Разные

Вот так же отцветем и мы И отшумим, как гости сада… Коль нет цветов среди зимы, Так и грустить о них не надо. ©Сергей Есенин

Когда я проснулся, было уже далеко за полночь. Ветер, залетевший в комнату через открытое окно, теперь гулял здесь, как у себя дома — все бумаги, не примятые моей головой, послетали со стола на пол. «Чудесно!», — подумал я, кое-как поднимая свою тяжёлую после сна голову со стола. И без того не очень опрятный географический атлас, ставший этой ночью для меня неким подобием подушки, теперь и вовсе выглядел хуже некуда — помятый донельзя и даже местами порванный, сейчас он больше напоминал мне туалетную бумагу. Что ж, невелика потеря, как говорится. Из окна заманчиво веяло прохладой. Холодный ветер, стоило мне, отодвинув лёгкие гардины, посадить свою тушку на широких подоконник, тут же растрепал мои волосы. Это было приятно и немного… странно. Не то чтобы я привык к безупречной причёске, но чувствовать, как ночной воздух проникает прямо сквозь тебя, будто бы вселяя некое ощущение свободы и воли… Невообразимо. Воистину. Медленно, стараясь не скрипеть створками, я раскрыл окно до упора. Теперь ночная свежесть стала почти пьянящей. Воздух всё ещё был насквозь пропитан запахом дождя — видимо, тот кончился совсем недавно, потому что с верхнего карниза на подоконный выступ, отбивая свою странную, но в каком-то смысле даже красивую мелодию, падали крупные дождевые капли. Я аккуратно протянул руку, раскидывая ладонь, и на нее, тихо шлепнув, упала пара прозрачных капель. Помнится, таких сильных дождей не было в нашем городе с самого августа, а сейчас уже ноябрь — и тот перевалил далеко за середину. За всю осень только и было — что мелкая изморось, нагоняющая туман на и без того серые улицы. Погодка та ещё, но выбирать, к сожалению, не приходится. Сейчас, когда ливень, под которым я несколько часов назад вымок чуть ли не до нитки, окончательно закончился, мне почему-то жутко захотелось наружу. Туда — на грязный, мокрый асфальт, чтобы вдохнуть запах холода и влаги, пройтись по лужам и пропустить сквозь пальцы тусклый и едва рыжеватый свет фонаря неподалеку от моего подъезда… Чтобы просто выбраться отсюда. «А почему бы, собственно, и нет?» — промелькнула в голове сумасшедшая мысль и тут же переросла во вполне себе здравую идею. Будучи «запертым» в четырёх стенах на втором этаже, спрыгнуть прямо с подоконника на землю мне не составляло большого труда — стоило только скинуть с него ноги да оттолкнуться от рам руками. Конечно, шансы на то, чтобы сломать себе что-нибудь, у меня определённо были, однако пара этажей — куда меньше, чем кажется на первый взгляд. Зажмурив глаза и стараясь не думать ни о чем, кроме удачного приземления, я… прыгнул. Всё было, как в замедленной киносьемке: за доли секунды я почувствовал, как ветер практически обжигает мне лицо, как земля становится всё ближе и как мои ноги с противным грохотом опускаются на землю — от удара стало жутко больно, но всё-таки терпимо. Не удержав равновесие, я тут же перевалился вперёд и завалился на собственные руки, порядочно поцарапав ладони об асфальт. Что ж, неплохое начало. Дабы не размазать грязь и выступившие из свежих царапин капли крови по всей коже сплошь, я быстренько «устранил ущерб», вытерев его о собственные штаны. Однако, стоило мне обернуться назад — на открытое настежь окно — как я осознал один весьма занятный факт: забраться на второй этаж будет не так-то просто, как спрыгнуть с него. Заходить через входную дверь тоже не было хорошим вариантом, так как это подразумевало под собой нужду разбудить отца, а он меня за такую затею явно по головке не погладит. Придется карабкаться по водосточной трубе — благо, она висит впритык к моему балкону, вот только балкон этот ведёт в гостиную, из которой мне ещё, выходит, нужно будет добраться до собственной комнаты. Проблему эту я благополучно оставил на потом, решив разобраться с ней часика эдак через два-три — под утро, когда придёт время собираться в школу, дабы не вызвать ни у кого никаких подозрений. Сейчас — свобода. Медленно, прислушиваясь к каждому шороху и звуку вокруг, я прошёлся по едва ли освещенной парой фонарей аллее. Мне всегда казалось, что так бывает только в фильмах — спокойно, тихо и немного приторно, как будто в выцвевшей монохромной кинопленке. Осень вообще была по-особенному прекрасной, нс самом деле. В чем-то она была моей любимой — мне нравилась сама ее атмосфера. Пожелтевшие листья, холодный и немного влажный воздух… Всё это несло в себе некий «колорит», от прелести которого немного сбивалось дыхание в лёгких и совсем чуть-чуть замедлялось сердцебиение — как будто бы от одного только осознания спокойствия и трепетного страха за него… Я легко коснулся сморщенных, сухих листьев, едва ли державшихся на тонкой ветке дерева прямо передо мной. Один особенно высохший лист тут же рассыпался в колючую пыль — она, гонимая ветром, разлетелась по воздуху, будто бы напоминая о том, что ничто в этой жизни, как бы не старалось тщетно растянуть жалкое время своего ничтожного существования, не долговечно. Всё это — аллея, деревья, дома и люди, спрятавшиеся в них от ночного мрака — однажды, быть может, превратится в пыль. Так какого же черта сейчас всё это существует?! Зачем? В чем смысл? Все мы умрём однажды — и что тогда останется после нас? Ничего, кроме каменных плит, возложенных на надгробия цветов и старых, богом забытых фотографий. Я вспомнил, что там, дома, в кармане мокрых джинс осталась смятая и тоже вымокшая насквозь фотография Хофферсон, и мне почему-то стало от этого жутко грустно. Эта блондиночка ведь, если задуматься, не так и плоха. Под стать волосам — светлая, солнечная, порой грубоватая, но ведь и солнце иногда заходит за тучи. Что же останется у меня после нее? Одно-единственное фото? Быть может, она заслуживает большего? Определённо. Не знаю, сколько я так простоял, думая об Астрид, однако, взглянув на небо, мне пришлось-таки прийти в себя — казалось, ещё недавно черный и напрочь утыканный звёздами небесный горизонт теперь медленно, но верно розовел. Приближалось утро, а значит — нужно было возвращаться домой. Грустно окинув взглядом водосточную трубу, я ухватился за металлический карниз. Наличие хоть и небольшой, а всё-таки физической силы позволило мне более-менее прилично подтянуться. Кое-как да с горем пополам вскарабкавшись на собственный балкон, я бесшумно опустился на пол. Тихо, стараясь производить как можно меньше грохота от собственных шагов, я пробрался из зала в коридор, а оттуда — уже в свою комнату. Большая стрелка на настенных часах медленно доплывала до шести — время было приводить себя в порядок и собираться в школу. Я наскоро покидал в сумку все мало-мальски нужные для учебы вещи и, найдя среди груды одежды «вчерашние» джинсы, достал из их кармана фотографию Астрид. «И какого черта я делаю?» В любом случае, размышлять о скрытом смысле моих действий времени почти не осталось — дорога до школы занимала у меня чуть больше получаса, а сегодня мне нужно было быть там к семи — один из особенно надоедливых профессоров назначил нашему классу факультатив с обязательной явкой. Я, зачем-то зажмурившись, быстро сунул фото в сумку. И всё-таки…