Шуточка

— Сука! Где мои хлóпушки? С кухни доносятся хлопки закрывающихся ящиков и шкафчиков. Недовольное бормотание. Ворчание холодильника — ну кто ищет хлопья в холодильнике? С полки падает пузатый кулёк риса и, зацепившись за тумбу, тяжело валится под ноги, распластав внутренности по всему полу. Эд запястьем спасает от той же участи яркую коробку с содой и смотрит на неё строго, словно та его провинившаяся дочь. — Стой, нахуй, — грозно говорит он, а потом недовольно смотрит вниз. Зачем они вообще покупали ебаный рис, если Антон его не ест, а Эдик редко готовит на одного? Как тупо. Эд, кряхтя, ползает по полу, собирая последствия своих поисков, и возвращается к главному вопросу. — Где, блядь… — бормочет он себе под нос, и ящики со шкафами продолжают хлопать. Через минуту позади раздается зевок, и Эд оборачивается, сидя на кортонах, чтобы лицезреть Антона в домашнем — мятом, мягком, растянутом и просторном. Он выглядит встрёпанным воробьём, смешной хохолок выглядывает из-за макушки, а взгляд ещё не до конца привык к свету. Отросшая мягкая щетина почти не прибавляет его лицу возраста, и Эд обязательно скажет ему, чтобы побрился — но потом. На правой щеке красуется след от подушки (или простынки, или одеяла — Антон часто спит в раскоряку), и Эду стоит больших усилий не утащить Шаста обратно в кровать — больно уютно тот выглядит. Антон только с утра вернулся с вейп-события в далёком Китае и проспал весь день из-за джетлага. Эд, видимо, его всё-таки разбудил, хотя в последнее время Шастуна даже будильники брать перестали, как и его самого. Ну, хорошо хоть рис успел убрать. Антон, шлёпая босыми ногами по кафелю, подходит к нему и тянется к верхней полке одного из шкафчиков — просторный рукав футболки съезжает вниз; Эд утыкается лбом в его бедро, оправдывая это тем, что ему срочно понадобилось почесать бровь. Антона не было полторы недели. Эд немного соскучился. Несмотря на то, что Шаст с Эдом живут вместе уже почти полгода, Эду кажется, что они видятся в сто раз меньше, чем в общаге — какая-то тёмная, блин, магия. То у них не совпадают рабочие графики, то кто-то сваливает к родителям ненадолго, то, вот, разъезжают по работе. Эд вообще не помнит, когда они последний раз все выходные вместе тупили в телик, передавая друг другу пачку чипсов или тщетно пытаясь оторвать кусочек горячей пиццы, не потеряв с него половину сыра. Первый месяц лета они так и провели — ну, у них теперь был целый телик. С телевидением. С приставкой (ребята скинулись им на новоселье — Антон умилялся чуть не до соплей). Короче, рай, а не хата: двухкомнатная, светлая, в гостиной раскладывается огромный диван, который облюбовал Антон. Было решено перестать жить в одной комнате, и большую часть времени они и вправду спят отдельно друг от друга, но Эд иногда возмущается, что у Антона двуспальный диван и телик, а у него — сиротливая однушка и всего лишь ноут. Это, естественно, не главная причина, почему Выграновский время от времени спит с Антоном — в самом тривиальном смысле. Эду, конечно, нравится, когда он на хате один, но это прикольно только первые три дня — дальше ему начинает не хватать тёплого и привычного Шастуна рядом. Некому рассказывать свои тупые идеи, некого тыкать в бока, некого даже по-человечески попросить сгонять за хавкой в магазин (Антон почти никогда не соглашается, но всё же). Эд реально скучал. Антон ставит на тумбу коробку с хлопьями — сладкие квадратики с корицей, Эдовы любимые — и рассеянно чешет чужой бритый затылок. — Не благодари. — Слава богу, нашлись, я уж думал ментов вызывать, — бормочет Эд и, напоследок боднув бедро Антона, поднимается на ноги. — Будешь завтракать? Время на часах — девять вечера, и Эд только что вернулся с работы. Не зря они сняли квартиру в пешей доступности, Выграновский экономит кучу времени и может позволить себе брать гораздо больше клиентов. В последнее время он основательно взялся за свой инстаграм и раскручивает его как может, пытаясь врубиться в механизмы рекламы, пока Шаст светит лицом на ютуб-канале своей банды вейперов и привлекает в их магаз народ. Эд бы никогда не подумал, что видосы о том, как делать вейперские трюки, вообще привлекут хоть чьё-то внимание. Он подозревает, что большинство просмотров там вовсе не из-за вейпов, но Эд никого не винит, потому что сам такой же. Антон согласно мычит, падает на стул и зевает снова, потирая усталое лицо ладонями. Он ложится прямо