Разные

Ну, целуй меня, целуй, Хоть до крови, хоть до боли. Не в ладу с холодной волей Кипяток сердечных струй. © Сергей Есенин

— Ничего себе… — только и вырвалось у меня, стоило мне повернуться. Передо мной стояла Астрид — однако это была уже не та моя блондиночка-Хофферсон, слегка растрепанная, немного беспорядочная и несобранная. Сейчас она была… Великолепной. Да, именно — и это, пожалуй, было единственным словом, способным хоть сколько-нибудь приближенно описать то, что я увидел, потому что любые другие слова, стоило только вспомнить их и сравнить с реальностью, тут же меркли, тускнели и становились, казалось, совершенно неестественными и уж точно неприемлемыми. Даже самые изощренные комплименты — попробуй бы я с какой-то радости их вспомнить или, ещё того хуже, придумать — звучали бы блекло, серо и до жути однообразно. Великолепие — то, что больше всего подходило этой Астрид Хофферсон сейчас. О красоте таких, как она, писали и пишут в серьёзных книгах великие литераторы; о таких, как она, сочиняют стихи и песни современные и не очень лирики; таких, как она, рисуют на белых полотнах искусные художники — которым я, как ни прескверно, не горжусь и в подмётки. Она стояла передо мной во всей своей красе, во всей своей утонченной изысканности и прелести — на холоде, в простом школьном дворе среди простых учеников-подростков, и это казалось мне до смешного странным, но в то же время естественным и понятным — кому, как не ей, быть самой прекрасной «дамой» на этом скудном нелепом праздничке? «Совершенна во всём», — подумал я, неприлично пристально разглядывая свою дорожайшую спутницу. Ее блондинистые волосы, обычно заплетенные в лёгкую тонкую косицу и перекинутые таковой через плечо, сейчас были распущены и накручены — они длинными, небрежно-изящными прядями-локонами едва ли свисали с предплечий и падали на спину. Лицо её и вровень не шло тем «по-боевому» отштукатуренным девицам, которые ошибочно считали подобную вульгарность красотой, шедшей в такт переменчивой моде — лишь немного поблескивали перламутром у Астрид губы, а все остальное по прежнему оставалось естественно бледным для неё самой. Платье же её, в отличии от маячащих всюду коротких юбчонок-"мини», было совсем не коротким, однако от этого совершенно не казалось «бедным» — совсем немного закрывающий колени голубой фатин выглядел почти роскошно, а обтянутая белым кружевом фигура и вовсе стала похожа на точеную скульптуру-статуэтку из дорогого, хрупкого фарфора — до того тонкой и стройной была Астрид, и это платье лишь подчёркивало изящество её хрупкого стана. Я же, чуть ли не наспех одетый в обыкновенные чёрные джинсы и темно-серую рубашку, на её фоне выглядел из ряда вон глупо. — Привет, — Астрид мило улыбнулась мне и, подойдя почти вплотную и приобняв за шею, легко поцеловала в щеку — видимо, в наших  отношениях я действительно что-то да упустил, ведь всего-то пару дней назад мы и «привет» друг другу говорили редко, если не сказать — не здоровались вовсе. Хотя, если быть совсем уж честным, я просто игнорировал её, как последний болван — она-то со мной и заговорить пыталась, чего уж там. — П-привет… Ты прекрасно выглядишь, — да, комплимент, конечно, скудный, но на большее я, увы, способен не был. — Ты тоже, — она усмехнулась и, немного смутившись, отстранилась от меня, — Может быть… пойдём внутрь? — Да, конечно, — ну и что ж из меня за джентльмен такой — держать свою «даму» на осеннем холоде, да ещё и в столь лёгком платьице? — Пошли. Немного помедлив, я взял Астрид за руку — её ладонь была холодной и нежной, словно нетронутый ещё пылью фарфор — и сквозь толпу таких же школьников, как и мы сами, провел к главному входу. Толкнул тяжёлую дверь — и изнутри тут же пахнуло обжигающей духотой и теплом. В холле оказалось ещё более людно, нежели на улице, и я даже представить боялся, какое столпотворение будет наверху, где, собственно, и проходил так называемый бал. Я слышал, как мельком здоровались с Астрид какие-то незнакомые девчонки и видел, как