The Killing Moon

1. Верь глазам своим Дин всегда наблюдал за Сэмом. Просто сейчас он делает это немного по-другому. Сейчас Сэм по большей части спит на спине. Он запихивает руки в штаны или трусы, если ложится спать одетым. Если нет, тогда его руки ложатся на дорожку волос, убегающую вниз от пупка. За пару минут до пробуждения Сэм поворачивается на бок, так что Дин не думает, что братишка знает о том, что проделывает во сне. И Дин не собирается просвещать младшего по этому поводу, особенно потому что придется признаться в таких сантиментах, что он наблюдает за спящим Сэмом. Ведь Сэм раздует из этого большое дело, а оно вовсе не такое большое. Как только талия Сэма начала полнеть, Дин пошел и купил ему новые джинсы, но упрямец не стал их носить. Он рассекает в старых мешковатых трениках или баскетбольных трусах и в рубашках, куда можно было засунуть всех трех Винчестеров сразу, если бы они только согласились на это отвратное дело. Не то, чтобы эта одежда сильно уж отличалась от той, которую Сэм носил раньше. Но теперь чаще, чем прежде, у Дина возникает чувство, что Сэм пытается исчезнуть в этой своей одежде, хочет казаться маленьким – что является просто гребаным абсурдом. Но только когда Сэм спит, только когда он лежит вот так, бессознательно обхватывая, словно укладывая в колыбель из рук, растущую выпуклость на своем животе, только тогда Дин по-настоящему начинает верить в то, что там внутри растет человечек. 2. А роза пахнет розой… - Фу! Господи, от тебя воняет! – Сэм пихает Дина обратно на матрас. - Я только что принял душ! – Дин на всякий случай принюхивается, вдруг он чего-то пропустил, но все равно он глубоко оскорблен замечанием. Сэм морщит нос: - Я знаю. Я различаю запахи. Чем это ты пахнешь? - Это «Irish Spring». Наше обычное мыло! – но он убеждает в этом уже спину Сэма, перекрикивая противный звук блевания. Дин снова шлепается на матрас и закрывает глаза рукой. На прошлой неделе это был стиральный порошок. Дину пришлось купить пять различных марок порошка, прежде чем он нашел тот, который ничем не благоухал и не заставлял нежный желудок Сэма бунтовать. – Ты в порядке? Сэма рвёт, этот звук заставляет что-то перевернуться в животе Дина: - Да, у меня все охуительно. Когда Дин поднимает голову, Сэм сидит рядом с унитазом, положив голову на руку, обнимающую стульчак. Когда у Сэма началась вся эта фигня с тошнотой, Дин поставил в туалете ночник. На фоне его розового свечения слабо вырисовывается силуэт Сэма, и Дин может видеть, как округлился его живот. Сэм не выглядит беременным. Или, может быть, мозг Дина все еще не может как следует свыкнуться с этой идеей. Больше похоже на то, что у Сэм просто набрал вес, и у него выросло брюхо. Как обычно, Дину очень трудно представить внутри него ребенка. Дин вздыхает: - Когда ты выйдешь оттуда, я попробую… отмыться от этого запаха. Его не особо прельщает эта перспектива. Когда он принимал душ в первый раз, горячая вода почти кончилась, и ей стопудово не нагреться за такой короткий промежуток времени. - Я могу спать на другой кровати или что-то типа этого, - говорит Сэм слабым, безликим голосом. - Нет, - немедленно накладывает «вето» Дин, перекатываясь к краю кровати и садясь. Он надеется, что простыни не впитали запах до такой степени, чтобы раздражать Сэма. Ему совершенно не хотелось менять постельное белье посреди ночи после ледяного душа. Сэм отхаркивается и сплевывает: - Я все равно всю ночь буду бегать туда-сюда. Горечь в голосе Сэма вызвана не только рвотой, и Дин встает со скрипучего матраса, его раздражает собственная беспомощность. «Нет», - повторяет он. Ему хочется дотронуться до брата, но он практически уверен в том, что прикосновение вызовет только новую серию сухих спазмов. Поэтому вместо этого он перешагивает через страусиные ноги Сэма, заходит ему за спину и берет с раковины пустой стакан. Наливает холодной воды, добавляет щепотку соли из стоящей рядом солонки, небрежно встряхивает стакан и протягивает Сэму. - Спасибо. Дин ворчит в ответ, спускает свои все еще влажные трусы и забирается под душ. Он уже думает о завтрашнем дне и о том, сколько мыла ему придется купить. 