The Killing Moon

Дин просыпается и осознает – ни секунды ни колеблясь, ни сомневаясь – что человек, обвившийся вокруг него, обнявший рукой его талию, протиснувшийся своей коленкой между его ног, - это Сэм. Дин не двигается, не открывает глаза, как будто таким образом – притворяясь спящим – может оттянуть момент, продлить это чувство, чтобы не возвращаться в реальность, туда, где ему надо смириться с невозможностью иметь это. Где он не может даже признаться, что хочет этого. Память быстро возвращается в прошлое: брат, ползущий к нему, отчаянная безотлагательность их секса и Сэм… Сэм после оргазма, прижавшийся и обвившийся вокруг него, теплый, родной, сонный. Это могло бы быть сном. Но он чувствует как Сэм, уткнувшийся в спину, тихо дышит ему в шею. Дин только задумывается, как долго они будут так лежать, как долго Сэм будет спать, когда тот ввергает его в оцепенение вопросом: - Ты когда-нибудь думаешь о ней? Сэм говорит тихо, но необходимости переспрашивать, кого он имеет в виду, нет. Дин хочет сказать что-то глупое, что-то смешное, вот только ничего смешного в этом нет, и он не сможет пошутить на эту тему. Наконец, нашлись темы, которые он не сможет высмеять. Ангелы обрыдаются. - Все время. Руки Сэма напрягаются, прижимая их двоих еще теснее друг к другу. Дин задается вопросом, когда его перестало раздражать, а стало наоборот заводить то, что младший брат может быть сильнее его. Он решает, что это неважно. - В больнице… - начинает Сэм, а потом колеблется. Он не позволил Дину остаться с ним до самого конца, и они не говорили об этом. Они вообще ни о чем не говорили. – Я заставил их показать мне. После… после того самого, ты понимаешь? - Да, я понимаю. - Я просто… Это должен был быть последний раз, - голос Сэма дрожит. Сэм сам трясется мелкой дрожью, которая передается Дину. Тот рад, что они не сидят лицом к лицу. Он не хочет видеть лицо Сэма, не хочет, чтобы тот видел его. – Но это было ни на что не похоже. – Голос Сэма становится неприятным и монотонным. – Это была просто мертвая… вещь. Я не плакал. Я ничего не чувствовал. Я хотел. Я старался. Но ничего не чувствовал. Дин не знает, что ответить на это. Иисусе, да что он может ответить? Но когда Сэм придвигается ближе, пряча лицо ему в шею, Дин подается ему навстречу, обнимая, предлагая единственную вещь, которую может поставить между младшим братом и миром. - Что со мной не так, почему я чувствую только это? – шепчет Сэм. - Сэм… - Нет. Нет, - Сэм отодвигается, и Дин падает, потеряв опору. Сэм перекидывает ногу через Дина и устраивается на его распростертом теле. Это не сексуальная поза, Сэм сидит у него на коленях, а не в области паха, он стискивает пальцами запястья Дина, прижимая их к матрасу над его головой. – Я не хочу… Это не то, что я хотел сказать. Дин ненавидит эту серьезность. Ее слишком много, постоянно. Он хочет вернуть дурацкую улыбку на лицо Сэма. Он хочет, чтобы они снова были в состоянии шутить. Он хочет, чтобы все наладилось. Только вот лучше никогда не становится. Не в случае Винчестеров. - Я скучаю по тебе, - говорит Сэм, глядя вниз на него. Дин чувствует, как у него расширяются глаза, он быстро отворачивается, опуская ресницы, чтобы скрыть это. Пальцы Сэма сильнее смыкаются на его запястьях. Это не больно, но достаточно для того, чтобы показать Дину: Сэм понимает. – Мне страшно, Дин. Я не думаю… Я не знаю, смогу ли пройти через это снова. Я просто… - Я знаю, Сэм, - в горле так сухо, что голос похож на сдавленное карканье. Дин языком пытается собрать слюну у себя во рту. С таким же успехом он мог бы попробовать поколдовать. - Но мне нравится то, что между нами, - настаивает Сэм, вдавливая Дина в матрас. – Мне будет двадцать пять, а тебе почти тридцать, и в этом мире больше нет женщин. Может быть, мы должны быть с кем-то другими, но так не получилось. - И это немного ненормально, - Дин облизывает губы, они похожи на наждачную бумагу. - Да, именно, - безжалостно соглашается Сэм, нечего разводить ерунду. – Но ты же хочешь меня? У правительства ко мне сейчас нет претензий. Ведь я один раз уже забеременел, нам дадут еще время для восстановления и, может быть… Я не знаю. Но хочешь ли ты меня? – Сэм говорит все быстрее, слова перемешиваются. – Потому что я думаю… Я помню, когда я был маленьким. Я все