мельком они же кивали уже мне, а после — отводили взгляды и шепотом переговаривались между собой, мол, какого собственно черта мы с ней, ещё давеча не общаясь и пересекаясь лишь изредка, теперь шли вместе и держались за руки, сцепив ладони в замок, будто самая настоящая пара. Да уж, тот ещё повод для сплетен. Чего доброго, понапускают лишних слухов, как это обычно бывает в старшей школе — раскрасят серую и простую реальность в самые лживые и пагубные краски, испортят жизнь и посмеются, словно бы чужая репутация — всего лишь повод пошутить, вот только шутки такие, как правило, совсем не смешные. — Всё в порядке? — я лишь снова крепче сжал руку Астрид, когда мимо неё, сухо поздоровавшись и бросив что-то об «отчаянии» и «неимении выбора», прошла наша с ней общая одноклассница. — Да, — она тепло улыбнулась мне, и я в который раз подумал, какая же она, всё-таки, светлая девочка — сколько бы грязи не выслушала в свой или, что более вероятно, мой адрес, а всё равно остаётся верна собственным соображениям. Маленький, хрупкий лучик солнца, который я все эти годы так безжалостно игнорировал. Идиот, ничего не скажешь. Не прошло и пяти минут, как мы с Хофферсон уже стояли в широком проходе этажом выше — именно там архитекторы нашей школы решили с непонятно какой радости разместить спортзал и именно там сегодня проходило сие недалёкое мероприятие, на которое мы, собственно, и притащились. — Как всё красиво… — восторженно прошептала девушка, оглядываясь вокруг. Я же её «энтузиазма», однако, не разделял. Конечно же, школьная администрация изрядно постаралась, так и эдак «преображая» сею аудиторию — всюду были понавешены гирлянды и «целофановая» мишура, а в самом центре на потолке висел непонятно откуда вытянутый старый диско-шар — однако вся эта бижутерия, на мой взгляд, выглядела более чем нелепо. Я, потянув за собой и Астрид, неспешно подошёл к приставленому у стены такому себе «фуршетному столу», организованному из нескольких школьных парт и заставленному напитками вроде «Колы» и «Фанты», а так же печеньем, фруктами и, кажется, даже бутербродами — почему бы, собственно, и нет? Но, конечно же, всё это добро было не слишком в обороте, так как все ребята по-старше, которые обычно и тащятся на подобные тусовки, знали — через пару часов, если не раньше, здесь уже будут совершенно другие «сладости». А пока всё, чем могли довольствоваться ожидающие «чуда» — так это музыка из не особенно новой стереосистемы да задорный голос DI-джея: — А теперь объявляется первый за этот вечер медленный танец! «Что ж, — подумал я, — была не была». — Эй, блондиночка, — мне пришлось немного наклониться к ней, чтобы она хоть сколько-нибудь услышала мой голос среди всеобщего шума, — не хочешь потанцевать? Астрид мило улыбнулась — она явно ожидала подобного приглашения, однако менее приятным от этого оно не становилось. Тогда я аккуратно взял её за руку и потянул в центр, где уже танцевали под незамысловатую песню пары школьников. «Give me love like her, 'cause lately I've been waking up alone», — звучала, казалось, прямо в воздухе медленная, простая мелодия, пока я немного неуверенно, но довольно крепко обнимал Астрид за тонкую талию, слегка перебирая пальцами верхние складки из фетра на ее лёгкой юбчонке. «Paint splattered teardrops on my shirt, Told you I'd let them go, And that I'll fight my corner», — Астрид, обхватив меня за шею и то и дело усмехаясь, едва ли прижималась ко мне всем своим хрупким, тонким телом — и нам обоим это нравилось, о черт возьми. «Maybe tonight I'll call ya, After my blood turns into alcohol, No, I just wanna hold ya», — раде этих нескольких минут, несомненно, стоило просто смотреть друг на друга столько лет. Раде этого нелепого и до смешного банального школьного танца, который оказался для нас обоих чем-то большим, чем мы могли ожидать. «Give a little time to me or burn this out, We'll play hide and seek to turn this around», — вокруг всё уже давно «обжимались» — ещё бы — и мне, честно говоря, при всей