The Killing Moon

Сэм вздыхает: - Мне кажется, вы получаете слишком много удовольствия от происходящего. Хенриксен разводит руками: - Если вы не любите свою работу, зачем ей заниматься? Разве я не прав? – Хенриксен тянется к стулу на колесиках, на котором обычно сидит доктор, подтягивает его к себе и садится. – И как агент, который выследил коварных, опасных мальчиков Винчестеров – о, я извиняюсь, мужчин, - я очень счастлив на своей работе. - Насколько я помню, мы сдались сами, - Сэм хочет пошевелиться, но из-за короткой рубашки и из-за того, как она прилипает к столу, он не рискует. Хендриксен машет рукой: - Игра слов. Сэм снова вздыхает, на этот раз громче: - Слушай, почему мы все еще занимаемся этим? Я следую нашему договору. Я произвожу на свет следующее поколение энергичных американцев, а взамен ты – и твои боссы – отстаете от меня и моей семьи. Так почему мы встречаемся снова и снова? Или ты просто хочешь как следует разглядеть мое достоинство? – Сэм хищно улыбается. – Если после этого я больше никогда не увижу твою морду, я с радостью выставлю товар лицом. - Ты смешной, - Хенриксен сужает глаза. – В тюрьме вы бы с Дином смогли организовать потрясающий комедийный дуэт. Сэм напряженно сжимает губы. - Чего ты хочешь? - Я просто выражаю свое дружеское расположение! – Хенриксен катается на стуле взад и вперед. Сэму интересно, раздражали бы его эти допросы меньше, если бы он не подозревал, что Хенриксен встречается с ним только для того, чтобы позлорадствовать над «провалом» Винчестеров. – Разве мы сейчас с тобой не друзья? А, Сэм? - Итак, «друг», расскажи мне тогда, что за фишка с этими прибамбасами на лицах? - на самом деле, Сэм совсем не ждет, что Хенриксен ему что-то ответит, но он уже устал от одних и тех же словесных игр. Суть в том, что он просто устал. Но больше всего он не хочет, чтобы Хенриксен слишком много расспрашивал о Дине. Слишком тонкая грань отделяет сэмова опекуна Дерека Малкавиана и сэмова брата Дина Винчестера. Главное, чтобы эта грань существовала, пока Сэм не забеременеет, но все может рухнуть, если Хенриксен сунет к ним свой нос с расследованием. Поэтому Сэм ведет себя хорошо, и его семью не сажают в тюрьму. Это хороший план, напоминает себе Сэм во время каждой встречи. Это сработает. Должно сработать. - А, это? – Хенриксен показывает на свою маску. – Это ради моей безопасности. Кажется, ты просто так же неотразим, каким всегда считал себя твой брат. Сэм фыркает и закатывает глаза: - Ну и что это значит? - Это значит, что происходили… инциденты, в которых были замешаны другие Производители, - веселье резко покидает Хенриксена. Остается только серьезный, фанатично преданный делу агент, которого Сэм знает лучше, и с которым Сэму более комфортно. Ему не нравится Хенриксен и вряд ли когда-либо понравится, но у Хенриксена есть одно достоинство – вы всегда знаете, как он к вам относится. – Мы потеряли несколько людей. - Людей? – осведомляется Сэм. Хенриксен пожимает плечами. Он выказывает только презрение к статусу Сэма как Производителя, только презрение к самой идее мужчин, имеющих матку, способных зачинать и вынашивать детей, но по жару в его глазах Сэм видит, что Хенриксен зол. Больше, чем зол – он в ярости. - Люди – солдаты, гражданские, Производители. - Мой отец и Дин в опасности? – резко спрашивает Сэм, холодея так быстро, что чувствует, как мурашки пробегают по всему телу от лодыжек до груди. – Я для них опасен? Еще одно пожимание плечами, более небрежное, чем первое, и Сэму приходится напомнить себе, что нападение на агента ФБР, особенно на данного агента, будет основанием для отмены договора с федералами. - Если до сих пор ничего не случилось, то вряд ли и случится. Докторишки еще не совсем в курсе, что происходит. - Но… что это? - Тебе надо бы спросить Азаряна о подробностях и терминах. А суть в чем? В феромонах. - В феромонах? – повторяет Сэм. Он должен был что-то понять. По крайней мере, подумать о чем-то. Но в голове пусто. - Ага. Ну, ты знаешь. Феромоны. Это типа запах, который делает одних животных более привлекательными для других животных... - Я знаю, что такое феромоны, - прерывает его Сэм, закатывая глаза. – Я просто… Я не въезжаю, какое они имеют отношение ко мне. Или к смерти тех людей. Ты что… ты на полном серьезе говоришь мне, что я испускаю феромоны? … так хорошо, собираюсь трахнуть тебя, вставить свой хрен в эту тесную маленькую жопку и кончить… знаю, что ты хочешь