время спал с тобой. О Боже. Дин ежится, но Сэм сидит на нем, и у него ничего не получается. Зачем тому вспоминать об этом? Сейчас, когда они голые и все такое? - Я все время спал с тобой, - повторяет Сэм, акцентируя на этом внимание. – И тогда я чувствовал себя в безопасности. И я… На некоторое время забыл об этом, но сейчас вспомнил. Я помню. Дин поворачивает голову, пристально глядя Сэму в глаза. Его убивает, что Сэм так серьезно говорит об этом, как будто это важно, как будто от них что-то зависит. Это так неправильно, словно Сэм переставил все с ног на голову. Дин даже не знает, с чего начать. - Что ты хочешь, чтобы я сказал? – Дин произносит это так сухо, так холодно, что Сэм вздрагивает, но не отпускает, а Дин хочет объясниться, но не знает, как. - Кончай молоть ерунду. Скажи мне правду. Как есть. Дин издает полузадушенный звук и изумленно таращится на брата. - Я скучаю по тебе, - глаза Сэма обшаривают лицо Дина, ища в нем бог знает что. Большими пальцами он поглаживает внутреннюю сторону запястий Дина. – Мне не хватает того, что мы спали вместе, что мы занимались сексом, но ты должен мне кое-что сказать, Дин. Ты должен. Дин даже не представляет, почему у них возник спор. Может потому что они просто привыкли к этому, слишком много лет спорили и ссорились, кружа друг вокруг друга, как готовящиеся к атаке собаки. Может быть, из-за того, что, несмотря ни на что, они не знали друг друга так хорошо, как им казалось. Так хорошо, как им хотелось верить. - Я дрочу, думая о тебе, - произносит Дин еле слышным голосом, и это не «я скучаю по тебе» или прочая романтическая чепуха, а никто никогда и не обвинял Дина в излишнем романтизме. Но это правда. Сэм на мгновение закрывает глаза, а потом улыбается легкой улыбкой, которую так ждал Дин. - ОК, - выдыхает он. – ОК.- Он наклоняется, губы Сэма замирают в миллиметрах от рта Дина. – У нас есть время. Затем Сэм преодолевает оставшееся расстояние. * * * * * Позже, чем хочет, Сэм, наконец, выбирается из постели и идет в душ. Он все еще чувствует усталость – в последнее время он постоянно устает – но в то же время он полон неугомонностью и чистейшим восторгом, их не в силах смыть даже теплый душ. Это… по-другому. Это нечто новое, чем-то похожее на пробуждение. Дин спит. Когда Сэм был маленьким, и они чаще спали вместе, чем порознь, Сэм просыпался первым (поскольку Дин никогда не был жаворонком) и наблюдал, как Дин спит, не желая, чтобы исчезало чувство защищенности. Позднее, с Джесс, он делал то же самое, разве что тогда он чувствовал себя еще и защитником, а не напуганным ребенком. Очень странно, что все вернулось на круги своя – он открывает глаза и видит лицо брата, и его охватывает то же самое чувство, что все будет в порядке. Прошло много времени с тех пор, когда Сэм думал, что все будет в порядке. Сэм рад, что Дин спит. Тот не высыпался, и Сэм знает, что виноват в этом. Многое из того, что происходит, - его вина. Но он сказал Дину правду: у них есть время. Сэм вздыхает и тащится по коридору, расчесывая пальцами влажные волосы, чтобы те быстрее высохли. Он не думает о Крисе, даже не вспоминает, пока не слышит, как кто-то гремит посудой и ест на кухне. Крис ест хлопья. Сэм нерешительно и жалобно улыбается ему, и тот в ответ демонстрирует рот, полный полупережеванных хлопьев и молока. Странно, но от этого вида Сэм чувствует, что проголодался. - Итак, - невнятно произносит Крис, когда Сэм идет к шкафчику за чашкой, - похоже, у вас с Дином все налаживается. Сэма бросает в жар, румянец ползет от живота до корней волос и дальше. Он ставит чашку и ложку на стол, стекло и металл звякают о дерево громче, чем ему хочется. – Ты…ээээ… слышал? Крис закатывает глаза: - Ты в курсе, что это не особенно большой дом? Назвать эти стены тонкими, как бумага, было бы оскорблением для бумаги, - Сэм не знает, что за выражение у него на лице, но Крис поднимает руки, шутливо моля о пощаде. – Не все, - признается он наконец. – Только когда вы были… очень громкими. - О господи, - Сэм проводит рукой по волосам, думая, может ли он самопроизвольно возгореться, и если это случится, можно ли будет этот пожар приписать Винчестерскому Проклятию или нет. - Сэм, я жил в смехотворно маленькой квартирке с четырьмя другими парнями в течение… - пальцы Криса