на стол, вытягивает руки: лоб упирается в прохладное стекло, лопатки остро топорщат футболку. Эд заливает одну из мисок молоком и ставит её в микроволновку. — Как ты собираешься восстанавливать режим? Ты же сейчас всю ночь не уснёшь нормально. Антон лениво поворачивает голову и, щурясь, смотрит на Эда. Тот ещё не успел переодеться, стоит в своих модных чёрных джинсах с кучей кармашков и заклёпок — чтобы ноги не казались такими тощими, — и толстовке, и Шасту ужасно хочется под неё залезть, но лень даже голову поднять, не то что туловище. — Я? Не усну? Эд хмыкает и заливает ледяным молоком свои хлопья, дождавшись, когда пропищит микроволновка, и садится за стол. Антон смотрит на него, выжидающе приподняв брови, и ржёт, когда Эд спохватывается и идёт за ложками. Наконец-то Шаст дома. Хлопья быстрее размокают в тёплом молоке, поэтому Антон добавляет их в миску порционно — чтобы не переставали хрустеть. Они с Эдом едят молча, потому что Шаст до сих пор не проснулся, а Эд устал на работе, а ещё голодный как скотина. Антон кладёт свои ноги на ступни Эда, греется, как ни в чём не бывало, и Выграновский вздыхает: вообще-то, он давно подогнал Шасту тапки. Смешные такие, пушистые, тёплые, — хули не носит, спрашивается. — Понравилось в Китае? — ради разнообразия спрашивает Эд. Шаст невнятно пожимает плечами. — Ну, такое. Эти люди будто живут в три тысячи девятнадцатом и тысяча девятисотом одновременно. А ещё они все мне по пупок, — говорит Антон с набитым ртом. — Я, кстати, привёз тебе какую-то хуйню. — Это ты так сувениры называешь? — Ну, э-э… — Антон чешет шею и кладёт ложку в опустевшую миску. — Я не шарю там в ваших этих примочках для тату, но мой знакомый сказал, что новее и круче тату-машинок пока нет, так что… Эд дважды моргает, смотря на Антона непонимающе, и Шаст вздыхает. — И ещё ты мне показывал эту же машинку пару месяцев назад. Я запомнил. — Антон откидывается на спинку стула, неловко заминая пальцы. — Только не говори, что ты её уже купил… Я гуглил, что подарить тату-мастеру, но там все советовали, блядь, кружку пива, а я тебе таких подарков уже дохуя наделал — не прикольно. — Антох, ну бля, она же целое состояние стоит… — Так мы же выиграли соревнование с командой. Мне как раз хватило. — И где она? — В чемодане. Шаст даже не успевает договорить последний слог — Эда как ветром сдувает, разве что стул, как в мультиках, не покачивается. Антон довольно улыбается своей проделке и, убрав грязную посуду в раковину, идёт в гостиную: он не собирается пропускать процесс распаковки подарка и счастливое охуевание в чужих глазах. * Телевизор разливает по тёмной комнате холодный, постоянно сменяющийся свет, громкость снижена до первого показателя, — ни Шаст, ни Эд не заинтересованы тем, что происходит на экране. Они включили телик, просто потому что могут. Антон лежит в руках Эда и тепло дышит ему в ключицу, дрейфует где-то на грани сна с реальностью и изредка открывает глаза, только чтобы убедиться, что Выграновский тоже ещё не спит. Эд счастливый. Антон знает, что он мечтает однажды открыть собственную тату-студию, и все эти маленькие детали — своя крутая машинка, свои модные краски, своё оборудование и даже, чёрт, мебель, — подталкивают его чуть ближе к мечте. Эд пишется с коллегами в общем чате, хвастается обновкой и улыбается так довольно, что Антону и самому приятно. Когда Эд откладывает мобильник и легонько гладит его по спине, Шаст упирается лбом ему в грудь, и Выграновский чешет его затылок короткими, неровно стриженными ногтями. Антон тепло выдыхает и тихо говорит: — Арсений приходил. Эд вздёргивает бровь. — Разбудил тебя, собака? — Ага. Но он ненадолго, почти сразу свалил, когда понял, что я не фыр-фыр сегодня. — Татуху снова хотел? Шаст отрицательно мотает головой и подгибает ноги, забирается под одеяло и равняется с Эдом, теперь почти касается кончика его носа своим. — Нет, что-то про кота говорил, я так и не понял. Завтра позвоним? — Напишем, мы ж не в девяностых. Эд тянется за поцелуем, и Шаст подвигается ближе, закидывает ногу на его бедро и прикрывает глаза. Эд оглаживает его голую поясницу — футболка сбилась, пока Шаст елозил туда-сюда, — и слегка кусается: Антон смеётся прямо в поцелуй и отлипает от него, упирается в лоб лбом. От Эда пахнет мятной пастой и домом, Шаст греет о его ноги свои замёрзшие ступни, по телевизору одна программа сменяется другой, а на улице начинается дождь — капли еле слышно тарабанят по стеклу. Эд приподнимается на локтях, и Шаст понимающе переворачивается на спину, улыбается, когда Выграновский горячо кусает его подбородок и влажно дышит в шею, проводит языком по торчащей из-под широкого ворота ключице. Эд сжимает его член прямо через мягкие пижамные штаны, и Антон смеётся этой спешке, гладит Эда то по голове, то по плечам. Эд целует кожу около кромки штанов и носом сдвигает вверх полы футболки, ластится как большая опасная кошка — немного грубо, покусывая там и тут, сразу же зализывая. У Антона уже тепло горят щёки и уши, и он послушно вытягивает шею, приоткрывая губы, пока Эд ласкает его соски. Антон быстро твердеет, несмотря на разморённое состояние, и Эд ухмыляется ему в губы, чувствуя это, сжимает сильнее, и Шаст бесстыже трётся о его руку, даже не думая открывать глаза. Эд целует его снова: развязнее, слюнявее, и Антон снова смеётся — это одновременно тупо и очень заводит. — Мы что, в порно? — вполголоса говорит он, уложив руки Эду на плечи. Глаза блестят в разбавленной холодным светом телевизора темноте, губы блестят тоже, и Выграновский улыбается в ответ, пожимает плечами — почему нет. Получился бы, между прочим, горячий ролик. Антон сам по себе горячий. Не когда прыгает на одной ноге по комнате и матерится, потому что ударился о ножку кресла, и не когда смеётся так, что у него пиво носом идёт, но в такие моменты, как сейчас — расслабленный, разомлевший, — очень. Эд целует Антона снова, и тот нетерпеливо двигает бёдрами, тихо стонет, когда Выграновский снова спускается к шее. Эд стягивает с него домашние штаны и берёт в рот головку прямо через бельё — Антон скребёт его плечо и выгибает шею, ему по кайфу, когда так, и это Эд открыл опытным путём, так что ужасно собой гордится. Он поддевает чужие боксёры снизу, большим пальцем с силой проводит по сгибу бедра, и Шаст хватает ртом воздух, давит ему на плечи, но в ответ на вопросительный взгляд только мотает головой — продолжай. Эд целует его бёдра, проводит языком по дурацкой татуировке и чмокает её же. У Шаста нет сил смеяться, но он улыбается — Эду даже смотреть не надо, чтобы знать. Внизу растекается возбуждение, и Эд избавляет себя от одежды, стягивает бельё с Антона — тот теперь лежит перед ним в одной растянутой футболке, сбитой к соскам, и Выграновский на автомате сжимает себя, пока смотрит на это. Антон закатывает глаза и садится тоже, щекочет щетиной шею, пока целует вязи татуировок на ней. — Как будто не насмотрелся, блядь, — всё ещё немного смущённо говорит Антон, и Эд перетягивает его к себе на колени. Они дрочат друг другу, как подростки, потому что на что-то большее сегодня никто и не рассчитывал, и дышат друг другу в губы — Эд иногда срывается на хрипы, и Шаст мелко целует его в ответ на каждый. Эд упирается лбом ему в плечо, и Антон замедляет движения рукой, дразнясь, но через десяток секунд снова набирает темп. Эд вздрагивает, кончая, и Шаст свободной ладонью чувствует, как напрягаются мышцы его спины. Эд без промедления валит его на лопатки, даже не успев толком отдышаться, и Антон едва не ударяется о спинку дивана головой, но не обращает на это внимание — Выграновский ложится между его разведённых ног и берёт в рот, сразу насаживается, тёплые пухлые губы плотно сжимаются вокруг члена. Антон кончает, забыв об этом предупредить. Эд снова целует его бедро и ложится рядом, и Шаст лезет к нему, прихватывает губами кадык, чмокает трезубец на подбородке, водит ладонью по голому боку и выпирающим рёбрам. — Надо открыть окно, — хрипит Эд. — Простынем. Можем сходить в душ, пока проветриваем. В душе Антон едва не ломает шею, поскальзываясь на мокром кафеле, и сносит с бортика ванны три жёлтых резиновых уточки. — Кря-кря, блядь, — бормочет он, расставляя их по местам. Эд упирается лбом Антону в лопатки, когда засыпает, и Шаста такое положение дел вполне устраивает. И кто сказал, что он не сможет проспать ещё восемь часов? * Вместо того, чтобы звонить или писать Арсению, Антон на следующий же день стоит у него на пороге и переминается с ноги на ногу — он вообще не знал, куда ему идти, и почему-то ноги сами привели его к Попову на хату. Наверное, потому что на метро до него было ехать минут пятнадцать, а до Иры — почти час. А больше друзей, у него, как оказалось, и нет. Он как-то привык, что его лучший друг, братан и просто товарищ по всем несчастьям, это Выграновский, и ему всегда можно