этого, ты пахнешь желанием, сладкий, такой сладкий, я видел, ты еще в баре захотел меня, дам тебе это, дам тебе то, что ты хочешь, такой сладенький, так медленно… Голос человека, который почти изнасиловал его, раздается в его ушах так же ярко, как и в его видениях, он не может дышать из-за того, что в груди возникает панический ком, а может, из-за сердца, колотящегося как отбойный молоток, или из-за того, что он физически ощущает тело, слишком крепко прижавшееся к спине, и кирпичную стену. Секунду спустя все это проходит, из-за своих видений он научился лучше маскировать свои чувства, скрыть моментально нахлынувший панический приступ не так сложно, хотя после него все-таки остаются последствия, желание отправиться в душ и тереть свою кожу долго и грубо, соскребая с нее все. - Я ничего тебе не говорю, - спокойно отвечает Хенриксен. – Хочешь верь, хочешь нет. Но мы продолжим принимать меры предосторожности, и это значит, что, возможно, твой поводок станет куда короче. - Послушай, я и так почти не выхожу из дома, - Сэму не хочется даже думать о том, что Хенриксен подразумевает под «коротким поводком». Он не слишком много знает о японских концлагерях, но все, что он знает, – поистине ужасно, и достаточно просто помнить, что они существовали. Потому что может еще раз возникнуть что-то подобное. До него уже доходили слухи о том, что случалось с военными, которые оказывались Производителями. - Так тебе не угрожали, на тебя не нападали никаким образом? - Что? Нет! - Тебе не угрожали по телефону или по почте? - Нет, - разговор кажется еще более рутинным, хотя на самом деле не является таковым. Хенриксен расспрашивает его еще несколько минут, прежде чем раздается стук в дверь, и доктор Азарян просовывает в нее голову. - Агент Хенриксен, вы закончили с моим пациентом? – Азарян тоже носит маску, но она не скрывает раздражения в его голосе. Хенриксен пристально глядит на Сэма поверх маски, но, секунду спустя неохотно отвечает: - Да, мы закончили. Сэм, сидя на столе, лениво качает пятками, когда Азарян и Хенриксен пытаются неловко разминуться в дверях. А теперь он вспоминает и грубый шепот Дина: «Так хорошо, ты так хорошо пахнешь…», нюхающего кожу брата. Это воспоминание намного приятнее, чем первое, настолько приятное, что Сэм неловко ерзает на нагревшейся рубашке. - Ну что, как у тебя дела, Сэм? – Азарян устраивается на стуле, который только что освободил Хенриксен, и кладет папку на колени. - Расскажите мне о феромонах, - отвечает Сэм, он не настроен на светскую беседу. Азарян тяжело вздыхает: - Мне на самом деле не особо нравится твой агент Хенриксен. - Он не мой. Азарян открывает ящик и достает резиновый жгут, иглу и разноцветные пробирки, которые он использует для сбора крови. - Недавно мы обнаружили, что многие, нет, большинство Производителей постоянно испускают феромоны в небольших количествах, - Азарян берет вялую руку Сэма и перевязывает ее резиновым жгутом чуть выше локтя. – Не особо заметно. Но. Выброс феромонов может увеличиваться по экспоненте, в зависимости от некоторых факторов. - И что это за факторы? – Сэм не морщится, когда Азарян вонзает в него иглу, хотя ему очень хочется. И не столько от боли, сколько от понимания, что он является правительственной подушечкой для иголок. Секунду спустя Азарян убирает резиновую трубку, и Сэм должен сдерживать себя, чтобы не согнуть руку. Азарян пожимает одним плечом, глядя на пузырек, заполняющийся кровью: - Возбуждение. Сексуальная активность. И то, что мы называем брачным поведением. - Брачное поведение? - Например, твой уровень феромонов довольно высок, - Азарян меняет один пузырек на другой, встряхивая только что убранную пробирку прежде, чем положить ее на поднос. - И в этом проблема? - Ну, это может стать проблемой. Мы думаем, что феромоны это что-то вроде… защитного рефлекса. Они призваны сделать тебя более привлекательным для потенциального партнера, а также поощрять что-то вроде… собственнического инстинкта с его стороны. Чтобы о тебе – и о твоем ребенке – заботились. Сэм снова вспоминает мужиков в баре – к счастью, не так ярко: - Ага… Что-то мне кажется, что в этой части они фигово работают. Азарян снова двигает плечом – скорее, подтверждая сказанное, чем выказывая неуверенность. - Именно. Они были… были причиной насилия. И смертей. Мы работаем над тем, чтобы подавлять выброс феромонов, но это очень деликатный процесс, мы еще много чего не понимаем. Мы полагаем, что