начали слегка загибаться при подсчете, - слишком многих лет. Я и раньше слышал, как кричат при сексе. Если мне фартило, я сам мог кричать при сексе. Я не вижу в этом большой проблемы. - Ага, - с сомнением соглашается Сэм. – Все равно… можем мы не говорить Дину? Крис снова закатывает глаза: - Я просто говорю… похоже, что вы, парни, начинаете все улаживать между собой. Сэм рассеянно покусывает ноготь большого пальца, наливая молоко с хлопьями в чашку: - Ага, я не знаю. Как бы то ни было, «я дрочу, думая о тебе» вряд ли будет внесено в учебники в качестве идеального примера, как следует объясняться в любви. Но это Дин, и эти его слова – метафорический эквивалент балконов, и лунного света, и роз. Сэм согласен на малое. Он морщится, садясь. Между ними давно ничего не было, и после этого - дважды менее, чем за восемь часов, учитывая, что оба были словно безумные… Сэм чувствует себя хорошо оттраханным, но у него все болит. Крис фыркает в свои хлопья. - Твое ерзание задницей не очень ассоциируется с «не знаю», жеребец, - вежливо комментирует он. - Заткнись, - Сэм пинает его под столом. - Оу! Эй! – Крис наклоняется и потирает свою голень. – Ну правильно, вперед, подерись с тем, кто меньше тебя! – и пинает Сэма в ответ. Меньше ростом или нет, но лягается Крис как мул, и Сэм решает, что без осторожности нет и доблести, поэтому возвращается к своим хлопьям. Так странно видеть Криса здесь. Странно-необычно и странно-умиротворяюще в одно и то же время. Они с Дином так долго были замкнутой системой, что, порой кажется, срослись словно сиамские близнецы. Им не очень-то комфортно добавлять новых людей в их жизнь, но в то же время те выступают в роли буфера между ними, обеспечивая и ему, и Дину личное пространство, в котором они оба так отчаянно нуждаются. «Ты влюблен в своего старшего брата», думает он, концентрируясь на этой мысли, словно ощупывая языком больной зуб или нажимая на синяк. Сэм не может вспомнить, когда в последний раз у него был друг, который не был частью его потайного мира, который не знал латынь, который не носил с собой святую воду или хотя бы мел, как само собой разумеющиеся вещи. С другой стороны – Крис всего лишь один из горстки мужчин, которых он знает, таких, как он сам, мужчин, которые одновременно и меньше, и больше, чем мужчины. Он не общается с другими Производителями, даже не знает никого из тех, кого видит во время своих визитов в Центр. Там тщательно планируют, чтобы они не пересекались – они приезжают в разные здания, к разным докторам, да в любом случае, Центр не место для крутых вечеринок. Сэм видит лица других Производителей – достаточно часто, чтобы узнавать их, месяц, за месяцем – но он не знает их. Они не друзья. Он знал Криса еще до того, как потерял ребенка. Сэм годами искал тайные следы тех, кто не хотел быть обнаруженным, ни в Интернете, ни в реале, и у него были вопросы. Господи, так много вопросов. - Спасибо, - запоздало говорит Сэм, и Крис поднимает на него взгляд, вскидывая брови. Сэм делает жест ложкой, проливая молоко. – За то, что приехал. Я не собирался просить. Я не попросил, но ты все равно пришел. Глаза Криса темнеют, как происходит всегда, когда он говорит о Лансе или их дочери, Бернадетт. - Не надо благодарить, хорошо? – он выдыхает, как после долгого бега, наклоняется вперед и резко откидывается на спинку стула, затем начинает обеими руками разглаживать свои волосы, пока те не поднимаются, словно наэлектризованные. – Просто… не надо. Сэм кивает, потому что знает это, догоняет. Винчестеры не единственные, кто играет в подобные игры. - Ага, хорошо. Только… - Крис протестующее стонет, и Сэм шлепает его ложкой по пальцам, он поступил бы так же, будь перед ним Дин. – Нет, - перебивает его Сэм, вздыхая про себя. – Я просто… у тебя не будет проблем, из-за того что ты сюда приехал? На руке Криса нет татуировки Производителя, у него нет вживленного в кость биочипа. Рука Сэма непроизвольно сжимается из-за того, что он назвал бы почти завистью, швы натягиваются, заживающая плоть зудит и болит. Крис ворчливо усмехается, закатывает глаза и сцепляет пальцы над головой: - Ты думаешь, я бы реально приехал, если бы из-за этого у меня возникли проблемы? Сэм смотрит на него. - Да, - отвечает он категорически. – Ты бы приехал. Интернет – не