поныть и пожаловаться на неугодных. Проблема в том, что в этот раз неугодным оказался сам Эд, и не мог же Антон ныть Эду о том, какой Эд дурак, — бессмыслица получается. Антон вообще в дичайшем стрессе из-за того, что они с Эдом впервые посрались на пятом, блядь, году общения, — теперь всегда так будет? Отношения всегда ведут к скандалам и ссорам? Рано или поздно Шастун останется одиноким, потому что Эд от него съебёт? Бля, лучше бы они вообще всё это не начинали, сука, кто просил… Входная дверь в квартиру Арсения открывается, и Антон орёт благим матом на весь приличный и ухоженный подъезд — ебучая дверь, видимо, рассекла ему бровь. — Твою-то мать, — бормочет Арсений и затаскивает Антона внутрь за плечи. Антон на автомате стягивает ботинки без помощи рук и ковыляет за ним на кухню, где Арс перво-наперво достаёт аптечку, чтобы обработать боевую ссадину, и только после этого спрашивает: — Ты что здесь делаешь? Арсений прикладывает к его брови смоченную перекисью ватку, и Шаст недовольно морщится. Это карма его карает, потому что он мудила и поругался с Эдом на пустом месте, так ему и надо. — Ну… — Посрались? — Ага. — Тогда не переживай. Не простит тебя твой кит и два маленьких бобра… — Чё? — Утка, может быть, простит… — Бля, Арс… — Простит утка, простит утка, простит уточка… Шаст вскидывает голову так резко и смотрит так хмуро, что Арсений и сам немного отступает, — ватку Антон теперь прижимает сам. Успокаивающая песенка не сработала. — Откуда ты вообще знаешь? Эд тебе уже написал? — Нет, я просто умный. И у тебя на лице написано. — По-моему, у меня на лице написано, что кто-то очень ловко открывает двери, — ехидничает Антон. — И я не знал, куда ещё идти. У меня даже комнаты своей нет, чтобы там закрыться и сычить сутками. Прости, если порушил тебе планы на вечер. — Ну, я планировал смотаться в магазин за готовым ужином. Антон осматривает Арсения с ног до головы и думает, что он так хорошо не выглядит, даже когда очень старается, а Арс, блядь, просто собрался в магаз через дорогу, с ума сойти. — Прости, могу уйти, если тебе неудобно, — вздыхает Шастун. Он же всё-таки мужик, он способен взять яйца в кулак и вернуться домой, чтобы помириться с Эдом. Что для этого нужно сделать? Купить цветы?.. Блядь, Антон вообще не шарит в отношениях, Эд ему эти цветы в жопу засунет — доктор, это вам. — Вообще-то, — Арсений выглядит даже немного довольным жизнью, а это никогда не означает ничего хорошего, — можешь остаться. Только я всё-таки сгоняю в магазин, а ты, вот, посиди с котом. Вышеупомянутый рыжий прохвост сию секунду беспардонно запрыгивает Антону на колени и начинает мурлыкать, едва принюхавшись. Антон откладывает ватку и чешет кота за ухом, пока тот, встав на задние лапы, ластится к его щетине — хоть кому-то она нравится. Антон даже не успевает отследить, как уходит Арсений, — понимает это, только когда за ним захлопывается дверь. * Шаст возвращается домой затемно, и жижа из снега, дождя и столичной грязи противно хлюпает под его модными кроссовками. Серьёзно, при своём росте Антон мог бы и постыдиться покупать кроссовки с несуразно огромными подошвами, но Шастуну, честное слово, срать. Тратить абсурдное количество денег он согласен только на кроссы. И на Эда — та машинка реально обошлась ему почти в весь выигрыш, но Антон даже не чувствовал никакой потери, расплачиваясь. В одной руке Шаст несёт тяжелую переноску, в другой — пакет с принадлежностями и хавкой для кота. Антон подозревает, что в роду у Арсения были какие-то хитровыебанные цыгане, и Попов обладает уникальным талантом гипнотизировать людей. Шастун даже не помнит, когда именно успел согласиться забрать несчастное животное к себе на пару недель, а ещё так и не разобрал, почему он непременно обязан это сделать. Арсений улетает к родителям? Или в отпуск? Или у него внезапная аллергия на кошек? Или, может, он просто пизданулся? Антон склоняется к последнему, но думать об этом не хочет — ему бы озаботиться тем, чтобы заткнуть верещащего кота. Проблема решается сама собой, стоит Антону занести переноску (и себя заодно) в помещение. Животное прекращает сольный оперный концерт ещё в подъезде, словно обучено правилам хорошего тона и прекрасно знает, что шуметь после десяти вечера — аморально. Когда Шаст, опустившись на корточки (и игнорируя хрустнувшие на всю квартиру колени), открывает железную дверцу, кот, равнодушно блеснув зелёными глазами в