слишком сильное подавление естественного уровня феромонов плохо скажется на способности к воспроизведению. Сэм моргает: - Как так? Азарян улыбается, это понятно по появившемся морщинам вокруг его глаз: - Ну, есть причина, по которой мы назначили тебе опекуна вместо того, чтобы просто сделать искусственное осеменение, Сэм, - он похлопывает Сэма по коленке. – Сиди смирно, я отнесу это в лабораторию. Сейчас вернусь. Азарян отсутствует не так долго, чтобы Сэм успел задуматься, а потом начинается часть осмотра, во время которой он вообще предпочитает не думать. - Значит, ты и твой опекун, в конце концов, занялись сексом с проникновением? – Азарян аккуратно трогает Сэма одним пальцем в перчатке, и тот прячет лицо в колыбели скрещенных рук. Он не любит думать о том, что единственными, кто оказывался вблизи его задницы за всю его жизнь, являются его брат и доктор. Это новый уровень извращенности, даже для него. - Ага. - Это хорошо. Очень хорошо. Значит… ваши отношения стали лучше? - Я думаю, да. Я имею в виду… Эй! – Сэм дергается. - Извини, - коротко бросает Азарян, вынимая палец, однако чувства вины в его голосе не слышится. - Ага, - Сэм бросает гневный взгляд через плечо. – Было бы неплохо предупреждать и использовать смазку. Азарян коротко кивает – понял, мол. - Но ваши отношения улучшились? – спрашивает он снова. – Потому что похоже на то, что… ты весьма энергично занимался любовью. Сэму кажется, что если он снова спрячет лицо в ладонях, то ощутит руками огонь: - Да, все прекрасно. - Значит, твой опекун не принуждал тебя… ни к каким нежелательным действиям, правильно? «Давай займемся сексом, Дин…» «О Боже, о бля, Дин…» - Нет, - глухо отвечает Сэм. – Это все… это все было по обоюдному желанию. - Превосходно. А его поведение по отношению к тебе? Оно изменилось? «Не пытайся усложнять то, что между нами». - Нет, нисколько. Но ведь с этой феромоновой фишкой… разве он не должен был? Измениться? – Сэм поднял голову, чтобы снова взглянуть через плечо. И тут же после заданного вопроса Сэм думает, что Дину всегда был свойственен собственнический инстинкт. Азарян пожимает плечами: - Мы до сих пор ничего в этом не понимаем. И это даже не наше обычное научное невежество. Мы думаем, что знаем, какой эффект и зачем оказывают феромоны, потому что наблюдали это в животном мире. А вот то же ли самое происходит с людьми? Кто знает. И у нас нет объяснений, почему на некоторых феромоны оказывают больший эффект, чем на других, а на некоторых вообще никакого эффекта не производят. - Но мой отец, мой брат… Мне не нужно волноваться за них, правда? «…хорошо, ты пахнешь хорошо, так бля хорошо…» - Конечно, вроде бы на родственников действие феромонов оказывает слабый эффект, - Азарян оставляет Сэма распростертым на столе, чтобы сделать какие-то записи в карточке. – Хотя я не думаю, что такой вариант можно исключить. Некоторые из моих коллег сообщали о случаях инцеста, и непонятно, чем они были вызваны – либо действием феромонов, либо просто «обычным», - Азарян изображает пальцами кавычки, - «инцестуальным влечением». – Он размышляет секунду, прежде чем опустить ручку. – А что? Твой брат, твой отец… они ведь не выказывали признаков влечения к тебе? Потому что если их к тебе влечет, лучше тебя и твоего опекуна изолировать – ради вашей же безопасности. - Нет, - торопливо говорит Сэм. – Ничего подобного. Просто это странно. Вы говорите мне, что я испускаю эти феромоны в безумном количестве, настолько опасном, что все вокруг меня сразу чуть ли не скафандры надевают, но при этом ни с Дином, ни с отцом – нет никаких последствий, - Сэм пожимает плечами. – Я просто пытаюсь разобраться. - А, - Азарян похлопывает Сэма по лодыжке, и тому кажется, что его утешают. – Сейчас можешь встать, - пока Сэм поворачивается, липкий от любриканта, который Азарян все-таки использовал, врач снова садится на стул. – Послушай, Сэм, я бы хотел тебе все четко объяснить, но у меня нет достоверных ответов. Суть в том, что тебе необходимо быть осторожным, очень осторожным. И четко понимать ситуацию. Даже при такой страшной демографической ситуации, как у нас, люди весьма враждебно относятся к самой идее Производителей. Типа, она противоречит естественному ходу вещей. - Я осторожен, - Сэм смотрит на свои ладони. – Мы осторожны. Мы все. На этот раз Азарян ободряюще треплет Сэма по колену: - Хорошо. Это хорошо. А сейчас, если ты подождешь здесь, я посмотрю результаты твоих анализов.