самый лучший способ узнать человека. Нельзя увидеть чью-то суть. Там слишком легко нести чепуху, создавать ложный фасад, фальшивые личности, куда более сложные, чем «инспектор по бикини», как было однажды написано в удостоверении Дина. Но и он, и Крис пришли в Интернет по одним и тем же причинам. Во-первых, из-за предавших их тел, позднее – во-вторых, из-за детей, которых они потеряли. Есть сходство в их историях, которые привели их сюда. Так что, хотя иногда он чувствует, что вообще не знает Криса, что они совершенно незнакомы, ему все равно больно, когда лицо Криса искажается, и он отвечает: - Ага, ладно… может быть. Но мне все равно особо терять нечего, правда? Сэм отставляет свою чашку, аппетит улетучивается: - Всегда есть, что терять, чувак. Завтра у него снова медосмотр и он совсем не хочет думать об этом. Дин – а затем Бобби – сделали все возможное, чтобы скрыть, что Сэм пытался разрезать свою руку, как рождественскую индейку. Он говорил Дину, что у них есть время, и он думает – думает – что у них есть время, что он сможет факт успешного зачатия ребенка, как довод в свою пользу, как знак… чего-то. Но на самом деле он не знает, как его рана скажется на сделке с Хенриксеном. В тот год, когда отец умер (но до того, как вернулся к ним), они испытали, каково это – скитаться без всякой цели, действуя наугад, не заботясь о безопасности. Сэм не мог даже ненавидеть их образ жизни, как ненавидел в детстве. Слишком много было страха, каждую секунду своего существования он чувствовал, как будто медленно тонет. Но он узнал, что и это можно пережить. Сэм снова шевелит рукой, боль в кисти то колет, то размеренно пульсирует. Ты всегда можешь пережить больше, чем думаешь. * * * * * - Я не могу оставить его, - говорит Дин, когда Бобби, наконец, замечает его присутствие и смотрит прямо на него. – Я не могу. Он мой брат. Он мне больше, чем брат. Бобби вздыхает и перемещает ленточку закладки с конца книги на то место, которое он читает. Он жестом приглашает Дина сесть и протягивает ему флягу: - Я не говорил тебе оставлять его, Дин. Дин смотрит на свои руки, снова и снова поворачивая кольцо вокруг своего большого пальца. Он чувствует себя одновременно и странно старым, и молодым, как мальчик из сериала «Третья планета от Солнца», который на самом деле был старше всех инопланетян. Он делает большой глоток виски, надеясь, что спиртное вышибет из него это странное чувство, что он перестанет нервничать, перестанет быть таким… ну, не хрупким, все-таки Дин Винчестер не нежная ромашка, но… неустойчивым. Потерявшим равновесие, как будто его кто-то толкнул, пока он не видел: - Сэм нуждается во мне. И это правда, по крайней мере, как ему кажется. Но звучит это не так. Словно он оправдывается, и вообще странно, и Дин знает что открывает свои карты. Виски горит в его груди словно маленькая звезда. Бобби откидывается на спинку стула, вытягивая больную ногу перед собой, чтобы мышцы отдохнули. Дин борется с моментальным желанием потереть собственное колено. Он еще не так стар, что бы там Сэм ни говорил. - Никто не утверждает обратное. - Тогда, бля, о чем ты говоришь? – Дин смеется, хотя вообще-то не находит в этой ситуации ничего забавного. – Я имею в виду… Господи, Бобби… помоги этому парню. Бобби смотрит в сторону, еле заметный румянец покрывает его лицо под бородой: - О черт, Дин. Я не ваш отец, чтобы говорить вам, что делать. Наверное, мне вообще не следовало бы ничего говорить. - Ага, но ты сказал. Так объясни мне, черт подери, что ты имел в виду. - Я говорю о тебе, Дин. О тебе, - Дин протягивает флягу обратно, и Бобби делает большой глоток, прежде чем заставить флягу исчезнуть в одном из своих многочисленных карманов. – Иисусе, иногда мне просто хочется расколошматить твою башку – и твоего отца заодно – может, таким способом удастся вбить в нее хоть немного разума. Едва тлеющее раздражение Дина разгорается больше, заставляя напрячься плечи и руки. - С каких это пор стало преступлением беречь свою семью? – требует он ответа, неустанно стуча ботинками при ходьбе взад-вперед. – Я имею в виду, что я не догоняю тебя, чувак. Что, черт возьми, ты хочешь, чтобы я сделал? Бобби тычет в него пальцем: - Ну вот сейчас. Как раз это. Ты задаешь неправильный вопрос. - Хорошо, может, я и не знаю