своей холодной и равнодушной сдержанности хотелось сделать сейчас то же самое. «All I want is the taste that your lips allow», — не долго думая, я притянул мою милую Астрид к себе и крепко поцеловал — не так, как перед этим, легко и неуверенно. Этот поцелуй был настоящим — с избытком наполненным любовью и тем непонятным чувством, смысл и суть которого — в этом я был уверен — понять и постичь нам с Хофферсон ещё только предстояло. «My, my, my, my, oh give me love*», — да, в эти секунды я был абсолютно счастлив, потому что всё вокруг перестало существовать. Весь мой мир в одночасье клином свёлся на ней одной. И я, возможно, до конца и взаправду осознал, что действительно люблю её. Вот так вот это, похоже, и случается — не «в горе, бедах и невзгодах», как зачастую обещает нам классика, а на обычных школьных балах, потому что… а, черт его знает, почему. Просто вот так — так, как и должно быть. Отыграла медленная песня, и все потихоньку разошлись, ожидая, пока из колонок снова «рванет» что-нибудь зажигательное, дабы опять выйти под биты современности на танцпол. Мне же оставаться здесь было в высшей степени неохота, потому как как всё мои мысли без исключения занимала Астрид, и мне, признаться, не хотелось заполнять голову чем-то другим. Попытками а-ля «как бы покрасивее подергаться вместе с толпой под модерн-попсу» — так точно. — Может, пойдём отсюда? — я едва заметно усмехнулся и, не дожидаясь ответа, утянул Астрид из толпы. Мы спустились по лестничному пролёту — там было непривычно пусто и немного холодно — и вышли на задний школьный дворик. Однако, похоже, не нам одним «наскучило» торчать на этом импровизированном балу, потому что на ступенях, обперевшись о спины друг друга, сидели близнецы Торстон — местные заводилы и весьма себе интересные ребята, которые, собственно, и сплавляли всем на подобных мероприятиях алкоголь и ещё много чего «весёлого». Вот и сейчас они оба сидели — девчонка в довольно роскошном платье в пол, которое она подобрала под ноги и шлейфом уложила рядом с собой на ступени, и парень простом «парадном» костюме с распущенным галстуком и полурасстегнутой рубашкой — и, изредка переговариваясь между собой несвязными фразами, потягивали шампанское из одной бутылки. Судя по тому, что «напитка» там осталось совсем на дне, эти двое уже были неплохо пьяны. — Эй, ребята, — девушка, увидев нас, подняла голову, и в полумраке я заметил, как нездорово и нетрезво блестят её глаза, — Не хотите составить нам компанию? Я хотел уж было как-нибудь тактично отказаться, сославшись на «дела» или что-то в этом роде, однако Астрид, похоже, была настроена решительно противоположно. — А у вас есть ещё одна бутылка? — слышать такого рода слова от моей блондиночки было из ряда вон непривычно. — Обижаешь? — парень дико хохотнул, протягивая нам непочатую бутыль шампанского, — У Торстонов всегда всё есть. «Ну, — выдохнул я, глядя, как явно не имеющая опыта в употреблении алкоголя Хофферсон с интересом разглядывает надпись на этикетке, — попробуем «взрослую жизнь» на вкус». __________________________________ *Из песни «Give me love» Эд Ширан: Give me love like her, Подари мне любовь, 'cause lately I've been waking up alone, Потому что в последнее время я просыпался один, Paint splattered teardrops on my shirt, Краска забрызгала слезы на моей рубашке, Told you I'd let them go, Я говорил тебе, что отпустил их, And that I'll fight my corner, И что я буду бороться за свой угол. Maybe tonight I'll call ya, Может сегодня ночью я буду звать тебя, After my blood turns into alcohol, После того как моя кровь превратится в алкоголь. No, I just wanna hold ya. Нет, я просто хочу удержать тебя. Give a little time to me or burn this out, Дай мне немного времени или сожги это, We'll play hide and seek to turn this around, Мы будем играть в прятки, включая всех вокруг, All I want is the taste that your lips allow, Все, что я хочу, это вкус твоих губ. My, my, my, my, oh give me love. Моя, моя, моя, моя, моя, о, подари мне любовь.