3. Локоть к локтю, плечом к плечу - Так нормально? - Сэм что-то уклончиво бормочет и не смотрит Дину в глаза. Дин вздыхает про себя и гадает, когда он стал таким гребаным подкаблучником или когда они оба превратились в долбаных девиц. Наверное, в то самое время, когда Сэм отхватил себе матку, думает он и все равно толкается внутрь: - Сэм? - Я не знаю, - придушенно отвечает Сэм. Его бедра трепещут напротив диновых так, словно он не знает – сомкнуть их или нет. – Я… Они болят. Дин задумчиво проводит пальцем по ареолу соска брата еще раз, сосок горячий, напряженный и слегка набухший. Сэм издает беспомощный звук, который отзывается прямо в члене Дина и покрывает мурашками кожу: - Мне вообще к ним не прикасаться? В отличие от растущего живота, мышцы груди Сэма не превратились внезапно в молочные железы (а Дин не был на сто процентов уверен, что бы он чувствовал по этому поводу, ведь это, сами знаете, сиськи), но они определенно набухли и изменились. Если хотите знать, стали больше похожи на торс Вина Дизеля. Еще одно невнятное бормотание, на этот раз раздраженное. Но при этом Сэм все еще возбужден, его бедра дрожат у плеч Дина, побуждая того к фрикциям: - Я этого не говорил. На этот раз Дин проводит пальцем только вокруг ареолы соска, слегка задевая его ногтем. У Сэма перехватывает дыхание, и он толкается навстречу сильнее. Дин наблюдает, как кожа Сэма покрывается мурашками, с улыбкой, которую прячет в животе брата. - Не надо, - а вот этот резкий тон Сэма уже ни с чем не спутаешь. Дин поднимает голову, позволяя удивлению показаться на лице. Смущение вспыхивает на лице Сэма, словно зарево. – Я не… Не трогай мой живот, ладно? - Я причиню вред ребенку? – Дин никогда не думал над этим, поэтому сейчас торопливо поднимается на локтях. – Не ребенку ведь, нет? Например… Я же не сделал пюре из его лица или что-то типа этого? Господи, Сэм, почему ты мне ничего об этом не рассказываешь? Сэм хватает Дина за руку прежде, чем тот успевает отпрянуть: - Нет, - его лицо приобретает классическое стервозное выражение. – Ты не травмируешь ребенка. – Сэм закатывает глаза, затем резко переводит взгляд в сторону, как будто это должно быть хорошо известно Дину. – Просто. Не надо. Не трогай живот, хорошо? Дин даже не может видеть глаз Сэма, тот смежил ресницы, но его застывшее тело и кирпичный румянец на лице говорят все, что Дину нужно было услышать. Проблема в том, что у него нет ни малейшей долбаной идеи о том, как сделать Сэму хорошо. Секс… Это просто секс. Дин всегда был хорош в сексе. Секс похож на охоту, это физическое удовольствие, честное, без всякой фигни. А вот все происходящее – это полная фигня. Та фигня, в которую Сэм любит вляпываться, а Дин избегает изо всех сил. Он не ожидал ничего подобного. Ну, это типа понятно. Но дело не только в этом. Дин никогда не думал, что ему придется заботиться о человеке, носящем его ребенка. Он никогда не думал, что проживет достаточно долго, чтобы заиметь ребенка, разве что случится катастрофа и порвется презерватив, вдобавок большинство девчонок, которых он трахал, вообще не знали его настоящего имени, так что волноваться ему было совершенно не о чем. Но это Сэм. Дин выпрямляется: - Ты стыдишься плода нашей любви, Сэмюэль Винчестер? – вопрошает он с глубоким подозрением в голосе. Сэм широко открывает глаза и моргает, выражение на его лице бесценно. – Потому что, похоже, я сейчас зарыдаю, - он сопит и утирает воображаемые слезы. – Раз ты не так восторженно относишься к рождению ребенка, который воплотит в себе нашу Единственную. Настоящую. Любовь… – Дин закрывает лицо ладонями и громко всхлипывает. Сэм фыркает, а затем хихикает, толкая Дина ногой в плечо. Дин пошатывается, отнимая ладони от лица, чтобы продемонстрировать широкую улыбку. - Сучка, - говорит Сэм, вдавливая пальцы ног в кожу Дина. Дин берет ногу Сэма и отводит ее в сторону, снова широко раздвигая его бедра. Он медленно и задумчиво скользит подушечкой большого пальца по внутренней стороне бедра Сэма, глядя, как брат лежит распростертый перед ним. Это странно. Дин не думает, что когда-нибудь это перестанет для него казаться странным. Но и хорошее в этом тоже есть. - Все еще хочешь трахаться? – он наклоняется и скользит губами и кончиком носа вокруг основания члена брата, он трется щетиной о жесткие волосы, щека чувствует тепло кожи Сэма. Он слышит резкий выдох Сэма, ощущает , как тот выгибается и ловит себя рукой. Другой рукой Сэм скользит по плечу Дина, запутывается в его волосах, а когда Дин открывает глаза и слегка приподнимается, чтобы взглянуть на тело брата, то видит, как тот смотрит на него остекленевшим взглядом, с открытым ртом, покрасневший и возбужденный до крайности. Кожа Сэма пышет жаром, который впитывается в Дина. Дин улыбается. С этим все просто. Кажется, целая жизнь прошла с той