Разные

Я б навеки пошел за тобой Хоть в свои, хоть в чужие дали… В первый раз я запел про любовь, В первый раз отрекаюсь скандалить. ©Сергей Есенин

Придя в школу и заметив на доске объявлений пёстрый плакат, оповещающий ребятню о том, что завтра наша любимая администрация устраивает ежегодный осенний бал, я с неким раздражением осознал, что за эту неделю спокойно отдохнуть мне, видимо, не удастся. Вообще-то, этот плакат, как мне помнилось, висел здесь ещё со вчерашнего дня, однако подходить к нему у меня тогда не было никакого желания. Услышав за спиной тихий, едва ли уловимый щелчок, я невольно скривился. — Фотографируешь на мобильник, Астрид? Не похоже не тебя. — И тебе доброе утро, — она слащаво улыбнулась, запихивая телефон в рюкзак, — Это для общего школьного чата. У нас много таких ослов, как ты — узнают о вечеринке за один день до нее. — С чего ты взяла, что я узнал о ней только что? — она меня насквозь видит или как? — Я тебя насквозь вижу, — Хофферсон, самодовольно фыркнув, повесила рюкзак на плечо, — У тебя такие глаза, будто бы ты только что «Америку открыл». — А ты, я вижу, сегодня в настроении? Неужели после веселенькой ночки? — съязвил я в силу собственного недосыпа. — Что, завидуешь? — похоже, Астрид действительно сегодня была в духе, так как мой комментарий ее нисколько не задел, — Ну конечно, тебе ведь такие ночи не светят. Черт бы ее побрал с ее глупыми шутками. — Серьёзно, блондиночка, что с тобой такое? — если отодвинуть в сторону издевки, она взаправду была сегодня чересчур уж счастливая. Обычно эта девчонка хоть и шустрая егоза, а всё-таки сдержанная и довольно… грубая. — Просто я… — на ее лице появилась глупая мечтательная улыбка, — очень жду этого бала. — С чего бы? — Не знаю. — Ясно. Пошли. — Что? Куда? — Астрид испуганно встрепенулась и машинально отпрянула от меня шага на два, будто бы я позвал ее не в классный кабинет, а в какой-нибудь подвал в подворотне. — На урок, Хофферсон. Или ты уже забыла, по какой причине мы сегодня притащили свои задницы в школу раньше обычного? — О, черт, — моя блондиночка тут-таки залилась краской, понимая, что попала впросак, — Прости! Она медленно, опустив голову и потупив глаза, посеменила к кабинету. И правда, что с ней? То радуется и чуть ли не скачет от счастья, как резиновый мяч, то вдруг сникает, как спущенный воздушный шарик… Если задуматься, она вообще какая-то чудная. Но ведь «странный» — не значит «плохой», верно? О, Господи. Не хватало мне ещё только симпатией к ней проникнуться для полного набора — и всё, пиши «пропало» нашему лаконичному общению, которое держится ведь на одних сплошных пререканиях. Я, вспоминая на ходу наши с Хофферсон перепалки, поплелся в класс следом за ней и уселся за излюбленную последнюю парту — именно за ней я, сколько себя помню, коротал отведённые министерством образования школьные часы. — Не возражаешь? — а вот и Астрид тут как тут — бросила свой рюкзак на место рядом со мной и принялась раскладывать на парте свои вещички. — Возражаю. Но разве тебя это остановит? — Конечно, нет, — она задорно улыбнулась, глядя на мою кислую мину, — И не будь таким угрюмым. — А с чего бы это мне радоваться? — Хофферсонского энтузиазма я откровенно не разделял. — Ну, завтра ведь бал… — Хорошо, бал. Я понял, — а эта девчонка умеет быть навязчивой, — Но, скажи на милость, мне-то какая с него погода? Может быть, ты и ждёшь его, потому что для тебя это весело — наверняка будешь танцевать с кем-нибудь под красивые песни и радоваться жизни, верно?! Но не я! Я из тех, кто будет таскать с фуршетного стола бокалы с пойлом и все танцы проторчит где-нибудь в углу, подпирая стенку, понимаешь? Мне плевать