полумраке, поворачивается к нему пушистой жопой и отказывается выходить. Всё ясно: какой хозяин, такой и питомец. Шастун так привык к тому, что в квартире постоянно включен телевизор, что не обращает внимание на его блики, когда проходит мимо гостиной в ванную, а потом и на кухню, и осознаёт это в полной мере, только когда — уже сытый — возвращается обратно. Шаст планировал вырубиться на своём диване ещё до появления Эда (тот же сто процентов тоже к кому-нибудь съебался). Не то чтобы Антон ссыкло и не знает, как себя вести, но хочется дать им обоим остыть. Хотя Шаст, вон, уже остыл — руки всё ещё ледяные после улицы, вот тебе и «обещают тёплый ноябрь». Очередное подтверждение тому, что синоптики, в отличие от Серёжи Лазарева, пиздят. И всё же, думает Антон, снова скептически воззрившись на переноску у входной двери, он очевидно поехал крышей. Вместо цветов для любимой в качестве извинения принёс рыжего наглого кота. Ещё и чужого. Не парень, а мечта. Антон вздыхает и тихо открывает дверь гостиной. «Любимая» лежит на расправленном диване, лицом зарывшись в мягкую Антонову подушку и грациозно раскинув ноги с руками в стороны. Эд тихо сопит, а у его левой, свисающей с края матраса руки, припарковались три пустых бутылки пива. Антон хмыкает: понятно, тоже решал проблемы очень по-мужски. Шаст переодевается в домашнее, стараясь не шуметь, но Эдик даже не шевелится, когда Антон стукается коленкой о дверцу шкафа и шипит не тише кота Арсения. Эд, в прошлом почётный житель общаги, спит как убитый при любых обстоятельствах. Шастун не чувствует ни капли стыда, когда ныряет под своё одеяло, наглым образом доставая его из-под Эда, хотя тот начинает недовольно бормотать. Антон вырубает телевизор, и теперь гостиную освещает только московский уличный свет — желтоватый из-за фонарей, раскрашивающих низкие ватные тучи. Эд всё-таки просыпается, когда Шаст привычно прижимается ледяными ступнями к его ногам. — Какая ж ты сука, Шастун, — сипит он, и его дыхание пахнет недавно выпитым пивом. Антон двигается ближе. — Я знаю. Ты тоже. Эд кусает его. Абсолютно не сексуально и больно, — Шаст ойкает и лупит его по руке, пока Выграновский не разжимает челюсти. — Не выёбывайся, — советует ему Эд, прежде чем Антон успевает что-то сказать. — Оба проебались, давай больше так не делать, мне не понравилось. — Мне тоже. Антон реально ненавидит ругаться, он не умеет получать кайф от ссор, в отличие от той же Иры: она, похоже, может питаться чужими негативными эмоциями и просто обожает спорить по мелочам. Антон облегчённо вздыхает, понимая, что конфликт исчерпан, когда Эд упирается лбом Антону в плечо, нагло залезая под одеяло. Шаст рассеянно гладит его по острым лопаткам, пока окончательно не вырубается. * — Это что, блядь. Интонации Эда даже близко не похожи на вопросительные, потому что он прекрасно знает, что. Полчаса назад он охуел с того, что у Антона пластырь на лбу, теперь охуевает с вида рыжего кота, восседающего на его законном кухонном стуле. — Арсений… — Можешь не продолжать. И надолго это чудище у нас? — На пару недель. Эд садится перед котом на корточки и крайне серьёзно говорит ему: — Нассышь мимо лотка, выкину обратно на улицу, усёк, Ржавый? Кот медленно моргает и тянется мордочкой к его лицу, чтобы понюхать и, видимо, признать в Эде спасителя. Громкое мурлыкание раздаётся буквально через мгновение, и Выграновский довольно чешет животное за ухом. — Ты же помнишь, что его зовут Винсент? — уточняет Антон, открывая холодильник. — Нет, его зовут Ржавый. Да, котяра? — Винсент падает на спину, подставляя татуированным пальцам мягкий рыжий животик, и Антон закатывает глаза — предатель. — Вот видишь. На месте Арсения и других знакомых с домашними животными, Шастун бы уже уничтожил Эда, потому что тот никогда не называет чужих питомцев их настоящими именами. Вообще никогда. Ира чуть его не убила, когда он начал активно называть её золотую рыбку Селёдкой, а Дима лишь обречённо вздыхал, услышав новую кличку своего огромного злобного добермана. Только Эд, конечно, мог ласково прозвать его Кисой. — А куда, говоришь, уезжает Арсений? — Понятия не имею. — А с кем? — Понятия не имею. — А если он скинул нам кота и бежал из страны? Антон, достав из холодильника сыр, принимается резать хлеб, а Эд, подхватив Винсента, ставит его на свои тощие коленки, с которых упитанный кот норовит свалиться. Оба они выглядят настолько довольными, что на