поры, как Сэм сказал ему, что отношения между ними, в их семье никогда не будут прежними. Ему тяжело было это услышать. Но здесь и сейчас, когда он мягко скользит руками по выпуклости живота Сэма и чувствует, как тот сначала напрягается, а потом расслабляется, Дин впервые понимает, что слово «измениться» не всегда эквивалентно выражению «стать хуже некуда». Это моя семья, снова напоминает себе он. 4. Но придет день, когда наши сердца будут биться в унисон - Мистер Винчестер? Дин цепенеет и отворачивается от окна, откуда видно, как «Импала» поджаривается на шоссе, масляно блестя на солнце. Нет, он не забыл, что секретарь здесь. На этот раз за стойкой регистратуры стоит Уитлоу, который кажется слишком мягким и пухленьким для военного, но только до тех пор, пока форма не натягивается на бедре, на бицепсе или даже на животе, и тогда ты понимаешь, что под этой плотью скрываются стальные мускулы. Однако и Уитлоу, и двое других регистраторов, которые посменно дежурят в головном офисе Центра – Бэннейкер и Спиннэйк, словно заключили молчаливое соглашение – игнорировать Дина, когда тот шатается из стороны в сторону, ожидая, пока Сэм освободится. И Дина вполне устраивает этот игнор, потому что здесь он каждую секунду чувствует что-то типа зуда под кожей. - Ну? – в его голосе читается злость, Дин пытается убедить себя, что это просто жесткость, но он на самом деле зол. Признавая это, он словно выпускает чувства из груди на волю, и те вытекают как раскаленная дымящаяся лава. Так происходит каждый раз, когда он – они – приходят сюда. Его эмоции спрятаны глубоко внутри, потому что Дин не может позволить себе все похерить. Дин заставляет себя собраться и запихнуть свои чувства обратно, он ни за что не провалит все к чертям только из-за того, что Уит-лох слегка его напугал. «Много болтаешь, Дин, - думает он. - Соберись и возьми себя в руки. Прямо сейчас, бля». - Вас просят пройти в смотровую, - говорит Уитлоу, как всегда невыразительным тоном. - Меня что? – ему никогда не позволяли присутствовать при осмотре Сэма. Учитывая то, что, по всей вероятности, там проделывали с Сэмом – и то, что он чувствовал, если такое делали с ним – Дин начинает колебаться: - С Сэмом все в порядке? Что-то не так? - Мне это не известно, - Уитлоу распахивает дверь, чтобы пропустить Дина внутрь. – Вас просто просят пройти в смотровую. Третий кабинет. Дин позволяет себе вольность – показывает средний палец Уитлоу, когда дверь за ним закрывается. В кабинете он первым делом смотрит на Сэма. Сэм с доктором рассматривают один из медицинских пыточных приборов, которыми напичкан кабинет, но когда Дин открывает дверь, Сэм переводит взгляд на него. Дин не знает, как описать взгляд Сэма, но сейчас его глаза такие сияющие, наполненные жизнью – с такими глазами он говорит о какой-нибудь небольшой ошибке при переводе демонологических книг древних этрусков или любом другом сверхъестественном дерьме. Дин уже и не помнит, когда в последний раз у Сэма было такое выражение на лице, такой взгляд. Прибор издает шум – быстрый, шипящий, посвистывающий. Дин переводит взгляд с него на брата и доктора: - Это что? Оно так и должно звучать? Что-то не так, да? Он смотрит искоса на экран, но для него изображение на нем выглядит как помехи в цветной видеоигре. - Это плохо? Подол рубашки Сэма задран до подмышек – и это глупейший вид – а доктор елозит по блестящему животу Сэма каким-то роликом. Сэм улыбается и тянется к Дину, который подходит к нему. Сэм хватает руку Дина и, прежде чем тот успевает возразить против таких интимных прикосновений, особенно перед врачом, прижимает его пальцы к своему животу. Дин не чувствует ничего нового, живот такой же, как и раньше, как прошлой ночью. Но Сэм шепчет: - Это сердцебиение, - и все меняется. Полностью меняется. Все меняется. 5. Слаще, чем пчелиный нектар Они отъезжают на 30 миль от центра, остается еще 50 миль до дома, когда Дин резко выворачивает руль в сторону, выезжая на обочину. - Господи, Дин! – Сэм упирается в дверь и в приборную панель, но все равно валится набок, почти падая на брата. – Ебанулся, чувак? Предупреждать надо! Но Дин не мог предупредить Сэма, потому что сам не мог понять, что это ему взбрело в голову. Дин выруливает дальше в парк, затем прижимает Сэма к двери. Его руки пробираются под рубашку брата, чтобы обхватить горячую выпуклость, где живет их ребенок, а рот накрывает рот Сэма, заставляя его раскрыться, повиноваться. «Малыш, - думает он. - Малыш, малыш, малыш»…