правильного вопроса! - Сукин ты… Чего ты хочешь, Дин? Дин моргает: - Что ты имеешь в виду? Бобби чешет указательным пальцем нос, затем снова тычет им в Дина: - Ты знаешь, что я имею в виду. - Нет, не знаю, - собственный голос кажется Дину тоненьким и испуганным. Бобби снова вздыхает и потирает подушечкой большого пальца переносицу: - Ты приходишь ко мне и говоришь: «Он во мне нуждается». Ты говоришь: «Он мой брат». - Да? И что? - И что? А что насчет тебя, Дин? Не считая того, что ты верный сын своего отца и старший брат Сэма, черт возьми, чего ты сам хочешь от этой ситуации? Потому что отец тебе может приказать, ты можешь до посинения волноваться о Сэме, но в конце концов именно тебе жить с тем, что ты сделал. И если этот сумасшедший отцовский план сработает, тебе придется встречаться лицом к лицу с этим ребенком – тем самым, ради которого вы с Сэмом жопу рвали, чтобы его зачать, - каждый божий день. - Я это знаю! – Дин сжимает кольцо между пальцами и чувствует, как начинает гнуться серебро. Он делает вдох. – Я знаю это! – повторяет он уже тише. - Хорошо, но тебе нужно подумать обо всем этом, Дин, - Бобби перегибается через стол, глаза смотрят внимательно, но их затеняет козырек кепки. – Тебе нужно подумать над этим очень тщательно. Обо всем этом. - А ты считаешь, что я не думаю? – ему трудно выдерживать взгляд Бобби, и Дин опускает глаза и трет рукой шов джинсов. – Блядь, чувак, иногда мне кажется, что я только и делаю, что думаю обо всем этом дерьме. Моя башка уже раскалывается от этих мыслей. Мне уже пора вкладываться в акции чертового Адвила, так сильно она у меня болит, - Дин перестает трогать джинсы и зарывается пальцами в волосы, словно иллюстрируя свою мысль. - Раньше я ни о чем так много не думал. Бобби фыркает. Дин обошелся бы без такого способа прокомментировать его слова. - Это Сэм, понятно? – Дин крепко прижимает руку к груди. Его сердце в ответ бешено колотится, слишком быстро. У него кружится голова. Но это не похоже на головокружение, когда ты пьяный, или на то, как мутит после удара по голове. Нет, это больше похоже на головокружение во время сердечного приступа. – Я хочу Сэма. – Он обдумывает, договаривать ли дальше. Раньше это ни к чему хорошему не приводило - говорить людям о том, что он хочет, признаваться вслух в своих желаниях, давая им возможность растоптать его мечты. Но… - Я хочу и ребенка – нашего ребенка – но… если Сэм не хочет… или не может… - Дин пожимает плечами. – Это будет неважно. Все будет в порядке. Я просто хочу Сэма. Он ожидает чего-то большего от Бобби, но тот только кивает, как будто именно этого ответа он и ждал все время. Может быть, так оно и было. * * * * * Бобби уезжает на следующий день. Сэм слегка нервничает по этому поводу. Он знает, что за ним присматривали, но он не слепой, он видит, как Дин рассчитывал на Бобби. Он не представляет себе, что будет дальше с Дином без этой поддержки. Сэм не знает, способен ли он сам поддержать Дина, не говоря уж о том, готов ли он это сделать. Но, похоже, Дин и Бобби пришли к какому-то решению или соглашению, потому что Дин вроде бы в порядке. Не так «в порядке», в каком значении употребляют это словосочетание в их семье, а по-настоящему в порядке. Крис и Дин, похоже, тоже заключили своего рода перемирие. В любом случае, достаточное для того, чтобы он однажды утром, выбравшись из кровати в поисках кофе, обнаружил их смеющимися над какой-то историей о беременности Криса и о том, как Ланс («Ланс», - проговаривает губами Сэму Дин над плечом Криса, выразительно шевеля бровями, Сэм фыркает и закатывает глаза) частенько забавно реагировал на нее. А потом Крису звонят. Ему не первый раз звонят, но впервые он действительно встает и выходит из комнаты, вместо того, чтобы вести светскую беседу с кем-то там на другом конце линии все более громким голосом. Сэм видит его лицо, его глаза, когда Крис проверяет, от кого поступил звонок, и понимает – это Ланс. Когда Крис через пару дней уезжает, это не становится сюрпризом ни для кого, кроме, возможно, самого Криса. И остаются только они с Дином. Фишка в том, что Сэм реально счастлив за Криса. Если кто-то и заслуживает немного счастья, то это Крис. Стоит только пару секунд посмотреть на Криса, когда тот разговаривает о Лансе, чтобы понять, что именно