какую-то жалкую секунду Шаст даже чувствует себя лишним. — Если он скинул нам кота и бежал из страны, — вздыхает Антон, — то ты, видимо, уже и не против. Эд так улыбается, что, в принципе, ему можно всё простить. * Антон иногда приходит к Эду на работу. Не потому что он ревнивый придурок, не предупреждающий о своём приходе, втайне надеясь спалить Выграновского с каким-нибудь смазливым мудилой, а просто так. Обычно Шаст даже не проходит в саму рабочую зону, а сидит напротив ресепшена и ждёт, пока Эд расправится с последним клиентом. Иногда Дарина (которая наконец к нему привыкла) подкармливает Антона конфетками или даже делает ему чай. Сегодня, однако, Дарины на работе нет — вместо неё сидит какая-то другая девчонка со злыми холодными глазами. Она строго спросила, по записи ли Шастун, и Антон почувствовал себя третьеклассником, когда путанно объяснял, что здесь работает «его друг», и он просто пришёл подождать. — А где Дарина? — спрашивает Антон, когда они с Эдом выходят на улицу. — Свинтила в отпуск. Эд широко зевает и потягивается: под расстёгнутой курткой задирается лёгкая футболка, являя морозному вечеру полоску бледной кожи, пока не забитой татуировками. Шаст, борясь с дебильным желанием застегнуть чужую куртку так, чтобы молния обязательно прищемила подбородок, поправляет лямки своего рюкзака. И хмурится. — Чё? Она бывает в отпусках? За те несколько лет, что Антон с Дариной знакомы, Шаст не слышал ни одной истории про её отпуск. Более того, Дарина всегда — вернее, вплоть до сегодняшнего дня, — торчала на работе. — Ну, видимо, да. — Эд. — Антон аж останавливается посередине тротуара от сумасшедшей мысли, которая приходит ему в голову. — А с какого числа она в отпуске? — Я ебу? Ну, неделю назад усвистала где-то. — А куда не сказала? — Нет. Но можно к ней в инсту зайти, она там живёт. Антон так и хочет поступить, но телефон прощается с зарядкой, едва Шастун достаёт его из кармана: яблочная техника жёстко проигрывает холодам. — Дома, — бормочет Антон, и Эд пожимает плечами. Он думает только о том, что через тридцать минут — сытый и довольный жизнью, — будет сидеть с Антоном на диване и скетчить эскизы татух. Остальное его волнует мало. * — Блин, Скря, ну сам подумай. Антон лежит на спине, пока Винсент мурчит у него на груди, и не может прекратить гладить кота — он, видимо, тоже цыган, иначе как гипнозом так привязывать к себе простых смертных невозможно. Выграновский рисует стилусом на планшете чью-то будущую татуировку, поэтому думать он не особо способен, так что Антон ему объясняет: — Ты говоришь, что Дарина уехала в отпуск неделю назад. Она выставляет фотки в инстаграм, но на них нет ничего, кроме её ноготочков, каких-то бокалов и морских пейзажей, так? — Эд бездумно кивает, и Антон пихает его коленкой в бедро, чтобы привлечь внимание. — Если она поехала в путешествие с подругами, смысл ей их скрывать от нас? — Шоб мы не увели. Антон смотрит на Эда так красноречиво, что до него всё-таки доходит, и он понятливо кивает головой — ладно, действительно глупо предполагать, что два геюги уведут какую-то девушку. Хотя Антон с Эдом оба не считают себя геюгами, но это отдельный разговор. — Хочешь сказать, что она поехала с парнем, и скрывает его, чтобы мы не увели его? — коротко смеётся Эд, и Шаст закатывает глаза. — Да нет. Просто вдруг она там с Арсением. Вот теперь Эд откладывает стилус и планшет и, почесав затылок, вздыхает: — На тебя Арс надышал и ты ебнулся? Арс и Дарина? Вместе? На море? Если Дарина хоть раз позовет его с собой на завтракиш, он повесится, ты че. — А вдруг его это умиляет… Эд выглядит так, будто его сейчас стошнит, и Антон сам начинает смеяться — Винсент недовольно спрыгивает с него и убирается восвояси. — Можно мы больше никогда не будем это обсуждать? — морщится Эд. — Если ты считаешь, что Арсений гей, это ещё не значит, что он на самом деле гей. — Антон садится и склоняется над Эдовым планшетом, чтобы посмотреть, что он там нарисовал. — Это чё? — Чувак хочет рукав по мотивам Сталкера, вот, малюю. Ты отвлекаешь. Антон понятливо целует Эда в голое плечо и спрыгивает с дивана — в нём многовато энергии для человека, который весь день работал. Шаст уходит на кухню и пишет Ире: та познакомилась с Дариной на одной из посиделок у Эда с Антоном дома, и, как Шастун и предполагал, за вечер поладила с ней лучше, чем все работники тату-салона за несколько лет. Может, она что-то знает.

