжелее, бок покалывало от нехватки воздуха, но он не останавливался — скорее, добежать до одной из конспиративных квартир на самой окраине Лондона, в самом обнищалом районе — потому что есть вероятность, что там его искать не будут. Или найдут, но не сразу.       Он не обольщался — Шеклболт был очень опытным аврором, он знал не только все нычки бегущих, как крысы с корабля, магов, которых обязался любой ценой поймать, но и их логику.       Все знали — от ищейки Шеклболта не скроешься и в мире магглов.       А сейчас, взойдя на кресло Министра, у того появились преданные псы, натренированные войной и облавами на Лютный.       Но он подготовился. Он рассчитал почти всё. Он Просто Хотел Жить. ***       Когда его, через пару недель после оглушительной Победы над Волдемортом, вызвали в Министерство, он не обратил на этот факт внимания — они же союзники, что ему могло там угрожать?       Оказывается, ещё как могло.       Люди желали своего Героя.       Люди жаждали увидеть... Гарри.       Он тогда только отмахнулся от убеждений Кингсли — Гарри захочет, Гарри выйдет из дома на Гриммо.       Уговаривать друга, почти брата, он не собирался. А уж принуждать к чему-либо тем более.       На какое-то время новоявленный Министр от него отстал. Но лишь на время.       Оказывается, если почти каждый день оказывать на человека давление, он или сдастся, или набросится на раздражитель.       Он, эмоциональная душа, предпочёл второй вариант. И практически сразу об этом пожалел — авроры, всё время посещения стоящие в тёмных углах помещения, скрутили его ещё в рывке за два удара сердца.       Он по началу, если честно, даже не понял, что произошло: вот он тянется в слепящей ярости рукой к шее Шеклболта, а в следующий момент уже лежит прижатый коленом животом на полу, с оттянутыми назад руками и слышит еле заметный пугающий щелчок. Плотный, неизвестный материал крепко охватывает запястья, а он, попытавшись с помощью магии освободиться, только судорожно выдыхает и дрожит от накатившей сильнейшей слабости и панического ужаса.       Антимагические кандалы.       В тот момент, безропотно слушая завуалированные угрозы семье, он понял, что светлая сторона едва ли когда-либо отличалась от тёмной.       Недавно переживший короткий плен, Рон никак не ожидал, что снова будет пленён.       Только, — вот же ирония, ха-ха! — на этот раз со стороны союзников.       Бывших. Бывших союзников.       Как быстро, однако, меняются у людей приоритеты.       Кингсли нужен был Гарри.       Ну, а Рон хотел жить. Пожалуйста. Всего лишь жить. ***       Когда Гарри не ответил на несколько его попыток дозваться Поттера через камин, Рон вздохнул с облегчением — подставлять друга он не хотел, а так можно было сказать, что, ну, он пытался. Как видите, Герой заперся в своей берлоге, никого не пускает. Совсем зазнался, да.       Избранность в голову ударила, известностью на весь остров погоняемая.       Роль завистливого мудака давалась Рону проще, чем он когда-либо думал.       Спасибо взрывному характеру, иначе его раскусили бы ещё на первых "беседах" с Министром.       В какой-то момент, желая защитить от голодной общественности бывшую возлюбленную (Рон прекрасно знал про наросшую за время американских горок суждения магов Гаррину толстокожесть, так что хоть за одного близкого друга не волновался) Рон самозабвенно с ней разругался, вспомнив ради такого дела даже первый курс с его детским "скучная заучка".       Это того стоило.       В итоге Рон остался единственным из Золотой Троицы, кто так и не смог уехать из Туманного Альбиона.       Его на родной земле держали проклятые браслеты, в то время как все остальные Уизли переехали к Чарли в Румынию — Англия для Молли и Джорджа отныне стала могилой Фреда и находиться здесь они физически не могли.       Рон их не винил — сам бы сбежал куда подальше, будь такая возможность.       Но увы-увы.       Целый месяц он прожил относительно спокойно — Нора защищала своего хозяина отчаянно, как родная мать.       А потом, прямо посреди ночи, на него устроили облаву.       Ждать чуда Рон не стал — да и какое тут чудо, когда все родные и близкие разъехались по миру, немногочисленные друзья заперлись в мэнорах, а сам он был почти сквибом?       Не взяв даже палочки, в одних пижамных штанах Рон выпрыгнул в окно — благо, решив не тратить нервы на уборку всей Норы, он жил только на первом этаже, в спальне родителей, и побежал.       Просто побежал.       Рон до последнего не знал ни куда он бежит, ни зачем — все, кого он оберегал от новой власти, уже были вне её гнилых рук, а сам он лишь жалкая пешка, даже не способная колдовать.       Что он мог сделать опытным аврорам?       Вот именно.       Но он бежал. Желание выжить было сильнее тупой апатии и смирения со своей судьбой.       Лишь на границе с маггловским поселением его внезапно осенило — ещё год назад, вместе скинувшись, они, чувствуя неладное, купили однокомнатную квартиру на самом краю города.       Гарри и Гермиона, больше Рона разбирающиеся в мире магглов, привели того на ближайших летних каникулах к потрепанному, старому зданию с отслаивающейся штукатуркой и неприличными надписями внутри. На разрисованных, обплеванных дверях лифта висела табличка "идёт ремонт", но Герми, с самым независимым видом нажавшая кнопку вызова, лишь хитро ухмыльнулась в ответ на удивленный взгляд Уизли.       Что ж, ещё одно доказательство, что с Гермионой никогда не стоит спорить — дверь открылась и они зашли внутрь. Рон, помнится, тогда ещё поморщился на характерный неприятный запах, но ничего не сказал ни когда они вышли на пятом этаже девятиэтажки, ни когда эти двое заговорщиков и перестраховщиков (а ещё сущих параноиков, но сейчас Рон их даже понимал) открыли ржавую дверь ржавым ключом и перед его глазами предстала жалко выглядящая халупа. Спасибо хоть, что без мышей, тараканов и паутины по углам. Особенно паутины — Рон опасался, что вляпается куда-нибудь по неосторожности, и Гермиона, — славная, умная, любимая Гермиона, — которой надоело следить за настороженно передвигающимся по однушке рыжим, лишь демонстративно взмахнула палочкой, прошептала заклинание и закатила глаза на благодарный взгляд Уизли.       На ее лице так и читалось: "ну и кто из нас чистокровный волшебник?" Рон же лишь неловко поджал губы на это и пожал плечами — что ж, до него и вправду не дошло, уж слишком сильным было потрясение.       Гарри же тогда лишь рассмеялся и хлопнул их обоих по плечу: "будет нашим логовом, если все-таки что-то пойдет не так!"       Сейчас эта пустующая, наверняка полная пауков и пыли квартира была ему на руку.       Рон мысленно отчаянно молился успеть попасть в нее до того, как его поймают.       Хорошо, что он так и не спросил, где его друзья собираются жить за пределами Англии, как собирался изначально. Так Кингсли, даже если применит Веритасерум или прочитает его мысли, не выйдет на местонахождение Гарри и Гермионы.       Это единственное, что радовало его и придавало сил двигаться дальше, всё больше забирая на запад — Лондон был в нескольких милях от Норы, а его магия, больше месяца копившаяся в теле, давала надежду на некоторую фору.       Он выживет. Как бы ни хотелось спасения, он выживет.       Ведь он - Рон Уизли, лучший друг Гарри Поттера, мальчика-который-дважды-выжил, и Гермионы Грейнджер, лучшего стратега из всех, кого он знал. И он-таки доберётся до оплота своей временной передышки.