Ланс делает его счастливым. Но не смотря на все это, Сэм чувствует сильную тревогу, отдающуюся в его горле медным привкусом, как ощущение молнии, перед дождем, ибо в последнее время они с Дином не слишком хорошо ладят наедине. Сэм потирает большим пальцем толстый слой бинтов, сильно не нажимая, чтобы не потревожить раненую плоть под ними. Его официальный осмотр прошел намного лучше, чем он ожидал, ему предписали обязательные визиты к психиатру в следующие три месяца, но не назначили нового опекуна, а значит, у него с Дином будет достаточно времени, чтобы попытаться снова… если он решит сделать это. Хенриксен вел себя как сволочь, но для агента это в порядке вещей. - Привет. - Привет, - улыбка Сэма неподдельна, и Дин присаживается рядом с ним на скамейку. Он кладет руки на бедра. - В общем, я подумал… - Дин поднимает ноги на перила крыльца, сгибаясь, чтобы сделать это. - О Господи! Ты ведь не навредил себе этим, правда? Он ожидает, что плечо Дина двинет ему в бок, и отклоняется, смеясь так сильно, что не может уклониться от последовавшего тычка в ребра. - Итак, я подумал, - повторяет Дин, глядя на него предупреждающе, нахмурив брови, - что теперь, когда Крис уехал, ты перестанешь задерживать дыхание каждый раз, когда мы занимаемся сексом, и, может быть, начнешь получать удовольствие… - Я… мне все очень нравится, - придушенно говорит Сэм, краснея. Дин нетерпеливо фыркает: - Отлично, тогда я, может быть, начну получать удовольствие… Крыльцо опасно скрипит, когда Сэм резко поворачивается, его рука устремляется прямо между ног Дина. Глаза старшего брата распахиваются комично широко, едва младший сжимает свои пальцы так, чтобы быть уверенным, что полностью завладел его вниманием: - Ты говоришь, что не получаешь удовольствия от секса со мной, Дин? - Нет! – пищит Дин, пытаясь лопатками продавить спинку скамьи, в то же время стараясь, чтобы пах оставался совершенно неподвижным. Сэм чувствует, как в нем рождается смех, но упорно старается сохранить на лице соответствующее угрожающее выражение. Дин прочищает горло и начинает говорить более низко, не отводя взгляд от руки Сэма, сжимающей его главную драгоценность: - Я вообще не об этом говорю. Почему чувак не может просто трахнуться? Почему обязательно все должно идти с таким напрягом? - Я не напряжен, - отвечает Сэм со всем спокойствием человека, чей член не находится в тисках. – А ты напряжен? - Я просто говорю… у нас есть классная возможность шуметь так громко, как хотим, и долго, как хотим… - Дин пожимает плечами, по-прежнему пытаясь не двигать телом ниже талии. Сэму становится все тяжелее удерживать серьезное выражение лица. – Я даже, - признается Дин, словно делая великое одолжение, - хотел позволить тебе трахнуть меня. Сэм фыркает. - Эй, это щедрое предложение! - Да, - вежливо соглашается Сэм. Он грубо проводит большим пальцем вдоль полувставшего члена Дина и наблюдает, как медленно расширяются зрачки брата, когда эрекция усиливается. Больше Сэм не может сдерживаться, он смеется громко и глубоко, такой легкости он в себе не ощущал месяцами: - Господи, Дин, ты прямо как какой-то ебливый кобель! Дин бесстыдно толкается в руку Сэма, облизывая языком нижнюю губу, отчего та становится розовой и блестящей: - Ну ладно… Ты знал об этом, когда встретил меня. - Ты был ребенком, когда я встретил тебя, тупица. - Я был опытным, - поправляет его Дин. – Для своего возраста. И я думаю, что ты нас путаешь, - он зарывается рукой в волосы Сэма, от его пальцев бегут мурашки. Это странно нежный жест для Дина, и Сэму приходится бороться с желанием закрыть глаза и подставить голову. – А почему мы еще не занимаемся сексом? * * * * * Сэм распростерт под ним на постели – их постели. Они переплетены, длинные конечности и изящная мускулатура, и мягкий, деликатный жар, они вжимаются друг в друга, член к члену, лицо к лицу. Щетина Сэма обжигает, царапая, губы Дина, путешествующие по шее брата. Они занимаются этим уже достаточно долго, так что начали потеть, и Дин слизывает соль, жгучую и восхитительную. Дину всегда нравился секс, и это простая истина. Он научился любить – обожать – секс с Сэмом, всегда пылающим энтузиазмом, всегда достойным партнером и гораздо более сексуально изобретательным, чем Дин предполагал (между прочим, кухонный стол был