на этот бал, Астрид. Если хорошенько подумать — то мне вообще нет смысла туда идти. Мне казалось, что она сейчас расплачется. Ее губы непроизвольно дрожали, а глаза моргали быстро-быстро, будто бы стараясь согнать так некстати набежавшие слезы. Возможно, я не должен был говорить с ней так грубо. В который раз. Ведь она так искренне хочет подружиться со мной. Прощает мне все насмешки и упрёки. Закрывает глаза на то, что я открыто игнорирую любые ее шаги мне навстречу. Даже сейчас, сдерживая слёзы, она старается улыбнуться — сочувственно и как бы извиняясь за то, что сказала лишнее. А ведь извиняться, черт побери, должен я! Я изо дня в день, как пустоголовый осел, в прямом смысле этого слова отшиваю ее, в то время как она так просто, наивно и немного по-детски… тянется ко мне — со всей своей душой. С этой — что бы там не казалось на первый взгляд — светлой и совсем неиспорченной, мать ее, душой. А ведь, выходит, не только она странная и чудная. Я тоже. Вот только она — по-хорошему. Я же — по-плохому. — Извини, Астрид, — я, пытаясь ее успокоить, положил руку ей на плечо — от этого мне стало немного неловко, — Я не должен был так срываться. — Ничего страшного, — Хофферсон вымученно улыбнулась — господи, и она ещё находит в себе силы улыбаться такому отпетому кретину, как я, — У всех иногда бывают… неудачные дни. Какая же она всё-таки хорошая. Жаль, раньше я отказывался замечать это. А ведь она, откровенно говоря, была единственным человеком, с которым я хоть как-то общался. — Слушай, — в моей голове вдруг блеснула слегка самонадеянная мысль, и я тут же решил выдать ее Астрид, пока желание не отпало, — А с кем ты идёшь на этот бал? — Ну… — подобного вопроса моя блондиночка явно не ожидала, — Ещё вчера меня звал Йоргенсон… — Ясно. Прости. Мне не стоило спрашивать, — и как я мог надеяться, что такая девчонка останется без пары? Видимо, придётся-таки приводить в осуществление план «подпирания стенки». — Эй, если тебя вдруг осенило и ты хочешь, чтобы мы пошли вместе — так вперёд, — теперь уже она положила руку мне на плечо, дабы как-то подтолкнуть меня к хоть каким-нибудь действиям, хотя тут, наверное, в идеале нужен хороший пинок под зад, — С Йоргенсоном я не то что на бал не пойду — и вовсе даже за одну парту не сяду. — А я чем лучше? — после ее слов мой мозг откровенно затупил, ожидая подвоха и упрямо выдавая «ошибку 404», — В смысле… — Ну, я ведь сижу с тобой и даже не жалуюсь. — Тебя никто не держит, блондиночка, — вот, конечно же. Снова Иккинг ляпнул глупость. И почему я не умею молчать, когда нужно, и комментирую всё подряд? — Ты что, издеваешься надо мной? — Астрид смотрела на меня не зло — с некой иронией, едва прищурившись и скрестив на груди руки. — Всё, я молчу, — давно пора бы. — Так мы идём на бал вместе или как? Что мне действительно нравилось в Хофферсон — так это ее упертость. Твердолобая и вместе с тем решительная и несколько бесцеремонная — определённо идеальное сочетание. — Да, — я, неуверенно улыбнувшись, кивнул. Уж лучше она, чем совсем ничего. Тем временем в кабинет наконец-то зашёл преподаватель. Видимо, он сам не ожидал, что в такую рань к нему на урок придёт хоть кто-нибудь, однако, увидев меня, Астрид, задрота Ингермана, который посещает абсолютно всё, что только можно, и близнецов Торстонов, которые, скорее всего, припёрлись сюда просто «ради прикола», он заметно приободрился. Полдесятка ребят, удосужившихся поднять свои задницы с кровати раньше обычного — уже достижение. Профессор разложил на учительском столе свои бумажонки и принялся рассказывать нам совершенно неинтересный материал. Конечно же, никто, кроме, пожалуй, толстячка Ингермана, его не слушал.