ира ира ир

что?

привет

… ну привет

ты не знаешь, дарина одна улетела отдыхать?

не твоё дело

ну ир

тебе чего там не спится? смену завтра утреннюю поставить?

ира ((((

антон, личная жизнь на то и личная, чтобы о ней не распространяться. она моя подруга, сорян, я ничего тебе не скажу Шаст вздыхает и откладывает телефон. — Эд, будешь чай? — орёт он. — Ага. Антон включает чайник и задумчиво чешет подбородок. Теперь, когда у него есть дело для расследования, в Шасте внезапно просыпается доёбистый детектив. Кто совершил преступление? Дарина. Где? Прямо у них под носом. Что она наделала? Предстоит выяснить. * Арсений приходит к ним забрать Винсента, и кот так рад его видеть, что крутится у его ног так активно, словно он и не кот, а собака. Арс довольно поднимает его на руки и мнётся на пороге. Эд вздыхает и приглашает его внутрь, потому что по Арсению всегда видно, если ему нужно с кем-то поговорить, а Выграновский на самом деле добрый и никогда не против помочь друзьям. Антон возвращается со съемок ролика для ютуба через полчаса, от него за версту несёт этой их сладкой вейперской жижей, и голос у Шаста немного хрипит — очевидно, трюки на камеру пришлось повторять сто раз подряд. Антон кивает Арсению, чтобы не прерывать его рассказ, и усаживается на подоконник, подхватывая Эдову чашку с чаем. Морщится — горький, — и ставит обратно. — Непривычно видеть тебя загорелым, — говорит Антон, рассматривая Арсения. — И отдохнувшим. Арсений немного испуганно улыбается, и Антон едва удерживается от того, чтобы подозрительно сощурить глаза. — Да, я, э-э… — Арсений вздыхает, упираясь лбом в ладони и, впервые на памяти Антона бросив мысль незавершенной, вздыхает. — Чисто гипотетически, давайте представим, что я ездил на отдых не один, но всё ещё понятия не имею, нравлюсь ли я... этому человеку. «Этому человеку». Эд щурит глаза вместо Антона. — Подожди, ты поехал в отпуск с чуваком, вы жили в одном номере, и ты все еще не уверен, нравишься ли ему? — Ну. Да? Вдруг он… — Антону кажется, или он реально проглатывает последнюю «а»? — Вдруг он думает, что мы просто друзья. Чёрт, как вообще друг другу понравиться? Как вы поняли? — Мы не поняли, — ржёт Эд. — Да уж, — бормочет Антон. — Проколи соски, — не в тему предлагает Эд, и Антон смотрит на него удивлённо. — Что? Прикольно же. Ладно, они поговорят об этом позже. — А как-нибудь менее радикально? — бормочет Арс. — Спроси напрямую. Попов грустно вздыхает. Делать что-то напрямую — это вообще не его метод, и Антон это понимает, но понятия не имеет, что ещё можно предложить. Бежать, разве что. — Не грусти, Арс, всё получится, — Шаст легонько пинает его носком в щиколотку. Антон переглядывается с Эдом, но тот не знает, что говорить в таких случаях, поэтому неловко потирает друг о друга ладони и поднимается с места, чтобы убрать кружку. Арс бездумно кивает, чешет Винсента за ушком и плетётся в прихожую — такой печальный, что Антону неловко на это смотреть. Они смазано прощаются, и, едва дверь за Арсением захлопывается, Шаст поворачивается к Эду. — Ты должен поговорить с Дариной. — Я шо, похож на самоубийцу? — Давай тогда вместе с ней поговорим, не убьёт же она нас обоих. Эд качает головой с видом человека, который понимает, что прыгать с парашютом — плохая идея, но уже решился это сделать. — Ладно. * Дарина смотрит на них непроницаемо: Антон не может просчитать, достанет ли она сейчас из-за спины топор и отрубит им головы или предложит чашечку чая. Её острое лицо не выражает ни единой эмоции, и Шасту на долю секунды кажется, что она просто не расслышала вопрос. Когда он набирает в грудь воздуха, чтобы спросить снова, Дарина вдруг моргает и тянет губы в ухмылку. — Не ваше дело, — говорит девушка, заправляя за ухо выбившуюся из высокого хвоста прядку. В тату-салоне они втроём, и у Шастуна дежавю. Он упирается локтями в стойку, за которой сидит Дарина, и выразительно приподнимает бровь. Играет в плохого копа. Эд, сидящий на диване напротив ресепшена, играет в никакого копа, спасибо ему большое, очень содействует. — Все