полностью его идеей). А любить Сэма ему учиться не пришлось. - Дин, Дин, - голова откидывается на подушку, голос Сэма становится настойчивым и резким, словно входит в ритм движений пальцев внутри тела. Его нога упирается пяткой в бедро Дина, умоляя и повелевая. Имя Дина тает во рту Сэма, превращаясь в стон. - Да, Сэмми, - Дин слегка толкает носом брата в челюсть, нашаривая кондом, который он оставил на краешке прикроватной тумбочки. Когда он дотягивается, упаковка сминается, и пальцы прослеживают через нее край презерватива. Дин подносит упаковку ко рту, намереваясь порвать ее зубами, когда Сэм перехватывает его запястье. - Нет, - Сэм внимательно смотрит на него через рыжеватые ресницы, его выдает блеск глаз. – Не надо. Давай… ах… без него. Дин не хочет спорить с Сэмом – а какой бы парень стал спорить? – однако смотрит на него несколько долгих секунд, колеблясь. Тот прикрывает глаза и насаживается на пальцы Дина, сжимая свои превосходно упругие внутренние мышцы, тем самым закрывая дискуссию – для Дина – навсегда. Он куда-то выкидывает презерватив и вместо него берет любрикант, и, слегка дрожа от попыток сосредоточиться и чистой похоти, смазывает свой член. Когда Дин скользит в него, на лице у Сэма появляются самые прекрасные выражения – удивление, шок, глубокая концентрация - которые его так заводят, и затем – блаженное удовольствие. У Дина было очень мало партнеров, которые заставляли его так себя чувствовать – таким большим, как будто его член был самой лучшей вещью в мире. Он наблюдает, как рот Сэма принимает форму буквы «О» и даже не особо возражает, когда рука брата пытается раздавить его плечо. Сначала, когда он проникает на всю длину, он не может ничего делать, кроме как замереть, дрожа и пытаясь не кончить сразу, потому что такое не в его обычае. Дин никогда не оставляет своих любовников неудовлетворенными, хотя Сэм такой тесный, такой горячий, что может проверить на прочность его решимость. Ему всегда требуется усилие, чтобы делать это медленно, чтобы им обоим стало хорошо. Еще труднее это проделывать без презерватива, прошло достаточно времени, и Дин всегда как бы забывает, каков Сэм внутри - так беременные женщины, да и мужчины, наверное, забывают, как больно рожать, когда боль проходит. Иногда ощущения настолько интенсивны, что мозг и память отключаются. «Я хочу этого», - думает Дин, это его так же пугает и возбуждает, как и в первый раз. Коленки и пятки Сэма упираются в него, когда он начинает двигаться плавными, глубокими толчками. Его младший братец – требовательный, командующий пассив, и Дин любит в нем это. К сожалению, чувствовать Сэма членом без презерватива – слишком много для него, так он долго не продержится. Дин двигается вперед – при этом слыша еще одну восхитительную вариацию своего имени от Сэма – берет член брата в руку и дрочит его настойчивыми, неритмичными рывками. Я желаю… Думает Дин, кончая, но мысль исчезает в белой вспышке оргазма, не успев приобрести устойчивые очертания. Хотя и так неплохо. Он все равно получил больше, чем осмеливался просить. * * * * * Дин что-то бросает ему, выбираясь из «Импалы». Предмет летит прямо в голову Сэма, и он неловко ловит его, все еще отупевший от жары и вялый от сна – он не заметил, как задремал, прямо здесь, на крыльце. Предмет оказывается коробкой, завернутой в коричневую бумагу. - Что это? – спрашивает Сэм, хотя уже обнаружил неожиданно аккуратный почерк Бобби и обратный адрес. Дин пожимает плечами, тоже идя к нему. - Я не открывал. Это адресовано нам обоим. - Странно, - говорит Сэм, хотя на самом деле он так не думает, – прошла всего пара недель после его отъезда. Дин снова дергает плечами. Он начинает усаживаться рядом с Сэмом, но передумывает и забирается на перила. Сэм его понимает, здесь, наверху, в тени, жарища, пот стекает по его коже, даже голова потеет. Дин ржет над тем, что он собрал волосы в два коротких хвостика сверху, но Сэму насрать. Так прохладнее. - Может, он на самом деле скучает по нам. Сэм рвет простую оберточную бумагу. Под ней обнаруживается картонная коробка с запиской. Записка тоже написана почерком Бобби. «Мальчики». Сэм закатывает глаза, понимая, что для Бобби они никогда не перестанут быть «мальчиками». «Мальчики. Я знаю, что у вас были трудные времена, и что ваш отец тоже в этом виноват. Но вы же знаете, я был посредником между вами некоторое время и, хотя я не согласен с тем, что ваш отец сделал, я знаю, он вас любит, мальчики, всем сердцем. В общем, этот пакет и записка внутри от него, я надеюсь, вы не слишком злитесь и возьмете то, что вам предлагают от всей души. Ваш, Бобби Сингер». Сэм колеблется, вскрывать ли пакет, ожидая, когда его привычно захлестнет медленно закипающая волна гнева. Однако она так и не приходит. И понимая, что отсутствие гнева – это ключ, Сэм чувствует, как будто открывается дверь, и оттуда сквозь него веет прохладным ветром. - Что думаешь? – Сэм протягивает записку Дину, хотя уверен, что тот уже прочитал ее, даже вверх ногами. Его подозрения оправдываются, когда Дин машет рукой, покусывая ноготь большого пальца и сгорбив плечи. Затем он пожимает плечами. Сэм не может прочитать выражение его глаз и не уверен, что он хочет этого. Легче забыть, что именно он является причиной того, что Джона здесь нет. Сэм вздыхает и открывает коробку. Внутри другая коробка – на этот раз деревянная – и еще одна записка, теперь написанная почерком отца. На этот раз Сэм сразу протягивает записку Дину, а сам вертит в руках маленькую деревянную коробку, пытаясь открыть ее. «Мальчики», - читает Дин, затем откашливается. «Мальчики, У меня было много времени подумать обо всем этом. Как и когда все пошло неправильно. На самом деле, это я во всем виноват. Я говорил вам, мальчики, что надо учиться на собственных ошибках… но сам не преуспел в этом. Я продолжаю просить от вас слишком многого. Я продолжаю просить вас о том, чего отец не имеет права требовать от сыновей. Я не слишком хорошо умею признавать, что я неправ, или извиняться, но дело в том, что это правда. Я неправ и я извиняюсь. Не знаю, достаточно ли этого. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь сказать что-то, что изменит ситуацию. Но я люблю вас, мальчики, и испытываю гордость от того, какими мужчинами вы стали. Мне уже давно пора перестать быть частью проблемы и стать частью ее решения. Кое-что пришлось сделать, но я кое-что нашел, что нам поможет, я надеюсь». Дин поднимает глаза и прекращает читать, потому что Сэм умудряется с треском открыть коробку. Внутри лежит длинный, угольно-черный кожаный шнурок, на который прикреплено что-то золотое. Сэм достает шнурок и разматывает его, чтобы как следует разглядеть привязанный к нему кулон. Это переплетение проволоки, словно птичье гнездо из металла. А в нем закреплены три несимметричные, жемчужно-серые бусины, прижавшиеся друг к другу. - Что это? – спрашивает Дин, когда Сэм поднимает его к солнцу. - Я не знаю, - Сэм поворачивает их и рассматривает на свет несколько секунд, прежде чем снова взглянуть на брата. – А что в письме сказано? «В этом кулоне не так много магии, он не особо опасен. Я потратил много времени, чтобы найти того, кому я доверяю. Талисман не помешает случиться тому, что так или иначе должно произойти, но он сделает так, чтобы все шло по-честному, как вы заслуживаете на самом деле. Нейтрализует знаменитое «везение» Винчестеров. Возможно, этого хватит». Сэм берется за голову, примериваясь, затем повязывает вокруг нее шнурок. Он не ощущает никакой разницы, наверное, ее и не должно быть. Дин секунду смотрит на него невыразительно, затем возвращается к письму. «Я тоже думал о вас, мальчики. Обо всем том времени, что я провел вдали от вас. И мне сейчас не кажется решение уйти от вам таким уж мудрым, каким казалось раньше. Мы все не становимся моложе, и я скучаю по вам. Вы – единственное, что осталось у меня в этом мире, и я не утверждаю, что со мной когда-либо будет просто ужиться, но… если вы найдете в своих сердцах возможность простить глупого старика, я бы хотел вернуться домой. Я бы хотел вернуться домой». Сэм не узнает, написано ли в записке что-то еще, поскольку в этот момент у Дина звонит телефон. Тот вылавливает мобильник из кармана и смотрит на дисплей, прежде чем открыть его: - Привет, Бобби, - пауза. – Да, мы его получили, - Дин пристально смотрит на Сэма таким же нечитабельным взглядом, как и раньше. – Да, мы его открыли. А сейчас читаем. Сэм наклоняется к Дину и забирает телефон из его пальцев: - Привет, Бобби. Привет. Ага. Не сделаешь мне одолжение? Можешь передать трубку папе?