факты говорят о том, что вы отдыхали вместе! Не понимаю, как вы вообще могли подумать, что мы не догадаемся. — Я бы не догадался! — говорит Эд. — Ты не помогаешь. Дарина закатывает глаза. — Ладно, что с того, что мы с Арсением вместе ездили отдыхать? Он позвал — я согласилась. — И между вами ничего нет? — А между вами? — нападает Дарина, щуря глаза, и Антону на секунду даже хочется отпрянуть. — Он же гей, при чём здесь вообще я? Эд уже неприкрыто угарает, упираясь в лоб ладонью, а Антон кипятится: все эти люди слепые, если не видят очевидных вещей! — Он не гей, — бормочет Антон. — Это бифобия. Дарина, ты прожила с Арсением бок о бок две недели и не заметила знаков внимания? Господи, да даже когда Арс с первого взгляда втюхался на вписке в какого-то смазливого придурка-второкурсника, это поняли все в радиусе десяти метров! Мгновенно! Что теперь, у всех сломался радар? Я один понимаю очевидные вещи? Сначала Арсений приходит к нам и говорит, что объект его симпатии его френдзонит, теперь ты говоришь, что думаешь, что он гей! Всё складывается! — Шаст… — Да что! — Антон бегло поворачивается к Эду и снова смотрит на Дарину, взгляд которой устремлён куда-то Шастуну за плечо. — Нет, ты скажи, ты что, действительно ничего не заметила? За всё это время? — Антон. Шаста как током бьёт, и он замирает на месте, поняв, что голос, вообще-то, не принадлежит Эду. Совсем. Он поворачивается, чтобы увидеть Арсения, и застывает на месте, даже не дышит, — настолько неловко. Эдик продолжает ржать. Арсений плавно краснеет, и Шаст, найдя в себе силы повернуться к Дарине, замечает, что щёки той тоже покрываются румянцем. Охуеть, она так умеет. — Бля. Бля, ребята, бля, сорян… — начинает Антон, и Эд, оправдывая своё присутствие, наконец поднимается с места, хватает Шаста за локоть. — Разберутся, — весело говорит он, подмигивает Дарине и, хлопнув Арса по плечу на прощание, вытаскивает Антона за собой на улицу. — Я долбоёб? — уточняет Шастун, пока они идут домой. — Да почему, — пожимает плечом Эд. — Они бы никогда не поговорили, так что ты поговорил за них. Шаст вздыхает и на пару секунд прячет лицо в Эдовом плече: на улице всё равно темно и почти никого нет. Да и, в конце концов, не может он, что ли, уткнуться в товарищеское плечо чисто по-дружески? (Не может, но об этом же необязательно всем знать.) — Надеюсь, у них срастётся. — Ну, они оба ёбнутые, так что должно. — Эд проверяет время на мобильнике. — Мне после такого нужно выпить, а время без десяти одиннадцать. Шо будем делать, Шерлок? Антон поднимает голову, пару секунд всматривается в чужое лицо, думая, какие же они оба счастливые долбоёбы, и пожимает плечами. — Бежим? Они бегут. * — Не могу найти толстовку с кока-колой, ты не видел? — Бля, это была твоя? — Эд приподнимает брови. — Скря… — Да я не помню, где чьи шмотки, сорян. Отдал Арсению погонять, ему нужно было что-то красное. Они с Дариной записались в какую-то сомнительную командную хуйню, там у всех дресс-код. Антон вздыхает и вместо красной толстовки с колой надевает белую футболкой с сэвен-апом — такой себе, блядь, бар. — Тебе не кажется, шо мы его потеряли? — Арсения? Ага. — Антон натягивает джинсы. — Никогда не видел, чтобы кто-то с таким энтузиазмом реагировал на её выдуманный язык. — Типа, она ему говорит «завтракиши», а у него, бля, сердечки в глазах, я в ахуе. Антон садится на край расправленного дивана, чтобы натянуть носки, и улыбается Эду через плечо: — Что, если бы я так заговорил, ты бы от меня отказался? Эд даже делает вид, что задумался — пять баллов за актёрское мастерство, — и пихает Антона ногой в пятую точку. — Ты куда-то собирался, не? — Да, у меня завтракиш со спонсоринкой, а потом мы идем на съемыши, чтобы делать рекламинку. Эд морщится, и Антон смеётся, чмокает его в колено — куда достал — и выметается в прихожую. — Купи пожрать! — прилетает ему вместо «до встречи, любимый», и входная дверь захлопывается. Эд вздыхает и сползает по дивану немного вниз. Его жизнь — ебучий ситком, и это, видимо, далеко не последняя серия.